"The Shadow of the Prominences"

      На следующий день я встала привычно рано, чтобы успеть привести себя в порядок. Несмотря на то, что я думала, что после вчерашних событий едва ли смогу уснуть, сон сморил меня, стоило после душа упасть головой на подушку: вечерний разговор с господином Хёну успокоил меня. Проснувшись утром и выключив в будильник, я даже некоторое время полежала в постели, разглядывая потолок и размышляя, что капо возможно владеет каким-то особым даром. Разумеется, логически я понимала, что никакого дара у господина Хёну не было — просто он был единственным в сложившейся ситуации, кто поддержал меня, а не отвернулся.       Перевернувшись набок я с грустью прикрыла глаза, понимая, что от подушек на постели пахнет теперь только моим шампунем — запах Чонхо окончательно выветрился.       Встав и позавтракав наспех заваренными в кипятке гречневыми хлопьями, я оделась, допивая горячий чай и дожёвывая овсяное печенье, и затем вытащила из одной из книг на полке, припрятанные фото. Присев за стол, я разложила их перед собой, досконально рассматривая: вечером после похода в архив я приехав домой также посмотрела их, прежде чем спрятать, однако из-за насыщенности событиями того дня, мои глаза могли что-то упустить, как и уставший разум. Теперь я уже почти на сто процентов была уверена, что на первых двух фото — там, где был запечатлён младенец и одинокий мальчик, — это были фото юного Чона Уёна. Оставалось третье фото — фото, с изображением братьев Ким и незнакомой мне девочки.

Мишка.

      Всматриваясь в большеглазую симпатичную малышку, я почему-то где-то внутри себя уже заранее допустила мысль, что девочки… уже нет в живых, скорее всего. На это меня разом наталкивало несколько подмеченных мною деталей: первое — отношение реджиме к женщинам; будь в организации до этого хотя бы одна нанятая Доном девушка, отношение было бы кардинально другим (по крайне мере, я так предполагала); второе — то, что фото в тайнике было именно старым; я посчитала, что было бы логичным раздобыть самое свежее фото девушки, если предатели планировали хоть как-то шантажировать Дона; и третье — как бы это ни было странно и на первый взгляд нелогично, и, быть может, мне лишь хотелось так думать, однако…       Третьим и последним моим аргументом было само изображение лидера Кима Хонджуна на фото.

"Весельчак, Мишка и Джун-ни. 1989 год."

      Это то, что гласила аккуратная каллиграфически-выведенная на обратной стороне изображения надпись, и при более тщательном рассмотрении, я заметила кое-какую деталь: на шее одного из мальчишек — того самого, который весело улыбался камере — почти под самой нижней челюстью было небольшое родимое пятно. Такое пятно я уже видела. И видела я его не консильери, а у самого Дона — у господина Кима Хонджуна. И теперь я точно знала, что мне не почудилось.       А раз улыбчивый мальчишка на фото с радостной улыбкой, выросший в мрачного главу одного из могущественнейших мафиозных кланов в стране, идеально-скрывающего свои эмоции то за маской тотального безразличия, то за коварной жестокостью или пугающим подобием милосердия, был тем самым "Джун-ни", то логично было предположить, что его кардинальная противоположность — хмурый недоверчивый мальчик постарше — и был Кимом Ёнсалем.       Я провела пальцем по этому слову, теперь столь точно характеризующему повадки консильери.

"Весельчак".

