"The Shadow of the Prominences"

      Всю ночь после собрания Донов я провела как на иголках, будучи не в силах сомкнуть глаз: в моей голове перед закрытыми веками крутились самые ужасные сценарии, которые я только могла придумать. В полудрёме мне чудилось, как Сон Минги под покровом ночи забирается ко мне в квартиру, как он останавливается у моей постели, как вскидывает руку и незнакомо-оскалисто ухмыляется, прежде чем нажать курок. Потом в голове крутился и другой сценарий: Минги забирается ко мне в квартиру, подходит к постели, долго смотрит с сожалением, выдыхает последнее "Прости", прежде чем задушить меня.       Я ворочалась с боку на бок почти всю ночь, и поспать толком мне так и не удалось. Зато встав рано, я успела из остатков фасоли, полусвежего чили и выскребанных из морозилки кусков лобстера сварить Чили кон Карне в небольшой кастрюльке. Теперь у меня была нормальная домашняя еда на ближайшие три-четыре дня.       Я заталкивала в себя еду, не ощущая ни аромата, ни вкуса, провожая тревожным взглядом разболевшихся от недосыпа глаз медленно-занимавшийся кроваво-пасмурный рассвет. В груди тяжелело в предчувствии скорой развязки, в горле собирался ком, но я старательно гнала от себя дурные мысли: младший босс — приближённый Лидера, достойная опора и поддержка в битве со страшной жуткой сколопендрой, готовой впиться в тебя подобно клещу и быть содранной лишь с куском плоти. Собрав вещи и бросив последний взгляд вглубь квартиры, я решительно нажала на ручку выходя на лестничную площадку. Заперев замки, я быстрым твёрдым шагом спустилась вниз и вышла на улицу.       Прохладный порыв ветра вынудил меня зябко поёжиться и плотнее закутаться в лёгкую парку, и я поспешила к машине. Заведя мотор, я подождала пока двигатель прогреется и выехала с парковки.       Всю дорогу до штаба Организации я ехала, преследуемая низким рассветным солнцем. Сизое небо над Сеулом хмурилось, нависая мрачной завесой: одинокие из-за раннего часа машины шустро проезжали по относительно свободным дорогам, останавливаясь только на светофорах. Свернув к памятному тоннелю, через который так недавно меня вёз Сонхва, я невольно чуть вдавила педаль газа и ускорилась.       И вот минут через пять я уже въезжала на парковку у здания Семьи. Достаточно быстро припарковавшись снаружи, я лишь на пару десятков секунд замерла, разглядывая тёмную чернеющую на фоне рассветного неба громаду.       Это был переломный момент. Момент истины для меня.       Я должна была призвать ответственных за убийство — нет, за казнь! — моего брата к правосудию. Настало время передать Дону всё, что было у меня на руках, и заручиться поддержкой младшего босса.       Глубоко вдохнув и выдохнув для отведения нервного мандража, я поспешила ко входу: на пункте без проблем предъявила пропуск, и реджиме пропустил меня внутрь, сразу же узнав. Нырнув за тяжёлую металлическую дверь я быстрым шагом направилась к лифту, ведущему вниз, и на подходе заметила высокую знакомую фигуру в чёрном плаще. Лишь причёска показалась мне коротковатой, однако сердце всё равно невольно забилось чаще, и я зашагала ещё быстрее, мысленно надеясь на…       — Ты рано, — строгий и холодный как лёд голос обжёг мой слух. — Это хорошо.       Ко мне обернулся Чхве Сан.       Хмурый змеистый взгляд, чуть припухшие веки — он явно дурно спал этой ночью, как и я.       — Доброе утро, — я вежливо кивнула, старательно прочищая горло и коря себя за неуместное разочарование, разлившееся в груди.       — Ни к чему доброму себя не готовь, — мрачно предупредил меня младший босс, шагнув в кабину, когда с тихим шелестом раздвинулись створки приехавшего лифта.       Я промолчала, но послушно последовала за ним, и лифт двинулся вниз.       Уже когда мы не разговаривая дошли до дверей подземного лазарета, Чхве Сан неспешно развернулся, упираясь лопатками в стену коридора и застыл недвижным суровым изваянием, сложив руки на груди.       Я с недоумением остановилась рядом, извлекая из кармана ключи.       — Ждём Дона, — постановил мужчина, видимо заметив вопрос в моём взгляде.       Я покорно кивнула, вставая у двери, и тоже прислонилась лопатками к стене, однако тут же отпрянула: ткань свитера, согревавшая тела, оказалась слабой преградой ледяному камню едва обработанных стен. Дурная зловещая мысль о сравнении коридоров Семьи со склепами или мёртвыми катакомбами лишь ярче отпечаталась в сознании.       По счастью, долго ждать Дона нам не пришлось: минут через десять или около того, в коридоре у лифта раздались шаги нескольких людей, и вскоре перед дверями лазарета оказался сам господин Ким Хонджун собственной персоной в сопровождении четырёх реджиме и… капо Ха Хёну и Мином Кёнхуном.       Сердце у меня в груди от волнения забилось быстрее, а дыхание перехватило, — я рискнула бросить молниеносный взгляд в сторону младшего босса, чтобы оценить его реакцию, и она мне не понравилась: Чхве Сан выпрямился, хмурясь и почти незамедлительно напрягся.       Я вернула равнодушный взгляд к приближавшейся кавалькаде, стараясь удержать на лице непроницаемую маску.       Уже подходя к нам двоим, Дон вполголоса выругался, обращаясь к господину Хёну:       — Где, чёрт побери, шляется Боксунг? Мы назначали встречу на семь… — он нахмурился, потерев переносицу, а затем ястребиный внимательный взор тут же упал вначале на господина Сана, а затем и на меня. — Впрочем, потом разберусь.       Господин Ким Хонджун упреждающе вскинул руку, заставляя нас застыть и готовые сорваться с наших губ приветствия Лидера так и не прозвучали во мраке прибольничного коридора. Молодые — все высокие и крепкие, как на подбор, — реджиме остановились позади него молчаливыми стражами. Мин Кёнхун смотрел с прищуром, явно анализируя господина Сана, однако по выражению его лица невозможно было что-то выяснить или предсказать.       — Перейдём к сути. — Дон сразу обратился к младшему боссу. — Сан, ты упомянул вчера что у тебя имеются доказательства изготовления наркотиков на территории Семьи?       Господин Хёну посмотрел на меня с немым вопросом, но я не ответила ему ни улыбкой, ни тёплым взглядом.       Я не знала теперь — могла ли я ему верить?       — Доказательства имеются, — через паузу тяжёлым тоном проговорил господин Сан, кратко поклонившись под мрачным злым взглядом Дона.       — Веди и показывай, — как гром пророкотал в тёмных стенах сильный повелевающий голос Лидера. — Кто оказался настолько наглым и бесчестным, чтобы прямо здесь, под боком у меня творить такое? Ты уже знаешь имя предателя?       Сан молча вперился в меня угрозливым взглядом, и я понятливо заспешила отпереть дверь лазарета: встретил нас встрепенувшийся из-за стойки сонный Чонгиль, который при виде вошедшей делегации побелел, застывая и судорожно поклонился, избегая даже смотреть в сторону Дона и Мина Кёнхуна, однако при виде господина Хёну он слегка расслабился. И всё равно настороженно провожал нас глазами.       — Это был один из верхушки, Дон, — негромко и совсем отрешённо проговорил господин Сан, пока я шустро снимала коробку с ватой с полки.       Мы с младшим боссом замерли под взглядами присутствующих.       Дон ненадолго остановил свой взгляд — холодный, злой и… неожиданно уставший, — на контейнере в моих руках.       — Это один из капо? — наконец, видимо собравшись с силами, спросил он у младшего босса.       Под тяжёлым взглядом Лидера Чхве Сан стиснул челюсти, до проявившихся от напряжения желваков: взгляд его стал острее и злее, змеиные и без того узкие глаза сузились ещё меньше, до наполненных гневным блеском щелей.       Так, смотрит кобра перед броском.       — Хуже, Дон, — почти выплюнул господин Сан, а затем перевёл взгляд с лица Ким Хонджуна на контейнер в моих руках. — Это Ким Ёнсаль.       На тяжёлые, неимоверно долгие и страшные мгновения в подземном госпитале рухнула пугающая тишина — такая тишина была почти такой же страшной, как непрекращающиеся крики и возня в тюремных подземельях пыточной Чона Уёна.       На лице Кима Хонджуна вначале не отразилось ни единой эмоции, затем всколыхнулась ледяная, как воды Арктического океана, злость — на краткий миг я заметила боль, промелькнувшую во мраке, скрывавшем его эмоции, однако также быстро злость обратилась жгучей яростью.       — Это очень серьёзное обвинение, Сан, — прогрохотал будто гром сильный голос Лидера. — Полагаю, у столь серьёзного обвинения имеются не менее серьёзные неопровержимые доказательства, — Ким Хонджун прекрасно умел держать себя, и это не могло не впечатлить; у меня даже чуть задрожали пальцы. — Потому что в противном случае, у меня будут все основания принять самые жёсткие меры, дабы пресечь даже саму идею… бунта.       Чхве Сан моментально вскинулся, вытягиваясь во весь свой рост и решительно ответил Лидеру не менее злым полыхающим взглядом.       — Разумеется. — постановил он твёрдо и непоколебимо. — Здесь в колбе хранится героин, найденный на месте преступления покойным Чхве Чонхо, также был свидетель, слышавший разговор Кима Ёнсаля с его подручным Соном Минги…       — Свидетель? — безапелляционно потребовал Дон, глядя в глаза Сану.       Я хотела было высказаться, однако застыла понимая, в сколь невыгодное положение поставлю себя: вдобавок припечатывающий взгляд Сана остановил меня.       Твоё слово против слова консильери. Как думаешь чья голова полетит?       — Свидетель… — протянул Сан на миг раздувая ноздри и явно взвешивая все "за" и "против".       — Да. — железобетонно отчеканил Лидер. — Ты сам слышал этот разговор? Или это был кто-то другой?       Чхве Сан явно замялся. Не задуманная пауза показалась мне хуже удара хлыста по нашим спинам, когда Дон вкрадчиво и едко повторил:       — Так что? Ты слышал этот разговор сам, или это был некто другой?       — У меня есть свидетель, но сейчас я не могу его представить, — старательно туша ненависть и ярость в своём голосе, процедил Сан.       На лице господина Кима Хонджуна проступило выражение тщательно-подавляемой злости: её шквал он готов был вот-вот обрушить на нас, однако пока что сдерживался.       — Не стоит рубить сгоряча… — вдруг вмешался с мягким увещевающим тоном господин Хёну.       По лицу господина Хонджуна будто прошлась судорога, когда он неприязненно поморщился, переводя на меня полный неприкрытого раздражения взор.       — Показывай доказательства, — резво повернувшись в мою сторону, приказал Дон.       Под его вспыхивающим попеременно сменяющимися эмоциями взглядом, я открыла коробку, принявшись пальцами искать в вате заветную пробирку.       Однако после первых пяти мгновений, когда я не смогла найти её, в моей голове начала подобно пожару распространяться паника.       — Сейчас, — поспешно пробормотала я, кладя коробочку на стол и под пронзающими меня стальными клиньями взглядами, принялась извлекать вату из контейнера.       Десять.       Её тут нет, Йери-Йери.       Девять.       Ты крупно подставила своего куратора. Знаешь, чем это может обернуться?       Восемь.       Ты такая идиотка, Йерин, да?       Семь.       Тебе следовало проверить её прямо с утра до прихода Дона. Нет! Ещё с вечера!       Шесть.       — Ты уверена, что положила её туда, Йерин? — леденящий душу голос Дона зазвучал совсем пугающе за моей спиной.       Пять.       — Да, сэр. — ответила я, старательно сглатывая подступающую к горлу истерику.       Четыре.       Пальцы мои выгребли почти всю вату на стол.       Три.       Её не было. Я подсознательно знала это, когда вытаскивала последний комок ваты из контейнера.       Два.       Мои пальцы безучастно зависли в воздухе, глаза защипало.       Один.       Признайся, что ты проиграла?       — Её здесь нет. — собрав всё своё оставшееся мужество обернулась я к присутствующим.       Мин Кёнхун вскинул бровь, позабавленно хмыкнув. В посмурневшем лице Ха Хёну читалась тревога. А Дон сощурил глаза, разочарованно-опасно выдыхая и явно готовясь карать неугодных.       Как вдруг меня осенило воспоминанием. Анализ, сделанный накануне!       — Постойте! У меня был ещё сделанный анализ и образец в пробирках, пусть и разобранный, но я покажу распечатку… — быстро протараторила я, и раньше, чем кто-либо из мужчин успел двинуться с места, я стремительным движением выхватила из стопки распечатку и поспешила открыть анализатор.       Чхве Сан и Ким Хонджун неверяще переглянувшись с оставшимися капо подступили ближе ко мне. Дон выхватил листок пробегаясь по значениям на нём, а рядом с ним Хёну пытливым взором изучал бумагу.       — Ну? — потребовал Лидер, оборачиваясь к нему.       — Определённо был героин, — кивнул Хёну, приняв распечатку из рук Дона.       Лицо Лидера чуть просветлело, прежде чем снова омрачиться.       — А это..? — спросил он, указывая на извлечённые пробирки.       Я смотрела на них с не меньшим недоумением. Потому что внутри определённо был не "разобранный" мною на составляющие героин, а обычные…       — Это сода и вода? — прямо спросил Дон, обращаясь к нам с Саном. —Подумать только, — ради этого я хотел созвать капо? Ради этого и распечатки с анализом, который не имеет никакой силы без вещественной улики?!       И вот тут, Ким Хонджун и полыхнул гневом, уже совершенно не сдерживаясь.       Чхве Сан выступил было вперёд, уже открыв рот и явно собираясь что-то сказать Лидеру, но тот не дал ему ни малейшего шанса, замахнувшись. Я едва не зажмурилась, но вовремя осадила себя.       Однако страшный удар так и не прозвучал в зловещей тишине подземного госпиталя.       Господин Ким Хонджун раздул ноздри от переполнявшего его гнева, в ярости стиснул зубы, до желваков, проступивших под бледной кожей, глаза его полыхнули подобно адовой зарнице, однако… замершая в воздухе рука медленно опустилась. Дон покачал головой, на миг прикрывая уставшие глаза, а после отведя взгляд отступил прочь.       — Предавший доверие однажды предаст и во второй раз. А мне нужно знать, что я могу доверять своим людям. — громко и отчётливо вынес он свой страшный вердикт. — Ни слова остальным — разберёмся тихо и без скандалов, они сейчас не нужны нашей организации.       Капо Ха Хёну и Мин Кёнхун покорно поклонились, не смея нарушать волю Дона. Чхве Сан не сводил с его профиля долгого горящего неясным мне огнём взгляда.       — Моё решение — судить, — произнёс Дон.       Все реджиме, сопровождавшие его, моментально подступили к нам с младшим боссом, становясь по боку, чтобы каждого из нас вели двое.       Я успела заметить, как Ха Хёну бросил на меня долгий сожалеющий взгляд, чуть качнул головой, будто в отрицании, а затем… отвернулся.       В тот миг я почувствовала внутри краткую вспышку облегчения: всё-таки то, что было тогда в коридоре Большого Театра — тот разговор между ним и консильери — был спектаклем. Он не хотел издеваться надо мной; я сама себе надумала, в итоге разочаровавшись и испытав изрядное количество боли от предательства. От предательства, которого на самом деле не было.       Я вдруг осознала, что Ха Хёну блестяще умел надевать на себя настоящего безжалостную страшную маску, когда это было необходимым: возможно, он считал, что может стать для меня примером в этом смысле, возможно — что сможет научить меня этому.       Но этому, увы, уже не суждено было случиться.       Но как же так?.. Я была права! Я знаю! Та бумага с результатом не померещилась мне! В пробирке был героин!..       — Возьмите у мисс Чхве кровь. — уронил леденящим кровь голосом Дон, отворачиваясь в сторону своей правой руки.       — Сан… — Лидер покачал головой, будучи не в силах выжечь эмоции из голоса. — Не думал, что могу быть настолько разочарован в тебе. — он сделал знак двум реджиме, державшим младшего босса за руки. — В кабинет, — потолкуем немного. Мисс Чхве — к Уёну. — в мою сторону он даже не посмотрел.       Как обычно и случается, любой из выдуманных сценариев, созданных в голове, оказался куда менее ужасным, чем реальный.       Господин Хёну резко перехватил шприц, вытащенный одним из реджиме, и с непроницаемым выражением лица приблизился ко мне.       — Разогни руку, пожалуйста, — полушёпотом почти ласково попросил он.       И я подчинилась — потому что больше мне ничего не оставалось.       Едва кровь у меня была деликатно изъята, и Ха Хёну заботливо перевязал локтевой сгиб ваткой и марлевым бинтом, как двое реджиме взяли меня под руки, собираясь вывести вслед за Доном и Чхве Саном. И именно в этот самый миг из-за больничной занавески выступил бледный как полотно реджиме.       — Нет. — тихо, едва не проблеяв эти слова, произнёс Ли Чонгиль, привлекая внимание сразу девяти пар глаз. — Не забирайте доктора Чхве. — он весь трясся, был бледен как мертвецкий саван, но впервые смотрел Лидеру прямо в глаза, не смея отвести взгляда. — Она не делала ничего дурного…       Я хотела было мотнуть головой, чтобы показать Чонгилю "Нет! Не надо! Не вступайся за меня!" — но было слишком поздно: Дон повернул голову в сторону дрожащего как лист молодого парня, бросил короткий нечитаемый взгляд… бесконечно грациозным, отточенным, молниеносным движением выхватил из кобуры на бедре глок.       В подземном лазарете прогремел одинокий оглушительный выстрел.       На пол рухнуло безжизненное тело.       Я на автомате лишь на миг зажмурилась, после сразу же открывая глаза и сохраняя бесстрастное выражение лица; пусть в нос мне пахнуло порохом и гарью.       Я знала, что мне не следовало смотреть. Я знала, что не должна была. Я знала, что не была готова.       Однако я всё равно опустила взгляд, стойко и мужественно глядя в бледное лицо словно чуть удивлённого Чонгиля, лежащего на полу.       Глаза его были распахнуты, а во лбу зияло чёрно-бурое обуглившееся по краям отверстие; под головой расползалось постепенно кровавое багряное пятно.       Сердце внутри заскреблось, готовясь заныть от боли, когда в мыслях я сама себе громко и отчётливо угрожающе проговорила: "Нет".       И в груди безболезненно потяжелело.       Я вскинула голову, отрешённо глядя перед собой. Спокойно и решительно. Под конвоем меня вывели из лазарета, и пока мы шли к лифту я успела с горечью пронести сквозь себя мысль.       Лучше бы в живых остался Чонхо.       Потому что он бы не допустил подобной нелепости.       Однако после меня посетила иная мысль — сделанного не воротишь. Так к чему пустые сожаления? Теперь мне надлежало сохранить достоинство, даже если я шла на свою казнь.       Забавно, что судить нас с Саном будут именно за то, что вот-вот провернёт господин Ким Ёнсаль…       Как же это забавно и в то же время нелепо.       Горечь внутри меня смешивалась с поздним разочарованием: я знала убийц моего брата, но не могла сделать ровным счётом ничего, чтобы привлечь их к ответственности.       А ты думала, что сможешь тягаться с ними, Йерин? Ну, не наивная ли ты дурочка? Ты — не главная героиня крутого фильма про мафиози или крутой книги. Ты — максимум второстепенный персонаж, которому лучше было бы…       "Некоторым животным лучше умереть".       — Мисс Чхве?.. — господин Уён не успел проконтролировать взлетевшую вверх бровь; он явно был удивлён, заметив меня на своём пороге. — Чем я могу..? — холодно начал было он, однако заметив двух сопровождающих меня конвоем реджиме, вскинул упреждающе руку, и голос его заполыхал нескрываемой злостью. — Стоп. Что всё это значит? — потребовал он.       Один из реджиме, чуть подтолкнул меня вперёд, ближе к рабочему столу Инквизитора, и громко-отчётливо представил:       — По приказу Дона велено доставить на допрос.       На лице Чона Уёна отобразилось выражение шока и крайнего негодования, затем он нахмурился и перевёл долгий взгляд с меня на моих провожатых.       — Сядьте, мисс Чхве. — ледяным тоном отчеканил капо, и веско бросил: — Оставьте нас и ждите за дверью.       Оба реджиме послушно покинули помещение, кратко поклонившись и не задавая ни единого вопроса: я села на уже знакомый стул перед рабочим столом капо и уверенным жестом сама положила руки на подлокотники. Раненое ухо будто бы чуть защипало тонкой, едва заметно "припекающей" болью, но я упрямее стиснула губы и подняла решительный спокойный взгляд перед собой.       Господин Уён некоторое время молчал и смотрел мне в глаза своими уставшими воспалёнными глазами, но вопреки моим ожиданиям на дне его взгляда не полыхали адовы огни злорадства и скорой расправы, напротив — взгляд его был тёмным и мутным: будто бы на дне плавали и бултыхались неясные тени. Наконец, он качнул головой, чуть наклоняя её и извлекая из стопки чистых листов один белый и извлёк из верхнего ящик стола диктофон. В этот миг я услышала крохотный скрип — если бы в комнате не было столь тихо, я бы и не обратила на него внимания — и по напрягшимся желвакам господина Уёна, я поняла, что он скрипнул зубами. С тихим шорохом он взял ручку, правильно укладывая её в руке дрожащими пальцами, и снова поднял на меня нечитаемый взгляд.       Я сжала руки на подлокотниках в кулаки, и с тихим вздохом позволила себе на секунду опустить голову — мне было и больно, и страшно, а ещё я чувствовала такое разочарование в самой себе…       — С тобой ведь возились и Сан, и Хёну, и Сонхва, — едва слышно произнёс господин Уён.       Я шокированно резко вздёрнула голову, глядя в его неподвижное непроницаемое лицо, и даже на краткий миг подумала: а не почудилось ли мне? У господина Уёна было такое выражение лица, которое я могла трактовать как: "Я уже было подумал, что ты на что-то и впрямь годишься, а тут…". Я ответила ему своим непоколебимым видом, который он мог бы трактовать как: "Делайте, что должны". Однако уже через несколько мгновений нашего странного немого диалога, господин Уён прикрыл глаза, моргая, и посмотрел на меня уже привычным — горящим злым удовольствием — взглядом.       — Итак, мисс Чхве, — омерзительно-знакомым деловитым тоном обратился ко мне Инквизитор, нажимая кнопку на диктофоне. — Почему вас привели ко мне на допрос?       Я вдохнула и выдохнула, давая себе короткую передышку и стараясь предельно честно и в тоже время осторожно сформулировать причину.       — Дон посчитал, что я и младший босс… подрываем его авторитет и намереваемся злоупотребить своим положением, чтобы подставить другого участника Семьи. — на одном дыхании ответила я.       Господин Чон Уён неприязненно сощурился: я невольно заметила каким осунувшимся и измождённым было его лицо. Шелушащаяся некрасивая кожа чуть блестела в скудном освещении кабинета. На шее, там, где её не скрывал ворот высокой водолазки, отчётливо проступила синяя выпуклая вена — я даже со своего кресла могла видеть её пульсацию…       — Кого по мнению Дона вы хотели подставить? — плотнее закутавшись в кардиган спросил меня Чон Уён.       Я поёжилась, но потом тут же произнесла:       — Консильери, Кима Ёнсаля.       Инквизитор замер, записывая страшное имя, а после поднял на меня испытующий жутковатый взор — мутноватые тёмные глаза в узком разрезе глядели двумя непроницаемо-чёрными агатами.       — Это так? — постановил он. — Вы действительно хотели его подставить?       — Нет. — я качнула головой, не смея отвести взгляда. — У нас и правда были доказательства его вины.       — И Сан обвинил его при Доне, а доказательства — исчезли? — безучастно продолжил допрос господин Уён.       — Да. — сказала я, глядя как он пишет что-то в своём листе.       — Вы уверены, что доказательства ещё вчера были на месте?       — С утра они точно были, однако вечером я не проверила их. — призналась я.       — Вы кому-нибудь рассказывали о своих предположениях? — вкрадчиво уточнил Чон Уён, медленно откладывая ручку в сторону. — И о собранных доказательствах?       — Нет. — я качнула головой, однако затем замерла.       Минги?.. Сонхва?.. Юнхо?..       — Нет, я никому не говорила. — подняв прямой решительный взгляд в глаза Инквизитора, отчеканила я.       Некоторое время мы с господином Уёном так и сидели молча пронзая собеседника напротив взглядом. Я не могла понять, что же думал Инквизитор: почему не вёл меня на пытки? почему не насмехался? почему не подумал надавить на меня через упоминание брата?       Чон Уён же, выключив диктофон, сидел неподвижно, явно о чём-то размышляя: его расфокусированный взгляд бродил по бумагам на столе, по моему лицу, ни на чём конкретном, впрочем, не замирая…       И в ту секунду, когда я хотела было уже спросить о своей судьбе, дверь в кабинет капо резко распахнулась. Я не рискнула обернуться, а Чон Уён напротив моментально настиг гневным злым взором посмевшего нарушить допрос.       — Какого дьявола ты врываешься ко мне без стука?! — ядовито прошелестел он, приподнявшись со своего кресла.       — Прошу прощения, господин. — раздался глухой извиняющийся голос, и по щелчку двери и шелесту пиджака, я поняла, что реджиме прикрыл дверь в кабинет после себя и поклонился. — Но это срочно. Я от Дона. Он велел подняться в кабинет Чона Боксунга.       — Причина? — сощурил всё ещё метавшие молнии глаза, господин Уён.       — Убийство. — незамедлительно ответил он.       