Полукровка

Вместо завтрака нас попросили переодеться к выходу и пригласили пройти в холл. Наложницы переглянулись и разошлись по своим комнатам. Ни вопроса, ни отрицания — просто молча послушались. Ну и я, конечно, тоже, оделась, переделала хвост в косу. Они ведь говорили, что орчанки должны заплетать волосы, не уверена, что конский хвост подойдёт под это определение. Не хочется думать, что они могут посчитать меня неуважительной или невнимательной. Мне и так ещё многое предстоит выучить и узнать, надо ответственно относиться к основам. Грегори спокойно ожидал нас в холле, сидя на диванчике, одетый достаточно буднично. — Итак, милые мои, — начал он, сложив пальцы домиком, — мне позвонили из клиники, так что озвучу наши планы на сегодня. Сейчас мы поедем в клинику, где Мария пройдет обследование для получения страховки, а мы с вами, — он немного наклонил руки в сторону наложниц, — сдадим кровь, если никто не возражает, — сдадут кровь? Он имеет в виду донорство? — после я останусь с Марией, а вы смотрите по состоянию. Потом мы можем прогуляться, если останутся силы и время, а вечером пойдем на службу. — Грег, дорогой, ты ничего не забыл? — вздохнула Грета, неловко почесывая висок. — У нас были другие договоренности? — приподнял брови он, наклонил голову к плечу, как непонимающий щенок. И получился забавный контраст этого жеста с несколько официальным тоном. — Я же предупреждал про службу ещё... Ох! — сморщившись, он хлопнул себя по лбу. — Да, я забыл. Прости, пожалуйста, Мария, я не могу взять тебя с собой на религиозную службу, туда допускаются только орки. О, вот как? Конечно, у них же должны быть свои верования. И я бы даже не сказала, что расстроилась, не очень хотелось бы посещать такие мероприятия, я атеистка. — Ничего, я понимаю, — пробормотала я, потому что он выглядел действительно виноватым, да и наложницы смотрели на меня с сочувствием, — и я ещё не совсем знаю ваши обычаи. Будет ужасно стыдно, если я сделаю что-то не так, это ведь не простой орк, а вождь и бизнесмен, круг общения у него должен быть соответствующий. Мы все разместились в шикарном и комфортабельном каре, и как раз в этот момент я осознала, что у меня уже давно нет страховки. Ее аннулировали, когда меня осудили, и новую оформить не было возможности. Вернее, денег. Для таких, как я, страхование обходится почти в два раза дороже. Все это время я ужасно боялась заболеть, простудиться или что-нибудь похуже, потому что денег на лекарства у меня тоже не было. И Грегори все оплатит? Ну конечно, он собирается, если уж у меня точно нет таких финансов, он в курсе. И мне бы хотелось просто быть благодарной, но я испытывала только неловкость и стыд за собственную беспомощность. Клиника, судя даже по фасаду, была не из дешёвых. И мне от этого стало ещё больше не по себе. Орчанки пожелали мне удачи и сразу куда-то ушли, а вот их... Наш муж остался со мной. — Они подождут меня в кафетерии, — улыбнулся он, вместе со мной проходя к стойке регистрации. Мне кажется, что либо господин Градирс очень проницательный, либо у меня все на лице написано. Он уже не раз отвечал на вопросы, которые я даже не успевала задать. Пока орк беседовал с вежливой и улыбчивой девушкой, я пыталась вспомнить, можно ли есть перед манипуляциями с кровью. И почему-то мне казалось, что точно нельзя. Не зря же мы приехали сюда, минуя завтрак. Нас попросили подождать, мы устроились в креслах, и я все же решилась спросить. Понятное дело, что он все продумал, но мне ведь интересно. — Анализ крови нужно сдавать натощак, а вот перед сдачей крови хорошо позавтракать можно и нужно, — усмехнулся Грегори, сильнее налегая на подлокотник и наклоняясь ко мне, — тебя проведут по всем нужным специалистам, но, если кто-то будет обижать, сразу жалуйся мне, — это важный момент. Мне ведь придется сказать, кем я работала, да? От врачей ведь никогда нельзя ничего скрывать, — и ничего не бойся, все абсолютно конфиденциально. Сглотнув, я кивнула. Так не люблю признаваться, всегда кажется, что меня осуждают. Да меня и осуждают — будто у них есть право. Будто они что-то знают о том, как я до последнего искала хоть какую-нибудь