Редкое счастье

*** Спустившись поутру в пустующий общий зал, Геральт уже знал: что-то нечисто в этом городке, что-то не в порядке. В воздухе витал чуть уловимый запах гниения, мертвечины; необъяснимое напряжение давило на плечи, зудело в уши противным комариным писком. Медальон на груди лежал ровно, ни на секунду не дрогнул, но ведьмак привык полагаться не только на него, а и на собственную чуйку, которая настойчиво давала понять: пора уходить. Переночевали, позавтракали – и будет, прочь от этого мрачного места. Усевшись за стол, равномерно присыпанный крошками, Геральт поманил корчмаря. - Сообрази-ка нам что поесть, хозяин. И скажи, сколько просишь за снедь да постой. - Только приехали – и уже вострите лыжи? – мужик склонил голову набок, полоснул ледяным взглядом. – Али случилось что? Геральта самого так и подмывало задать тот же вопрос, но он сдержался, дёрнул плечами и промолчал. Корчмарь высморкался в уголок грязной тряпицы, болтавшейся на поясе, и уже более мягким тоном продолжил: - Ежели кто из наших тебя по матушке послал, осердясь, то уж не держи зла. Ведь оно как бывает: у кого беда приключилась, тот её и на других валит. - Что за беда? – ворвался в разговор чуть припозднившийся Лютик, плюхнувшись на вторую скамью. Хозяин раззявил рот в показушной улыбке, покряхтел, устраиваясь на табурете, и завёл рассказ. - Тут лесок есть, ежели к югу забирать от ворот-то. За лесом – поля и деревни, да людные такие, в базарный день там ажно не протолкнуться бывает. И вот, как жара эта началась, повадилась страховидла какая-то людей морить. То деревенских, кто в лес пойдёт, а то и наших. Рвёт на части, будто волк. Но не волк это, нет, а чудовище. Спасу от него нет, сударики. - Одно? – уточнил Геральт, отчётливо слыша фальшь в тонком голоске. - Чегось? - Чудовище одно? Не путаешь, мил человек? Корчмарь подёргал засаленный шнурок с серебряным оберегом, что висел на серой от пыли шее. Развёл руками и вздохнул горестно. - Свечку не держал. Но парни наши, какие ходили то чудовище бить, говорили, будто одно. Шустрое и с когтями такими, вострыми да корявыми. - Значит, зря ходили, раз оно ещё живое? – бестактно спросил заслушавшийся Лютик, и Геральт дал себе зарок: запретить ему строго – настрого сочинять про это балладу. А пуще того – петь её здесь, навлекая на них обоих гнев обозлённых кметов. Хозяин не удостоил его ответом, и Лютик, к счастью, замолк, голодными глазами постреливая в сторону кухни. - Вот мы тут и подумали: а ну как сударь ведьмак поможет, раз он в наших краях проездом? – заискивающе протянул корчмарь. Казалось, случай был – обыкновенней некуда, да сотню раз заводились с ведьмаками такие разговоры. Но Геральт подобных прощелыг насквозь видел, знал: его обманывают, и ладно, если только в смысле грядущей оплаты услуг. О которой, к слову сказать, следовало договариваться прямо сейчас. - Сам знаешь, ведьмаки бесплатно не работают, - обронил он будто невзначай. - Это да. Само собой. Но, ежели так посудить, то за одну-то страшилищу много не возьмёшь? – тут же принялся увиливать мужичок. – Полсотни оренов, может, хватит, ась? Геральт хмыкнул, наклонился к столу, так что кошачьи зрачки сузились, попав под косой солнечный луч. - За столько, пожалуй, расскажу тебе, как монстра убивать, но не более. - Сотня? - За сотню покажу, как меч точить, да провожу до опушки. Тут Лютик не сдержал, в конце концов, ухмылки и по-свойски приобнял корчмаря за плечо. - Поверь мне, приятель, с