Я вздрогнула, закусывая губу и мучительно заламывая брови. Сердце в груди отчаянно застучало.       — Подозреваемые? — потребовал господин Уён.       — Один задержан. — ответил послушно посланник Дона. — Напился в хлам после совершённого, орудие убийства нашли при нём.       Тут уж я не выдержала в ужасе оборачиваясь на вошедшего — незнакомый мне молодой бандит не обратил на меня никакого внимания, смотря лишь на капо.       По лицу господина Уёна пролегла тень мрачной удовлетворённой ухмылки, прежде чем он сказал:       — Отлично. Подозреваемого под стражу и в одиночный карцер. После иди и скажи Дону, что…       В эту же секунду дверь с грохотом распахнулась вновь.       — Срочное сообщение для капореджиме Чона Уёна! — в кабинет шагнул, сразу учтиво поклонившись, ещё один молоденький запыхавшийся реджиме.       На сей раз я узнала его — мой недавний пациент, которому я обрабатывала шов на плече после извлечённой пули.       — Полагаю, Дон также приказал не стучаться? — Чон Уён раздражённо выдохнул, кончиками пальцев одной руки касаясь стола, а кончиками пальцев второй — с усталостью принялся растирать переносицу.       — Так точно, господин Уён! — отчеканил с воодушевлением реджиме, бросая на меня краткий блестящий взгляд.       Я с недоумением повела бровью, отвернувшись в сторону стола господина Уёна, который тем временем приказал:       — Докладывай.       С властного жеста реджиме робко шагнул ближе к капо и поспешно принялся что-то шептать на ухо Инквизитору. И с каждым словом подручного выражение лица Чона Уёна всё более мрачнело.       — Вот оно как… — пробормотал он негромко, когда реджиме закончил и поклонившись, отстранился. — Что ж… — уже более твёрдым тоном постановил господин Уён. — Если это приказ Дона — я не посмею его не исполнить.       Стоило взгляду капо упасть на меня, как я постаралась выпрямиться и сесть на стуле увереннее — даром что сердце моё билось необычайно быстро и сильно.       — Мисс Чхве, — властным непререкаемым тоном обратился ко мне господин Уён. — До выяснения всех обстоятельств, с вас снимаются все подозрения, и вы обязаны выполнять в полном объёме свою работу. Однако, я назначу вам наблюдателя. Вам всё ясно? — он упреждающе сверкнул глазами в мою сторону.       — Да, господин Уён. — я поклонилась, не смея перечить.       Причины такого решения Дона по моему делу оставались для меня тайной, однако я рискнула предположить, что младший босс каким-то образом сумел переубедить его. Под бдительным надзором двух реджиме, я спустилась обратно вниз, в лазарет, дабы приступить к своей утренней каждодневной рутине.       Тело и кровь Ли Чонгиля, разумеется, уже успели убрать, однако я всё равно каждый раз ощущала тянущееся болезненное чувство, когда смотрела на то место, где он был убит: благо, что волнения, начавшиеся из-за больничных слухов, и слухов о найденном в кабинете Чона Боксунга теле, знатно успели разрастись. Так что перво-наперво, мне с присланным от Ха Хёну новым ассистентом пришлось успокаивать пациентов и заверять их, что Дон со всем разберётся. Многие из них продолжили относиться ко мне тепло — особенно те, что были фактически "прикованы" к лазарету и проводили здесь много времени со мной: я старательно убеждала их не роптать и уповать на мудрость и милость Дона, который со всем непременно разберётся. Более пожилые пациенты кивали мне, но после снова начинали тихо переговариваться меж собой и возмущаться, мол, как это их "любимый замечательный Дон" вдруг решил "такую потрясающую храбрую девушку-доктора несправедливо обвинить"?       Мне было неловко, но ещё очень приятно, что они вот так, невзирая на явную угрозу их положения, всё равно рисковали высказаться за меня.       Однако я уже успела заметить, что некоторые из пациентов, приходившие снимать швы, раньше улыбавшиеся мне и тепло отзывавшиеся, теперь смотрели прохладно, с явным недоверием, и молчали, лишь в конце глухо что-то пробурчав и спешили уйти. Позитива мне, ко всему прочему, не добавлял и факт того, что я догадывалась, кто мог устроить из кабинета Чона Боксунга место убийства.       А посему ближе к вечеру, уже собираясь домой и заметив в коридоре на первом этаже здания знакомый силуэт, я решилась сходить и проверить свою теорию. Попросив двух реджиме держаться чуть поодаль, я поспешила за удаляющимся мужчиной.       Уже за поворотом я практически сумела нагнать его, но так как удалялся он от меня со скоростью небольшого торнадо, я всё-таки окликнула его.       — Господин Сан! — я прибавила шаг, громко повторяя: — Господин Сан!       Наконец, младший босс, услышав меня, резко остановился и обернулся.       — Тебя освободили — это хорошо. — холодно и безэмоционально проговорил он, смеряя меня непроницаемым взглядом.       — Я беспокоюсь не за себя. — приблизившись понизила я голос. — Я слышала, что арестован подозреваемый в убийстве. — добавила я, проверяя свою гипотезу.       Чхве Сан моргнул, выдержал паузу, но затем коротко подтвердил:       — Да. — он уже занёс было ногу, чтобы пойти дальше, как я спешно протараторила:       — Мы с вами оба знаем, что Юнхо невиновен. Он не убивал никого и уж точно не притаскивал труп в кабинет отца, чтобы подставить его. — Чхве Сан опасно сощурил свои змеиные глаза, пронзая меня ледяным взглядом, но с нажимом договорила: — Кто бы это ни сделал — это было сделано для отвода глаз. Ведь это так удачно совпало…       — Замолкни! — наконец резким злым криком оборвал мои объяснения младший босс, и лицо его полыхнуло чистой яростью. — Ты хоть понимаешь, как подставила меня там, внизу?!       Я неловко замолчала, понимая, что у меня нет ни единого оправдания. Однако во мне, помимо чувства вины, крепло и осознание того, что Юнхо — не должен был платить за чужие ошибки своей жизнью.       — Улики указывают против него. — немного придя в себя и более сдержанно процедил Сан, отворачиваясь от меня. — Лидер предупреждал, что его зависимости рано или поздно доведут его до неприятностей.       Я пропустила фразу про алкоголизм Юнхо и его частые склоки с отцом и Минги мимо ушей, ощетинившись:       — Его подставили — должен же быть способ доказать это?       Чхве Сан вновь в ярости обернулся ко мне, раздувая ноздри; глаза его полыхнули предупреждающим — совсем беспросветным — огнём.       — Я только что избежал наказание за то, что чуть было доверился некомпетентной дуре, которая не может уследить за собой и парой улик, которых возможно и не было. — ядовито, вкрадчиво, убийственно-тихо оповестил он, делая шаг в мою сторону, и я, уже насторожившись всерьёз, отступила. — Сейчас я скорее готов проголосовать за твою смерть, нежели за помилование. Я не стану рисковать жизнью из-за наркоши, ошибки которого могут подвергнуть целостность Семьи угрозе. — и будто в отместку за мои промахи он припечатал: — Улики указывают на виновного — и он будет казнён, согласно нашим законам.       — Но разве найти настоящего виновника не важнее? — отчаянно попыталась я достучаться до мужчины. — Ведь даже если казните его, истинная угроза останется.       Сан не моргнув глазом постановил с леденящей уверенностью:       — Я убью марионетку, чтобы стать на шаг ближе к Кукловоду. Это — отсрочка и предупреждение.       — Но… — начала было я, когда Сан перебил меня уже более зло, в приказном бескомпромиссном тоне:       — Замолчи и не суйся в это больше, Йерин. — он зыркнул на меня в последний раз исподлобья и уже сделал шаг прочь, когда я предприняла последнюю попытку переубедить его; он мог быть последним шансом на спасение моего друга!       — Но те улики, что нашла я, и то, что знает Сонхва… — это было всё, что я успела сказать.       Дальше — я даже не успела понять, что произошло. Просто я ощутила резкий молниеносный по скорости толчок, и вот тело уже впечаталось в ледяной сырой бетон стены, запрокинутая голова пусть несильно, но вполне болезненно стукнулась затылком о твёрдую поверхность, а горло сдавили в стальных тисках две мужские руки в чёрных кожаных перчатках.       Я нелепо распахнула рот и сипло захрипела в горящий глаза напротив — глаза настоящего убийцы, без жалости, без сочувствия, полные ненависти по отношению ко мне…       — Не. Лезь. В. Моё. Дело. — ледяной отчётливый шёпот по слогам вбил страшную фразу в мою голову. — Что конкретно в этой фразе тебе не понятно?       