      Мне думалось, что случилась какая-то трагедия — что-то нехорошее, — что разделило пути этой девочки Мишки и двух братьев Ким. Может ли быть так, что её убила другая мафиозная семья? Это бы объяснило, откуда конфликт у господина Хонджуна с лидером другого клана…       А может ли статься так, что Мишку убили сами "Саламандры" под предводительством отца братьев, но знает эту страшную тайну лишь старший из них? Мог бы господин Ким Ёнсаль желать смерти мафиозному клану, но не брату? Тогда причём здесь мой брат?..       Мучимая неясными догадками и терзаемая вопросами, я, так и не получив ни одного ответа, вынуждена была отправиться на работу.       Пищи для размышлений становилось только больше и больше; вопросы прибавлялись, как бактерии размножались в чаше Петри на питательной среде, а уверенность в чём-либо таяла.       Более всего меня истязала мысль — слабая, ничтожная, но которая всё-таки была, — что Чхве Чонхо мог оказаться… предателем. Я отмахивалась от неё, как могла, но теперь после того, как я открыла Ёсану правду… я видела его полный ужаса и неверия взгляд. Я сама чувствовала в себе необратимые изменения. И… что если и я сама пропустила — просто не увидела за пеленой страха, постоянно-застилавшего мне взор, — как… как изменился мой брат?       Весь остаток недели я занималась исключительно больными, стараясь поменьше думать об обмане господина Сона Тэмина, а побольше о выведанной информации и о своей работе. И по совместительству старательно гнала от себя мысли о приближающемся Совете Кланов, на который я обязана была сопровождать Дона.       У двух из реджиме начались серьёзные воспаления из-за ненадлежащего ухода за ранами, и я назначила промывание раствором димексида (разбавленным водой разумеется), а также компрессы из того же димексида: сделав обезболивающие уколы и проколы, дабы очистить образовавшиеся капсулы, пока те не стали полноценными карбункулами, я надеялась отделаться лизированными гематомами. Проведя все необходимые манипуляции с ранами мужчин: я оставила их обоих в лазарете под личным присмотром дабы избежать сепсиса.       Меня до сих пор поражало, как эти головорезы-бандиты, не чурающиеся запятнать свои руки чужой кровью, легко отнимающие жизнь, грабящие других и лезущие под пули, вели себя со мной робко, тихо и покладисто, словно невинные крохотные овечки: они смиренно позволяли ставить им капельницы, делать инъекции, безропотно давали осматривать себя, точно и покорно следуя любым моими указаниям; они никогда не перечили мне, полностью доверившись человеку в халате, отвечали честно, без утайки и говорили только если я спрашивала или только если хотели поблагодарить; сглатывая смотрели с видимой боязнью, как я пишу им диагноз в карточку, и слушали рекомендации с благоговейным взглядом, направленным на моё лицо.       После получения замечательно-сделанных протезов от Юнхо ровно в срок, я назначила операцию для юного реджиме на субботу, о чём и сообщила ему на осмотре в четверг. В этом был смысл: чем быстрее мы бы приладили протезы, тем скорее началось бы заживление и адаптация организма к ним, строго под моим просмотром; и тогда, пусть и одна гора, но была бы снята с моих плеч.       Ранним утром в субботу после дежурного обхода тех, кто лежал в моём лазарете, я приняла паренька у себя. Привычным движением срезав лубок с раненой руки юноши я только вдохнула и выдохнула, быстро глянув в сторону двух сверкающих протезов, прежде чем взялась за шприц с обезболивающим. Затем, подождав некоторое время, я принялась за очищение раны: вычищала гной, промывая и анализируя состояние связок, Чонгиль под моим руководством менял капельницы с физраствором и антибиотиками, которые должны были очищать кровь парнишки. Когда все приготовление были завершены я с помощью расширителей раздвинула края мышц, внимательно осматривая их структуру и структуру повреждённой суставной сумки.       Сегодня — решалось всё. Я анализировала цвет, запах, выделения и структуру тканей, силясь найти хоть малейшие изъяны или признаки заражения и гноения. Однако всё было тщетно — ткани были здоровыми, насыщение кровью с питательными веществами проходило без всяких проблем.       Поэтому в тоге я разместила имплантаты в кисти, подшила разорванные, но начавшие срастаться связки, и убрала расширители, лишь в финале залив рану тремя местными антибиотиками. В течение всей операции, когда я сшивала глубокий сгибатель пальцев кисти, когда убирала лишние выделения, когда Чонгиль по моему жесту подходил, ассистируя мне, в госпитале стояла страшная тишина.       Раненые реджиме молчали на своих койках, юноша не рисковал смотреть, отведя любопытствующий взгляд в сторону, деликатничая и не мешая мне выполнять мою работу: пару раз из искреннего интереса он всё-таки задерживался на мне взором, однако тут же поспешно спохватывался, утыкаясь в стену. Несколько раз я краем глаза замечала, как он морщился, когда видимо ощущал шевеление и натяжение в областях, где обезболивающее подействовало не до конца, однако стойко молчал, ни единожды не пикнув.       Наконец, когда я принялась за завершающие манёвры, все словно бы выдохнули с облегчением: где-то позади меня начались робкие шёпотки — я не обращала внимания, старательно игнорируя, сшивала края чудовищной раны, одну за другой сменяя нити и иглы.       Всего на чудовищное ранение юного реджиме я потратила двадцать одну иглу и тридцать две нити, чтобы наложить ровно тридцать два шва.       Когда я заканчивала операцию присыпанием йодоформом, бинтованием и установлением конечности на специальный медицинский корсет — этот корсет упирался держащим костылём в бок пациента и не позволял опустить руку ниже уровня плеча, — в лазарете вновь воцарилась тишина.       — Это, чтобы вы не пользовались рукой, и чтобы в заживающей конечности не скапливалась жидкость — из-за разорванных сосудов и суставов такое случается. — выбрасывая использованные перчатки, пояснила я на недоумевающий взгляд юноши, который с вящим любопытством — будто кот новую миску — рассматривал конструкцию, надетую на него.       Наконец, улыбчивый юноша перевёл взгляд своих сияющих глаз на меня.       — Спасибо вам, доктор Чхве, — с чувством, совершенно-искренне и громко произнёс он, чуть застенчиво улыбаясь.       И в этот миг началось то, чего я никак не ожидала: раздались тихие одиночные аплодисменты, затем к ним добавились ещё и ещё… Дверь лазарета приоткрылась, впуская толпу из человек двадцати — те, кто могли хлопать — хлопали в ладоши с нескрываемым энтузиазмом и восторженными взглядами, те кто не мог из-за травм — кричали с торжеством и ликованием. Все эти мужчины стояли передо мной, с этими овациями будто насмехаясь над Смертью и Болью, и выказывая… всеобщую поддержку и благодарность. Мне.       Сквозь толпу к ошарашенной мне протиснулся ещё один молоденький реджиме: одной рукой он приобнял, — видимо? — брата за плечо, хохоча всклокочивая волосы на его затылке, а второй — с малопонятными благодарностями втиснул мне букет лилий…       Ещё несколько минут мы потратили на то, чтобы угомонить этих людей: в основном ворчал и "выпинывал" за дверь членов Семьи именно мой ассистент — потому что я пока была слишком шокирована, чтобы быстро прийти в себя.       Поэтому и вздрогнула, когда моего плеча робко коснулась рука.       — Док… О. Простите, — извинился Чонгиль, резко отдёргивая руку и неловко сминая собственные пальцы, будто стыдился собственного жеста. — Просто вы не отреагировали, когда я позвал вас дважды, так что я подумал…       — О, нет-нет! — воскликнула я ответно, взмахнув одной рукой; во второй всё ещё находился букет. — Это ты меня извини, Чонгиль. Я просто слишком сильно задумалась. Я не ожидала такого, хотя думала… — я запнулась в своём объяснении, ощущая внутри странное волнение и закончила столь же поспешно, сколько и начинала: — … что подготовила себя ко всему.       — Ну, это же нормально… — тут смутился уже Чонгиль, отводя взгляд в сторону. — Мы благодарны вам за заботу и ваш труд, и за ваше… внимание. — видимо найдя в себе силы, вновь посмотреть мне прямо в глаза, он твёрдым голосом признался: — Вы — человек науки. Смертоборец, если так можно выразиться… И странно было бы не выразить наше к вам отношение. — завершил он свою речь вновь полушёпотом, уставившись куда-то в сторону. — Мы всё ж не звери какие-нибудь…       "Вообще-то именно они, Чонгиль" подумала я про себя в ту же секунду, однако не почувствовала ни укола вины от подобного мнения. Потому что это была правда. Но вслух я произнесла совсем иное.       — Спасибо, Чонгиль. — я мягко улыбнулась своему ассистенту, робко укладывая ладонь ему на плечо, чтобы он посмотрел мне в лицо. — Я… Ты прав. И я этого не забуду. Не мог бы ты поставить пока лилии в какую-нибудь… ёмкость? — запнувшись всё же договорила я, протягивая ему букет.       Ли Чонгиль бодро кивнул, постановляя:       — Конечно, доктор Чхве. Возьму ведро для крови — я его отмыл.       Я проводила своего помощника взглядом, с удивлением отмечая, что всё, что я ему сказала — также было искренним и правдивым для меня.       Однако, времени размышлять над этим у меня не было: господин Сан позвонил мне буквально через пару минут, затребовав отчёты для Дона.       Я немедля подготовила несколько заранее заполненных листов, заканчивая за полчаса дописывать моё заключение о состоянии пациентов: как они шли на поправку, какие медикаменты были затрачены и что ещё мне требовалось. Сложность была в том, что я не могла просто сделать таблицу в Excel на компьютере — все отчёты Дон требовал писать вручную. Видимо, чтобы иметь точное представление, кто, как и что докладывал. Это в некоторой степени работало ещё и как давящий фактор, потому что я взвешивала каждое сведение, которое вносила своей собственной рукой.       Какой страшный груз был на плечах капо, которые писали о жизни и смерти реджиме, о делах Семьи в той или иной сфере, мне страшно было помыслить…       Завершив сборы бумаг в папку, я оставила свой белый халат на спинке стула, и, оставив надсмотр над пациентами и ситуацией на Чонгиля, направилась "на ковёр к начальству".       Пройдя по безлюдному коридору и нажав на кнопку вызова лифта, я ненадолго обернулась, вглядываясь в полумрак, царящий за моей спиной. В памяти всплыл памятный миг разговора с Минги.       "Я был там до того, как началась перестрелка…"       Слова беловолосого реджиме всё никак не шли у меня из головы с того дня. Значило ли это, что он видел моего брата там? Или что видел нечто, приведшее к трагедии, знал больше, чем положено? И, если да, то зачем столь обтекаемо выражаться?..       Внезапно у меня похолодело в руках: что если Минги прослушивали? Может ли это быть объяснением его странному поведению? А с его весьма скорым и необъяснимым повышением по службе? Пытался ли консильери выяснить, что известно реджиме, скрыть информацию и "подчистить за собою хвосты"? Потому что это бы значило, что Минги грозила серьёзная опасность в ближайшее время…       Я так сильно ушла в себя, прикидывая в голове различные варианты, что, когда двери лифта распахнулись, едва не вздрогнула, столкнувшись взглядом с высоким недружелюбным мужчиной. Однако, я уже достаточно повидала в стенах Организации и ко многому успела… приноровиться. Посему шагнула в кабину лифта, как ни в чём не бывало.       — Доброе утро, господин Уён. — качнула я головой в знак приветствия, останавливаясь рядом, плечом к плечу с капо.       — Уже день, мисс Чхве, — оповестил меня леденящий душу голос. — Однако и вам того же.       Чон Уён даже не обернулся в мою сторону, флегматично уставившись перед собою. Двери с тихим лязгом закрылись и лифт тронулся с места, стремительно уезжая вверх.       Меня окутал едкий травянистый запах с лёгкими вкраплениями прогорклого железа, и я ни секунды не сомневалась, откуда он взялся: напротив, я чуть повернула голову, скосив взгляд и рассматривая зловещий непроницаемый профиль господина Уёна. Теперь, с новообретённой информацией глядя на палача я не испытывала к нему жалости или какого-то сострадания, однако… образ кинематографичного чудовища — необыкновенного злодея из ночного кошмара — растворился в обыкновенной человеческой трагедии: я знала, что он всё ещё монстр, и он опасен, но… чисто по-человечески я могла понять, что годы жестокости и ненависти, культивируемые им самим и окружавшие его, не могли не сотворить нечто ужасное. Сама для себя я решила, — скорее даже ощутила, — что теперь я боюсь господина Уёна гораздо меньше.       Я увидела в монстре Человека. Гордого, одинокого, злого, но не сломленного. И увидев Человека, я перестала приписывать ему немыслимые зверства…       — У вас есть какой-то вопрос ко мне, мисс Чхве? — вдруг вытянул меня из размышлений холодный, чуть сиплый и раздражённый голос.       Я чуть шире приоткрыла глаза, успев проконтролировать выражение своего лица, чтобы не скинуть в удивлении бровь: я видимо слишком пристально и долго всматривалась в профиль господина Уёна, раз он успел заметить это.       Он повернул голову в мою сторону, не снимая с лица раздражённо-непроницаемой маски: воспалённые сощуренные глаза с полопавшимися капиллярами и пожелтевшими белками уставились на меня в упор.       — Или есть иная причина, по которой вы пялитесь на меня так долго? — едким, как желчь, тоном добавил он, сощурившись.       Я покачала головой, вежливо поклонившись. Лифт в это мгновение замер. Двери с тихим металлическим шорохом разъехались в стороны.       — Ничего такого, господин Уён, — не отреагировав на угрозу, я спокойно оповестила капо, делая шаг из лифтовой кабины. — Просто задумалась. Прошу простить — меня ждёт разговор с Доном.       Господин Уён резво шагнул следом за мной, нагоняя меня за мгновения.       — Вот, и замечательно, мисс Чхве, — почти полушёпотом оповестил он меня сквозь зубы, упреждающе зыркнув в мою сторону. — Мне, как раз, в ту же сторону.       Я промолчала, позволяя капо идти на пару шагов впереди меня, с внезапным спокойствием рассматривая его спину. Мы шли в полном молчании, и тишину коридора нарушали только звуки наших шагов: твёрдая решительная поступь капореджиме и моя, пусть уверенная, но тихая.       У кабинета Дона, господин Уён на миг замер, а затем распахнул дверь, входя и коротко здороваясь. Я проследовала следом за ним, учтиво кланяясь и здороваясь, чтобы, затем подняв взгляд увидеть господина Кима Хонджуна в компании капо Хёну и капо Кёнхуна, которые стояли по обе стороны от его стола, обсуждая какие-то документы. При виде нас двоих, Дон кратким жестом, едва похожим на взмах кистью, показал, что разговор отложен. Младший босс, стоявший у окна с безразличным видом, заметив меня, чуть нахмурился, но переведя взгляд на документы, одобрительно качнул головой. Положив отчёты на стол Дону и получив одну не то рекомендацию, не то предупреждение подготовить ещё один операционный стол и сообщить об этом моему ассистенту, я была отпущена под бдительным провожающим взглядом Лидера. Только выйдя за пределы кабинета, пройдя коридор обратно и зайдя в лифт, за закрытыми металлическими дверями его, я сумела выпустить вздох облегчения и чуть расслабить напряжённые плечи. Дальше по плану дня меня ждала встреча с Юнхо: я хотела попросить механика осмотреть мой автомобиль на наличие подсказок и тайников, которые мог оставить мой брат — быть может, ему удастся заметить то, что не удалось мне?       — Юнни! — громко окликнула я друга, заходя в промышленную обитель здания.       Странный скрежет, раздающийся откуда-то стих, и из глубины машинного логова ко мне через примерно полминуты вышел механик Семьи в измазанной чёрными пятнами майке.       — А, Док, рад тебя видеть, — с ухмылкой оттирая руки какой-то тряпкой поприветствовал меня Юнхо. — Как протезы? Сгодились?       — Пока рано судить, — я буду ждать, когда они приживутся, но в любом случае спасибо тебе за колоссальную работу, — искренне поблагодарила я его, приблизившись. — Я пришла попросить ещё… об одном одолжении.       Юнхо понимающе усмехнулся, устало расправляя плечи и с хрустом разминая их и спину.       — От чего на сей раз спасти тебя нужно? — хохотнув уточнил он.       — Моя машина. — просто ответила я, слабо улыбнувшись. — Кажется, что-то барахлит, а не могу понять где. Можешь глянуть?       — Это моя работа, Док. — почти возмущённо ответил Юнхо. — Как не подсобить?       Я только улыбнулась — уже вполне полноценно — в ответ на риторический вопрос механика.       — Ты тачку на подземке оставила? — я слегка опешила от последующего предложения.       — Что, прости? — робко уточнила я, не понимая сленга Юнни.       Тот цокнул языком, притворно раздражённо закатывая глаза, но затем ухмыльнулся.       — На подземной парковке оставляла? — повторил он, но уже понятно.       — Да, — улыбнулась я, честно кивая.       — Тогда идём. — махнул рукой механик. — Покажешь, где твоя тачка.       Я направилась следом за Юнхо вглубь машинного зала.       Мой друг, впрочем, довольно скоро остановился у одной из свай, снимая с крюка какой-то неведомый набор ремней и карабинов: все они висели на каком-то тросе, уходящем высоко в темноту под своды зала, и в свою очередь крепился на металлическом подобии не то подъёмного крана, не то на перекладине под потолком. Юнхо привычными явно будничными движениями закрепил ремни на своём поясе и плечах — будто подтяжки нацепил. После он взял со стула ещё один ремень и жестом показал мне поближе встать.       — Вот так, госпожа Доктор… — с усмешкой приговаривал он, пока затягивал на моей талии ремни. — Теперь не сбежишь никуда…       Это было чуть неловко и в то же время… так забавно: механик был выше меня на целых полголовы и мне постоянно хотелось отвернуться в сторону, чтобы не мешать ему то плечом, то макушкой. Пока он возился с моим обмундированием, я невольно скосила взгляд замечая мелкую тумбочку: в верхнем чуть выдвинутом ящике лежал чёрный глок. Почти такой же я видела у Сонхва…       Наконец, сильные пальцы Юнхо защёлкнули пряжки как надо, а затем он резво дёрнул за концевик: наши ремни оказались стянуты на уровне талии. Разумеется, я пошатнулась, неловко опираясь на его грудь и тут же поспешила извиниться за столь грубое нарушение чужих личных границ.       Юнхо запрокинув голову знатно похохотал над моим неловким выражением лица, однако затем послал мне добрую ухмылку.       — Расслабься, Док — ремни для твоей безопасности и моего удобства, — проговорил он всё же, поднимая взгляд по канатам и карабинам и пару раз на проверку дёргая накаченной загорелой рукой тросы. — Лестницы наверх нет, так что в моё "логово" нам придётся взлетать.       Я перевела взор с профиля симпатичного молодого мужчины на темнеющий дверной проём наверху почти под потолком машинного зала. Волнения не было — только интерес.       — Так значит… там — "твоя мастерская"? — всё же робко уточнила я.       — Ага… Но не только, — подмигнул игриво мне друг, но затем посерьёзнел. — Ты готова? Сейчас поднимемся — шустро, рывком, но нужно будет держаться: ты меня за шею обними, а я твои бока придержу. Идёт?       — Идёт, — с максимальным спокойствием согласилась я.       Я обняла Юнхо за крепкую шею, ощущая, как мощные мускулы плеч рельефно напряглись под моими хилыми в сравнении с его предплечьями: тут же сильная горячая рука пятернёй вжала меня в торс мужчины, а второй ладонью механик бахнул по красной кнопке.       Зарычал мотор — двигатель подъёмника моментально взвизгнул, включаясь и набирая обороты: я только и успела, что ахнуть — даже веки не успела прикрыть — как трос над нами натянулся, щёлкнула лебёдка где-то высоко под потолком, а затем одним мощным стремительным рывком нас подбросило вверх и вынесло вперёд. Мы взмыли, пролетев около пяти-шести метров над залом в невесомости, а затем под моими ступнями тут же очутилась платформа. Мы стояли под потолком на длинном крепком балконе у самой двери в мастерскую Юнхо: в обе стороны расходилось ограждение.       Пока я с любопытством осматривалась, мой друг уже снял с меня ремни и стянул своё снаряжение вешая его на штырь, подобный тому, что находился внизу. Я даже разглядела в полумраке точно такую же красную кнопку, чтобы заправлять в обратный полёт чудную "тарзанку".       — Ну, вот и всё. — выдохнул Юнхо показательно смахивая пот со лба и игриво улыбнулся мне кончиками губ. — Ну, как, испугалась?       — Ничуть, — я постаралась улыбнуться ему в ответ.       — Ладно, идём, — махнул рукой мой друг, заходя внутрь мастерской и щёлкая пальцами по выключателю. — Посмотришь, как я живу…       Я решительно шагнула за механиком, вглубь его обители.       Также, как и в машинном зале, здесь пахло маслом и металлом, и небольшое помещение полностью отражало характер своего владельца: Прямо напротив двери стоял рабочий стол, поверхность которого была испещрена мелкими и не очень трещинами: паяльник стоял на подножке возле большого тройника с кучей розеток и разнообразных зарядных устройств, несколько листов чертежей и документов лежали рядом. На полках двух стеллажей у стены слева были свалены горы свёрнутых свитков, стояли бухгалтерские папки — возможно с отчётами по тратам для Дона; несколько обложек, две полные бутылки бурбона. Грязная одежда была свалена в кучу в углу. Чистая размещалась на вешалках и полках одинокого шкафа с приоткрытой дверцей, который стоял сбоку от входа в комнату. Справа располагалась одноместная кровать, на которой валялось скомканное одеяло — привычки заправлять постель у Юнхо явно не водилось.       Единственное, что содержалось в безукоризненном порядке в его комнате — были инструменты: оба ящика, находившиеся у стола, светились чистотой и прибранностью, всё до последнего гаечного ключа было размещено на своих местах, что было великолепно заметно через вымытые прозрачные крышки ёмкостей.       — Так, если огляделась, то иди сюда — показывать будешь, где тачку сегодня оставила, — позвал меня механик из дальнего угла.       Я только сейчас заметила в правом углу комнаты чуть поодаль от кровати две двери: как я предположила, ведущие в уборную и ванную, соответственно.       Однако подойдя к Юнхо я с удивлением обнаружила длинную витрину-стекло в стене, тянущуюся прямиком до плана парковки, который висел рядом.       — Какой номер? — спросил механик указывая на карту парковочных мест.       — Шестьдесят четвёртый, — ответила я.       Юнхо ухмыльнулся уголком губ, переводя взгляд с карты на висящий рядом электрический щиток: он вытащил ключ из кармана, открывая дверцу, и что-то нажал. То, что я посчитала электрическим щитком на деле оказалось чем-то иным — я заметила внутри множество кнопок, прежде чем Юнхо вновь закрыл шкафчик.       Раздался тихий скрежет и напряжённое гудение: под моим неверящим ошарашенным взглядом за мутной тёмной витриной вспыхнул свет.       — Добро пожаловать в мою мастерскую, — хохотнул сбоку от меня явно довольный собой Юнхо, однако я проигнорировала его подтрунивание надо мной, рассматривая во все глаза, открывшееся мне помещение и железный пандус-платформу, которая с лязгом опускала… мой автомобиль.       Юнхо приоткрыл дверь заходя внутрь и я, как завороженная, последовала за ним. Приблизившись к асфальтово-металлической конструкции механик достал домкрат и уложил на передвижном столе неподалёку кейс с инструментами.       — Это невозможно, — почти прошептала я. — Такое, наверное, лишь у военных бывает…       — У нас власти, влияния и финансов не меньше чем у полноценного государства, госпожа Доктор, — со смешком ответил мне обернувшийся Юнхо, и тут же поспешил перевести тему: — Однако, чудесами своих технических возможностей я уже похвастался: теперь рассказывай, что и где барахлит.       — О… Эм… — я запнулась, чуть нервничая, так как дальнейшую ложь продумать как-то не удосужилась, а потому сказала самое обтекаемое: — Я как-то не могу определить: вроде было что-то под автомобилем, вроде может и под капотом…       — Ясно, тогда капот первым делом и гляну, а потом посмотрим — что там у неё с днищем, — фыркнул Юнхо, и направился к конструкции, ловко-манёвренно взбираясь на неё.       Я присела на небольшой раскладной стул у стены, молча наблюдая за работой механика и стараясь не мешать.       Юнхо довольно скоро осмотрел все внутренности капота, повозившись с разводным ключом и гаечным: он тихо насвистывал какую-то песенку, кажется, не наблюдая в авто никаких неполадок. Он кратко бросил мне что-то про антифриз, после чего спустился за канистрой с насыщенно-синей жидкостью внутри и залил её в нужную ёмкость. Я благодарно улыбнулась ему кончиками губ, хоть он, увлечённый своей работой, вряд ли заметил мой жест. А потом он с тихим вздохом захлопнул капот моей машины.       — Ничего?.. — со слабым отголоском надежды приподнявшись спросила я.       — Полный порядок, — откликнулся Юнхо, доставая домкраты и устанавливая возле задних колёс.       — Я могу чем-то помочь? — на всякий случай уточнила я, заметив, как он с силой, плавными движениями приподнимает заднюю часть моего авто.       Юнхо поправил налобный фонарь, на миг посмотрел на меня своими большими, сияющими озорными искорками, карими глазами, и вдруг подмигнул мне.       — Нет, — ответил он, улыбнувшись и подхватив относительно-чистое крупное полотенце с металлического поручня передвижного стола, уложил его под автомобилем, забираясь туда так, что только ноги торчали.       Что-то тихо щёлкнуло и под днищем авто зажёгся желтоватый яркий свет, освещая обтянутую белой майкой крепкую грудь, тяжело вздымающуюся и опускающуюся: в бликах светлого полукруга я также видела загорелые плечи механика с напрягавшимися бицепсами, поднятые куда-то вверх, пока Юнхо осматривал моё транспортное средство. Я тихо вздохнула, чуть нахмурилась и постаралась угомонить в себе ёрзающее беспокойство: с надеждой, поджав губы и набравшись терпения, я наблюдала за работой друга, не решаясь лезть и мешаться. Наконец, свет погас, и с тихим покряхтыванием, Юнхо показался снаружи, поднимаясь и с тихим лязгом стряхивая инструменты себе в карман рабочих штанов.       — Ничего не нашёл — всё отлично работает, Док, всё в норме, — на мой вопросительный взгляд протянул Юнхо, чуть нахмурившись. — Воды не подашь?       Я тут же поспешила к передвижному столику, доставая оттуда пластиковую холодную бутыль и откручивая крышечку: Юнхо спрыгнул с платформы, оставляя на поручне полотенце. Он потянулся одной рукой к бутыли, другой рукой поправить упавшую на вспотевший лоб чёлку: я перевела выразительный взгляд на его грязные измазанные в машинном масле перчатки. Заметив мой почти шокированный взгляд, Юнхо вдруг усмехнулся и очень тихо предложил:       — Ты не могла бы… — он показал ладони, а затем кивнул на предмет в моей руке и скосил раздражённый взор на мешавшуюся чёлку. — Ну, чтобы я не пачкал в масле…       — Конечно, — тут же с лёгкой улыбкой отозвалась я.       Я приподняла бутылку так, чтобы Юнхо сам мог решить сколько отпить воды: он прикрыл глаза, прижимаясь пухлыми искусанными губами к горлышку и принялся жадно пить. Его крупное адамово яблоко так и двигалось рывками вниз-вверх вдоль его гортани, пока он маленькими быстрыми глотками утолял свою жажду. Я тихо вздохнула, невесомым, очень мягким движением смахивая чёлку с его лба: сомкнутые веки Юнхо всё равно дрогнули, но глаз он не открывал ещё около пятнадцати-двадцати секунд, пока наконец не сделал последний глоток, отодвигаясь от бутыли.       — Спасибо, госпожа Доктор, — хриплым голосом поблагодарил меня механик, прочищая горло. — Так намного лучше.       Он вернулся к домкратам, на сей раз поднимая переднюю часть моего авто: он привычным жестом разложил под днищем полотенце и забрался под машину. Я стояла рядом, ожидая и надеясь, что он хоть что-нибудь найдёт. Хоть что-то. Ну же… Что угодно.       И через пару минут я услышала уставший возглас друга.       — Тут ничего, Док, — протянул Юнхо, но затем вдруг нахмурился, исправляясь: — Хотя, постой...       Он засунул пальцы в какое-то отверстие, раздался тихий скрежетающий звук, а после Юнхо, гася налобный фонарь, выбрался из-под машины, держа в руках...       Я невольно ахнула.       Крошечный ключик, измазанный в пыли и грязи, выглядел почти игрушечным в больших сильных пальцах механика. Он передал его мне, вставая на ноги, снимая перчатки и вытирая руки первой попавшейся тряпкой.       — Док, — я перевела взгляд с ключа на лицо Юнхо; тот обеспокоенно нахмурился. — Не вляпайся во что-то дурное.       — Не буду, Юнни, — едва шевеля пересохшими губами пообещала я, слабо улыбаясь, и вновь в волнении уставилась на таинственную находку.       Я осознавала в тот миг, что держала в руках зацепку, оставленную мне самим братом. С трепетом я убрала ключ в маленький карманчик внутри кармана моих джинс, и терпеливо подождала, пока Юнхо помоет руки, вернёт мою машину на стоянку и проводит меня прочь из мастерской. Полёт на тросах в этот раз оказался быстрее и веселее, чем до этого. Несколько раз сердечно отблагодарив отмахивающегося друга, я перед уходом всё же обернулась к нему.       — Послушай, Юнни, — как можно осторожнее спросила я, сжимая ткань свитера у себя на груди. — Есть ещё один крохотный вопросик.       — Валяй, Док. — махнул мне рукой уставший механик, слабо улыбнувшись.       — Ты не знаешь, где сегодня можно найти Сонхва? — на одном дыхании выпалила я, во все глаза наблюдая за Юнхо.       Выражение его лица сделалось бледным и хмурым: улыбка растворилась словно её и не было.       — Златоглазка?..— Юнхо покачал головой, невесело ухмыльнувшись, но после принялся вновь протирать подрагивающими пальцами гаечный ключ. — Он сегодня на задании. У него заказ на тройку, и ближайшие дни до сходки Донов его можно не ждать — не выплывет.       Теперь была уже моя очередь побледнеть. Внутренне я понимала, что подобная реакция на то, что временно наши тренировки прекращены не логична, но ещё внутри тлело невнятное беспокойство.       На миг я представила себе чёрные, непроглядные Сеульские ночи, мокрый ледяной ливень, неоновые ослепляющие эфемерными сияющими призраками вывески, и одинокую фигуру в чёрном никогда не застёгнутом плаще, у которого даже нет капюшона, ковыляющую по самым злосчастным проулкам, меж воров, проституток, убийц, драг-дилеров…       — Хей… Док. — заметив выражение моего лица, Юнхо отложил ключ, постаравшись сделать тон мягче. — Послушай… Это опасное дерьмо. — закончил он, неловко чертыхаясь и на мгновение отводя взгляд в сторону. — Я понимаю, ты ему благодарна, он был типа закадычным другом твоего брата, помогал и тебе, но это… Не совсем так. — Юнхо снова заглянул мне в глаза, уже строго и решительно, и будто вбивая эту простую истину мне в голову: — Он — киллер. Его посылают решать людей, когда с ними уже нечего решать, понимаешь?       Я постаралась вернуть своему лицу прежнюю непоколебимость, кратко кивая и поджимая на миг нижнюю губу.       — Я… Я понимаю, Юнни. — как можно искреннее сказала я. — Я сейчас куда менее наивная чем была в начале, но…       Я вспомнила своё отчаяние там, у стены в тёмном коридоре, чужое сиплое мерзкое дыхание, шевелившее волосы на затылки отнюдь не эфемерным ужасом, вспомнила сизые следы, всё ещё остающиеся на теле и боль от них, к которой учила себя привыкать.       — Я всё ещё жива, благодаря ему и он… — невольно шире распахивая глаза и качая головой, я с трудом подавила желание оглянуться. — … продолжает помогать мне, просто появляется и помогает даже в самых безвыходных ситуациях…       Я застыла уже более осмысленным взглядом на распахнутых глазах Юнхо: только в эту секунду я поняла, что неосознанно сама обняла себя руками — подсознательный жест поиска защиты. Юнхо нахмурился, пробегаясь чёрными, будто разом переставшими блестеть, зрачками по всей моей фигуре, и всё похолодело у меня внутри, когда он снова глянул мне в глаза.       — Стоп. — слабо прохрипел он, и тут же заотрицал: — Стоп. Стоп, Док… Тебя… типо… — я видела, как слова через короткие выдохи давались ему с огромным трудом, когда он просипел с отчаянным яростным гневом: — … блять, пытались изнасиловать?!       Я задержала дыхание, глядя в глаза другу, и не знала, как ему, признаться. По счастью, Юнхо понял всё сам.       — Бляяяять! — он пнул двигатель, лежавший на полу. — Блять! — он вцепился сам себе в волосы, глуша грудной крик.       Я вскинула было руки в умоляющем жесте, на автомате сделав шаг вперёд, но не зная, как его успокоить.       — Юнни, послушай..! — позвала я его осторожно.       Он всё ещё тяжело дышал.       — Юнни, всё кончилось не начавшись — Сонхва убил его раньше, чем он успел мне что-то сделать… — протараторила я спешно, наблюдая за опущенной головой механика; волосы скрывали его глаза, и я не могла понять, что же он чувствовал. — Клянусь, я в порядке. Я хотела рассказать, но не знала, как, и стоит ли…       Юнхо вскинул голову обжигая меня гневливым возмущённым взглядом.       — Стоит ли говорить мне?! Стоит ли?!! — его глаза горели страшным огнём, когда он резко сделал шаг в мою сторону вынуждая отступить. — Блять, Док! — внезапно гнев его вмиг потух, когда он тихим прошелестевшим голосом спросил: — Постой. Мин знал?       Я нахмурилась, виновато сглотнув.       — Ну… — протянула я, но и этого хватило для того, чтобы Юнхо в презрении сощурил свои красивые глаза, пренебрежительно дёрнув уголками губ.       — Он знал… — разочарованно выдохнул механик, отступая от меня прочь. — Вот ублюдок, сукин он сын. Я набью ему ебло. — мрачно пообещал он.       — Юнни! — я тут же снова сделала маленький шажок к нему, вскидывая руку в слабом жесте просьбы. — Не надо!       Юнхо повернулся в мою сторону: лицо его выражало злость от предательства, разочарование и опустошение. И последнего крылось в нём больше всего.       — Ты всё ещё не знаешь, как здесь делаются дела, госпожа Доктор. — неожиданно усталым, но капельку ласковым тоном обратился он ко мне, но в лице и глазах его не было ни тени улыбки. — Ты не знаешь. И тебе и не нужно. — лёгкая почти печальная горечь сменилась на резкую неприглядную жестокость, когда он твёрдо отчеканил: — Клянусь. Тебе. Не. Надо. Мать твою. Этого. Знать. Это не твоя жизнь, не твой мир, не твоё дерьмо, Док. — Юнхо отступил от меня, покачав головой, в явном несогласии. — Не лезь в это. Не надо. Ты должна будешь вырваться отсюда — как будет возможность, шанс, какой угодно вариант — вали.       От этой грубой интонации мне на секунду сделалось больно, пока я не заметила, каким жутким отсутствующим взглядом Юнхо уставился куда-то в пустоту мимо меня, куда-то в прошлое… Мог ли он видеть свою младшую сестрёнку Макиму в тот миг?       — Вали из этой гнилой дыры, из этого города из этой страны… Это не твоя среда, не твой город, не твоя страна… — Юнхо снова посмотрел на меня, тяжело подняв руку и махнув мне, поджал губы отворачиваясь. — Беги, как сможешь, Док. — и больше он не сказал мне ни слова.       — Я постараюсь, Юнни. — шёпотом шепнула я напоследок, уходя прочь. — Обещаю.       Я бесшумно и стремительно покинула обитель механика, чьи чувства и старую рану столь неудачно разбередила. По возвращении в госпиталь, пока я выполняла привычную рутину, меня теперь не покидала мысль, что не только мне не было места в Семье — Юнхо здесь тоже было не место.       Однако уже через пару часов мне пришлось резко выкинуть из головы все подобные размышления, витавшие и клубившиеся вокруг меня, и обратить всё своё внимание на пиликнувший рабочий телефон.       Я моментально подняла трубку.       — Возьми чистый набор инструментов и всё необходимое для вскрытия, — ледяной непоколебимый голос Чхве Сана с той стороны провода едва не вызвал у меня табун мурашек, но усилием воли я не дрогнула. — Жди.       Я сразу же собрала всё необходимое, невольно задерживаясь взглядом на настенных часах: сложив реагенты, инструменты и нити, я лишь понадеялась, что работать мне придётся не в пыточной господина Уёна.       Отоспавшийся на свободной койке взъерошенный Чонгиль появился в поле моего зрения, с вопросом взирая на собранную бледную меня. Я успокоила его вежливыми улыбкой и кивком, пояснив только, что у меня особое задания от начальства. Закономерно, что вопросов он не задавал, предпочитая тут же заняться делами в части лазарета, огороженной от меня и входа плотной занавесью.       Через примерно пятнадцать минут после звонка дверь в медкабинет открылась и из черноты проёма выступила, являя себя, высокая фигура хмурого младшего босса.       — Дон ждёт, — холодно и бесколебательно оповестил он меня, пока горящие углями змеиные глаза цепко оглядели всю мою фигуру.       Я почтительно поздоровалась, и без вопросов последовала за ним после краткого визита в кабинет, где я хранила дела всех реджиме. Господин Сан достал одну конкретную папку, имя на которой я разглядеть не успела и стремительным бесшумным шагом направился прочь.       