работу, топтала свою гордость, умоляя взять меня на любую должность и зарплату. Но правда ли у меня не было выбора? Не пошла ли я простым путем? Но что мне оставалось? Умереть от голода где-нибудь под автострадой? — Спасибо, — прошептала я, сжимая пальцы посильнее, — правда, спасибо. — Я твой муж, — негромко и мягко напомнил Грегори, — твое здоровье, твой покой, твое счастье — все это мои обязанности. Так что не переживай, я обо всем позабочусь. Но что взамен? То самое "немного ласки"? Разве это равноценно? Разве отношения не должны быть равными? Или это и есть патриархат? Но мне неловко от того, что он все это делает для меня — безвозмездно, фактически. По крайней мере, на данный момент, пока я не могу отплатить ему искренней лаской. — Миссис Градирс, пожалуйста, пройдемте со мной, — окликнула девушка в медицинском костюме. Ещё кто-то здесь с такой фамилией? Она так распространена у орков? Но в холле вообще только мы вдвоем. — Мне кажется, это за тобой, — улыбнулся Грегори, подмигнул мне. Осознав, что это, в самом деле, меня зовут, я поспешно встала. Теперь я уже Мария Градирс. Теперь уже ничего не осталось от той меня, которая пять лет назад так радовалась поступлению в престижный колледж. Но нужна ли мне фамилия, которая будет роднить меня с теми, кто меня бросил? Лучше уж Градирс. Мне дали заполнить длинную анкету, опросили о перенесенных заболеваниях, хронических болезнях у членов семьи, аллергиях, факторах риска. Подписывая согласие на всевозможные анализы, я проверила, чтобы там точно были пробы на половые инфекции. Как и говорил Грегори, стоит проверить, чтобы он от меня не передал какое-нибудь профессиональное заболевание проститутки своим наложницам. Но, помимо окошка для моей подписи, было и место, где мистер Градирс должен был оставить свой отпечаток, подтверждая, что разрешает мне проходить эти медицинские процедуры. Разрешает? Он мне разрешает? То есть, если бы он не разрешил, я могла бы и кровью истечь прямо в холле, что ли? Вот и патриархат. И, между прочим, разрешение свое он не оставил. Когда я указала на это персоналу, они сказали, что обычно господин Градирс даёт устное согласие и после, во время оплаты, подписывает все имеющиеся документы, чтобы не носить к нему планшет каждые пять минут. Видимо, он тут постоянный клиент вместе с гаремом. Но как же это жутко — разрешение! Наверное, и на другие действия мне придется получать его разрешение? Не то чтобы я собираюсь делать что-то совсем против его воли, но... Это странно. Неприятно, будто теперь я его вещь. Меня осмотрело множество врачей. Опрашивали, ощупывали, снова опрашивали. Все это происходило без задержек, быстро и даже как-то дежурно. И это немного успокаивало. Все же, не хотелось бы мне лишней заинтересованности. Но в кабинете психолога все же пришлось кратко изложить свою биографию, это было неприятно. Да и что может быть приятного в том, чтобы вспоминать свой позор? Но, к счастью, это все позади. Несмотря на то, что я теперь не могу распоряжаться своей жизнью и являюсь почти вещью, нужно искать в этом плюсы. Например, порядочность и внимательность моего, не побоюсь этого слова, господина. Грегори пришел за мной к стойке регистратуры, подписал все разрешения, расплатился. Под облегающим рукавом тонкой хенли была видна повязка на локтевом сгибе. Они уже все, сдали кровь? Хотя да, наверное, потому что я долго проходила обследование. Но он, похоже, чувствует себя хорошо, спокоен, не бледен. — Как все прошло? — спросил он, даже шага не отходя от стойки. Но ведь все же слышат! Или ему и нужно, чтобы они слышали, что он беспокоится, чтобы знали, что за меня есть, кому постоять? — Хорошо, — коротко ответила я, потому что, в самом деле, персонал все делал очень аккуратно и профессионально. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался орк, все же двинулся к выходу. Я пожала плечами, торопливо перебирая ногами и чувствуя себя крошечной по сравнению с ним, потому что на один его широкий шаг приходилось по три моих. — Тогда зайдём куда-нибудь пообедать, ты не против? Естественно, я не была против. Мы ведь не завтракали дома, времени уже прошло немало. Хотя за всеми волнениями я даже немного забыла о голоде. За столиком уютного кафе я чувствовала себя немного странно. Как... Не знаю, как котенок среди тигров, наверное. Даже сидя была заметна наша разница в росте и сложении. И мне казалось, что никакого места для меня нет среди этих дружных орков. Они подшучивали над относительной бледностью Греты, которая едва не потеряла сознание от страха перед уколом, над тем, что после донации можно и слона съесть. Вели себя, наверное, как всегда. Словно ничего не изменилось. Мне оставалось только постараться не вздыхать слишком часто. После возвращения домой орки разошлись по комнатам. Я не знала, куда себя деть, раз они собирались на службу, но наложницы помогли мне — то и дело звали и просили с чем-нибудь помочь. Или косу закончить, или пуговицы на спине застегнуть, или ленту завязать. И мне очень понравились их традиционные костюмы. Несмотря на закрытый крой, они подчеркивали фигуру из-за туго затянутых кушаков. Шелковые белые блузки и темно-бордовые шаровары, щедро расшитые бисером, золотыми и красными узорами, очень даже красиво сочетались с оливковой кожей, а косы по сложности могли бы поспорить с вышивкой. И они надели широкие золотые ожерелья, у всех разные, но неуловимо похожие стилем — видимо, подарки от мужа, как полагается по традиции. Девушки выглядели очень нарядно, ярко, аутентично, я бы сказала, празднично. — Все готовы? — позвал из приемной Грегори. Я вышла их проводить, ну и посмотреть на мужской вариант наряда тоже было интересно. В контрасте с наложницами, орк надел бордовую рубашку в цвет к их шароварам, а широкие штаны и какой-то странного вида длинный пиджак с короткими цепочками вместо пуговиц — черные. И расшитые такими же красно-золотыми узорами, только без бисера. Несмотря на праздничный вид, он выглядел более строго, но всё ещё очень интересно. — Прекрасна, — вынес вердикт мистер Градирс, целуя в лоб Грацию, — прекрасна, — поцеловал Грету, — прекрасна, — теперь Грису, — прекрасна, — досталось и мне, хотя прикасался он ко мне куда медленнее, чем к наложницам, — прости, что оставляем тебя дома. — Все в порядке, — улыбнулась я. Я не представляю, что у них за религия, какой будет служба, да и идти мне не в чем, так что лучше уж я останусь. — Мы будем поздно, — предупредила Грация, перед стеклянной дверцей шкафчика поправляя локон над ухом. — Девочки, не подождёте меня минуту в холле? — попросил Грегори, садясь в одно из кресел. И, раз уж я никуда не еду, это явно ко мне не относилось. Я послушно села рядом с ним, и мы остались наедине. Он молчал, очевидно не в силах сказать что-то. Наверняка, что-то важное. И не совсем приятное, если судить по выражению лица. — Что-то случилось? — я решила спросить прямо. Мало ли, вдруг результаты анализов плохие или какие-то проблемы из-за моего пониженного статуса со страховкой или с его работой. Очень не хотелось бы, чтобы у него были сложности из-за желания помочь мне. — Мне... Мне звонили из клиники, — вздохнув, Грегори потёр подбородок, — в общем, настоятельно рекомендовали отправить тебя на курс психотерапии, — вот оно что... Но разве все так плохо? У меня нет суицидальных мыслей, я могу радоваться, я же не в депрессии или что-то вроде того? — я помню, что ты не хотела, но... Сказали, что тебе необходимо разобраться с травмами. — Но у меня нет травм, — пробормотала я, сцепила пальцы в замок, чтобы чем-то занять руки и меньше нервничать, — я стараюсь не вспоминать плохое, вот и все. Они могут принять за травму мою обиду на родителей, на профессора и суд, на администратора борделя, но я обижаюсь эмоционально, а умом понимаю, что и как происходило в тот момент, так что кого-то даже могу перед собой оправдать. Я больше не плачу по ночам, хорошо сплю, почти не вижу кошмары, я в порядке! — Ты вспоминаешь и мучаешься. Каждый день, — с особым акцентом на последней фразе сказал орк, пригладил волосы, — послушай, лично я думаю, что у тебя был очень сложный период, разве тебе не нужно поговорить с кем-то об этом? Я бы с радостью выслушал тебя, но ты стесняешься говорить со мной, — смущённо прикусив губу, я опустила взгляд. Ну