Я попыталась немного ослабить хватку Чхве Сана, робко опустив пальцы на его запястья, однако пальцы его на моей шее остались неподвижны, а змеиные глаза причудливо изогнулись внешними уголками век, приоткрывая угольки тлеющих злых глаз.       — Разве я не обещал тебе уже однажды устроить встречу с братцем? — тихо, едва слышно прошептал он. — Быть может сегодня, а? — и в этот миг, я ощутила, как пальцы на моём горле начали медленно, но неумолимо сжиматься…       — Что здесь происходит?       Внезапный громкий голос всё оборвал.       Сан резко отпустил меня, отступая прочь, а я судорожно задышала, захлёбываясь новообретённым воздухом и чуть опираясь на стену. Мы оба обернулись в сторону говорившего, чтобы увидеть… Чона Уёна?       Во взгляде Чхве Сана появилось тщательно-спрятанное раздражение.       — Ничего, что касалось бы тебя, Уён. — практически выплюнул он.       Чон Уён перевёл взгляд своих внимательных глаз с младшего босса на меня, а после вновь на собеседника, чуть понижая голос до вкрадчивой глумливой интонации:       — При всём уважении, господин Чхве, это уж не вам решать. Я, конечно, могу немедля вас покинуть, оставив наедине друг с другом, однако… — Инквизитор выдержал почти театральную паузу. — Этот доктор под вашим кураторством, но в прямом подчинении Дона. Как думаете, если я сейчас пойду к нему и поведаю парочку любопытных деталей милой беседы тет-а-тет двух приближённых к верхушке, что будет делать наш уважаемый замечательный Лидер? — в этот миг я заметила, как желваки проступили на щеках Чхве Сана и как он гневно стиснул кулаки. — Вы знаете его, как никто другой, так скажите мне…       Чон Уён, явно забавляясь происходящим, игнорируя явную угрозу, вдруг ухмыльнулся, шагнув навстречу младшему боссу и чуть понизив голос до интимного шёпота, поинтересовался, вскинув бровь:       — Он сильно заинтересуется?       Всего пару мгновений между ними в убийственной тишине коридора шла немая битва двух острых как лезвия взглядов, однако в конце концов один из участников этой битвы не выдержал первым.       — Благодари случай, что я сейчас слишком спешу.       Чхве Сан бросил на меня взгляд, который совершенно точно переводился как "Я предупредил тебя" и молниеносно, словно огромное мрачное торнадо, исчез за поворотом коридора.       Я выпрямилась, неловко прокашливаясь и всё же рискнула обратиться к неожиданно вытащившему меня из беды капо.       — Спасибо вам, господин Уён. — коротко и негромко поблагодарила я его.       Чон Уён смерил меня незаинтересованным, но изучающим взглядом.       — Не стоит. — наконец оповестил он флегматично. — Я делал это исходя из законов, принятых в Семье: личные подручные Дона неприкосновенны до его разрешения, если только у вас нет особых привилегий. — я поспешила за ним, чтобы дослушать конец его речи. — Будьте уверены, мисс Чхве: едва Дон подпишет приказ на вашу казнь, я сделаю всё возможное, чтобы этим процессом довелось заниматься именно мне.       Сердце в груди ёкнуло: в голове на секунды вспыхнули мои первые дни в Организации, золочёные глаза, равнодушная отрешённость...       Представив себе на миг, как тёплые руки, державшие меня в объятьях, обязаны будут меня убить, я похолодела изнутри и потому поспешила уточнить:       — Включая моё мёртвое тело?       Чон Уён моргнул, прежде чем ответить, и, хотя его бесстрастная холодная маска не изменилась ни на йоту, я всё равно ощутила в груди необратимое лёгкое тепло, что расцвело где-то под рёбрами.       — Да.       Это была Благодарность. Я не произнесла этого слова, но постаралась посмотреть так, чтобы он понял.       "Спасибо".       — Как вы нас нашли? — рискнула я спросить, когда мы уже подходили к центральному коридору, ведущему к выходу.       — Как глава внутренней разведки Семьи нашёл двоих её членов на своей территории, где наизусть знаю их расписание поминутно, и знаю где они должны быть? — господин Чон Уён вдруг со злорадством усмехнулся, смеряя меня высокомерным взглядом. — Действительно, как?       — Прошу прощения, — я поклонилась, не желая чувствовать себя ещё большей дурой в глазах этого мужчины. — Доброго вечера, господин Уён.       — Вряд ли он будет таковым, мисс Чхве, — отбрил моё высказывание капо и более, не удостоив меня ни единым взглядом, величаво направился прочь.       Я поджала губы, крепче стискивая лямки рюкзака и развернулась в противоположную сторону, к выходу на парковку.       Однако стоило мне под присмотром двух моих сопровождающих шагнуть на залитую закатным солнечным светом площадку, как внизу лестницы нас ожидал внезапный сюрприз.       — Господин Сонхва. — оба мужчины по бокам от меня моментально глубоко-почтительно поклонились киллеру, на что тот лишь качнул головой.       — Приказ Дона. — лаконично оповестил он. — Перенаправлен для наблюдения.       Я успела заметить, как оба моих провожатых переглянулись меж собой, однако коротко-молча поклонились и удалились, не посмев задавать вопросы. Стоило нам остаться наедине, меня настиг взгляд необыкновенных глаз Сонхва.       В солнечных кораллово-розовеющих всполохах мне чудилось, будто пигмент его радужки из золотого перетекал в насыщенный бронзовый, затем светлел до янтаря и ещё сильнее — до жёлтого, чтобы затем обрести гиацинт или пурпур…       Понимая, что молчание меж нами затягивалось, я постаралась прервать его первой.       — Ты здесь чтобы отвести меня домой? — просто спросила я.       Сонхва чуть наклонил голову вбок.       — Да. — его бархатистый приятный баритон в очередной раз заставил моё сердце забиться чуть чаще.       Я подумала, что мне не следовало этим наслаждаться. А ещё я подумала, что если умру в течение ближайших двух-трёх дней или завтра, то нет никакой разницы.       Кивнув, я послушно последовала к своей машине в сопровождение моего нового куда более приятного стража: Сонхва принял из моих рук ключи и сел за руль. И мы выехали с парковки в направлении моей квартиры.       И пока мы ехали сквозь закатный Сеул, я — нет-нет! — но украдкой постоянно смотрела на точёный профиль самого невероятного из мужчин, которых мне только довелось встречать.       Осознавая, что сам Сонхва навряд ли со мной в сложившейся ситуации заговорит, — а то, что от Дона ему наверняка напрямую было известно всё, я была уверена, — я решилась начать трудный разговор сама.       Сглотнув несуществующую слюну, я опустила взгляд в колени, сжимая руки в кулаки и сбираясь с духом.       — Я натворила дел. — Сонхва скосил взгляд в мою сторону, показывая, что слушает. — Прости меня, пожалуйста. Надеюсь, Дон не посчитал, что ты как-то причастен к этому?       — Нет. — через паузу произнёс он, и меня затопила волна облегчения.       Я даже немного подуспокоилась, пока не заметила: то, как он сжал пальцами руль, а ещё — нечто в том, как сощурил глаза…       — Ты злишься. — догадалась я. — Бесполезно просить прощения, но я всё равно прошу. Потому что я…       — Дело не в этом. — вкрадчивый на удивление не ругающий голос мягко опередил меня, не давая оправдаться. — Я был на задании. Не мог помочь или выйти на связь. Помнится, я просил тебя быть осторожнее…       Наши взгляды встретились на пару мгновений, прежде чем Сонхва снова вернул всё внимание дороге перед собой.       — Да. — согласилась я, вздыхая. — Ну, теперь уж ничего не поделаешь…       — Ты невиновна. — резко опроверг мои слова Сонхва, впервые, на моей памяти, открыто нахмурившись. — Это докажут. Дай Уёну несколько дней. После — я сам гарантирую твою безопасность.       Я обескураженно молчала несколько секунд, даже не зная, что сказать.       "Точно, Чон Уён же адвокат" напомнила я себе. Просто в то, что он будет оправдывать меня, мне не то, чтобы слабо — совсем не верилось…       Однако кое-что сказать я должна была.       — Спасибо. — поблагодарила я Сонхва, едва-едва улыбнувшись.       Золочёные глаза незамедлительно поймали мою реакцию, и я практически увидела, как пальцы на руле чуть ослабили хватку.       — И спасибо за то, что ты вечно защищаешь меня. — добавила я, пока моя искренность не оказалась бы побеждена смущением. — Хотела бы я хоть раз помочь тебе также.       Я сказала эти слова совсем тихо, однако Сонхва — ну, конечно, это же он, — всё равно заметил.       — Правда? — вдруг спросил он.       Я ничего не смогла понять по его вновь непроницаемому выражению лица, но всё же кивнула.       — Да.       После этого мы доехали до самого моего дома, не проронив слова, однако я всё равно ощущала странное умиротворение внутри. Будто какой-то перетянутый страшный узел — один и бывших во мне — оказался развязан.       Мы вместе поднялись наверх и Сонхва, шагнувший следом за мной в прихожую, на мой чуть удивлённый взгляд пояснил:       — Осмотрюсь.       Я чуть напряглась, однако промолчала, снимая пальто. В гостиную я вошла робко, будто была в чужой квартире, посматривая на внимательно-изучающего обстановку Сонхва.       — Думаешь здесь мог кто-то побывать? — наконец, не выдержав, спросила я, когда мужчина проверил молниеносным пытливым взглядом уборную и спальню.       — Хотел бы это исключить, — постановил он, и спустя пару десятков секунд уведомил меня. — Похоже — чисто.       Я мысленно выдохнула и тихо поблагодарила его. Сонхва степенно кивнул мне в знак прощания, а затем направился в прихожую.       В этот миг я вновь подумала о том же, о чём посмела поразмышлять ещё в машине.       Что если сегодня — твой последний день, Йери-Йери? Я бы хотел, чтобы ты была счастлива хотя бы на миг, и так уж сложилось в нашем противоречивом сложном мире, что быть любимым и быть нужным — единственные способы быть счастливыми…       Сонхва уже шагнул за порог, когда я в последний раз набралась решимости и мягко уцепилась за рукав его пальто, останавливая его.       Сонхва медленно обернулся, не опуская золотых, засверкавших тёплым солнечным маревом, чудны́х глаз от моих тёмных глаз в обрамлении дрожащих ресниц. Я осознала, что первой должна была объяснить свой порыв, но всё, что я сумела выдохнуть было тихое:       — Останься.       Сонхва не изменившись в лице, не дрогнув ни единым мускулом, спокойно и твёрдо ответил мне — лишь на дне солнечных глаз закрутились тени протуберанцев, зачиная пугающе-горячую бурю.       — Ты осознаёшь, что произойдёт, если я останусь?       Я не вспыхнула, хотя сердце моё билось отчаявшейся птицей — и стремилось к нему, — я только вглядывалась в золотые прекрасные глаза томительные три, четыре, секунды — а может и всю потрёпанную, но ещё неизменную вечность, — прежде чем решительно кивнуть.       Сонхва развернулся ко мне всем телом.       — Хорошо, — низким бархатистым голосом с разгоревшейся в нём вибрацией сказал он.       Сонхва шагнул ко мне, опуская глаза вниз из-за нашей разницы в росте, не отнимая взгляда, полуприкрыл веки, но даже так, жидкое золото его взгляда продолжало искать во мне ответный пожар — ту же нужду, потребность в близости, которую он испытывал сам. Сонхва чуть раздул ноздри, жарко выдохнув мне в скулу: придвинулся столь близко, сколь ранее никогда рядом не оказывался, и когда руки в чёрных перчатках скользнули по моим плечам — медленно, с опаской, в последний миг позволяя оттолкнуть его — я погрузилась в тёплые безмолвные объятия, которых мы оба ждали всё это время.       Эти объятья не были похожи на те, что были в галерее на Совете глав Кланов; они были лишены порывистости, поспешности, настороженности.       Сонхва немедленно стянул свои вечные чёрные перчатки, отбрасывая их в сторону, на комод. Я уцепилась за лацканы его пальто, вынуждая стянуть и его, и в миг, когда тёмная тяжёлая ткань с громким шорохом легка на пол, горячие длинные пальцы с мозолистыми чуть загрубевшими подушечками подхватили мой подбородок, вынуждая запрокинуть голову. Сонхва подтолкнул меня второй рукой за талию к стене, придерживая будто хрупкую статуэтку — так осторожно, словно держал величайшую из драгоценностей.       Он упёрся лбом в мой лоб, наши губы застыли в миллиметрах друг от друга, дыхания смешались, а после у меня перехватило дыхание вовсе, когда большим пальцем он нежно погладил мою щёку под самым веком…       И в то мгновение — в мгновение до рождения огня — я вгляделась в глаза Сонхва, как никогда близко, и поняла. Небеса, так вот, что именно напоминали мне его глаза всё это время! Ну, конечно, это огненные протуберанцы, вспыхивавшие отголосками жидкого пламени на поверхности далёкого недостижимо-раскалённого Солнца!..       И едва это осознание пронзило меня, как пленяющий взор золотистых глаз поплыл нововспыхивающими, крохотными, янтарно-жгучими звёздами, зачаровывая сильнее прежнего. Сонхва наклонился вперёд, преодолевая последнее жалкое расстояние между нами, и поцеловал меня.       Это было как прикосновение крыльев бабочки, как нежность розового лепестка — такими были мои впечатления от первого поцелуя с Паком Сонхва.       Лёгкий, беспредельно нежный поцелуй, почти целомудренный, но заставляющий отчаянно желать больше.       Сонхва будто бы на пробу провёл языком мазок по моей нижней губе, и я тут же пустила его в свой рот. Невинное начало сменилось на пламенеющий на грани судорожной страсти мокрый бесстыдный поцелуй — мы сплетались языками, перехватывая друг у друга необходимый кислород и с трудом отрываясь хотя бы на миг. Сонхва вдруг вжался своим ртом в мой, безограничительно напирая своим длинными гибким языком, вынуждая меня представить, что будет дальше, а потом резко отстранился, даже сделав шаг назад. Его вид едва не заставил меня тут же застонать: чёрные взвихрённые мною же волосы, бешеный, золотистым огнём горящий, точно расплавленная плазма взгляд, приоткрытые пухлые губы, к которым прилила кровь…       Кажется, мой вид был ни капли не лучше, так как Сонхва незамедлительно шагнул ближе, ловким и молниеносным движением стягивая с меня парку.       — Где у твоего брата лежат презервативы? — горячий шёпот обжёг моё ухо, вынуждая вспыхнуть.       Стоило мне шепнуть в ответ: "В тумбе", как мы снова начали целоваться.       Я буквально чувствовала, как кипящая кровь разливалась по венам, багряный огонь разгорался внизу живота: хотела ли я кого-то настолько сильно? Быть может, никого кроме Сонхва, я так не желала.       Мы с трудом добрались до спальни, попутно беспрестанно целуясь: я успела стянуть с Сонхва водолазку оставляя его в одной чёрной майке. Он стянул с меня всё, кроме нижнего белья. Я понимала, что остановиться нам стоило прямо сейчас. Потому что на сей раз не только сердце — теперь уже и моё тело плавилось изнутри. И теперь источником были чужие бёдра, неподвижные и твёрдые, на которых я смело восседала, и чужие обжигающие талию крепкие ладони с длинными изящными пальцами.       Неожиданно всё прекратилось: Сонхва приподнял голову глядя мне в лицо, я невольно стиснула пальцами острые крепкие плечи; температура его кожи, кажется, близилась к свечным огням.       — Ты уверена, что хочешь? — я попыталась сфокусироваться на его словах, но из-за бултыхающегося в ушах сердца сделать это было не так просто. — Сейчас я ещё смогу остановиться и уйти.       Его горячая ладонь скользнула мне между ног; золочёный взгляд сузился, полыхая более прежнего, пытаясь считать реакцию по малейшему жесту — будь то судорожный вдох или взмах ресниц. Сонхва сжал внутреннюю часть бедра, нарочно вызывая у меня стон и дрожь.       — Нет… я хочу… — на одном дыхании пришлось сказать мне, потому что в этот миг изящные длинные пальцы сквозь бельё надавили на крохотный комочек нервов — самое приятное место.       Я специально посмотрела ему прямо в глаза, а затем — выгнулась навстречу, ведя бёдрами. Подставляясь. Требуя большего.       Сработало — я очутилась на простынях покрываемая сильным жилистым телом: Сонхва склонился ко мне, весь взъерошенный и расхристанный, позволяя запустить пальцы в беспорядочно взлохмаченные волосы, а после — влажно и голодно поцеловал. Он что-то прошептал мне на ухо, прикусывая здоровую мочку, толкаясь возбуждённым пахом мне в ягодицы, срывая с губ судорожный вздох. А потом Сонхва медленно стянул с меня бельё, и я впервые увидела выражение хищного довольства на его лице и вспыхнула: сдвинуть ноги я не успела, потому что он опередил меня оказываясь меж моих бёдер. Вжикнула молния, я видела, как он приспустил джинсы, раскатывая латексную защиту, как чуть шикнул, придвинулся ближе, находя своими глазами мои глаза, губами касаясь губ… И я негромко простонала ему на ухо, пока Сонхва неторопливо входил внутрь меня, да так, что сердце в груди затолкалось навстречу ему, грозясь покинуть грудную клетку, но мне было легко и головокружительно хорошо, и — чуть-чуть — больно, потому что многие месяцы до этого секса у меня не было. Я невольно выгнула спину навстречу ему, и не удержалась — снова тихо застонала, — когда увидела, как Сонхва погрузился по самое основание. Он, вопреки обилию звуков, которые я издавала, лишь тяжело, но всё равно почему-то невероятно возбуждающе, дышал, и, закусив губу, придерживал меня за талию, а после начал совершать первые плавные толчки, начав покрывать мне грудь мелкой сеткой влажных поцелуев.       