ним разговор короткий. Лучше дайте, сколько просит. Иначе, сам понимаешь, бить вам чудовище самим. Побагровевший корчмарь сбросил с себя его руку, зыркнул так, что пришиб бы на месте, коли б взглядом можно было убивать. Оскалил кривые зубы и процедил: - Премного, премного за совет благодарны. И сколько ж сударь изволят просить за помощь у бедных крестьян, что под смертью ходят, а? Вероятно, дело кончилось бы скверно, не скрипни сейчас же входная дверь. С улицы, беспечно переговариваясь, вошли трое крепких молодцов, и самый рослый, обряженный в телогрейку из беличьих шкурок, замахал хозяину корчмы. - Батя, сговорился там? - Сынок мой старшой, Идан, - пояснили гостям. – И его приятели, что с ним ходили в поля. Он-то вам всё и растолкует, что да как. Хлипкий табурет чуть не приказал долго жить, когда хозяина на нём сменил его отпрыск. Его приятели заняли места по бокам, презрительно обшарили взглядами ведьмака, а потом и Лютика, который с жалостью косился на пушистую телогрейку, вероятно, в душе оплакивая бедных зверьков. - Так вот, ведьмин, слушай, - завёл парень. – Видали мы тварь, серую такую, спину гнёт, глазами сверкает. Злющая, ядрёна вошь! Шипела, бормотала, тяпнула меня, понимаешь, в ляжку. Сказав это, детина состроил такую рожу, будто клеща обнаружил на причинном месте, но Геральт, далёкий от сочувствия, не удовлетворился таким коротким рассказом. - Неужто та тварь была одна? Других не видать и не слыхать? - Так мы, сам-то подумай, по всему полю рыскать не стали. Косой я замахнулся, а оно в ответ как хватит за ногу! Войка поцарапало, рыкнуло – и тикать. Ну, мы и… - А вы – в другую сторону, ясно, - закончил ведьмак, а Идан набычился, стиснул край стола так, что доски скрипнули. - Других не видали, - только и процедил он. - А нет ли неподалёку могил, что посвежее? - Нету. За лесом только, как к посёлку идти. - На людей оно нападает вечером, или и днём бывало? – продолжал Геральт. - Всяко, - ответил один из Идановых прихвостней, - То к ночи ближе, а то и на зорьке. Порвёт и ну жрать. Тьфу, аж тошно, сударь. - Понял. Так, значит, оно тебя укусило, говоришь? – уточнил ведьмак у корчмарёва сынка. – Но ты жив, здоров, и рана зажила? Парень открыл и закрыл рот, сравнявшись по цвету с буряковой ботвой. Оглянулся на отца, который слушал разговор жадно, внимательно, подпирая стеночку неподалёку. - Это ты мне так смерти пожелал, что ли? – взревел он, отдышавшись. Лютик, что всё это время сидел тише мыши, втянул голову в плечи, дёрнулся, но Геральт, даже не глядя в его сторону, покачал головой, отмахнулся и улыбнулся с издёвкой. - Это я так пытаюсь понять, что там за тварь, и как вас от неё избавить. Раз ты цел и бодр, значит, чудовище не ядовито. А таковых, знаешь ли, немало, считай, что тебе повезло. - И как, понял, что хотел? - Думаю, да. - Так, значится, возьмётесь за чудовище, если мы вам сотню оренов соберём, да ещё пятьдесят сверху? – снова проявил деловую хватку корчмарь. – А я вот ещё денег за комнату с вас не возьму. Пока бьёте страшилищу, живите себе безоплатно. Как ни восставало чутье, как ни мало было желание связываться с этим дельцем, как ни хмурился Лютик, который, видно, тоже был не в восторге от такой идеи, а деньги всё же не помешают. Впереди ждал длинный переход, на котором ни зажиточных сёл, ни городов не попадалось, кошель же почти опустел. Зачем перебиваться брусникой да дикой куропаткой, если есть оказия заработать монет? Рассудив так, Геральт