Мы оба прошли к лифту и спустились ещё глубже вниз. На этаж господина Уёна.       Однако дальше зала мы не прошли, заворачивая за угол и входя за первую металлическую дверь. Господин Сан "учтиво" приоткрыл её пропуская меня внутрь небольшого помещения, залитого светом, и я поняла где очутилась.       Это был морг.       Я на миг даже пожмурилась из-за интенсивной работы ламп, однако пожаловаться не рискнула, а когда проморгалась — смогла шустро осмотреться: пол был выложен кафельной выцветшей плиткой, был вычищен и находился в хорошем состоянии, дальнюю стену полностью занимал морозильный шкаф, вместительностью примерно на восемь тел, у стены напротив двери располагался металлический стол с несколькими центрифугами, микроскопом и небольшим ящиком — скорее всего для инструментов. Ещё один стол — уже прозекторский стоял посреди помещения: сбоку на него была закреплена мощная пока что выключенная лампа, но не она привлекла моё внимание.       На столе кто-то лежал, накрытый простынёй.       На полный осмотр комнаты мне не понадобилось больше пары секунд, пока я переступала порог, и, конечно же, я сразу же заметила две фигуры, терпеливо ожидавшие меня у стола с телом.       — Дон, — я поклонилась, не решаясь больше ничего добавлять к приветствию.       Хмурый взгляд серых уставших глаз, будто стрелой пронзил мои глаза, однако господин Хонджун качнул головой, принимая мою учтивость.       — Господин Ёнсаль, — вежливо поздоровалась я со вторым присутствующим.       Консильери в новом лимонно-жёлтом костюме, делавшим его несуразную пухлую фигуру ещё больше, елейно улыбнулся, чуть оголяя мелкие серые зубки.       — О, вот и милая Йерин, — глаза-бусинки на секунду мигнули, вцепляясь в моё лицо похлеще десятка клещей. — А мы тебя ждали…       Сан закрыл за собой дверь морга, направляясь к Дону и становясь подле него. Я неловко замерла под нелестными взглядами трёх мужчин.       — Мне нужно чтобы ты провела вскрытие этого… человека, — через паузу степенно постановил Лидер, переводя взор на простыню. — Я хочу знать причину его смерти. Малейшие детали.       — Как прикажете, сэр, — послушно отозвалась я приблизившись к прозекторскому столу и, положив сумку на нижнюю полочку двигающейся металлической этажерки, извлекла из её недр свой кожаный свёрток с инструментами. — Однако, поспешу предупредить вас: на анализ содержимого его желудка и крови понадобиться время. Около двух часов. Плюс ещё часа полтора работы с телом.       Господин Хонджун перевёл на моё равнодушный прямой взгляд.       — Я знаком с процедурой. — спокойно сказал он. — Приступай — мне нужны результаты.       Я понимала, что работать под взглядами трёх страшнейших ястребов, будет тяжеловато: но когда они отступили к боковому столу, шёпотом обсуждая между собой какие-то мелочи (не стали бы они в моём присутствии говорить о чём-то важном, да ведь?) я будто ощутила, что воздуха холодном морге стало больше.       Разложив чехол на верхней полочке, я включила лампу, чуть подвигая её и настраивая яркость: вытащила ёмкости и пакеты — их я обнаружила заранее благодаря записям в журнале поставок, и сложила в одно место, однако не предполагая, что они мне понадобятся. После я перевела взгляд на дренажное устройство в углу помещения с помощью, которого мне предстояло удалить кровь из тела покойного в слив на полу морга. И, наконец, на труп, лежащий передо мной: вдохнув и выдохнув, я с потяжелевшим быстро-бьющимся в груди сердцем, медленно убрала простынь, заглядывая в лицо мертвецы.       И в эту секунду я подумала, что обязанность врачей надевать медицинскую полумаску за работой — одно из лучших правил нашей отрасли.       У меня задрожали губы, но никто не мог бы этого заметить, пока я с невозмутимым выражением лица и непроницаемым взглядом по-хозяйски откладывала простынь в сторону.       На прозекторском ледяном столе лежал с закрытыми глазами повар.       В моей голове вспышкой пронеслось воспоминание, как он приходил ко мне за витаминными добавками: как смотрел настороженно, предупреждая, чтобы я была начеку, как был одним из тех незнакомцев в Семье, что не желали мне зла…       Видеть его хладным безжизненным телом и знать, что сейчас мне предстоит буквально выпотрошить его в поисках ответов для Дона было… тяжело. Однако, внутри меня покоилась железобетонная уверенность — как плита, похоронившая все страхи, — что я справлюсь. И я немедленно принялась за осмотр: в этот миг я постаралась отключить в себе любые возможные эмоции, механически выполняя заученные множество раз действия.       Один из патологоанатомов на моей практике рассказывал, что для того, кто работает с мертвецами эмоции — непозволительная роскошь: ты не можешь просто каждый раз, откидывая белую простынь стоять и гадать над телом — был ли он чьим-то другом? чьим-то дедушкой? чьей-то матерью? чьей-то дочерью? чьим-то единственным близким человеком?..       Какой была его жизнь, пока его остывшую бренную оболочку не доставили к тебе с просьбой вскрыть, обработать, привести в более-менее приемлемый вид, чтобы после — отдать на корм червям или сжечь?       Вот привозят тебе восьмилетнюю девочку и вчера её сбила машина, мисс Чхве? Чем вы займётесь — будете рыдать, валяться по полу и кричать о мирской несправедливости или же пришьёте назад ей руку, вставите стеклянный глаз и наложите парафин на лицо, чтобы она выглядела для своей безутешной семьи будто просто уснувшей? И, может ли статься так, что в первом случае, поведение — глупость, пусть и эмоциональная, но никому на деле от вас не нужная, а во втором — рациональность, помноженная на милосердие? Ведь, глянув на неё, эту безмятежно спящую девочку, родственники погибшей хоть на миг испытают обманчивое спокойствие: "Ей не больно, больно лишь нам, а ей… спокойно, тихо, темно… Ей — никак…"       Жуткая мысль про разверзнувшееся "Ничто", про Пустоту после всех земных страстей, в которых мы горим, эта мысль пугает на самом деле только Живых. Только мы, пока дышим, пьём, спим, видим сны, целуемся, танцуем, смеёмся и плачем, — только мы способны испытывать в жизни от любого события радость или боль, любую положительную и отрицательную эмоцию, мы, пока не сдаёмся, мы способны бояться. У мёртвых нет ничего из этого. У них нет страха, также как нет и ни одной другой эмоции.       Поэтому я подавляла в себе эту лёгкую грусть, пока я разрезала одежду на теле погибшего, осматривала его на наличие повреждений или иных внешних патологий, я надеялась на всего одно простое, но очень важное событие.       Я надеялась, что смерть этого человека не была болезненной.       После осмотра, я приступила к омовению: я поливала тело из душа тело и вода убегала в слив. Закончив с этим, я протёрла тело сухой чистой тканью, которую затем выбросила: работа была тяжёлая, без ассистента пришлось туго, как никогда ранее, но я молча, сцепив зубы, не прося подмоги, перевернула тело дважды, удалила всю возможную влагу и только после занялась основными процедурами. Я занялась вскрытием и исследованием полостей тела: пригнала дренажное устройство к прозекторскому столу; сделав надрезы, взяла образцы крови из пальца руки, из подмышечной выемки, из брюшной полости и сердечной аорты. Все образцы сразу в пробирках поставила в центрифугу: пока она начала крутиться, я рассмотрела взятые отдельно капли под предметным стеклом микроскопа, стремясь выявить какие-либо серьёзные заболевания. Однако ничего серьёзного обнаружить так и не смогла: самым чётким анализом без загрязнения клетками кожи закономерно оказался образец из аорты, но даже в нём я не нашла ничего дурного, кроме… Впрочем, домыслы раньше времени строить не следовало.       Минусы микроскопии в современной медицине оперативно и замечательно решаются с помощью роботов-анализаторов крови: он перемешивают био-образцы, не давая крови застояться и сравнивают полученную кровь с образцом, загруженным в компьютер, который считается нормой. Если показатели крови соответствуют пределам верхних и нижних значений образца — она сразу сбрасывается в специальный отсек, отчёт идёт специалисту и уж он заключает, а нужна ли микроскопия. Однако если в крови обнаруживается аномалия — образец сразу идёт на микроскопию: и врачи смотрят и анализируют кровь сразу на всё — на инородные тела, на медикаменты, токсины…       В общем, я работала с образцами вручную, и как минимум один из них уже выявил повышенное содержание калия: сильно выше верхней границы. Мне стоило дождаться работы центрифуги и проверить все субстанции отдельно друг от друга.       Вернувшись к телу, я запустила дренаж и стала ждать: по трубкам вся кровь мужчины — примерно семь литров — должна была стечь за минут десять-пятнадцать. По окончании работы дренажа, я выключила аппарат, отодвигая его и понимая, что мыть его я буду позже.       Затем я занялась непосредственно вскрытием, разрезав тело от паха до ключиц: я раскрыла его тело, как меня учили в институте, извлекла один за другим органы укладывая их в заранее подготовленные пакеты-зиплоки. Сделала короткую передышку, незаметно локтем утирая вспотевший лоб и направившись к столу взяла соскобы-образцы с тканей покойного. Однако ничего необыкновенного или смертельного я в них не нашла: у мужчины было два небольших камня в левой почке, начала перерождаться ткань печени, содержимое желудка показало, что он ел что-то незадолго до своей смерти — возможно суп или нечто подобное. Я, задержав дыхание, залила часть содержимого в ёмкость старенького анализатора, и нажала на кнопку — спустя пару минут он всё-таки загудел. В сердечной ткани я обнаружила патологию левого желудочка: сравнив с медицинской картой, принесённой Саном, я нахмурилась.       Я отчетливо видела потемневшую ткань — у человека передо мной был один пережитый инфаркт, однако в его деле об этом не было ни слова. Отложив этот пункт на время, я упаковала образцы в герметичные упаковки с необходимыми растворами: я использовала найденный формалин, которым планировала потом обработать все инструменты в морге, дабы избежать гниения.       Отдохнув таким образом за микроскопом, я достала циркулярную пилу и занялась самой тяжёлой частью: черепом и головным мозгом погибшего повара. Отделив верхнюю часть черепной коробки, я взяла образец серого вещества головного мозга, восемью скобами прикрепив макушку обратно. Работа была грубой, требующей силы и сноровки, которых у меня не было, и вдобавок ещё и тягомотной, но я надеялась, что тело покойного всё равно кремируют — без ассистента заниматься подобными операциями тяжело, чтобы не сказать невозможно. После с помощью шприца с крупной иглой, введённого в шею под углом я взяла образец позвоночной жидкости. Закончив с микроскопией и не обнаружив в образцах ничего подозрительного, я вернула органы мертвеца обратно в тело и принялась зашивать его. Через примерно полтора часа такой монотонной грязной и тяжёлой работы в ледяном морге раздалось тихое пиликание: я вскинула голову, чтобы увидеть зелёный огонёк, подмигивающий мне центрифуги. Сняв перчатки и выбросив их, я подошла к прибору, открывая крышку и извлекая образцы с разложенной по слоям кровью: отдельно красные кровяные тельца, отдельно совсем крохотная полоска белых, большая часть пробирки — плазма. С помощью трёх шприцов я полностью извлекла все три слоя, достала реагенты и снова села за микроскоп: на сей раз на предметном зеркальце оказались почти идеальные — чистые образцы — и я могла воочию пронаблюдать сниженный иммунитет покойного и всё ещё повышенный, но уже незначительно уровень калия. Пока я занималась образцами крови, тихо натужно проскрипел и анализатор: я встала, нажала на кнопочку и получила примерную схему, по ней понимая, что внутреннее содержимое желудка покойника не было отравлено — и даже примерно прикинула, что он ел на обед суп из камбалы, какой-то салат и жареное мясо (скорее всего курицу).       Закончив со всеми процедурами, я вернулась к столу, обрезая лишние кончики швов и накрыла тело покойного простынёй, оставляя открытым лишь лицо. Подняв взгляд, я встретилась глазами с тремя ожидающими меня мужчинами: первым шагнул ближе Дон, остальные медленно и тихо в пугающем молчании, также приблизились к столу с мертвецом.       — Время смерти около четырёх-шести часов назад, — степенно, но отчётливо произнесла я. — Точнее сказать не могу…       — Причина смерти? — строгим бескомпромиссным тоном отчеканил Дон.       — Остановка сердца. — подготовленно ответила я.       Господин Хонджун чуть нахмурился, продолжая смотреть в лицо покойника этим странным… единовременно раздражённым и расстроенным взглядом.       — Она вызвана естественными причинами? — спросил он без пауз.       — Я не нашла в теле следов яда. — доложила я. — Физических повреждений также нет.       После этих слов я лишь на секунду поджала губы, но с господином Кимом Хонджуном и этого хватило — он моментально перевёл леденящий допытывающийся взгляд мне в лицо; и как я могла позабыть, что этот человек — паук? Разве может хоть что-то ускользнуть от его взгляда, даже если он не смотрит на собеседника?..       — Йерин. — негромко, но настойчиво проговорил Дон. — Что-то не так?       — О… Нет, ничего. — поспешно заверила я, с трудом удерживая себя от нелепого взмахивания руками и добавила, сама не ведая зачем: — Меня немного беспокоит, что у него в карте я не нашла никаких сведений о сердечных заболеваниях, а у него был пережитый инфаркт.       Господин Ким Ёнсаль недоумевающе сложил губы трубочкой, Сан нервно дёрнул бровью; змеиные глаза его полыхнули, мотнувшись взглядом в сторону консильери, однако господин Хонджун остался непоколебим, и никто не смел задавать мне вопросы, пока он сохранял молчание. А он лишь сощурил свои и глаза, сделав взгляд ещё более пронзительным, хоть то было не за надобностью — мне всё равно чудилось, будто он уже выжег из моего разума всё, что желал.       Наконец через гробовую мёртвую тишину в подземном морге Семьи прозвучал вкрадчивый и оттого жуткий вопрос.       — Ты считаешь этот сердечный приступ неестественным? — взвешивая слова уточнил у меня Лидер.       — Зачем кому-то убивать повара? — вскинулся Сан, едко сморщившись.       — О, ну кто знает… — елейно протянул рядом с ним господин Ким Ёнсаль, суживая свои и без того поросячьи глазки; два его подбородка качнулись, надуваясь кожаными мешками и закрывая короткую толстую шею; кажется, он с трудом сдерживал смех.       — Сан. Ёнсаль. — громко и жёстко отчеканил имена младшего босса и консильери Дон, резко выпрямляясь до последнего своего позвонка, однако лишь чуть повернул голову, скашивая полыхающий взгляд назад, но не оборачиваясь к ним полностью. — Я бы попросил вас обоих помолчать. Я задал вопрос Йерин и хочу услышать ответ на него.       Оба ближайших сподвижника Лидера мгновенно замолчали, и после небольшой мрачной паузы, вновь воцарившейся в морге, я смогла под бдительным испытующим взором Дона сказать:       — Нет никаких оснований для таких заключений, сэр. Судя по всем признакам господин Пак умер по естественным причинам. Анализы его крови подтверждают это, содержимое желудка не отравлено, на теле я не нашла внешних повреждений, в том числе от инъекций.       Господин Ким Хонджун ещё несколько секунд после озвученного вердикта смотрел мне в глаза, будто старался уличить меня во лжи, однако это было бы заведомо бессмысленно. В конце концов он перевёл усталый взгляд на покойника, вновь рассматривая черты его лица. Словно старался как можно отчётливее запомнить и запечатлеть каждую его черту.       — Ясно. — с едва слышным вздохом произнёс он, припечатывая. — Значит, жестокое стечение обстоятельств… — пару раз моргнув, господин Хонджун, чуть склонил голову в сторону учтиво согнувшегося консильери. — Ёнсаль, я могу передать тебе заботы о финансовых выплатах его жене и дочерям?       — Разумеется, Дон. — покладисто протянул увещевательным тоном господин Ёнсаль, с важным видом поправляя свой нелепый жёлтый галстук в зелёный горошек. — Почту за честь. — затем взгляд узких-узких довольных глазок метнулся в мою сторону и консильери почти ласково пропел мне не спуская с лица, будто приклеившейся гадливой ухмылочки: — Йерин, милая, вынужден спешно распрощаться с тобой — свидимся на Совете. — дальше он уважительно поклонился вначале брату: — Лидер. — а потом и младшему боссу: — Господин Чхве.       Последний — едва заметно поморщился.       — Нам также пора. — быстро проговорил Дон, круто разворачиваясь на каблуках лакированных чёрных туфель. — Сан. — отрывисто приказал он.       — Господин… — начало было я, но тут же на автомате исправилась, поклонившись со всем должным почтением: — То есть, сэр. — затем глянув в глаза своему куратору, я уже склонила голову и перед ним, пусть и значительно меньше. — Господин Сан.       Младший босс лишь коротко отмахнулся от меня, с явно-угрюмой гримасой отступая прочь от прозекторского стола: его недовольство читалось в самой его фигуре в тот миг.       Оставшись в одиночестве в холодном пустом морге, я невольно застыла на несколько мгновений с простынёй в руках, глядя на безжизненное посеревшее лицо повара: я помнила, как ещё совсем недавно, может быть неделю тому назад, он предупреждал меня быть осторожнее, как давал советы… Я даже не знала его имени. А теперь меня накрыло щемящее чувство печали и неясной, но глубокой необратимой тревоги. Ну, не злая ирония ли? — я была жива, моё сердце билось, и я стояла, склонившись на мёртвым окоченевшим телом этого человека. Я пыталась не быть мнительной, старалась успокоить себя тем, что и случайные смерти бывают, но… в мире мафиозных интриг, назревающих угроз новых убийств, даже смерть простого повара казалась мне… подозрительной. Какова вероятность, что главный повар Семьи, отвечающий за готовку и продукты — лишь случайная жертва неизвестных предателей?..       Я накрыла его безмятежное холодное лицо тканью, с тихим лязгом задвигая выдвижную часть с прозекторского стола обратно в морозильную камеру. После, потратила ещё около получаса обрабатывая столы и инструменты вначале формалином, потом моющими средствами: дренажный насос залила чистящим средством, смывая всё в раковину и слив, находившиеся тут же. Больше всего меня удивила очень запоздалая мысль, когда я тем поздним вечером, выключала свет и уходила из убранного морга.       Это то, что на вскрытие в морге на этаже господина Уёна, не было самого капореджиме Чона Уёна.