Становилось всё жарче и жарче, а новые волны мурашек ползли от мест, где Сонхва касался меня.       Какие тут слова, цветы, звёзды? Не посыпайте раны солью — они и без того будут ныть, но то, что происходило сейчас было и больно, и приятно. Потому что хорошо было не только мне.       У Пака Сонхва не просто в глазах горели петли протуберанцев и огни солнечной короны.       Он и сам был горяч как плазма солнца.       Даром, что меня это не обжигало. Не сейчас, просто не сегодня, я обязательно подумаю об этом, если завтра наступит, а если нет…       Мне хотелось плавиться под его мокрыми нежными поцелуями, наслаждаться тем, как он придерживает каждый мой рывок навстречу его телу, как избегает не сошедших с тела синяков и гладит каждый доступный ему сантиметр кожи, вспыхивать и воскресать из пламени, точно феникс, под его огненным диким взглядом, в котором намешано столько всего, но более всего я могла увидеть в то мгновение желание. Чистое, неприкрытое, идущее откуда из тёмных глубин. Мне хотелось этого: как он наращивал постепенно темп, иногда срываясь с нежного ритма на дикие рывки в моём теле, а затем словно опомнившись вжимался бёдрами, чтобы погрузиться по самое основание, чтобы иметь возможность ласкать пальцами, растягивать, подстраивать темп под нас. Желание тлело внизу живота, закручиваясь в болезненную спираль, но мне было безумно хорошо. И горячо.       Едва ли я смогла бы заставить себя перестать гладить широкую спину, перевитую напрягшимися мышцами: Сонхва был стройный и жилистый, красивый… Всё — от мягкости вороных волос на затылке до сильных рук и выпуклых вен на шее вызывало восторг и пламенеющее желание отдаться. Отдаться и взять. Обрывая поцелуй, Сонхва приподнимался надо мной, смотрел будто внутрь, прямо в несуществующую душу, и я тонула в чернеющих омутах окружённых колодцами полыхающих протуберанцев. Его глаза словно становились не просто глубокими, а вовсе — бездонными. Заглядывая в эту бездну, я впервые могла увидеть, как он чувствовал, что было внутри...       Меньшей загадкой его это, впрочем, не делало.       На излёте очередного толчка Сонхва мощным головокружительным рывком перевернул меня в коленно-локтевую позицию, прижимаясь грудью к моей спине, сильнее вдавливая в постель и участил толчки. От сменившегося угла проникновения я застонала громче прежнего: теперь он был ещё глубже во мне и задевал так много приятных точек. Наслаждение всё нарастало и нарастало, и видимо Сонхва ощущал, как я сжимала его внутри, потому что и сам вдруг возбуждающе — до помутнения перед глазами шелестяще простонал.       Я чувствовала, как он гладил мою влажную от испарины кожу шершавыми кончиками пальцев, дробя толчки на быстрые, короткие, мелкие, как волны на берегу озера. Пахло можжевельником, чуть порохом, моими духами — бергамотом, лимоном, лавандой и вербеной, и все эти запахи смешивались с мускусом…       Я приподняла бёдра выше, почти умоляя его не останавливаться: кажется, я лепетала какой-то бред, но мне было уже неважно. Сонхва вжал меня в кровать, наваливаясь сверху, притискиваясь горячим долговязым телом, не позволяя отстраниться от его ласок. Внутри у меня всё завибрировало, натянулось, сжалось: сердце загрохотало в ушах, оглушая и грозясь свести с ума. Жар внизу живота прожигал насквозь, мне будто раскалённое золото пустили по венам: и когда я отчаянно застонала, пытаясь быть тихой, вот тогда Сонхва и сорвало.       Я ощутила, как он окончательно отпустил себя, мощно двигаясь, врываясь, подминая меня под себя: восхитительные судороги прошлись от плеч и от щиколоток прямиком к средоточию моего желания. Сонхва перешёл на какой-то совсем невозможный таранящий меня коротким быстрыми фрикциями темп, а затем ахнув, вжался мокрыми губами в основание моей шеи. И я ощутила, как он запульсировал внутри меня.

***

      Лежать так, после самого волшебного секса, что у меня был в жизни, и осознавать, что был он с самым необыкновенным из людей, что я встречала в своей жизни, было…       Приятно, тепло, уютно. Безотрывно-прекрасно, в своей сути.       А когда я повернула голову в сторону рядом лежащего мужчины, моё сердце сорвалось в галоп вновь. Потому что он лежал ко мне спиной.       Пак Сонхва доверял мне настолько, что смог повернуться спиной.       Внутри моего горла расцвела дрожь, мотыльками рухнувшая в живот, так что мне пришлось поскорее прикрыть плотно сомкнутые губы ладонью и попытаться успокоить силившееся вырваться из груди сердце. Осознание произошедшего и продолжающейся ночи будоражило меня, вытесняя усталость, но я верила — старалась убедить себя — что вот-вот почувствую наконец усталость от этого, ещё одного бесконечного дня, и…       — Твоё сердце. — в ночной тиши чуть хрипловатый вкрадчивый голос Сонхва покорял воображение, предлагал вновь задуматься о чём-то… искушающем.       Я вздрогнула невольно, взглядом зашарив по спине мужчины, который так и не повернулся ко мне.       — Ты в порядке, Йерин? — мягко продолжил он, видимо не услышав моего ответа. — Твоё сердце так быстро бьётся…       — Да. — поспешно выдохнула, ощущая, как заполыхали мои щёки и постаралась натянуть одеяло повыше, глухо добавляя: — Прости, пожалуйста. Оно сейчас… успокоится…       — Не нужно извиняться передо мной. — исправил меня ровный уверенный голос. — Просто дай знать, если что-то не так, или если тебе что-то нужно.       В спальне, где совсем недавно происходила вакханалия страсти, и мы двое горели в агонии первобытного исступлено-дикого слияния, теперь было темно и тихо: я слышала своё бьющееся быстро-быстро сердце и своё тихое дыхание. Как дышал Сонхва я не слышала вовсе.       Я рискнула повернуть голову, молча смотря на мужчину, лежащего рядом со мной.       Огромный чёрный дракон, каждая чешуйка которого была вбита филигранно талантливой гениальной рукой в кожу, попрал собой всю его спину, полностью её закрывая. Облачая Сонхва в чешую, словно в броню. В лунном свете были видны сияющие серебром языки пламени, лепестки пионов, некоторые чешуйки тоже будто светились, переливаясь холодным звёздным песочком. Я понимала, что на деле краска, вбитая под кожу неимоверно-искусным художником, не была посеребрённой. Серебро — не его цвет. Под кожу Сонхва вводили позолоту: дорогую, долго не теряющую свой блеск... И я бы хотела видеть этого дракона, вспыхивающего золотом при свете солнца или вечерних ламп. Как врач — я ужасалась масштабу проделанной работы, количеству красок, что понадобились для выведения этого произведения искусства на коже всей спины, количеству игл, антисептиков, часов труда и боли, которая была ценой за этот шедевр… Но это как врач.       Что-то внутри меня, другая часть сознания — женщина — восхищалась этой… дикой красотой. Это было нечто первобытное, тёмное, необъяснимое где-то на уровне инстинктов. Ну, или мне хотелось так думать.       А ещё мне хотелось…       Я повернулась на бок, посмотрев на Сонхва уже без смущения. Мой голос в тишине спальни, прозвучал чуть сипло после стонов, но удивительно громко и ясно:       — Я слышала немного из разговоров Семьи об… ирэдзуми. — призналась я, чуть понижая тон, но не сходя на шёпот. — Некоторые реджиме утверждали, что прикосновение к ирэдзуми для их владельца — это как прикоснуться к душе.       Сонхва точно слышал меня и слушал, поэтому я выдержала паузу, позволяя ему запретить мне, но рукой уже потянулась.       — Я хочу прикоснуться к тебе, Сонхва.       Кончики пальцев в новорождённой тишине и темноте коснулись горячей кожи мужчины, неосознанно приглаживая морду дракона и ведя линию по его чешуе от левой лопатки к правой, по более яркому пятну новой краски, затем по изгибу тела зверя, и по позвоночнику вниз…       — Ты можешь касаться меня, Йерин.       Сонхва выдохнул в унисон со мной, и расслабил напрягшиеся сталью мышцы, а затем совсем тихо добавил:       — Я тоже этого хочу.       И внутри у меня задрожало сердце.