вздохнул, проигнорировал весьма чувствительный щипок, которым его наградил под столом Лютик, и пробормотал: - Я сейчас схожу туда и гляну, что к чему. Если и вправду есть в полях ваше чудовище, отправлюсь за ним завтра. - Значится, полтораста монет да постой. Ох, тяжко оно, конечно, сударь. Но с бестией-то оно ещё тяжелей! - Хорошо, по рукам, - степенно произнёс Геральт, и корчмарь даже протянул ему чумазую ладонь для пожатия. - А пока угощу вас нашим рагу из зайчатины. Такое уж удачное оно получилось, впору во дворце подавать! Повеселевши, хозяин сбегал на кухню, распорядился о чём-то, и вскоре дородная пожилая матрона, по всей видимости, его жена, вынесла поднос с мясом, тёплым свежим хлебом и медовым хмельным сбитнем. Что-то подсказывало Геральту, что та зайчатина ещё вчера кудахтала, ладно, если не мяукала, но он, конечно, не спешил делиться этими наблюдениями с уплетающим за обе щеки Лютиком. - Эх, жаль, что мы остаёмся. Не сказал бы, что местечко приятное, - посетовал он, орудуя ложкой. - Что ж поделать. Деньги есть деньги. - И не говори. Закончив с едой, Геральт потребовал ещё кувшин горячего сбитня, отвёл Лютика наверх, в комнату, и принялся собираться. - Одна к тебе просьба, - между делом сказал он, оторвавшись от затягивания ремешков на ножнах. – Не ходи никуда, дождись меня тут. Пей вот, отсыпайся, займись чем-нибудь. Но не мельтеши у местных перед глазами, не нравимся мы им. - Ладно, - согласился Лютик, сытый и оттого послушный. - У меня есть, что записать, до твоего прихода хватит, да ещё и останется. Он подвинул стол к окну, протёр полой рубахи пыльную кружку и налил себе выпить, предложил и Геральту, но тот отказался. Ничуть не обидевшись, Лютик достал из своей сумки чернильницу, книжицу в чуть потёртом переплёте да стопку бумаги, за которую в Мариборе торговался так, что народ аж собрался послушать. - Уже знаешь, кто завёлся у них в полях? – поинтересовался бард, пощекотал ведьмачью шею кончиком пера. – Дай-ка ножик, очиню быстренько, пока ты здесь. - Давай, я сам сделаю. Геральт отвлёкся от сборов, взял из пальцев Лютика длинное перо и принялся заострять кончик стержня, ссыпая стружку на край подоконника. Солнце слепило глаза, он отвернулся от окна и поймал украдкой брошенный на него взгляд: восхищённый, тёплый, ласковый. Тьфу ты, слово-то какое. Лас-ко-вый. Ерунда всякая лезет в голову из-за Лютика, засранца. Того и гляди, сам стихами заговоришь, понабравшись. - Вот, готово. Накеры у них там завелись, держу пари. Может, конечно, и падальщики какие, гули или грайверы, но это вряд ли. Схожу – узнаю. - Ходят гули у дороги, Съели руки, съели ноги. Скоро им жратвы не хватит, Так что ты смотри, приятель! Лютик карикатурно нахмурил брови, понизил голос до зловеще низкого и нараспев продекламировал детскую глупую считалку, но добавил куда более серьёзно: - Слышишь? Смотри там. Не зевай. - Да разберусь уж как-нибудь. *** Вернувшись незадолго до заката, Геральт застал Лютика на том же месте, где оставил: за столом у окна. Как и утром, он склонялся над своими записями, подогнув под себя ногу. На полу валялись заляпанные чернилами листы бумаги, кувшин опустел, на виске увлечённого барда красовалось иссиня-чёрное пятно: видимо, задел испачканным пальцем. - Эй. Глаза ещё на лоб не лезут? – бросил ведьмак вместо приветствия. - «Изящная словесность есть занятие благородное и полезное весьма, токмо для блага публики и служащее». Ну, что там? – не забывая