***

      Приехав домой поздно вечером, я первым делом вытащила обнаруженный таинственный ключик из кармана джинс. Я налила себе чай, доставая из пакета японский стрит-фуд — я заехала за ним по дороге — и пока ела, всё смотрела, гипнотизировала взглядом этот ключ.       На ужин у меня в тот вечер были хияши вакаме с ложкой уксуса, три шпажки якитори и кусочек тирамису. Ела я всё с огромнейшим аппетитом, как волк, так как была страшно голодна.       Пока ходила в душ, я спрятала ключик под цветочный горшок на подоконнике, и всё думала о нём. После душа я высушила волосы, радуясь тому, что благодаря короткому каре в бытовых вопросах стало хоть чуть-чуть легче, а затем уже привычно обработала заживающее ухо БФ-клеем: я видела в зеркало, в вечернем золотистом свет ламп, как страшная рана пусть неохотно, но постепенно начала затягиваться, обещая совсем скоро стать просто выбеленным чуть выпирающим рубцом.       Перед сном, я снова достала обнаруженный секрет и покрутила его в руках, силясь прогнать усталость: зелёный чай с вербеной оказывал слабый бодрящий эффект, а снова идти за энергетиком я не хотела.       На ключе не было ни номера, ни букв, ничего — простой чёрный пластиковый прямоугольник и металлическая палочка с резьбой.       От чего он? Банковская ячейка? Нет. Такое просто отследить — у консильери есть связи, чтобы без проблем залезть в любой банк в Корее. Нет, это должно быть что-то, до чего Семья не может дотянуться, потому что просто не сможет отыскать. И что-то, что могу с лёгкостью понять и найти я.       Я невольно снова вернулась взглядом к чёрному металлическому значку Чонхо.       Simple plan.       Простой план.       Чонхо не стал бы искать вариант запутать меня больше, чем я уже. Это что-то лёгкое, что-то на поверхности, защищённое лишь от взгляда случайного обывателя...       От мозголомной загадки и попыток понять, что же хотел спрятать мой брат, у меня немного заныло в висках.       Я собиралась перерыть все наши воспоминания, выдернуть каждую ниточку, каждую нелепую попытку и абсурдный вариант, которые следовало проверить. Я понимала, что это бы заняло у меня уйму времени и было глупо, но лучшего варианта у меня не было: мне нужна была зацепка — старт, откуда я смогу начать, — потому что пока что я всё равно не знала даже откуда начинать копать...       Внезапно меня пронзило болезненным осознанием.       Чонхо. Знал. Что за ним. Следили.       А ещё он не просто так оставлял подсказки к тайне, которую ему не посчастливилось узнать. Мой брат был уверен, что я найду их.       В голове вспыхнул тот роковой вечер и золочёные глаза самого необыкновенного в моей жизни человека, смотрящие солнечными завихрениями и вспышками дальних звёзд.       "Ты выбрала жизнь, Йерин. Мне не нужно говорить тебе, что это значит".       Я вскочила, случайно задевая стопку книг, — те с оглушительным перестукиванием рухнули врассыпную на пол. Мне было абсолютно всё равно, потому что в моей голове горела яркими огнями, выжженная непреклонная истина.       У Чонхо и Сонхва был какой-то уговор насчёт меня.       Мой брат считал Сонхва другом и доверял ему настолько, что намекнул насчёт слежки, взяв слово... позаботиться обо мне?       Я вспомнила леденящий душу взгляд Сонхва в тот кошмарный вечер, когда он направил дуло пистолета мне в лоб.       Нет, это была не забота. Это был шанс.       Чонхо просил дать мне шанс выжить, и Сонхва исполнил его.       Меня душило и потряхивало электричеством одновременно от двух вопросов, появившихся в черепной коробке и грозящихся раздробить её.       Насколько много Чонхо доверил Сонхва? Мог ли он иметь подсказки к разрешению загадки моего брата? И ещё. Взамен на что Сонхва согласился оказать такую услугу?       Меня замутило и затошнило, так что я вынуждена была прижать рот ладонью, а второй рукой надавать на сердце, которое мучительно застучало в клетку рёбер, планируя вырваться наружу.       Я пыталась убедить себя в невиновности Сонхва, ведь не было ни единого доказательства, что он хоть как-то был причастен к смерти Чонхо, однако...       Жестокая правда заключалась в том, что и доказательств непричастности Сонхва к этому убийству у меня фактически не было.       В голове невольно всплыли зловещие намёки консильери… от которых я также быстро и решительно отмахнулась. Вновь спрятав ключ, но уже в кармашке своих пижамных шорт, я легла в свою постель, бросая лишь один тоскливый взгляд в стену, за которой находилась комната моего брата: потом я с равнодушием извлекла из верхнего ящика тумбочки кольт и положила его под подушку, прикрывая глаза. Я подумала, что впервые в этой квартире, в которой мы когда-то жили вдвоём с братом, а на выходных к нам приезжали любящие родители, стало так… одиноко. Я удобнее устроилась на собственной постели, словно пыталась заново к ней привыкнуть. И лишь засыпая я подумала об одном точно простом плане…       Мог ли это быть шкафчик Чонхо в университете?

***

      Наутро я встала пораньше, подкрепилась ягодным йогуртом, выпила чаю и поехала в университет: сегодня я специально запланировала более поздний обход для своих подопечных, чтобы успеть проверить свою догадку.       Встретившись со старым приятелем Чонхо у шкафчиков в коридоре, я узнала две вещи: первое — ключ к замку закономерно не подходил, но у моего брата также мог быть шкафчик в лаборантской — он часто подрабатывал там, годом раньше. Знакомый любезно согласился меня проводить и вскоре показал мне шкафчик испаряясь по своим каким-то нуждам в стороне клеток с подопытными крысами и кроликами. Я же вставила ключ в замок и с души у меня как камень свалился.       Ключ подошёл.       Я приоткрыла дверцу с забившимся в волнении сердцем, однако раньше, чем за предметы внутри, мой взгляд зацепился за внутреннюю часть дешёвого замочка: кусок пластика был отколот, металлическая заглушка исцарапана и фактически выломана. Я в недоумении закрыла дверцу, поворачивая и извлекая ключ: при попытке открыть якобы закрытый шкафчик, дверца легко поддалась. Нахмурившись я окликнула студента: тот, высунув голову на мой вопрос, понимающе вздохнул. Он кратко описал ситуацию — мол три недели назад или около того в лаборантскую университета кто-то проник, камеры были отключены, но из оборудования и медикаментов вроде ничего не пропало, так что… прибывшие патрульные списали это на розыгрыш какого-то пьяного студента.       Коротко кивнув, я вернулась с куда более разочарованным взглядом к содержимому шкафчика брата: я не посмела терять бдительности, но теперь я заранее предполагала, что некто, кто следил за моим братом, обошёл меня.       Пролистав извлечённые старые блокноты, я с тёплым щемящим чувством с нежность обвела несколько схематичных, будто комиксовых, анатомических зарисовок Чонхо. На некоторых страницах с громадными текстами лекций и научных материалов соседствовали тщательно-прорисованные ракушки, всевозможных форм и размеров: в альбоме, который Чонхо использовал как атлас к эскизам органов с патологиями, вовсе не обнаружилось ничего, кроме рисунка красивой обнажённой русалки, кокетливо улыбавшейся с листа.       Я невольно усмехнулась, захлопывая альбом.       В былые деньки, когда мы были ещё пятнадцатилетними подростками, Чонхо вечно говорил, что, когда станет старше — непременно бросит медицину и откроет свой тату-салон. Он и, правда, неплохо рисовал: особенно любил морскую тематику, что вечно отражалось в любых его рабочих тетрадях и блокнотах. Сглотнув горечь, внезапно окутавшую язык, я извлекла из шкафчика тубус-пенал: в нём не нашлось ничего кроме нескольких карандашей, маркеров и ручек. Были также кусок ластика и несколько мелких монеток. Я осмотрела черновики, пачку с оплывшей старой карамелью, приклеенное на скотч старое расписание лекций. В небольшом потёртом сумке-саквояже лежала начатая пачка одноразовых медицинских перчаток, несколько хирургических инструментов, упаковка отреза марли, пачка с бумажными полумасками Чонхо и чехол с очками.       У Чонхо было отменное зрение, и на мой вопрос, а зачем он периодически носил очки, мой глупый старший брат, подмигивая, гордо заявлял, что "девушки сейчас ухлёстывают за красавчиками в очках".       Сейчас я смотрела на них и вспоминала, как после этих слов мне всегда хотелось его отлупить, и как Чонхо звонко хохоча, улепётывал от меня, продолжая дразнить разными нелепыми способами…       Я медленно извлекла красивые круглые очки в тонкой изящной оправе цвета выцветшей бронзы и надела их. Обернувшись, в зеркале на стене я увидела себя: симпатичную, но не выспавшуюся, взволнованную девушку в красивых блестящих очках. В голове пронеслось, что, если бы у меня был хоть один шанс — хоть минута, чтоб вернуться в беззаботное прошлое — я бы сказала Чонхо, что парни ведь сейчас тоже "ухлёстывают за красавицами в очках". Я представила себе, глядя в зеркало, как Чонхо за моей спиной с недовольством уморительно надувает щёки и губы, складывает руки на груди, и притворно угрожающим, ворчливым тоном, начинает убеждать меня тоном курочки-наседки, что "вы юная леди ещё малы, чтобы за вами всякие типы ухлёстывали, и где это видано, а как же уважение к старшему любимому и замечательному брату? Киви, скажи ей!.."       В эту же секунду улыбка пропала с моего побледневшего лица.       Точно. Киви.       Я спешно сняла очки, аккуратно складывая их обратно в футляр и укладывая его в шкафчик. Я быстро глянула время на экране телефона, убеждаясь, что у меня осталось всего двадцать минут до сегодняшней встречи с Ёсаном в кафе: мы договорились обменяться краткими новостями и конспектами, а потом мне срочно требовалось ехать "на работу".       И прежде чем закрыть шкафчик брата, полностью признав собственную неудачу и поражение, я обратила внимание на маленькую картонную коробочку, лежавшую прямо перед дверцей: открыв её, эту явную самодельную конструкцию, я обнаружила два браслета — один с ракушками, второй… с кристаллами? Я бегло прочитала надпись, выведенную ровным почерком моего любимого брата:

"Милой Йери-Йери от самого лучшего старшего брата, я ведь знаю, как ты их любишь. Один с ракушками — он будет напоминать обо мне, второй — твой, с кристаллами медного купороса💖" "Твой Яблочко💖".