в самом деле, а кто не будет стесняться? Особенно мужу рассказывать о бесчисленных партнерах, так ещё и платных, удовольствие сомнительное, — да и я не специалист. Но ведь можно говорить о хорошем, правда? О планах на будущее, о наших с тобой отношениях, что скажешь? Наши отношения уже в разделе хорошего? Ну, в целом, да. Если он так уговаривает, наверное, не стоит упрямиться, пусть заботливый мужчина проявляет свои чувства и будет спокоен, тогда и получится, что я о нем тоже забочусь, верно? — Ладно, я пойду, — согласилась я, стараясь, чтобы это не звучало вымученно. — Если хочешь, сходи только раз, — улыбнувшись, он взял меня за руку, — если не понравится или решишь, что это бесполезно, просто оставим это, хорошо? — я кивнула и вдруг осознала, что мне нормально. Он прикасался ко мне, держал меня за руку тёплыми пальцами, и это меня не беспокоило. Пытаясь понять границы этого ощущения, я немного сжала его грубую ладонь. — У нас, знаешь ли, нет проституции как социального явления, — вдруг сообщил Грегори, понизив голос. Ничего удивительного, учитывая отношение к женщинам и особенности их темперамента, — поэтому я считаю тебя жертвой множества изнасилований, Мария, и особенно стыдно мне оттого, что к одному из них я тоже приложил руку. Ну, или не руку, — он явно попытался сгладить это заявление шуткой, но не вышло. Мне было не весело, да и сам он едва улыбнулся, — правда, мне очень жаль, я и подумать не мог, что ты не андроид. Следовало быть внимательнее, — я открыла было рот, чтобы сказать, что нет его вины, потому что андроида на первый взгляд и не отличить совершенно, но орк другой рукой коснулся моей щеки, — я восхищаюсь твоей силой. Не представляю, как ты мучилась и как вообще можешь держать это в себе, но я сделаю все, чтобы ты была со мной счастлива, обещаю. Грустно улыбнувшись, он поднес мою кисть к лицу, коснулся губами и ушел, не оглядываясь. Не зная, куда себя деть от беспокойства, я походила кругами по общей комнате. Наверное, нужно немного посидеть тут, привыкнуть к обстановке. Да не держу я ничего в себе! Не думаю об этом сиюминутно, ведь правда? У меня нет проблем со сном, с восприятием себя, даже с тем, чтобы принять ухаживания мужчины, почти нет проблем! Почему и он, и психолог решили, что у меня проблемы? Никаких проблем! Чтобы немного успокоиться, я сходила в свою комнату за спицами и клубком, уселась на диван, включила один из своих любимых фильмов. Мне там нравится плавное повествование, спокойные герои, отсутствие всяких низменных гадостей, вроде измен. Красивая и размеренная история любви. Не то чтобы я всегда мечтала о семье, об отношениях, но мне казалось, что это — идеал, к которому можно стремиться. Разве не идеально, когда партнёры уважают друг друга, ценят, разговаривают о проблемах и радостях? Или я все же оказалась в этом идеале? Разве что, в качестве вещи, м-да. Досматривая концовку, я отложила спицы и прилегла вместе с коммуникатором. Вот бы вернуть все назад. Вернуться на три с половиной года назад, когда я ещё была беззаботной студенткой. Знай я, во что превратится моя жизнь — ни за что бы не отказала этому старому ублюдку в его похабных желаниях. Ещё неделю назад я бы упала перед ним на колени, лишь бы не было всего того, что было после. Но сейчас я уже думаю, что это было бы слишком мерзко для меня, да? Гордость оживает? Это подлое чувство, которое и создало все неприятности? Пожалуй, стоит задушить ее снова. От гордости одни проблемы, уж я-то знаю. Я и сама не поняла, где проснулась. А потом с трудом опознала диван, на котором вязала и смотрела фильм. Мне под голову подложили подушку, меня накрыли пледом. Я так рано заснула, да ещё и здесь? Кошмар! За спиной слышались голоса, так что я села, потирая лицо. Наложницы уже расселись за столиком и тихонько разговаривали над сервированным завтраком. Они не стали меня будить? Из-за меня вечером тихо возвращались и теперь чуть ли не шепчут? — Доброе утро! — улыбнулась Грета, которая сидела ко мне лицом. — Мы тебя разбудили, да? Мария? — она встревоженно привстала. — Почему ты плачешь, что-то болит? Я просто хочу остаться здесь, с ними. Навсегда.