повыпендриваться, спросил Лютик, закрыл свою книжицу и аккуратно пристроил перо на край чернильницы. Геральт стащил плащ, отцепил от него несколько колючек репейника и пожал плечами. - Да не видел я никого. Но приметил следы… питания. Обглоданные кости, тряпьё. Думаю, и впрямь накеры, местные ведь подробно описали. Лютик поморщился, видно, представив себе, как именно выглядят остатки пиршества этих тварей. Встал, коротко обнял ведьмака, коснулся лбом его лба и, храбрясь, предложил: - Раз всё так просто и ясно, я, может, смогу пойти с тобой? Побуду где-нибудь неподалёку, подожду да поглазею. - Нет! – вскричал Геральт, тут же понял, как опрометчиво только что дал понять, что что-то неладно. Лютик отстранился, задумался. Спросил нерешительно: - Но я уже ходил с тобой, много раз. Что не так теперь? Кметы сказали, что там всего один накер, разве это такая уж сложная задача? - Ты ходил со мной в леса, но не на охоту, это разные вещи. А кметы… Эти люди врут, Лютик. Не знаю, что будет в тех полях, но догадываюсь, что нихрена хорошего, - пришлось признать ведьмаку. Лёгкая улыбка покинула губы Лютика. Он вздрогнул, посмотрел на Геральта нечитаемым взглядом, постучал пальцами по пыльному подоконнику. - Не понимаю. - Накер – одиночка, знаешь ли, является диковиной похлеще девственницы в Новиграде. - Они же сказали… - Да эти что угодно наболтают, лишь бы получить помощь да зажать монету - другую. Даже если не брешут, даже если во всём поле и вправду кукует только один накер… Мне это не нравится. Слышал, о чём перешёптываются по углам? Только в этом городке за последнюю неделю погибло двенадцать человек. Ну не могла одна тварь их вырезать. - Тогда я тем более должен пойти! – севшим голосом заявил Лютик. - Ну и чем ты поможешь? Нет, серьёзно? Будешь достаточно вкусненьким, чтобы накеры напали на тебя первого? - Я вот всё не пойму, ты меня ребёнком считаешь или убогим калекой, что не способен ни на что толковое? Призвав на помощь всё терпение, какое ещё сохранилось в нём после целого лета наедине с бардом, Геральт сел на край кровати, поманил Лютика к себе, и тот примостился прямо на полу у его ног, умоляюще заглянул в глаза. Ведьмак тяжело вздохнул, обнял Лютика за плечи и силой усадил рядом, устроил ладонь на его колене, погладил успокаивающе. - Ни тем не считаю, ни другим. Да чего ты так дёргаешься? Это, по сути дела, обычный заказ. Да, на стаю. Уверен, там именно стая, что бы ни несли эти остолопы. Но я справлюсь. Просто не хочу, чтобы ты шёл со мной и рисковал. - Геральт, у меня плохое предчувствие, - выпалил Лютик, затряс головой, будто отгоняя дурной сон. - Хоронишь меня раньше срока, зараза? – вырвалось у Геральта прежде, чем он вспомнил: не умеет он утешать, не его это сильная сторона. Услышав такое, Лютик и вовсе окаменел. Моргнул раз, другой, встал и отошёл к окну, закрываясь, скрестил руки на груди. - Твоя правда. Я несу чушь. Конечно, ты одолеешь их, как и всегда. И я сложу балладу о твоей победе, когда вернёшься; она будет красивая, но придётся много добавить от себя, хоть ты это и не любишь. Геральт слушал его, слушал, да и не выдержал: Лютик звучал так, будто его ножом резали, говорил надтреснуто и гулко, и плечи его чуть заметно вздрагивали. - Вот и порешили. Пойдём-ка вниз, выпьем чего-нибудь. Денег маловато, но на выпивку тратить не грех. *** В мрачном предчувствии надвигающейся беды Лютик пил так, как будто не ему наутро было трезветь. Косеть, как ни странно, он