      Я перечитала эту трогательную записку снова, ласково погладив кривое нарисованное братом сердечко, не только чтобы умилиться, но, и чтобы… убедиться. В том, что мой брат, всё же был хитрее того, кто его выслеживал.       Я никогда не любила и не носила браслеты.       И пока я неслась сломя голову по коридору прочь от лаборантской, ставя галочку, что все вещи брата лучше бы забрать, я мысленно ругалась, где же вообще в этом чёртовом университете был ближайший женский туалет?!!       Наконец наткнувшись на уборную, я спешно забежала в пустое помещение, сразу направившись к раковине: браслет с ракушками я небрежно бросила в сумку вместе с коробочкой-запиской, а вот второй браслет я поднесла к крану, включая воду.       Будучи хирургами мы изучали и химию, и оба прекрасно представляли, как выглядят кристаллы медного купороса, и я прекрасно понимала, что то, что было прикреплено к браслету — ими точно не являлось.       Под небольшой струёй воды бледно-голубой цвет кристаллов исчез вовсе, — я смотрела как зеленовато-голубая акварель скрывается в водостоке, оставляя в моей руке пять небольших прозрачных кусочков. Я подняла один из них ближе к лицу, любуясь на свет, сквозь преломления граней.       Чистый. Прозрачный. Первосортный.       Я и без анализа могла почти с абсолютной уверенностью сказать, какое именно вещество я держала в руках — за героин такого качества любой драг-дилер не поскупился бы ни отдать сумасшедшие деньги, ни даже… убить.       С нарастающей тревогой и тяжело-заухавшим в груди сердцем, убрала камешки во внутренний карман своего рюкзака. Нечаянно глянув в зеркало над раковинами, я категорически разочаровалась в собственном выражении лица.       Нужно было привести себя хотя бы в относительный порядок. Я ополоснула лицо и руки, чуть пригладила пряди пушащихся волос, и несколько раз вдохнув и выдохнув, поспешила на встречу с Киви…       Пройдя полубегом пару кварталов, пропетляв ещё один, чтобы убедиться, что за мной не следили, я, заходя в знакомое уютное кафе, где подавали европейскую кухню, успела поймать себя на нехорошей мысли, что становлюсь параноиком. Однако затем мои мысли почти сразу же испарились: когда я увидела за столиком с Ёсаном ещё одного человека, то вначале опешила было, притормаживая, однако затем поспешно приблизилась, отодвигая стул и садясь.       — Привет, Киви, и… Клэрис, — постаралась ровно поздороваться я, слабо улыбнувшись.       — Можно просто Клэр. — чуть кивнула девушка открыто улыбаясь. — Здравствуй, Йерин.       Ни атмосфера, ни сам образ её вообще не совпадали с той самой "Снежной Королевой-красавицей факультета", Клэрис Гамильтон, а посему я немного растерялась, переводя вопросительный взгляд на Ёсан. Мол, что она здесь вообще делает?       — Ёсан, ты не мог бы пойти заказать нам круассаны к утреннему чаю? — вдруг ласково попросила Клэр, с улыбкой полуповернувшись к своему парню. — Йерин, могу узнать предпочтения о начинке? — учтиво обратилась она ко мне после.       — Думаю, клубника подойдёт. — всё ещё немного потерянно ответила я всё же.       — Аналогично. — улыбнулась блондинка, мягко погладив плечо моего лучшего друга, и когда он встал, лишь обменявшись со мной недоумевающими взглядами, вдогонку и поблагодарила: — Спасибо, Ёсан.       Стоило Киви удалиться от нашего столика на достаточное расстояние, как Клэр чуть наклонившись и сцепив руки в замок, посмотрела мне прямо в глаза, искренним, а не "показушно-ледяным" взглядом.       — Ты, наверное, удивлена? — мягко спросила она, видимо надеясь, что я помогу ей с началом нашей беседы.       Я качнула головой, отпивая из чашки, которая уже была поставлена у моего места, чёрный ароматный чай с чабрецом и лимоном.       — Немного. — сглотнув ответила я и неуверенно добавила: — Я думала, что вы…       — Расстались? — за меня поспешно закончила Клэрис, и чуть улыбнулась, ненадолго опуская задумчивый взгляд ослепительно-красивых глаз в столешницу: — Да, Ёсан, вначале пытался без объяснений, выдумать туманную причину и мягко закончить наши только начавшиеся отношения. Но… он же рассказал тебе? — он вновь подняла на меня сияющий ясный взор, пальцами обхватывая свою полупустую чашечку. — Я три года в него была влюблена, тут наконец дорвалась до взаимности и… ну, я не готова была отступать просто так. — я видела, как она нервничала и волновалась, но сталась держаться со мной неформально и мягко, однако затем пальцы её теребящие белоснежную керамику вдруг замерли, а голос стал ровным, незыблемым и твёрдым, когда она договорила остаток своей речи. — Так что ему пришлось оперативно просветить меня насчёт всей ситуации.       — То есть… — я нахмурилась едва заметно, чуть не поперхнувшись чаем и оставляя чашку. — … ты… Подожди, ты знаешь о моей… "работе"? — осторожно, почти неслышно спросила я, наклонившись к ней через стол едва заметно ближе.       Клэрис робко кивнула — как же нехарактерен в моём представлении для неё был этот жест! — её длинные чуть волнистые золотые локоны чарующе запереливались в свете кафе. Возможно, не было ни одного посетителя кафе, который не оглянулся на неё хотя бы раз…       — Да. — спокойно подтвердила Клэрис, и тут же выражение её лица стало сожалеющим, наполненным болезненностью и виной: — И я хотела бы извиниться перед тобой, Йерин. Прости меня, пожалуйста. — я шокированно замерла, не пытаясь её остановить. — Я изводила тебя всё это время, не зная правды о твоих отношениях с Ёсаном, надумала себе всякого, говорила тебе злые и несправедливые вещи, вдобавок ещё и то, как я повела себя, когда Чонхо только-только пропал… Это… — она запнулась, изумрудно-лазурные чудные глаза наполнились опасной глубиной, будто океанским приливом. — … я знаю, что я была ужасно не права, повела себя низко, жестоко и недостойно. Никакие оправдания не снимут с меня ответственности за сделанное и сказанное. Я понимаю, что ты можешь посчитать это непростительным, и я даже пойму почему… — она явно готовилась; заранее думала, что скажет, поэтому я не рискнула её прервать, позволяя высказать всё, что накопилось внутри. — Однако, я, правда, искренне прошу прощения, потому что я считаю, что я просто обязана перед тобой извиниться.       Она посмотрела мне прямо в глаза, и от её обескураживающего прямого взгляда, ясных, наполненных искренним сожалением из-за её поступка и горящим желанием всё исправить у меня чуть не перехватило дух.       — Клэрис… То есть, Клэр. — я запнулась, исправляясь и силясь послать ей успокаивающую улыбку. — Я… — мысленно хотела удушить Киви за эту подставу, потому что у меня в отличие от его девушки времени на подготовку ответной крутой и примиряющей речи, что должна звучать убедительно не было. — В некоторой степени я тоже могу тебя понять. И я прощаю тебя. Потому что ты ничего не знала.       Я надеялась, что моё искреннее признание и акт прощения хоть немного успокоят переживания Клэр. И, кажется, у меня… вышло неплохо.       Для пущего эффекта я решилась ненадолго накрыть её руки своими.       — Спасибо. — опешившая Клэр сморгнула слезу облегчения; и она даже плакала красиво, такое вообще бывает? — Спасибо большое, Йерин. — она улыбнулась, ответно сжимая мои пальцы в замок. — Я знаю, что немного спешу, но… — стоило мне убрать руки, как она подвинула мне несколько крупных тетрадей. — Здесь конспекты с лекций о патологиях сердца: Ёсан из-за того, что он стоматолог на них сходить бы не мог, но думаю, тебе бы они пригодились… — я посмотрела на неё с немым восхищением, пролистывая конспекты. — Я бы хотела по мере возможностей помогать тебе.       Про себя я подумала, насколько замечательно было бы брать конспекты именно Клэр: Киви до аккуратности её подчерка, сортировки первостепенной информации и второстепенной, до ведения заметок в конце концов — было как от Марса до Луны пешком…       — Понимаю, сейчас несвоевременно и рано говорить, а можем ли мы стать друзьями, но… — понизила голос Клэр, вновь привлекая моё внимание; взгляд её метнулся в сторону возлюбленного, стоявшего в очереди. — Ёсан и я теперь встречаемся, и я хочу быть в ладах с его лучшим и самым близким другом. Тем более, что я знаю, что ты не просто хороший: ты — замечательный человек, Йерин. — эту фразу она уже произнесла без смущения, глядя мне в глаза.       Я улыбнулась, одновременно восхищаясь и поражаясь её искренности, и чего уж скрывать: на Киви никто таким влюблённым и полностью очарованным взглядом не смотрел…       — Спасибо, Клэр. — ответила я, убирая конспекты к свой рюкзак. — Думаю, нам обеим стоит постараться ради дружбы — думаю, мы можем начать строить её уже сейчас, чтобы в будущем точно иметь связь. — я чуть наклонилась к ней через стол, вынуждая повторить мой жест и также искренне попросила: — Однако, будет небольшая просьба — не говори Ёсану сразу: пусть немного помучается.       Клэрис хитро и коварно ухмыльнулась.       — Что за превосходная идея, Йерин. — усмехнувшись, качнула она головой и подмигнула мне заговорщицки. — Думаю, нам стоит посильнее нахмуриться.       — Поддерживаю. — со строгим ледяным выражением лица замерла я.       Клэрис отзеркалила мою позу и взгляд, и — стала похожа на разгневанную готовую зашипеть и прикончить кошку.       Приблизившийся тем временем Ёсан, аж побледнел, — глаза его, обеспокоенные, наполненные паникой и ужасом, — забегали меж нами двумя. Он едва не уронил тарелочку с круассанами, застывая рядом со столом нелепым изваянием.       — Вы не… — я едва не захохотала от его умирающего тона голоса, сдержавшись лишь усилием воли, однако затем он чуть исправился, явно собираясь предостеречь кровопролитие. — Что ж, я сразу хотел сказать, что вы не обязаны ладить друг с другом, я только… Только хотел сказать, что люблю вас обеих и буду стараться не давать вам скатываться в конфликты, и…       Первой всё-таки не выдержала я, начиная дико ухахатываться — сказалось и то, что из-за стресса, я давно не смеялась. Почти через пару секунд "сломалась" и Клэр, сгибаясь и хватаясь за живот.       Посетители кафе наверняка глядели на нас, как на сумасшедших: шокированный Ёсан всё ещё стоял рядом, пока находясь в прострации.       Но нужно отдать ему должное — мой лучший друг всегда быстро приходил в себя.       — Стоп. Что? — отмер он, роняя свою тушку на диван рядом с Клэр и возмущённо зашипел на нас двоих: — Вы прикалываетесь, да?!       — Ладно, Йерин, ты права! — сквозь смех, утирая слёзы горя, ставшие слезами радости столь внезапно, призналась Клэрис. — Выражение его лица в такие секунды действительно бесценны!       — Киви, тебя об-ла-по-ши-ли!.. — по слогам, с трудом успокаиваясь произнесла я, силясь восстановить дыхание.       Ёсан, обиженно надулся, не находя себе места и обвиняюще глядя то на меня, то на свою девушку.       — Да, оно и ясно… — пробубнил он, затем всё-таки взрываясь: — Должен ли я беспокоиться о том, как буду выживать с вами двумя? Или о том, что Клэр — теперь официально твоя первая и единственная подружка?!       Клэрис тут же вмиг перестала смеяться, замирая ошарашенно с распахнутыми красивыми глазами. Я тоже перестала хохотать, однако продолжая улыбаться.       — Постой… — она взволнованно заморгала. — Я твоя первая подруга?       — Что-то вроде того. — качнув головой, подтвердила я её статус. — До этого место первой подружки занимал Киви. — я по привычке кивнула в сторону Ёсана, и Клэр, разумеется, обернулась, чтобы посмотреть на своего обидевшегося парня.       — Киви? — она вскинула бровь, чмокая в щёку тут же оттаявшего и забурчавшего что-то Ёсана. — Милое прозвище. У тебя тоже есть, Йерин? — аккуратно уточнила она. — Могу узнать, как..?       — Ягодка. — ответил за меня Киви, отведя взор в сторону. — Мы с Чонхо всегда так звали её. Ещё со школы…       Заметив вопросительный, но молчаливый и не давящий взгляд Клэр, я со вздохом пояснила:       — У Чонхо тоже было прозвище. Яблочко. — удивительно, но язык мне почти не загорчило, когда я произнесла прозвище покойного брата.       — Мы когда-то, лет в четырнадцать, посмотрели мультсериал "По ту сторону изгороди": Йерин совсем мелкая ещё была... — добавил, поддерживая историю Ёсан, и взгляд его помутнел из-за пелены нежности из давнего прошлого. — И нам понравилась идея создать для себя забавные прозвища. Что-то типа "садовой троицы". Мы тогда недели две ходили — перебрали их с десяток, но в итоге… то, что выбрали, — прижилось.       — Это чудесная история. — подметила Клэр, с улыбкой смотря то на Ёсана, то на меня, но потом тихо, явно скрывая смущение пояснила: — Йерин, я не хочу нарушать эту… гармонию: мне кажется, эти прозвища нечто личное, сокровенное для вас. Я буду всё же звать вас обоих по имени.       Ёсан посмотрел на неё с невыразимой нежностью, тихо вздыхая: из-за этого Клэрис замахала изящным запястьем, и скулы её затопила краска.       — Спасибо, Клэр. — всё же поблагодарила я.       Мы втроём на некоторое время прервали беседу и принялись за угощение, поедая горячий омлет на завтрак, круассаны, жареный бекон… Для меня, в последние дни питавшейся чем попало, это было истинным пиром. Однако уже за чаем и скромным десертом в виде каких-то французских шоколадных пирожных мы вновь понемногу начали говорить о разных мелочах. И так было ровно до того, как Ёсан, чуть не отбив себе фейспалм, запоздало выхватил телефон, что-то выискавая.       — Ох, да! Точно! — воскликнул он при этом. — Пока в очереди стоял, увидел хорошую новость и захотел показать тебе, Ягодка.       Найдя искомое, он с победным видом, развернул ко мне экран смартфона.       Там виднелся кусок статьи — нечто вроде первой полосы газеты сегодняшнего Сеула.       "Пропавшая год назад девочка найдена!       Вчера вечером в центре Сеула, неподалёку от испанского посольства, вызванные анонимом полицейские обнаружили юную Брианну Бейкерфилд. Четырнадцатилетняя девочка была госпитализирована в тяжёлом состоянии, однако сейчас её жизни ничего не угрожают. Родители Брианны уже вылетели из Мадрида — они и не надеялись уже на её возвращение. Счастливое долгожданное воссоединение семьи…"       — Эта девочка… — только и сумела что прошептать я глянув на фото, прикрывая дрожащие губы ладонью и силясь не расплакаться.       Заметив мою реакцию, Клэрис и Ёсан в шоке переглянулись, но блондинка вступила первой:       — Ты знаешь её? — участливо спросила она.       Я посмотрела в глаза Киви, который взял меня за руку в поддерживающем жесте. Клэр робко повторила с другой рукой. Они оба ждали с потаённой надеждой моего ответа.       — Да… — справившись с нахлынувшим чувством и сбившимся дыханием, произнесла я. — Я была… я видела её, но не могу сказать где. — добавила, прикусывая губу, пытаясь не выдать больше чем безопасной информации двоим моим друзьям. — А потом рассказала… —едва шепнула я ошарашенно, словно, не веря самой себе.       Однако Киви хватило одного внимательного взгляда и увещевающего тона голоса.       — … тому парню? — мягко закончил он за меня, уточняя. — Сонхва?       — Сонхва? — вскинулась рядом Клэр, с беспокойством переводя взгляд на профиль своего парня. — Это же не… тот самый убийца? Но зачем ему спасать девочку? — едва заметно в непонимании нахмурившись спросила она.       Непонимание — куда более глубокое и искреннее — отразилось и на лице Ёсан.       Я же была… не уверена. Но сказала иное.       — Я… не знаю. — запнувшись всё же проговорила я.       Клэрис вдруг сменила выражение лица, на интересующееся: взгляд её будто стал более выпытывающим, даже… анализирующим.       — Ты уверена, что это он? — спросила она, столь же деликатно.       — Да. — твёрдо ответила я.       Никто другой просто не смог бы.       — Точно он.       Я не знала подробностей, причин, сложностей, мотива — я не знала ничего почти что, но одно я знала точно — как только у меня будет возможность, я поговорю с Сонхва.       В личности того, кто вытащил девочку из приюта я не сомневалась. Не господин же Хёну организовал такое?       Единственное, что меня отчаянно беспокоило — "незаконность" поступка Сонхва. Не в плане моральных или государственных законов, а в плане нарушения правил Семьи. Внутри организации приказы отдаёт Дон, либо его брат, потому что он консильери: идти не по приказу равносильно тому, чтобы пойти против воли Дона. Вряд ли Сонхва сумел раздобыть приказ на спасение девочки на территории вражеского клана…       И несмотря на это беспокойство, зарождающееся где-то внутри, я чувствовала ещё кое-что.       Теплоту и благодарность — глубокую признательность — к лучшему киллеру Кореи.       Моя мать говорила, что если человек делает что-то один раз — это случайность, если два раза — глупость, если же три…       Мне нужно было точно удостовериться — пусть я и знала наверняка: Сонхва не совершает опрометчивых поступков, а это значит…       В груди опасно потяжелело, и сердце у меня заныло тупой тихой болью.       Тебе мало проблем, Йерин? Героин на руках, убийца твоего брата, почти наверняка, ходит по коридорам Семьи и дышит с тобой одним воздухом, двое капо, презирающих тебя, тайный совет кланов, где ты в свите Дона направишься в кишащее убийцами гнездо, в самое тёмное и злое место страны… Тебе стоит взять себя под контроль: это ты управляешь чувствами, а не они — тобой!       Я старательно увещевала и давила на саму себя мысленно. Однако мысли о времени после помогали не столь эффективно. Дело в том, что я не знала: а будет ли у меня это "после"? Что если я останусь в Семье навсегда? Что если шанса вернуться к обычной, лишённой криминала, гражданской жизни — призрачной надежды, подаренной мне господином Хёну и ещё несколькими светлыми людьми, — просто на самом деле не было?       И прежде, чем начать снова себя укорять, я снова вспомнила роковой вечер и разговор с господином Хёну.       Бывшая девушка Сонхва.       Капо знал о ней и точно был уверен, что она жива. Однако реджиме в столовой шептались о ней так, словно она мертва. Так кто же был прав?       Я подняла взор, сталкиваясь с хмурым растревоженным взглядом Киви, но в миг, когда мой лучший друг приоткрыл было рот — у меня зазвонил на телефоне будильник.       — Простите, — обрывая все последующие возможные расспросы, попросила я спешно собираясь. — Мне пора. Сколько я…       — Нисколько! — безапелляционно заявила Клэрис, вскидывая упреждающе руку, как бы демонстрируя этим жестом твёрдость своего намерения. — Я угощаю тебя сегодня, Йерин.       — Трапеза в честь примирения? — мягко улыбнулась я.       — Пир за мир, — той же улыбкой ответствовала мне Клэр.       Она легонько обняла меня, дабы не сильно шокировать, а потом меня стиснул Ёсан, вынуждая просить его дать мне воздуха и не ломать мои рёбра.       И после этого трогательного наполненного теплом утреннего завтрака в кафе, я нацепив на лицо пасмурное выражение, скрывающее мои эмоции, направилась в… одно из самых зловещих мест в Сеуле.       До здания Организации я доехала без проблем, ставя машину на внешней парковке. Привычно прошла контроль и спустилась на свой этаж.       Проведя все необходимые утренние осмотры для моих подопечных, встретив выспавшегося Чонгиля, который сегодня не был на дежурстве, я занялась приёмом пациентов. Не знаю отчего — но общая взбудораженность мне не казалась: на процедурах пациенты периодически переговаривались, и волнение… буквально витало в воздухе. Получив звонок от капо Хёну, попросившего меня подготовить очередной скромный отчёт о потраченных медикаментах и заполнить форму о недавнем вскрытии; ещё он попросил составить и занести копию документа о вскрытии капо Боксунгу; и я принялась ещё и за это дело. Потом мне позвонил раздражённый господин Тэмин, сказав, чтобы к вечеру список закупок по дезинфицирующим средствам был у него на столе. Я поспешила составить и этот лист.       За три часа работы, управившись со всеми документами, и, дважды перепроверив каждый из них, я наконец, отправилась на привычную "беготню по кабинетам": да тёмные своды подземных тоннелей мало чем напоминали уютные залитые светом из просторных окон белые коридоры офисных контор, однако только в такие моменты я могла представить себе, что просто спешу по коридору какой-нибудь больницы к очередному пациенту, ждущему врача…       Господин Хёну с улыбкой встретил меня, однако я не стала задерживать его, видя, как много бумаг ему ещё предстоит оформить. И откуда у человека, отвечающего за закупку медикаментов столько бумажной волокиты?.. Жуть берёт.       Найдя кабинет господина Боксунга, я с удивлением отметила, что охраны возле двери на сей раз не было. Постучавшись, я вежливо представилась, обозначив цель визита, но мне никто не ответил. Я видела свет, пробивающийся из-под двери, поэтому на всякий случай попробовала ещё раз.       — Господин Боксунг, это Чхве Йерин, хирург. — громко произнесла я и коротко постучалась. — Меня направил к вам господин Хёну!...       Я прислушалась: в кабинете стояла тишина — лишь чуть-чуть гудел компьютер. Пожав плечами, я дёрнула за ручку, и та… внезапно не поддалась.       Меня пробрал холодный пот — а что, если капо там с кем-то по телефону решал вопрос, а тут я со своими пустяками?!.       — Прошу прощения, господин Боксунг, — уважительно извинилась я, опуская отчёт из двух листов под дверь. — Я оставлю копию заключения о вскрытии под дверью. Надеюсь, вы не против, доброго дня.       Также тихо как пришла — также тихо я и покинула этаж.       Я поднялась наверх, в офис Сона Тэмина, отстранённо изумляясь, как за эти недели успела выучить не только телефонные номера всех капо, Дона, своего ассистента и нескольких реджиме, но и все запутанные ходы и переходы здания. Оно было напичкано ими, как муравейник, и — я подозревала — что о всех тайнах этой цитадели, знал лишь Дон…       Мне не повезло, и на месте господин Сон Тэмин всё ж присутствовал: он с елейной довольной улыбочкой слушал моё учтивое приветствие и смотрел на поклон, однако затем очень скоро вынужден был снова вернуться к своим делам, раздражённо ругаясь с кем-то по рации, и парой небрежных взмахов отсылая меня. Я и сама не горела желанием находиться у него в кабинете, а посему спешно исчезла из его обители.       По дороге обратно в лазарет я решила заглянуть в столовую: к моему удивлению она была открыта и там даже было весьма людно. Я решила взять себе чай, и пока заваривала его, я невольно заметила, что съестной прилавок весьма оскудел. Те реджиме, что сейчас отвечали за готовку справлялись точно хуже погибшего повара. И атмосфера в столовой была… наполнена волнением и даже страхом. Все реджиме сидели склонившись друг к другу, кучкуясь и шептались-шептались-шептались…       Так, постояв немного в столовой, я узнала из слухов, что в народ как-то утекла информация о смерти старика-повара, что это вызвало ажиотаж и всеобщую нервозность, а также кто-то поговаривал, что "видел, как ночью господин Сан и его отряд закрыли столовую и делали там нечто почти четыре часа что-то там делали"…       Уловив царившие в зале напряжение и недоверие, и коллективное предчувствие чего-то надвигающегося-дурного, я, так и не дождавшись Минги, поспешила всё же вернуться в лазарет. И пока у меня было свободное время, я спешно поставила в анализатор измельчённые до пыли кристаллы, залитые специальным раствором. Я ждала результатов уже через пару часов — и ожидания мои оправдались: анализ показал, что это был первоклассный героин. Измельчив остатки кристаллов до однородного порошка, я закрыла его в пробирке, спрятав в привычном мне месте. Итак, продукт у меня был — оставалось найти того, кто его сварил. И можно было тащить его к Дону…       Однако моей мечте уйти сегодня пораньше не суждено было сбыться.       У меня вновь зазвонил рабочий телефон, и стоило мне поднять трубку…       — Кабинет Дона. С аптечкой. Немедленно. — полыхающим ледяным огнём тоном отчеканили мне из динамика. — Возьми ассистента.       — Буду через шесть минут.       Времени на раздумья у меня не было, и я тут же безропотно бросилась за аптечкой, забрасывая рюкзак со всем необходимым на плечо и, молча махнув Чонгилю быстрым шагом направилась к лифту. Мой ассистент, сбитый с толку, едва поспевал за мной. Пока мы ехали в лифте я уточнила есть ли кто-то, кто пока присмотрит за пациентами: Чонгиль, бледный и нервный, ответил утвердительно.       Коридор до кабинета Дона мы фактически пробежали, останавливаясь лишь у двери. Я вошла без стука, сразу же поклонившись и поприветствовав Лидера: и тут же растерялась, забывая сделать тоже самое по отношению к моему куратору. Чонгиль закрыл глаза, замирая в почтительном смиренном поклоне, и монотонным голосом поприветствовал обоих.       Господин Хонджун сидел в отодвинутом кресле без рубашки, мрачно взирая на нас двоих: на столе перед ним в широком бокале плескался янтарный виски, рядом находился взвинченный, злой как тысяча адских гончих Сан. Я спешно лишь кивнула ему, подзывая Чонгиля и приближаясь к Дону.       Господин Хонджун явно не пренебрегал тренировками, держа себя в превосходной форме: сильные мышцы спины, твёрдо-проработанный пресс с шестью кубиками, косые мышцы живота, очерчивавшие ряды рёбер с застарелыми жуткими шрамами, которые явно оставил нож, а не пули…       Однако я обратила внимание не на это, а на крупную всё ещё сочащуюся кровь тёмную рану на его плече.       — Заштопай. — коротко бросил Дон, укладывая раненую руку поверх стола и опираясь на локоть; под бледной кожей с несколькими почти выцветшими шрамами на миг напряглись рельефные мышцы.       Я почтительно поклонилась, в мгновение ока раскладывая на столе рядом с бокалом виски всё необходимое. Куском марли я шустро, но осторожно вытерла кровь, пока Дон отпивал из своего кубка, мрачно глядя на догорающее алым рубином закатное солнце…       Надев перчатки и продезинфицировав место чуть выше раны, я оперативно потянулась было за обезболивающим, когда Лидер громко произнёс:       — Нет. Не надо.       На миг я растерянно глянула на его профиль, но после с молчаливым послушанием взяла иглу с нитью у не поднимавшего глаз с момента прибытия к Дону Чонгиля. Указала ассистенту куда прыснуть хлоргексидин биглюконат, а затем принялась за основную часть.       Стоя сбоку и выполняя монотонную работу по сшиванию краёв раны, я краем глаза распознала большую кропотливую работу на спине Дона: то были две огненные саламандры преследовавшие друг друга в зарослях синих ликорисов, полыхающих бирюзовым огнём. Тату было столь красивым и детализированным, что я не могла не порассматривать его хотя бы украдкой — более долгие взгляды я бросать себе не позволяла, аккуратно и, по возможности, незамедлительно, зашивая рану господина Хонджуна на плече. Руки мои не дрожали, когда я выполняла последний стежок и обрезала нити.       — Благодарю за ожидание, сэр. — поклонившись произнесла я, принимаясь собирать свои инструменты.       Господин Хонджун даже не взглянул в мою сторону, оборачиваясь к Сану и чуть расслабив, видимо, всё это время напряжённые мышцы спины, низким зловещим голосом приказал:       — Зеркало.       Едва не дрожащий Чонгиль передал его с тихим, едва ли слышным:       — Прошу вас, Дон. — я чуть двинулась, незаметно закрывая ассистента плечом и от младшего босса, и от Лидера.       Господин Хонджун придержал рукой, рассматривая в отражении, вышедшую картину, прежде чем позволить мне наложить на своё измученное плечо свежую бинтовую повязку.       — Хорошая работа, Йерин. — степенно заключил он, и для меня его скупая похвала была как нечто грандиозное, но я, разумеется, постаралась скрыть свою улыбку. — Не сомневайся, что я доплачу тебе за неё. На сегодня ты свободна, однако уже завтра понадобишься мне. Сан даст тебе все инструкции. Я рассчитываю на полное и неукоснительное их соблюдение. — взгляд серо-зелёных всегда грозных как разящая сталь глаза вперился в моё лицо требовательнее обычного: — Речь идёт о моей Чести и Чести Семьи.       Я более чем почтительно поклонилась, выражая собственную готовность.       — Вы можете полностью положиться на меня, сэр. — твёрдо произнесла я, и Сан рядом, как мне даже показалось, на мгновение позволил себе коротко ухмыльнуться. — Я не посмею осквернить две столь важные вещи. Я исполню всё в самом лучшем виде, в котором смогу.       Я подняла взгляд, чтобы встретиться глазами с куда менее пугающей версией Лидера: взор его едва заметно смягчился, как и напряжённое выражение лица сменилось лёгкой флегматичностью.       — Хорошо. — только и сорвалось с его губ, и я вновь поклонившись приняла это как… Благословение.       — Сан, проводи их. — вновь устремляясь глазами к горизонту, качнул головой своего ближайшему сподвижнику Лидер.       Младший босс резко кивнул, и тут же направился к выходу, выпроваживая нас из обители Дона.       Мы шли по залитому рубиновым маревом зловещего заката коридору: Сан и я впереди на пять шагов — Чонгиль следом, не смея приближаться.       — Значит так, завтра с утра ты приходишь на работу как обычно. — тут же начал разговор господин Сан. — Дресс-код полностью официальный: это значит чёрные брюки и чёрный классический пиджак, белая обычная рубашка. Никаких металлических предметов, кроме телефона и ключей. В твоём случае, так как ты — врач Семьи, это ещё и твоя аптечка с инструментами. Всё ясно?       — Да… Эм… господин Сан, — робко обратилась я, желая ещё кое-что уточнить.       — Да? — полусварливо-полуравнодушно отозвался младший босс, лишь скосив взгляд в мою сторону.       — У меня есть выданное мне оружие. Его мне с собой не брать? — как на духу выпалила я, вспоминая выданный мне Сонхва кольт.       — Не бери его на встречу, — вновь переводя взгляд вперёд себя, заключил господин Сан. — За охрану группы отвечаю я.       — Слушаюсь, — кратко поклонилась я, качнув головой.       На том мы в тот вечер и расстались, а я, успокоив Чонгиля, направилась домой, отсыпаться перед самым пугающим и в то же время самым волнительным для меня днём.