при этом и не думал, просто заливал в себя кружку за кружкой, жался к Геральту, как тот ни норовил отсесть подальше, чтоб не провоцировать местных хотя бы этими вот… нежностями. В зале собирался народ, но не было ни веселья, ни шуток, ни застольного гомона. Подавленно глядя себе под ноги или в собственные кружки, кметы и кметки шёпотом перекидывались словечком – другим и замолкали. - Видал я погосты, что повеселее этого места, - неловко пошутил Лютик, обдал запахом пряной медовухи, притиснувшись к самому плечу. - У них погибли дети, братья, друзья. Не время веселиться, - объяснил очевидное Геральт, махнул хозяйке, которая помогала мужу разносить питьё. На стол опустились две полные кружки, Геральт поймал в свою блик от ближайшей свечи, задумался. Этаких печальных вечеров он помнил великое множество. В Боклере, после проделок разгулявшегося вампира, в Ковире, когда приснопамятные сколопендроморфы истребили двадцать с лишним душ, в Заваде, где две дюжины детей сгинули в болотах, и крики их обезумевших от горя матерей до сих пор являлись в кошмарных снах. Какая-то часть его ещё помнила, что такое терять друзей и близких, сочувствовала людям. Какой-то части было плевать. Сейчас ему хотелось всего-навсего сохранить свою шкуру да уберечь от бед Лютика. Не тянуло, конечно, возвращаться в поля, над которыми воняло гнилой плотью и ужасом. Но нужно было – и теперь, и всегда, как и раньше. Нужно, и всё тут. - Эй, - всё никак не унимался Лютик, которого выпитое раскрепощало пуще обыкновенного. – Что же мы сидим тут, будто в склепе! Я спою, если ты не возражаешь? - Ох, и не ко двору тут придутся твои песни, - предупредил Геральт, и его словам вторил недовольный шепоток кого-то из посетителей. - Я не им буду петь, а тебе. - Смотри сам. Метнувшись в комнату за инструментом, Лютик крутанул колки, мучая разболтавшуюся струну, негромко наиграл короткое вступление и запел, склонившись к Геральту, почти касаясь свисающими на лицо прядями его рукава. - Почувствуешь в воздухе Нездешние отзвуки, Увидишь сквозь морок лжи Судьбы миражи. Где руки сплетаются, Где губы прощаются, И в синий рассветный лёд Нас небо зовёт. - Ну, чего там, сударь ведьмак? – перекрикивая певца, полюбопытствовал корчмарьский сынок из угла, в котором с самого раннего вечера попивал эль и трепался с громилами - приятелями. - Страшилище видали? - присоединился сам хозяин. - Не видал, но оно там есть, - спокойно ответил Геральт, придвинул к себе полную кружку, отбирая её у Лютика, которому, по его мнению, пить следовало завязывать. Сам бард, впрочем, с этим оказался не согласен, перехватил свою медовуху и залпом выхлебал, пощипал струны, ловя убежавший аккорд. - Избавите нас от лишенька? – вмешалась молодая кметка, до самых глаз закутанная в тёмный платок. - Попробую. Общение с горожанами на этом иссякло, и, подождав минуту для верности, Лютик продолжил петь, продираясь сквозь вязкую давящую тишину. - Дороги забытые, Дороги разбитые Ложатся под стук копыт, И сердце спешит. И ветры попутные Не связаны путами, И утро не станет ждать, Нельзя опоздать. Оторвавшись от лютни, чтобы сделать пару глотков, Лютик нервно усмехнулся, сделал вид, что полностью увлечён рассматриванием свежей мозоли от струн на пальцах. Шепнул украдкой: - То, что я сказал ночью, было зря. Я ничего от тебя не требую, сам не знаю, что на меня нашло. Глупые слова. Не обращай внимания, ладно? - Считай я их глупыми, разве обещал бы подумать над ними? – возразил Геральт, пододвинул к себе тарелку с пирогом и добавил: - Вернусь, поговорим. На трезвую голову. - Да я возмутительно трезв! - пожаловался Лютик, покачал головой, когда Геральт и ему предложил пирог, взгромоздил лютню обратно на колени. - Ты вышел из голода, Из вечного холода, Из горной железной тьмы, Из древней тюрьмы… Из сумрака севера Соцветием клевера Последний весны росток Вплетётся в венок. Долго ли, коротко ли, а выпитое начало сказываться: язык у Лютика стал немного заплетаться, но пальцы исправно дёргали и прижимали к грифу нужные струны, в такт притопывала нога. Геральт вслушивался в слова песни и не знал даже, чего хочет больше: дать короткий подзатыльник, чтобы Лютик угомонился уже и перестал проезжаться по его нервам, или же дослушать до конца и поблагодарить. Красивая была баллада, как и прежние. И сам не заметил ведьмак, как поневоле стал в этом разбираться. - Роса рассветная Светлее светлого, А в ней живёт поверье диких трав. У века каждого На зверя страшного Найдется свой однажды волкодав. Най… - Слышь-ка, гостюшка горластый, - раздался трясущийся от гнева голос корчмаря. Геральт дёрнулся, обхаял себя за то, что не заметил, как к ним подошли. Ведьмак, тоже мне. Раскис от улыбок да песенок, а ведь к этому давно шло! Лютик же, перебитый на самой середине слова, закашлялся и умолк, рука соскользнула со струн, немелодично взвизгнувших напоследок. Перед ним брякнулась об стол глиняная кружка, до самого верха наполненная самым дешёвым местным пивом – тем, которое, по мнению Геральта, отдавало прелой соломой и мокрой псиной. - Выпей вот, угостись. Опосля того примолкни, очень уж прошу. У людей тута горе. Кто сына поминает, кто кума. А ты распелся, да ещё и о чудовищах, едрить твою! Кто ж так платит за гостеприимство, - зашипел хозяин. Нахмурив лоб, Геральт дождался, пока Лютик вольёт в себя отвратное пойло, что сулило стать последней гадкой вишенкой на торте его завтрашнего похмелья, и велел: - Давай-ка пойдём наверх. Хватит дуть всякую бурду, тебе нужно лечь. - Нужно, - поддакнул Лютик и побрёл к лестнице. Несколько посетителей проводили его цепкими злыми взглядами, корчмарь заворчал что-то под нос. Геральт, веско положив руку на рукоять кинжала, висевшего на поясе, оглядел зал напоследок и отправился вслед. *** - Слушать ещё можешь? Или сразу в кровать? – без обиняков осведомился Геральт, едва дверь стукнула об косяк. - Я умею пить, знаешь ли, и я в полном порядке, - задрав нос, похвалился Лютик, но тут же, опровергая свои слова, покачнулся и поспешил упереться в стену. Не зная даже, что хуже: Лютик, который начнёт буянить, или Лютик, что станет умолять остаться, Геральт занялся делом: разложил на столе доспех, немного пообтрепавшийся за лето, достал из угла ножны. - Я отправлюсь в поля на рассвете. Скоро не жди. Придётся идти пешком: Плотву разорвут в клочья, если отвлекусь. Когда закончу в поле, нужно будет дойти и до деревни за лесом, вдруг по пути встретятся ещё накеры. - Да и пёс с ними, Геральт, кметы всё равно платят как за одного, - рассердился Лютик, пьяно взмахнул руками, изображая, видимо, противных недалёких местных. Только теперь Геральт понял, насколько переусердствовал с успокаивающими возлияниями. Мягко ухватил Лютика за запястья и подтолкнул к стулу. - Самим же потом безопаснее будет по тому лесу ехать. Он как раз по пути. - Хозяин – барин. - Местных не раздражай, лучше вообще поменьше с ними балакай, мало ли, к чему