***

      Следующий день вплоть до двух часов дня я провела как в тумане: все действия, доведённые до автоматизма я проводила не запоминая. Ровно в два часа дня, меня, в форме и полной готовности, вызвали в кабинет к Дону, и стоило мне зайти в просторное помещение, как я, кратко-молча поклонившись всем присутствующим, поспешила к своему куратору.       Я впервые могла лицезреть практически всю верхушку Саламандр, собравшуюся вместе, и, разумеется, это не могло не волновать меня неимоверно.       В комнате у Дона находились все капо, кроме Боксунга: все мужчины были облачены в строгие чёрные костюмы, явно сшитые на заказ и ладно сидящие на их фигурах. Сан был одет в чёрный плащ поверх костюма, из-за чего у меня ностальгически сжалось сердце-предатель. У господина Тэмина и господина Хёну были ещё шляпы: последний послал мне мягкую полуулыбку, явно стремясь ободрить меня. У каждого капо в свите было по двое вооружённых реджиме; в свите у Дона, облачённого в атласный алый плащ поверх шикарного костюма-тройки — целых четверо, и такое количество огнестрельного оружия в одной комнате не могло не… напрягать. Я тщательно давила подступающий к горлу страх, представляя себе перспективы пяти враждебно-настроенных группировок, вооружённых до зубов в одном месте, однако молча и терпеливо стояла и ждала, как и все. Единственным, кто вальяжно разместился в своём кресле был Дон, по правую руку от которого обретался консильери: единственный, кто облачился в нелепый клетчатый костюм насыщенного винного оттенка, а ещё нацепил на шею галстук бабочку с каким-то орнаментом. Они периодически перешёптывались о чём-то, и если по хитрющему, как обычно растянутому в пугающей ухмылочке лицу господина Кима Ёнсаля понять его истинные эмоции было невозможно, то хмурый вид Дона выдавал лёгкую степень его раздражения.       Заметив среди людей консильери высокого беловолосого реджиме, я постаралась встретиться с ним глазами: Минги поймав мой взгляд дважды быстро моргнул, тут же вновь отворачиваясь. В груди у меня заворочалось дурное предчувствие острее прежнего…       Наконец, дверь в кабинет распахнулась: никто не посмел обернуться и поглазеть, посему и я не решилась. Но чёткую ровную поступь, чуть заглушаемую ворсом ковра я узнала.       Вскинув голову, я увидела Пака Сонхва.       Золочёные необыкновенные глаза без тени сомнения взирали на Дона, бледное непоколебимое лицо — весь его вид непроницаемая гордость, хладнокровность, опасность.       Лидер встал, руками опираясь на стол, и жёстким не терпящим отрицания тона постановил:       — Удалось.       В руке у Сонхва, облачённой в чёрную кожаную перчатку, был пакет с тремя обрубками в крови отдалённо-напоминавшими пальцы.       — Удалось. — бархатистый вкрадчивый голос, от которого мурашки оказались посеяны на моих шее, затылке и плечах.       Сонхва чуть поклонился, чёрная чёлка скрыла его глаза, но я была уверена — сквозь пряди янтарное золото его взгляда нашло меня.       И заполыхало ярче прежнего.       — Трупы изуродовать и вернуть в Китай, Уён, — постановил Дон незамедлительно, принимая у подошедшего киллера пакет со страшным содержимым и убирая его в ящик своего рабочего стола.       — Будет исполнено, Дон, — сиплым устрашающим тоном откликнулся господин Уён.       — За главного я оставил Боксунга, остальные… Мы выдвигаемся, — также громогласно и твёрдо, почти яростно оповестил Дон, выходя в центр кабинета и оглядывая всех присутствующих непроницаемым, пронизывающим, пугающим взором. — Ёнсаль, Хёну, рассчитываю на вас сегодня. Сан, Сонхва, — оба киллера степенно поклонились, не смея проронить ни слова.       Видимо, оставшись всем довольным, господин Хонджун направился к выходу из кабинета: четверо реджиме последовали за ним, потом со своей свитой покинул комнату и консильери. После них под руководством Сана двинулся прочь и наш стройный отряд. Сердце билось у меня в груди, пытаясь подпрыгнуть в горло: мы спускались в первой группе из двенадцати человек на лифте вниз, ведомые Доном.       Когда мы вышли на парковку я ожидала увидеть какой угодно транспорт, кроме…       Чёрного бронированного кортежа из трёх автомобилей?       Я быстро глянула на реакцию господина Сана, однако спрашивать о заметности такого транспорта я не решилась. С тревогой, стремительно подкатывающей к горлу, я не проронив ни звука, ждала в какую машину меня определят, мысленно надеясь лишь на одно.       Хоть бы не с консильери.       Однако такого везения Судьба мне не предоставила: Сан направил меня в первый автомобиль, где уже сидели Дон с консильери, Минги и в которую следом за мной сели он и… Сонхва.       Коленки окончательно начали неметь, когда я осознала, что именно таким диким составом нам придётся ехать.       Мы сидели друг напротив друга, за перегородкой из пуленепробиваемого стекла за рулём и на пассажирском сидении расположились двое оставшихся телохранителей господина Хонджуна.       Спустя несколько минут вторая и третья машины также были заняты и по знаку Лидера — своеобразному стуку по стеклу, — зловещий кортеж медленно тронулся с места.       Я силилась успокоить дыхание, не сжимать кулаки и не нервничать, хотя сердце в груди у меня билось дикой подстреленной птицей.       Неожиданно моего голени ласково коснулись — едва заметное движение, но я его заметила. Чудом не вздрогнув, я подняла голову, на сидящего напротив меня Минги: тот упираясь локтем в бортик затонированного практически чёрного стекла, закрытого шторкой, ладонью прикрывал нижнюю часть лица. Я решила было, что высокий реджиме случайно коснулся меня — в конце концов его длинным ногам могло быть мало места в столь ограниченном пространстве — однако через миг, его глаза посмотрели на меня. Я как можно тише сглотнула, пряча нервозность за непоколебимостью: Минги моргнул и продолжил дальше смотреть на меня. Я поняла этот жест и перевела его как: "Ты в порядке?".       Хотелось цинично рассмеяться, однако я понимала, что даже простую улыбку в этой карете смерти могут расценить, как приглашение… на казнь. Поэтому я, глядя в глаза беловолосому реджиме, только дважды моргнула с интервалом в секунду. Минги, убрал руку от лица, совсем на грани заметного качнув мне головой — "хорошо" — и вновь отвернулся к закрытому окну.       Но ногу к моей голени прижал чуть ближе, согревая мою занемевшую конечность, даже сквозь слои брюк.       Пока мы ехали, то сворачивая, то петляя и словно бы ни на секунду не останавливаясь, я немного подуспокоилась, имея возможность украдкой тщательнее рассмотреть моё руководство: Дон был спокоен и собран, чуть наклонив голову вбок, серебристо-зеленоватые глаза его перебегали с одного лица на другое, ни на ком из нас не задерживаясь. Консильери был в возбуждённом, очень приподнятом настроении духа: он без конца порывался чем-то поделиться с младшим братом, иногда вызывая у него крохотный призрак улыбки, из чего я сделала вывод, что о чём бы господин Ким Ёнсаль не сообщал Лидеру, — это было нечто важное и приятное для господина Хонджуна.       Именно немного дольше рассматривая брата Лидера, чуть сощурившись из-за близкого расстояния, я внезапно поняла, что нелепый галстук-бабочка консильери был узором не в горошек.       В мелкие черепки.       Столь неуместный для такой угрожающей ситуации каламбур вызвал у меня двойной приступ омерзения по отношению к Киму Ёнсалю.       Однако я не рискнула, отводя взгляд и ощущая на себе горящий, ползающий лосиной блохой по шее и щеке взгляд консильери.       В тёмном автомобиле, с окнами, закрытыми шторками, уйдя глубоко в себя, я совсем потеряла счёт времени и понимания пространства, а поэтому, когда у Дона зазвонил телефон и после очередного поворота машина резко затормозила, а господин Хонджун величаво постучал в незамедлительно отодвинувшуюся шторку, показывая на несколько секунд водителю что-то на экране, я чуть не вздрогнула. Примерно догадываясь, что Лидеру скинули адрес, по которому нам следовало ехать дальше, я набралась терпения.       Мы сделали ещё одну остановку, и по моим скромным подсчётам, ехали мы всего около двух с половиной часов.       А затем кортеж остановился окончательно, и Дон отдал приказ Сану: младший босс незамедлительно сделал два звонка и мы начали покидать автомобили, причём на сей раз в обратном порядке — Дон выходил последним, сопровождаемый у дверцы двумя реджиме.       Я же застыла глубоко-поражённая, ощущающая себя в какой-то хоррор-триллерной игре, не имеющая права покинуть её.       Мрачный тёмный Дом — величавая громада, похожая не то на древние готические церкви, не то на старые французские дворцы — чернела неизбывной обителью страха, интриг, льющейся крови и ломающихся жизней. С вершин колон на меня взирали фигуры ёжавшихся демонов, оскаливших зубы: несколько десятков окон пялились на прибывших с высокомерием и холодным расчётом.       Я даже не знала, что такое здание было в Сеуле. В предполагаемых окрестностях Сеула — как я подумала позже.       Этот Дом… он словно был живым. Ветер не рисковал забираться в его сад и шелестеть листьями в округе: пасмурное небо не рисковало нависать над его крышей чересчур чёрными тучами. Да и сам Дом — я даже не знала, что конкретно в его чуждом подобном ночному кошмару образе, — словно говорил.       "Сколькие из вас переступят мой порог сегодня, но лишь единожды? Сколькие из вас не вернуться обратно?"       Мои мрачные размышления оборвала твёрдая ледяная хватка на плече.       — Йерин, следуешь за мной, внутри — молчишь пока не спросят и пока Дон не разрешит ответить, — я обернулась, чтобы встретиться взглядом с тлеющими зловещим огнём змеиными глазами младшего босса. — Никаких глупостей. Ясно?       Я кивнула, не рискуя разомкнуть губы, однако и этого жеста Сану хватило с избытком: он удовлетворительно качнул головой, одним небрежным жестом оставляя меня в свите за своей спиной и спиной Дона.       Выстроившись в целую колонну, мы направились к ступеням здания: кованые решётки ворот тихо сомкнулись за нашей спиной, а судя по практически занятому автомобилям двору, остальные "делегации" уже прибыли.       Пройдя в двери мы оказались на пункте пропуска: он был похож на тот, что был в здании Саламандр, только значительно больше, конечно.       Каждого из нас досматривало несколько молчаливых людей с металлоискателями: исключений не делали ни для кого — я чуть ли не шокированно заметила, как Лидера попросили первым пройти к рамке и сдать оружие, если оно имелось. В сводчатом красивом зале, отделанном тёмным мрамором, по ковровой красной дорожке, по которой обычно вышагивали голливудские звёзды, шагали… убийцы, облачённые в шелка и лоск. За дверьми холла в большом зале играла тихая приятная музыка, шелестела одежда и звенели бокалы и разговоры.       — Нравится, Йерин? — раздался за моим плечом притворно нежный чуть насмешливый голос.       Я обернулась к подошедшему консильери, чтобы увидеть его ехидный взгляд: он степенно поправил воротник рубашки и свой галстук с черепками, потрясая двумя огромными подбородками.       — Там собралась вся элита общества, которая отмывает деньги, которые мы им даём: организации, сотрудничающие с армией, политики всех мастей, бизнесмены, чиновники… — меня ужаснуло где-то внутри сколько на самом деле людей работало на мафию, сколько готовы были брать их кровавые деньги…       — Я даже пригласил своего близкого друга — ты его знаешь, пусть и не лично, — позволил себе немного посмеяться господин Ёнсаль. — Ли Минги.       Я невольно вскинула брови, не проконтролировав свою реакцию:       — Нынешний министр финансов?! — я тут же закрыла себе рот рукой.       На мой испуганный неверящий взгляд, консильери отреагировал неприятной улыбочкой.       — Он самый. Могу вас познакомить если хочешь. — он чуть наклонил голову, анализируя моё лицо своими крохотными глубоко посаженными глазками.       — При всём уважении, господин Ёнсаль, — вежливо заметила я, на сей раз беря под жёсткий контроль и свои эмоции, и тон голоса. — Я не думаю, что буду интересна министру финансов Кореи. Я обычный хирург.       — Ох, милая Йерин, — консильери улыбнулся ещё шире, хотя это казалось мне невозможным, и голос его стал пугающе убаюкивающим. — Красивые умные девушки не могут быть не интересны…       От этой вскользь брошенной фразы меня внутренне перекосило от омерзения: по шее скользнули мурашки, прокатываясь по позвоночнику вниз и оповещая несчастное тело: "Тревога, тревога, тревога…"       — Но это потом. — тут же сменил тон на будничный, господин Ёнсаль отступая от меня и деловито поправляя манжеты на толстых коротеньких ручках. — А пока к делу.       Мы оба вернулись в процессию, направлявшуюся не в Большой зал, а куда-то налево, наверх. И только когда за широкими багряными шторами обнаружились двустворчатые двери из красного дерева, я поняла, что напоминало мне здание.       Большой Театр.       И следующий зал лишь подтвердил моё смутное предположение: высокие стены остатки сцены-возвышения в дальнем от входа конце, огромный круглый стол на пятерых в центре, ярко освещённый тремя гигантскими люстрами. А также пять лож, ограждённых специально заново возведёнными деревянными конструкциями. Я глянула наверх, полагая, что наверху наверняка имелись балконы — и правда, они были, однако двери, ведущие на каждый из них, были закрыты. Нас объявили и мы прошли к нашей ложе — второй от центра, находящейся слева. В оставшихся трёх ложах уже тоже находились люди, с подозрением косящиеся друг на друга. Любому здесь было страшно: но следует, возможно уточнить — любому нормальному человеку. Находящиеся в зале скорее были дикими зверьми, готовыми растерзать оппонента, едва представиться такой случай.       — Думаю, можно начинать, — подал лениво голос один из мужчин в ложе слева от нас, покручивая в пальцах позолоченные карманные часы на цепочке. — Времени уже много.       — Времени у нас предостаточно, — твёрдо и непоколебимо возразил господин Хонджун. — Дождёмся глав Хэби.       — Мы же здесь не ради торговых сделок собрались? — вновь подал голос тот, ленивый, на сей раз, впрочем, поднимая тёмные морионовые глаза на нашего Лидера. — Так зачем же тянуть?       В этот миг из центральной ложи подал голос куда-то более несдержанный и раздражённый мужчина: красивый и высокий, с выбритыми висками, на которых виднелись седые волоски, тёмные глаза его с морщинками в самых уголках смотрели открыто и с неприязнью. Чёрные густые брови чуть приопустились, придавая его лицу выражение хмурости и недовольства.       — У тебя есть дела поважнее совета Кланов, Со Дакхон? — стальным пробирающим тоном отчеканил он, будто стремился нарубить слова в своей речи. — Иначе почему не попросил перенести собрание?       Однако раньше, чем господин Дакхон успел подать голос, вскинувшись в ответ, его опередил куда более пугающий собеседник.       — Не стоит нервничать, господин Кан Джин, — елейный голос консильери, всегда казавшийся мне заискивающим и неестественным, вдруг понизился на пару тонов, обращаясь гипнотизирующим ручейком слов, от которого немел язык и стыла кровь в жилах. Все в зале моментально замолчали и замерли. — У господина Со Дакхона есть несколько… — он позволил себе лёгкий смешок, но сколько в нём было яда… — … скажем так, получивших задержку сделки, и он просто желает поскорее разобраться с ними. Сегодня торговые дела также будут обсуждаться, и, полагаю вам следует знать, что приглашены многие и многие… возможные участники и новоявленные партнёры. — консильери с безмятежным улыбчивым лицом повернулся налево, и я заметила, как несколько человек в этой ложе, вжались в кресла, задерживая дыхание. — Я прав, господин Дакхон?       — Вне всякого сомнения, господин Ёнсаль. — через паузу, вынужденно процедил тот.       Пользуясь вновь воцарившейся паузой-тишиной, как передышкой, я тут же повернулась направо, делая для себя выводы: значит, слева от нас у самой левой стены была ложа Скатов во главе с их лидером, справа — в центре располагался Порт, во главе с Кан Джином, те самые, которых Юнхо называл "Большим Кабаном", наши союзники. Ещё правее, судя по всему, ощетинившимся, злым, ядовитым клубком в нашу сторону обретались… Кобры.       Я невольно проскользила взглядом по отряду, находя в центре его мужчину со светлыми карамельного цвета волосами — явно покрашенные. Его тёмные глаза пронизывали статную фигуру господина Хонджуна, и хотя я не могла охарактеризовать его взгляд иначе чем "холодный", я буквально всем нутром своим ощущала неприязнь, гнев, страшную злость и… отмщение.       Месть — вот что ледяными кольями скрылось на дне илистых непроницаемых омутов глаз господина Мина Хосока, лидера Кобр.       Последняя, крайняя правая ложа пока что была пуста, и я закономерно предположила, что ждали мы господина Аканэ — лидера Хэби, который почему-то позволял себе… опоздание?       Я оглядела всех присутствующих, анализируя их реакции, и сделала себе заметку, что похоже авторитет Хэби здесь имел огромный вес.       Иначе, как один человек мог заставить четырёх могущественных глав крупнейших преступных синдикатов ждать?       Наконец двери распахнулись, и реджиме торжественно объявил:       — Госпожа Аканэ Оранари, глава Хэби.       Я не сдержала удивления и всё же вскинула голову, оборачиваясь.       В дверях зала в сопровождении процессии появилась красивая статная женщина… в японском кимоно. Она торопливо, но весьма грациозно, засеменила к своему месту, при этом не глядя ни на кого. С моих губ невольно сорвалось тихое, едва слышное:       — Госпожа?..       Однако Сан рядом услышал, и, чуть повернув голову, ответил мне вполголоса:       — Да. — и слова его заструились по моей коже леденящим душу ручейком, медленным, но оцепеняющим: — Представь себе женщину, готовую без колебаний продать себе подобную в рабство, привести ребёнка в мир оргий и оставить там, умеющую любить деньги и роскошь, играть тысячи ролей и носить тысячи масок, менять союзников на вчерашних врагов, а сегодняшних врагов на завтрашних союзников. Женщину, настолько коварную и умную, что её ум помноженный на стократную жестокость, создаёт ей образ всеотравляющей неубиваемой рептилии — главы крупнейшего преступного синдиката всего восточного полушария… — я с трудом удерживая на лице маску спокойствия, со страхом и отвращением смотрела, как госпожа Оранари с елейной будто сцеженной улыбочкой усаживалась на предназначенное для неё место за пятиугольным столом Совета. — Наконец, если этого тебе было недостаточно, представь себе женщину, которая, множество раз совершала преступления против человечности, которую ждала бы смертная казнь или двести двадцать пожизненных сроков если бы её могли судить, и которая, если верить слухам, лично владеет одним токийским борделем, закрытым для посторонних, где пожилые дамы и джентльмены могут лично наблюдать и участвовать в оргиях с детьми, не достигшими даже двенадцати лет… — у меня в горле собрался горький тошнотворный ком, а волосы на затылке встали дыбом, но я чудом только не скривилась, внешне оставшись равнодушной.       — Так вот, — произнёс холодным тоном Сан, более не наклоняясь в мою сторону, вновь уставившись прямо перед собой. — Если ты сумеешь это всё себе вообразить — ты, хотя бы примерно, будешь знать, кто такая госпожа Аканэ Оранари.       В этот миг тёмные раскосые глаза женщины вспыхнули двумя нетленными опалами, цепким взором оглядывая каждого из пришедших лидеров.       — Прошу прощения за задержку, — мягким шелестящим голоском с едва заметным акцентом произнесла лидер Хэби, приложив ладонь к груди и чуть поклонившись всем присутствующим. — Непредвиденные обстоятельства вынудили меня задержаться.       — Ничего страшного, госпожа Оранари, — тут же подал голос господин Дакхон, чуть ухмыляясь. — Мы не спешили.       Я пренебрежительно фыркнула, понимая насколько лицемерен этот человек. Однако госпожа Оранари лишь фальшиво улыбнулась ему, затем сменяя тон голос на прохладный и строгий:       — Я так понимаю, что у нас сегодня два важных дела, господа?       — Вообще-то одно. — подал голос поднявшийся на ноги Мин Хосок. —       Нападение Саламандр на мою территорию и убийство двух моих наркоторговцев.       Вставший господин Хонджун, сделавший шаг вперёд и лениво расстегнувший пуговицу пиджака, чуть сощурил уставшие глаза, пряча недосып за флегматичностью.       — Про нападение на склад с боеприпасами и приобретение С-4 ты упоминать не будешь? — спокойным, нарочито не выражающим полыхающей злости тоном постановил он. Я задрожала от величавости и степенности нашего Дона, невольно оборачиваясь в сторону оппонента Мин Хосок скрепя зубами нахмурился.       — Брехня. — только и огрызнулся он яростно.       — Ровно то, что ты сказал. — послал ему издевательскую улыбку господин Хонджун.       — Пожалуйста, успокойтесь! — повысив голос на два тона резко, как хлыстом, оборвала ещё не начавшуюся ссору, госпожа Оранари, медленно поднимаясь. — Мы здесь не чтобы лить кровь и сечь головы — это всегда успеется: мы здесь чтобы говорить. Чтобы восстановить то, как всё было. — она вышла из ложи вставая за круглым столом — у высокого трона во главе его, окидывая всех пытливым тлеющим опасностью и смертью взглядом. — Пусть обе стороны принесут за стол переговоров свои доказательства.       Сила ауры этой женщины давила на всех, и я невольно лишь на миг ощущая, как взгляд её прошёлся по мне подумала, что она — один из самых волевых и сильных людей, что вообще встречала в своей жизни.       Сан была прав: коварство она делила с жестокостью, могущество и властность заворачивала в амбиции и продуманность. Она читала окружающих, знала их тайны, грязные секреты, слабые и сильные стороны.       Она была клубком гремучих змей в полуденной степи, поджидающих неосторожно-оступившегося путника.       И пока все выносили бумаги, фото и запечатанные пакеты: с нашей стороны к круглому столу направились капо Уён, Хёну и Сан, лидер Кобр вновь рискнул подать голос:       — Это может быть неполной картиной.       Господин Ким Хонджун, вышедший из ложи, лишь бросил в его сторону пренебрежительный взгляд.       — Я нахожу ироничным, что первый, кто начал кидаться обвинениями и говорить о неполной картине был ты, Мин Хосок. — флегматичным равнодушным тоном заключил он, вызывая тихие смешки в ложе Порта. — Слова просты. — добавил он.       — Оба молчите, пока наши подчинённые не рассмотрят улики. — призвала к порядку госпожа Оранари.       На несколько минут в зале воцарилась пугающая тишина, нарушаемая лишь шелестом многочисленных бумаг, однако затем лидер Аканэ красивым жестом изящной белоснежной руки подозвала к себе нашего Дона.       — Итак, Ким Хонджун, расскажи, пожалуйста, свою версию. — попросила она почти ласковым грудным голосом, присаживаясь за столом.       Слева и справа от неё уже разместились Со Дакхон и Кан Джин. Оба внимательно всматривались в лицо господина Хонджуна: один с подозрением, второй — с тщательно-скрываемой тревогой.       Господин Хонджун гордо поднял голову, уверенно произнося:       — В рядах Саламандр и Кобр завелись крысы… — на этом моменте его совершенно неучтиво перебил глава Кобр.       — Да как ты смеешь?! — воскликнул он, и тут же был осаждён железным не терпящим возражений тоном.       — Мин Хосок. — отчеканила приподнявшаяся госпожа Оранари, угрожающе сверкнув глазами. — Замолчи, если тебе дорога Честь. — её ледяной тон вызвал в моём позвоночнике жгучую дрожь. — Держи себя с достоинством.       После волны шёпота и восстановившейся мертвецкой паузы, господин Хонджун не поведя бровью, продолжил.       — Как я и сказал. В рядах обеих группировок завелись крысы: они сталкивают нас лбами и устраивают диверсии, чтобы развязать новую войну.       — Доказательства? — веско потребовала госпожа Оранари.       — Показания свидетелей и видео с камер. — указал господин Хонджун.       — Иные вещественные улики? — чуть понизив тон и посмотрев исподлобья уточнила она.       Господин Хонджун чуть нахмурился, но столь же честно и открыто отчеканил:       — Отсутствуют.       — Ты нашёл предателей? — незамедлительно задала свой следующий вопрос госпожа Оранари.       Господин Хонджун моргнул и строгим тоном постановил:       — У меня есть подозреваемые и я с ними работаю.       Госпожа Оранари отклонилась обратно, упираясь спиной в спинку стула, и посмаковав паузу вынесла вердикт холодным безапелляционным голосом:       — Иными словами у тебя практически ничего нет.       Воистину — не так страшен дракон, как три его головы. В этот миг, я возненавидела эту страшную женщину более прежнего.       — Начало источника должно быть чистым, тогда и его низовья будут чисты. — спокойно проговорила она, уже более тихо, вновь опуская взгляд на бумаги. — Я бы сказал иначе госпожа Оранари: "Где посадишь бобы, взойдет боб, где посадишь фасоль, взойдет фасоль" — подал голос Мин Хосок, довольно ухмыльнувшись уголками губ.       Госпожа Оранари смерила его нечитаемым взглядом, но после коротко кивнула господину Хонджуну, отпуская его обратно в ложу.       — В любом случае… Совет выслушал тебя, Совет принял к сведению. — громко постановила она, обращаясь уже ко второму Дону. — Мин Хосок, тебе есть что сказать в свою защиту?       Тот поднялся, всходя к столу, как на личное призовое место.       — Есть. — он учтиво поклонился лидеру Аканэ, и незамедлительно заявил твёрдым звенящим злостью голосом: — Я полагаю, что в рядах господина Хонджуна завелись непокорные овцы, толкающие всё стадо к обрыву. Они хотят развязать войну, с целью узурпировать власть над группировкой.       В зале прошлись гомон и шёпотки, прежде чем упала мёртвая тишина.       — Это серьёзное обвинение, Мин Хосок. — произнесла госпожа Оранари. — У тебя есть доказательства?       — Показания допрошенных, видео с камер и… — господин Хосок сделал игривую паузу, чуть высовывая кончик языка и указывая на бумагу с фото и пакетик с кристаллами. — … партия чистого героина, поставленного мне с территории Саламандр.       В зале вновь поднялся гомон и тревожный шёпот: все будто с ума посходили, распахнутыми неверящими глазами уставившись на улики в руках у госпожи Оранари.       — Вздор! — тут же несдержанно воскликнул господин Кан Джин.       Со Дакхон рядом, беря в руки бумаги, также задумчиво протянул:       — Это и впрямь как бахвальство звучит…       — Но это так. — подытожил Мин Хосок.       И в это мгновение из-за зала раздался елейный запоздалый голосок, притворно будто извинявшийся.       — Не совсем. — с места поднялся консильери Ким Ёнсаль, невозмутимо прошедший мимо вскинувшего бровь Мина Хосока с папочкой, которую он протянул лидеру Аканэ. — Здесь есть кадры из видео того, как некто, контрабандой провозит героин через сектор Саламандр, однако… мы знаем лишь пункт отправки — Инчхон. — он чуть повернулся, даря наимерзейшую из своих ухмылок содрогнувшемуся лидеру Кобр. — Но не пункт назначения…       — В следующий раз будьте добры предоставлять важные сведения заранее, господин Ёнсаль. — холодным голосом отчитала его просмотревшая материал госпожа Оранари, передавая сведения обоим Донам рядом с собой, чтобы те могли с ними ознакомиться.       Ким Ёнсаль учтиво поклонился этой женщине.       — Я учту это, госпожа Оранари, однако всё ж… мы же не суд. — он понизил ехидный голосок до шёпота, а затем отодвинулся, оглядывая сидящих в зале. — У присяжных претензий не будет.       — Воистину: кто совершил преступление — пусть понесёт наказание… — чуть сощурившись громко проговорил господин Хёну.       — Очередная цитата Ницше? — с лёгкой долей высокомерного пренебрежения протянул господин Дакхон.       — Это Циртулян, — через паузу вкрадчиво оповестил господин Хёну, и его лицо страшным образом напугало меня выражением открытого дружелюбия, которого он явно испытывать не мог, но кроме которого прочитать в нём невозможно было решительно ничего.       Переговоры были похожи на чистый фарс: все вокруг просто перебрасывались завуалированными угрозами убить другого, если он не пойдёт на уступки. Но… как ни странно это, в каком-то из смыслов работало.       Главы мафиозных Семей поочерёдно шли на крохотные компромиссы, в итоге дела выбор в пользу шаткого мира вместо самой крохотной войны.       После обсуждения дел между Кобрами и Саламандрами и вынесением обтекаемого решения, что обеим группировкам следует больше работать в сторону сохранения мирных соглашений, Со Дакхон и Аканэ Оранари перешли к вопросам торговых сделок и отмывания денег, которые очевидно интересовали их куда больше. Все остальные также сделали вид, что это более насущный вопрос чем невнятные претензии и войны, и с радушного приглашения в сопровождении минимального количества охраны отправились в зал на встречу к "торговым партнёрам". Оставшиеся реджиме остались в холле и у окон, охраняя здание от непрошенных визитов: хотя я, если честно, искренне не понимала какому безумцу вообще в голову придёт атаковать… такое собрание людей.       Поэтому оказавшись в гуще знаменитостей, политиков всех мастей и крупных магнатов разных корпораций, я выпила бокал дорого шампанского: сухой игристый напиток горчил, однако я не вздумала жаловаться. Я вознамерилась найти одного важного для меня человека и всё же поговорить с ним начистоту. И спустя уже пару минут мне почудилось, будто в разодетой пёстрой толпе мелькнула знакомая мне долговязая фигура в чёрном. Я поспешила следом, выскальзывая за нею на лестницу через запасной выход. Торопливо, но по возможности тихо следуя за поступью удаляющегося наверх незнакомца, я остановилась в итоге у двери на второй этаж, и бесшумно юркнула за неё и тут же была вынуждена спрятаться за портьерой услышав поспешные шаги двух людей.       — Госпожа Оранари, — я едва не вскрикнула, поспешно закрывая ладонью рот, не двигаясь и мечтая слиться с тяжёлой скрывающей меня тканью. — Это насчёт сегодняшнего собрания…       — Дела собрания, Хонджун, надлежит разбирать в зале с остальными лидерами, а не наедине, словно ты замыслил нечто недоброе, — раздался строгий поучающий голос.       Сердце моё забилось чаще от волнения, подступившего к горлу: я и не думала, что голос Дона может звучать столь моложаво, эмоционально и насыщенно, а лидер Аканэ может быть похожа на отчитывающего юнца наставника.       — Здесь только мы, и этот разговор я считаю личным, а посему не могу вести его в зале. — твёрдо отчеканил прежним "властным" голосом Хонджун.       Они остановились в нескольких шагах от меня так, что из-за портьеры мне было слышно каждое слово.       — Дневное слово слышит птица, ночное слово слышит мышь. — только и произнесла устало лидер Аканэ. — Я уже всё сказала в зале. И я не намерена продолжать этот нелепый дискурс.       — Это глупое недоразумение? — чуть понизил голос и продолжил господин Хонджун: — Это попытка развязать войну между Семьями, и тебе это прекрасно известно. Точно также как и должно быть известно, что потери неизбежны: выйти сухой из воды и преумножить свои богатства не выйдет, госпожа Оранари. Я прошу тебя о содействии, потому что это единственный способ остановить грядущее кровопролитие.       — Единственный способ "остановить кровопролитие"? — приглушённо-ядовито рассмеялась лидер Аканэ в ответ на тираду господина Хонджуна. — Какие громкие слова... И всё ж только слова. Меня не пугают твои пустые угрозы. Когда-то, Саламандры могли позволить себе... "потребовать" у меня уступок. Но не сейчас... — госпожа Оранари перешла на тихий цедящий шёпот. — Ты — не твой отец, Хонджун. В тебе нет... той силы. Той твёрдой хватки. Той готовности... быть безвозвратно жестоким. Я не стану тебе помогать.       Эти последние слова госпожи Аканэ прозвучали-обрушились, как грохот чудовищной монолитной плиты в тишине злосчастного коридора, прежде чем она сделала несколько шагов в сторону портьеры, где я пряталась.       — Ах, да. — запоздало добавила она, полуобернувшись. — И Хонджун… Я бы на твоём месте нашла крысёныша и поскорее. Где одна нора — там и другая.       После этого госпожа Оранари более не проронив ни слова, удалилась ровно по той лестнице, по которой я пришла. Господин Хонджун постоял ещё с минуту в коридоре, прежде чем я услышала его тихие удаляющиеся шаги в противоположную сторону.       Всё ещё будучи шокированной, я медленно выглянула из-за портьеры и поспешила в сторону другой лестницы, чтобы спуститься на первый этаж и вернуться в Большой зал, с мыслью, что хватит мне на сегодня приключений.       Однако на второй лестнице меня поджидала неожиданность: случайно глянув вниз я увидела знакомый силуэт и, — разумеется, — рванула за ним.       — Сонхва!..       Он остановился на ступенях ниже, обернувшись и вскинув голову.       Я тоже остановилась, ощущая, как ком в горле зашевелился, начиная давить на меня: я понимала, что у нас мало времени, но также не понимала, как сказать то, что хотела.       Это было так нелепо и глупо — я ведь раз сто уже про себя отрепетировала этот разговор, но всё равно оказалась к нему не готова…       Золочёные сверкающие глаза мужчины напротив меня в полумраке лестничного освещения казались ещё более необыкновенными, чем обычно: янтарные спирали и петли сияли, мерцали, то вспыхивая, то угасая, и мне чудилось, что я могу разглядеть среди них истинные эмоции Сонхва, обычно скрытые за маской безразличия. Однако эмоции Сонхва всё не хотели ловиться за хвосты, ускользая от меня куда-то вглубь в полумрак.       По белоснежно-бледному непроницаемому лицу не пробежало ни единой тени — я каким-то образом научилась понимать, когда он не рад мне или когда он зол и расстроен. И сейчас я неведомым мне самой образом поняла, что он ждал. Он ждал этого разговора.       — Йерин?       Лёгкий налёт вопроса подсказал мне, что мне уже стоит заговорить. И я с трудом сдержав слёзы всё же призналась:       — Спасибо тебе... Я так тебе благодарна. — и через ком боли выдавила самое важное: — Мне жаль, что, посмотрев на неё, я увидела лишь диагноз.       — Это не так. — Сонхва покачал головой, поднимаясь на ступень, чтобы наши лица были на одном уровне. — Ты сохранила человечность.       — Почему ты так уверен? — я забегала взглядом ища подсказки в его золочёных вспыхивающих таинственными искрами и огненными всполохами глазах.       — Потому что ты рассказала мне. — через паузу, по слогам, чтобы дошёл смысл, произнёс он и мне почудилось, что уголки его губ дрогнули. — И попросила её спасти. Ты знала, что рискуешь, но в момент, когда нужно было выбрать между холодным расчётом и чувством, ты поставила её жизнь выше своей. И это было после того, как ты несправедливо пережила свою худшую утрату. Ты могла закрыться, могла стать равнодушной, жестокой. Но ты решила остаться тем, кем ты была.       Сонхва вдруг... сдался: я впервые видела как маска абсолютного безразличия на его лице полностью растворилась в полумраке этого коридора, как замерцали мягким светом и без того невозможные яркие глаза, и как он улыбнулся — это уже не был призрак печальной улыбки! — это был нежный, пусть и совсем маленький жест.       — Йерин, ты осталась чуткой и неравнодушной к чужой беде. — произнёс он. — Обычно, это называют хорошим человеком.       Сонхва снова отступил на лестничную платформу, увеличивая меж нами расстояние и лицо его стало холодным и непоколебимым. Но пока на дне его глаз я ещё могла видеть тень той теплоты, что была в этом страшном, но благородном мужчине, я быстро шагнула вперёд и протараторила, раньше чем успела испугаться собственной дерзости:       — Могу я тебя обнять?       Сонхва молча опустил взгляд на моё левое плечо.       Мгновение, — он молчал. Но после — чуть развёл локти в стороны.       Я нырнула в его объятья, робко прижимаясь, окутываемая теплотой сильных самых надёжных в мире рук и запахом его парфюма — тлеющей можжевельниковой древесины...       Длилась наша идиллия, впрочем, совсем недолго: неожиданно наверху раздались негромкие голоса. Мы с Сонхва моментально переглянулись, и он молниеносным движением, придерживая меня за плечи юркнул на второй этаж, скрывая нас за той самой портьерой, за которой я уже пряталась.       Сегодня видимо это было главным местом для плетения межклановых интриг.       Дверь на этаж открылась, прозвучали шаги и отрывок беседы.       — Но позвольте... ваши одежды говорят больше, чем вы думаете. — раздался спокойный манерный голос.       Он был мне незнаком, однако вот собеседник... Его обладателя я бы узнала с закрытыми глазами: на этаж вышел господин Чон Уён!       — Как шип в глазу. — коротко-язвительно парировал он. — Неужели ты не мог организовать поставку более аккуратно?       Кто бы собеседником нашего капо я не знала, но одно могла сказать точно: дружелюбно он настроен не был, даже несмотря на вежливый тон.       — То есть ты хочешь обвинить меня в общем провале? — змеиный язык собеседника мне кое-кого напоминал; но по голосу было слышно, что это был не Сон Тэмин. — Если бы ты лучше контролировал своих людей — перестрелки можно было бы избежать!..       В это мгновение я, подняв взгляд, обратила с каким зловещим вниманием Сонхва весь обратился в слух. Почти моментально ощутив мой взгляд он перевёл пристальный взор янтарных, даже в темноте сверкающих, глаз на меня. Я смутилась, но не отстранилась, ответно рассматривая лицо киллера: ещё никогда он не был ко мне так близко столь долгое время. Внезапно Сонхва бесшумно приподнял руку: пальцы в чёрной перчатке невесомо огладили заживающую ушную раковину, убирая прядь моих волос.       "Болит?" одними губами спросил он.       Сердце моё медленно тяжело принялось набухать и биться в грудину, а потом сильно сжиматься — мне не хватало сил на контроль собственных эмоций; я и так тратила все свои силы на контроль дыхания.       Я прочитала вопрос лишь по движениям его губ и чуть качнула головой.       Сонхва полуприкрыл свои золотые глаза, и выражение его лица снова стало будто чуть мягким. Однако рука на моей талии ненавязчиво прижала меня ближе: я не возражала, опустив голову на его грудь и расслабившись.       Когда разговор в коридоре стих, и мы услышали шорох ботинок двух мужчин, уходящих по ковру куда-то вглубь здания, Сонхва осторожно выпустил меня из объятий, и мы оба выскользнули из портьеры.       — Я прослежу за ними, а ты спускайся обратно в зал, Йерин, — прислушиваясь к удаляющимся шагам шепнул мне Сонхва. — Хорошо?       — Да, — ответила я.       Сонхва качнул мне головой и бесшумной чёрной гончей бросился в погоню.       Я же ненадолго замерла на месте, выдыхая и устало прикладывая руку ко лбу. Интриг становилось только больше...       И в миг когда я уже собиралась шагнуть в сторону спасительной лестницы... из-за двери снова раздались шаги.       Мысленно чертыхнувшись я юркнула за злосчастную портьеру. Это было бы смешно, если бы не было так страшно... ведь если хоть один участник подобных преступных "бесед" поймал бы меня на "подслушивании" — голову я бы видя ли сохранила.       Однако в этот момент на площадке воистину оказались очень занимательные люди.       — Не жалко тебе бедную девочку? — елейный пугающий голос, любящий неприятно растягивать слова. — Мозги ей подтачивать взялся…       Я нервно вздохнула, чуть двинувшись к краю портьеры в страшной догадке.       — Ты смотри, она, когда поймёт, что ты психотерапевт, а не хирург — для неё ж это очередным ударом станет.       Сердце моё забилось частым галопом и болезненно рухнуло в пятки, когда я услышала мягкий баритон отвечающего.       — О, Ёнсаль, я тебя прошу. — лениво отмахнулся господин Хёну. — Йерин — девочка умная, она между строк прочитает. В конце концов я всегда был далёк от твоего ремесла: политика — не моё. Науки куда ближе к искусству, чем к бессмысленному анализу социологии и сухим математическим фактам, пусть и опираются на них. Для художника ложь — лишь способ открыть правду, тогда как для политика — скрыть её.       В это мгновение я рискнула глянуть на них двоих через дырочку в портьере.       — А если ж не прочитает? — вскинул игриво бровь консильери.       — А если ж… — начал было господин Хёну, но потом отмахнулся пренебрежительно нахмурившись. — А значит, я её переоценил, и не жалко будет — с братцем зато своим скоро встретиться.       — Изверг. — торжественно изрёк господин Ёнсаль.       Господин Хёну медленно расплылся в незнакомой мне жестокой ухмылке.       — Не балуй меня — уже млею. — бархатно полупрошептал он.       После этого они оба удалились на некоторое расстояние, понизив голоса и перешёптываясь, я с поскребшимся внутри разочарованием отвернулась.       Выходило, что каждый в этом чёрном тесном мире, наполненном лишь жаждой крови, денег или чего похуже, темнил. Ари была права: невозможно было верить хоть кому-то живя в Организации. Необходимо было всегда верить с оглядкой.       И я хотела было наконец уйти из-за портьеры, понимая что пора возвращаться в Большой зал, однако когда я думала, что я не услышу уже ничего интересного, внезапно я услышала вновь возвращающиеся шаги. Быстро глянув в дырочку я увидела толстую бочкообразную фигуру консильери, но вот рядом с господином Ёнсалем обретался...       — Что..? — переспросил он у тихо произнёсшего что-то Минги. — Что ты сказал, мой мальчик? Из лаборатории пропали ингредиенты?       — Да, думаю он уже подозревает нас. — чуть повысив голос и оглянувшись ответил Минги.       — Чепуха, Минги, дорогой! — мягко рассмеявшись похлопал его по плечу консильери: вернее, где-то под лопаткой насколько ему коротышке хватало роста. — Он не может ни о чём догадываться — я был чересчур осторожен в своих предположениях… — он гаденько захихикал.       Минги — на моей памяти впервые — позволил себе при руководстве скривить лицо.       — При всём уважении, господин Ёнсаль. — отчеканил беловолосый реджиме. — Он убил его в целях самозащиты, и кто знает ещё к чему это приведёт…       — А к чему это может привести? — вскинул бровь, жеманно напрягая пухлые похожие на двух слизней губы господин Ёнсаль. — К Боксунгу? Не смеши меня… Или же тебя волнует судьба его сына, нашего дорогого механика, Чона Юнхо? — с куда более витиеватой и жуткой интонацией поинтересовался консильери.       Ким Ёнсаль вдруг напомнил мне одного очень неприятного персонажа — всеведущего червя, Бога-Императора, тирана Лето Атрейдеса II, из книг Фрэнка Герберта о "Дюне".       — Никак нет, сэр. — с бледным равнодушным лицом холодно ответил Минги. — Я беспокоюсь лишь о результате дела.       Господин Ёнсаль одобрительно покивал головой, и в итоге направился по коридору прочь, напоследок роняя:       — Тогда продолжай выполнять то, что я тебе приказал, и не высовывайся. Мелочи я улажу.       — Слушаюсь, господин Ёнсаль. — поклонился Минги, разгибаясь.       Несколько секунд он смотрел своему начальнику вслед: но я была позади него и не могла узнать какая эмоция отражалась на его лице. Однако затем Минги бесшумно скрылся в одном из боковых коридоров. Спустя пару секунд и я практически вывалилась из-за занавески.       "Нужно найти Сана и всё рассказать ему" подумала я, опустошённая и разбитая. Я вышла с точной уверенностью, что была предана. Вот только кого нужно было обвинить? Все не были честны.       Я надеялась найти мотив и подозреваемого. Кто же мог предположить, что я получу всё в троекратном размере?       Ким Хонджун плёл заговор с госпожой Оранари, Чон Уён темнил о какой-то сделке, а консильери... У меня сжалось сердце при мысли, что именно он отдал приказ Минги застрелить моего брата. И всё потому что им нужно было убрать свидетеля их наркобизнеса! Всё, чтобы продолжать свои тошнотворные, кровавые, грязные дела!..       Мотивы остальных меня интересовали слабо — меня волновало только, чтобы убийца моего брата был покаран. И я решила сама для себя, что мне будет неважно, если рука карателя окажется столь же обагрена кровью, сколь и рука убийцы.       Я решительным шагом ощущая печаль и боль от разбитого сердца спустилась на первый этаж с твёрдым намерением найти Чхве Сана. Уточнив у караулящих реджиме куда мог деться их начальник: я всего пару минут провела в поисках младшего босса, пока не наткнулась на него в одном из коридоров на третьем этаже и не вывалила на него всё, что знала.       — Ким Ёнсаль убил Чонхо потому что они с подельником изготавливали наркотики и готовили переворот в семье.       Сан окатил меня буквально ледяным взглядом и, схватив за воротник рубашки, резко пихнул в нишу. Раздался топот двух пар ног, но нас, укрытых тенями двое пробежавших по коридору бандитов не заметили.       Только когда звуки их шагов окончательно стихли в отдалении, Сан вернулся полыхающим злым взглядом к моему лицу.       — Думай, что говоришь! — гневно пророкотал Сан, резко отдёрнув ладонь от моего рта и отступая на шаг из ниши, чтобы вернуться обратно в теперь пустеющий коридор.       — У тебя есть доказательства, которые можно предоставить Дону? — почти угрожающим тоном проговорил Сан, и я ощутила нечто сродни ликованию: его руки, стиснутые в кулаки, сами собой разжались, когда он окинул меня внимательным взором. Если бы я не узнала Сана достаточно, сказала бы, что глаза его горели надеждой.       — Да. — чуть кивнула я. — Остатки образцов в лаборатории и фрагмент старых записей Чонхо.       Сан ненадолго замер, отводя взгляд и закусив губу, очевидно мучительно раздумывал над моими словами, взвешивая все "за" и "против". Но в итоге, он повернулся ко мне, тихо, но спокойно спрашивая с мрачным ожиданием:       — Кто его подельник?       Я сглотнула вязкую слюну, мысленно давя в себе боль, непринятие и злость.       — Сон Минги. — ответила я, собравшись с духом.       — Минги? — больше в шоке, чем ужаснувшись, переспросил младший босс, словно на миг усомнился в своём слухе, но потом тут же чертыхнулся: — Дьявол!       Сан снова застыл пугающим изваянием и о мучительных его раздумьях сигнализировали лишь сжимаемые и разжимаемые им челюсти в попытке справиться с пылающей внутри яростью. Ему понадобилось около двадцати секунд, дабы вернуть себе своё ледяное спокойствие.       — Ты уверена? — наконец, произнёс он, посмотрев мне прямо в глаза, и я для себя перевела сказанное как "Я могу довериться тебе?".       Я решительно кивнула, позволив себе слабо дёрнуть уголками губ.       — Да. Мы сможем доказать их вину.       Сан шумно вдохнул и выдохнул, окончательно отпуская меня и делая шаг из ниши.       — Хорошо. — через паузу произнёс он на сей раз железным непоколебимым тоном. — Тогда будь готова завтра же утром. Я приведу Дона и… верных капо в лабораторию не позже семи часов. Заставим ублюдков заплатить сполна.       Сан поднял на меня хмурый горящий злым огнём взгляд: я чистым усилием воли не поёжилась — столь колючим и холодным был этот знакомый мне взгляд. А через пару секунд губы его сложились в тонкую полоску, и он по-змеиному сощурился, делая крохотный шаг в мою сторону и чуть наклоняя голову набок.       — Ты хоть кому-то говорила об этом? — вкрадчиво поинтересовался он, и едва слышное эхо словно пронеслось по пустому коридору вокруг нас.       Я покачала отрицательно головой, прогоняя неуместный подсознательный страх прочь.       — Нет.       Сан расправил плечи, отступая окончательно в сторону.       — Хорошо. — он еле слышно вздохнул, потирая переносицу и прикрытые веки; в полутени коридора я только сейчас обратила внимание каким уставшим был младший босс сегодня. — Тогда, возможно у нас… — он открыл глаза и мрачный его настрой вдруг сменился зловещей усмешкой и предвкушением, когда он сам себе чуть-чуть покивал головой. — Нет, у нас точно есть шанс, против этого жирного крокодила в мутной воде…