придерутся. В конюшне я заплатил, только навещай Плотву почаще. Не любит она долго одна. - И я… - И ты не любишь, вот и отвлечётесь друг на друга, - терпеливо продолжал ведьмак, вынул несколько стекляшек с эликсирами из подсумка. – Я думаю управиться за пару дней, переночую на опушке, а то и в деревне, если пустят. Пошарив по сумкам и карманам, он насобирал горсточку монет, ссыпал в потёртый кошель и бросил его на кровать. - Вот, спрячь куда-нибудь. На три дня точно хватит, а там я вернусь, получу плату. - Хорошо. - Ну а если не вернусь, то придётся тебе, Лютик, уходить. Пением, сам уже, наверное, понял, ты тут не прокормишься. - И куда я пойду, по-твоему? – отстранённо поинтересовался бард. Он попытался расстегнуть пуговицы, но пальцы дрогнули и ненароком оторвали одну, некрепко державшуюся на распущенной нитке. Геральт ругнулся беззлобно, сам снял с Лютика куртку, залез под рубаху, наглаживая бока и спину. Положил руку на плечо и потрепал в знак поддержки. - Брось. Ты умнее, чем хочешь казаться. Не пропадёшь. Оседлаешь Плотвичку, да и двинешься по большаку на юг. А там, глядишь, я догоню. Всякое случается, охота и затянуться может. - Всякое, - с горечью подтвердил Лютик, вцепился в Геральтову ладонь и отчаянно прижался к ней холодными губами. - Узнаю, что сунулся за мной, в лес к накерам – уши оторву, - пообещал ведьмак, не отнимая руки, потёр большим пальцем чуть колющийся вечерней щетиной подбородок. Молчание было ему ответом, и Геральт, проклиная про себя свою мягкотелость, так некстати пробудившуюся и показавшуюся из-под надёжного прежде панциря, завёл рассказ: - Раз пошёл я на гнездо сколопендроморфов, под Ковиром было дело. И, надо же, так вышло, что гнездо-то там оказалось не одно. Пришлось побегать. Пока всех детёнышей перебил, пока изловил взрослых, там и три дня как один промелькнули… Лютик слушал молча, иногда кивал и выглядел так, будто был спокоен, наконец, но Геральта обмануть не смог. Этой ночью цветочный запах перебивал терпкий запах соли, запах непролитых слёз, и так было неправильно. - Давай уже спать. Поздно, - велел ведьмак, приметив, что его спутник начинает клевать носом. - Я провожу тебя утром? – встряхнувшись, спросил Лютик. - До ворот, - щедро разрешил Геральт, почти уверенный в том, что сможет собраться и уйти, не разбудив его и не потревожив. - Может, до опушки? - Торговаться будешь в лавке, меня уламывать – дохлый номер. Сморённый всё-таки крепкой медовухой, Лютик заснул почти мгновенно, устроив голову у Геральта на груди. Сам ведьмак лишь дремал, вполглаза посматривая на бархатную синь за окном. Ну вот что Лютик так за него цепляется? Глупость ведь. Кто ещё станет так трястись из-за хмурого ведьмака? Да никто. На рассвете Геральт встал, еле выпутавшись из плена Лютиковых объятий. Бесшумно оделся, подхватил ножны и сумку с пола, вышел в коридор, но спохватился, вспомнил, что забыл в комнате пояс, на котором так удобно было держать самые необходимые эликсиры. Пришлось идти обратно, разыскивать пояс, завалившийся за кровать. Радуясь, что после попойки Лютик имел обыкновение спать особенно крепко, Геральт запахнул плащ, постоял немного у двери, разглядывая знакомое уже до последней чёрточки лицо. «Возвращаться – плохая примета», - очень некстати вспомнилось ведьмаку, когда дверь снова закрылась за спиной. *** Чутьё, беспристрастное и за это ненавидимое, не солгало. Местные стравили ведьмака с целой оравой накеров. Не один, а, по меньшей мере, дюжина мерзких выродков носились по опушке, беснуясь над свежим трупом. Паренёк из соседнего села в недобрый час сунулся в лес, хотя знал, поди, что затея эта плоха, и оказался жестоко наказан. Накеры прикладывались к его растерзанному телу, отхватывали от него кусок – другой, лакали уже сворачивающуюся кровь, один с блаженной гримасой на морде высасывал глаза. Геральт, увидав этот чудовищный пир, только вздохнул. Дюжина – это, конечно, не фатально, но всё-таки многовато. Опрокинув в себя флакон «Пурги», он заливисто свистнул, привлекая внимание к себе. Твари эти, вообще говоря, не отличались умом, но зато отлично нападали стаей, компенсируя числом недостаток тактики. На это и рассчитывал ведьмак, уложив первую группку знаком Игни. Следующие четверо попали под лезвие серебряного меча, Геральт почти играючи сносил головы, вспарывал животы и рубил землисто – серые тела. Но вдруг что-то замелькало между стволами деревьев, завизжали в предвкушении те накеры, что оставались пока живы. Неподалёку были гнёзда, а может, пещеры, в которых эти отродья частенько селились. И дюжина – только авангард, лишь малая часть группы, что кошмарила окрестности. На вопли подошли другие, и вот теперь дело пахло жареным, да так отчётливо, что в ушах звенело. Геральт насчитал пятнадцать покорёженных тел вокруг себя. Замаранный кровью меч хищно пел в руке, магию же ведьмак старался больше не использовать, приберегал на крайний случай, подозревая, что могут подкрасться ещё накеры. Те же, что нападали на него, быстро научились на ошибках павших сородичей. Они старались обступить Геральта со всех сторон, не пускали к тропе, ведущей к городу, а, напротив, теснили в лес, где у них, юрких и быстрых, были преимущества. Покружившись несколько минут, достав всего нескольких бестий, но чуть не пропустив атаку, Геральт понял: тупая тактика нечисти приносила плоды. Его внимание рассеивалось, если б не эликсир, он давно был бы мёртв. Крайний случай неумолимо наступал, ведьмак разрядил Аард в троих обнаглевших тварёнышей, но прикрыться Квеном уже не успел. Получив первый укус в бедро, Геральт зашипел, яростно смахнул с себя скрежещущего накера, проткнул его мечом. Но тут же, пользуясь слабостью врага, сзади налетели ещё трое, впились в доспех, цапнули в открывшуюся шею. Кидать Игни себе за спину было бесполезно, не попал бы он как следует. Геральт опять выбросил Аард, накеры посыпались наземь, и он успел убить двоих, прежде чем почувствовал, как кружится голова. Схватил пузырёк «Иволги» с пояса, выпил залпом, и эта секунда промедления стоила ему нового укуса, да ещё и длинные грязные когти вонзились в предплечье. Падая на колени, Геральт успел подумать: если выберется живым из этой истории, то перестанет засовывать язык в задницу, скажет Лютику то, что давно надо сказать. Нахер Туссент, он не отпустит мальчишку никуда. Захочет он идти с ведьмаком – так тому и быть, гори всё адским пламенем. Хорошо, что хоть сейчас его тут нет. Уцелеет. И Геральт больше никогда, никогда… - Прости, Лютик, - еле размыкая пересохшие губы, саркастично простонал Геральт, заваливаясь на землю. – Не я, а ты связался с идиотом… Злобный клёкот до боли саданул слух, усиленный «Пургой». К накерам снова подошла подмога. Четыре твари? Пять? Неважно. Ему сейчас не одолеть и одной. Пальцы сжались на горячей рукояти меча, но глаза закрылись сами, против воли. Геральту стало душно, больно, невыразимо горько. Везде-то он опоздал. ***