***

      Проснулась я также резко, как погрузилась в сон: я просто распахнула глаза тут же подрываясь с места.       Первой мыслью было, какие возмутительно-горячие и реалистичные сны меня посещают, однако затем ощутив лёгкую болезненность в районе поясницы и сложенную стопкой на табурете неподалёку простыню, я пунцовея осознала, что всё, что произошло ночью не было сном.       Я была ещё жива. И я соблазнила и… я переспала с Паком Сонхва!       В голове одновременно прозвучали голоса эмоциональности и рациональности: "Как потрясающе!", "Какой кошмар!".       А затем до моего носа, робко высунувшегося из-под одеяла, донёсся аромат чего-то вкусного. С кухни.       Пошатываясь я поднялась с постели, чувствуя ломоту в самых разных любопытных частях тела, но в итоге добралась до шкафа и достала оттуда домашнюю футболку, бельё и шорты. В идеале хотелось бы утренний душ, и если время на часах было верное — семь ноль-ноль утра — шанс принять его был. Для начала я умыла лицо и почистила зубы.       Уже одетая, я всё ещё сонная вышла на кухню, замечая долговязую фигуру в джинсах и чёрной обтягивающей тело майке: Сонхва что-то жарил с тихим шипением на сковороде. Я слегка покраснела, глядя на его высокую жилистую фигуру, вспоминая как эти мышцы двигались под его кожей вчера, когда…       — Ты проснулась, — он даже не обернулся, но произнёс уверенно.       Я вздрогнула, выплывая из неловких воспоминаний и чуть помахала рукой перед лицом, стараясь привести себя в рабочий режим.       — Да, — тихо ответила я.       Сонхва выключил плиту и повернул ко мне, ставя деревянную доску на стол, а затем поверх устанавливая сковороду, накрытую крышкой. Золочёные вспыхивавшие солнечными протуберанцами глаза быстро нашли мои.       Сонхва чуть кивнул в сторону раковины, где я увидела маленькую кастрюльку.       — Доел твой Чили кон Карне. Было вкусно. Надеюсь ты не против? — смягчая интонацию произнёс он.       Я улыбнулась ему.       — Ни в коем случае не против, — убедила я, присаживаясь за стол и пальцами стараясь пригладить пряди волос в подобие чего-то приличного.       — Приготовил завтрак. — Сонхва вновь качнул головой. — Пуктяй.       — Ого… — выдавила я из себя, силясь скрыть удивление и неловкость: кухня за спиной Сонхва блестела (за исключением вышеупомянутой кастрюльки из-под мексиканского супа), свежезаваренный зелёный чай с какими-то розовыми цветками уже стоял на пробковой подставке.       Он рано встал и много успел сделать, а я дрыхла.       Сонхва тем временем быстро и аккуратно разлил суп по глубоким мискам укладывая поверх каждой из них три половинки варёных яиц. Перепелиных.       Когда он подвигал миску ко мне, то видимо успел заметить мой вновь удивлённый взгляд, а потому вдруг пояснил:       — У меня аллергия на курицу.       — А. — поддакнула я понятливо, с благодарностью берясь за предложенные хаси. — Ясно.       Далее мы завтракали в уютной тишине, изредка переглядываясь; словно парочка школьников. Я каждый раз старалась при этом не улыбаться, но это давалось мне тяжело. На лице Сонхва было выражение… которое я бы назвала умиротворённо-спокойным. Он выглядел менее усталым и отстранённым, чем обычно, поэтому я решила, что он был в приподнятом настроении.       При мысли о том, от чего же, — я постаралась не подавиться вкусным супом и не запунцоветь. Когда мы доели, Сонхва молча встал, забирая у меня тарелку и опередил меня в наливании чая.       Он принёс обе фарфоровые чашки на блюдцах за стол и одну поставил передо мной. В запах мне тут же ударил стойкий аромат зелёного крупнолистного чая Лунь Цзин, и… непонятные древесные нотки.       — Какой необычный цвет… — пробормотала я. — А что это за маленькие розовые цветочки на дне?       — Вереск. — ответил Сонхва, вновь усаживаясь напротив меня и делая первый глоток ароматного чая. — Они обладают ранозаживляющими и успокаивающими свойствами. Подумал… что тебе неплохо будет выпить чашку перед долгим и тяжёлым рабочим днём.       Я благодарно приподняла уголки губ и послушно глотнула из чашки, мгновенно ощущая на языке горячий насыщенный вкус.       — Ого, — восхитилась я. — Очень вкусно. — я чуть поморщилась, так как от жадности сделала слишком большой глоток, однако Сонхва воспринял это иначе.       — Не сильно болит? — тихо спросил он, едва заметно нахмурившись, и в ответ на мой полный недоумения взгляд пояснил: — Спина. Мне следовало быть аккуратнее, раз уж я помнил о твоих травмах…       Я всё же подавилась, тихо закашлявшись, но едва приступ кашля прошёл как я поспешила протараторить, ощущая, как стремительно у меня розовеют скулы.       — Ничего, всё хорошо! — убедительно залепетала я. — Ты и так был со мной очень мягок.       Судя по выражению лица Сонхва он мне видимо не поверил, но вопросов и комментариев больше не последовало.       Мы мирно пили чай на моей кухне, наслаждаясь краткой умиротворяющей передышкой перед приближающейся трудной рутиной обычного будничного дня. Что же — в мафии выходные не приняты. Может только у мега-злодеев со связями кругом, наподобие консильери, они есть?..       Мы так бы и молчали дальше, однако Сонхва очевидный эпизод, витавший меж нами, замалчивать не стал. В какой-то момент он степенно отставил чашку и посмотрел мне прямо в глаза, вынуждая тоже на время закончить с чаем.       — Я хотел поговорить о вчерашнем. — негромко произнёс Сонхва, не спеша и явно стараясь меня не смутить и не напугать. — Я обычно не завожу отношений на одну ночь.       Я понятливо кивнула, заверив мужчину:       — Да, я тоже не из таких… — однако после сказанной фразы прикусила кончик языка, пытаясь не дать сорваться очевидному последующему умозаключению.       Как насчёт пунктика о "Я обычно не встречаюсь с наёмными убийцами, состоящими в одном из самых опасных мафиозных картелей в стране", Йерин?       Сонхва мою реакцию заметил и паузу истрактовал верно. Будто мысли мои читал.       — … но? — не напирая договорил он за меня; однако затем делая тон более серьёзным. — Йерин, мне важно понять, пусть не сейчас, но когда всё наладиться — вся эта история с обвинениями и твоим участием в мафии закончится… — я шокированно распахнула глаза, ощущая как сердце вновь забилось чаще из-за этого необыкновенного мужчины. — Ты бы хотела… — Сонхва выдержал паузу, явно позволяя мне почувствовать весь вес его слов: — … попробовать встречаться со мной?       Я застыла нелепым изваянием, приоткрыв было рот, и — клянусь! — в голове у меня в тот миг не пронеслось ни единой адекватной или хоть сколько-нибудь наделённой смыслом мысли. Однако, одну вещь я точно могла сказать, взвешивая сумбурно все "за" и "против", и имея в виду собственные чувства…       Сонхва и тут меня опередил, вскидывая ладонь, и чуть наклонил голову, как бы прося дать ему шанс закончить свою речь:       — Прежде чем ты скажешь: "Я не знаю", — произнёс он спокойно и отчётливо, с мастерством блестящего оратора. — Я хочу, чтобы ты кое-что учла при своём решении: я собираюсь закончить это.       Я сомкнула губы, моргнув, но в этот миг в голове моей, словно молния, блеснуло озарение.       — Ты имеешь ввиду..? — осторожно начала было я, и, к моему облегчению, Сонхва кивнул.       — Да, ты всё верно поняла. — золотистые глаза замерцали янтарными гипнотизирующими искорками, пленяя меня. — Я собираюсь закончить работать на Дона после окончания истории с предателем.       Несколько десятков секунд после этого последнего, но самого внушительного из аргументов, на небольшой кухне стояла внушительная неразбавленная уютом тишина, полная размышлений, пока я, наконец, не решилась поднять голову и посмотреть мужчине прямо в глаза.       — Хорошо, я поняла, Сонхва. — я послала ему радостную улыбку и пообещала: — Я… подумаю.       Сонхва кивнул, в явном облегчении расслабляя плечи и сощурив свои необыкновенные глаза попросил:       — Сделай выбор, который по-настоящему хочешь.       После мы оба молча вернулись к чаю, попивая его и варясь, каждый в своих мыслях. Когда чай почти закончился у нас во второй раз, я всё же задумчиво призналась ему, моментально встречаясь с золотеющим едва заметным любопытством взглядом.       — Это так странно... — честно сказала я, ведя пальцем по кромке блюдца. — Я имею ввиду, я даже не представляла, что ты можешь что-то чувствовать... ко мне.       — Это ничего. — аккуратно-безмятежно проговорил Сонхва, не повышая тона. — Я сам не осознавал, что полюбил тебя, долгое время.       Я удивлённо распахнула глаза, уставившись на мужчину. Сонхва некоторое время наблюдал за ошарашенной мной, замершей перед ним, будто нахохлившейся пучеглазой совой. Пока губы его не тронула мягкая добрая улыбка, которую он поспешил прикрыть поднесённой ко рту чашкой: только необыкновенные глаза его чуть прищурились, выдавая эмоции — в самых уголках появились морщинки, которых мне захотелось коснуться.       Заметив, что я всё ещё неверяще молчала, не смея задать вопрос, Сонхва всё же со вздохом отставил чашку в сторону, уже без улыбки вспоминая что-то:       — Ты напомнила мне кое-кого, — негромко, словно это было тайной, признался он. — Это было, когда я почти умер. Лежал в госпитале. Я был тогда разбит и сломлен, я готовился к тому, чтобы погрузиться во мрак окончательно. Отключиться мне раз за разом не давал голос из-за стены: молодая девушка там сидела с угасающей от рака женщиной...       В голове поднялось хрупкое воспоминание — будто крылья давным-давно засохшей бабочки.       — ... потому что это — единственное, что имеет значение. Мы — это наши связи с людьми. Ни музыка, ни книги, ни фильмы не способны изменить человека: искусство — это про вечность, а людям достаётся лишь бренность и смерть. Искусство может лишь подтолкнуть к переменам, но завершают эти перемены всегда только люди. Именно поэтому важно тянутся к другим: даже если мы причиним боль, даже если нам причинили боль... Если перестать вставать и пытаться дальше, если вы сдадитесь... Получается, что кроме боли и обид ничего в памяти не останется. А что будет если весь мир будет тонуть в боли и обидах? Пускай в памяти некоторых мы будем злодеями, зато на нашем фоне лишь ярче будут сиять герои! Нельзя быть хорошим для всех, однако... Важно оставаться чутким, важно быть неравнодушным, быть верным и... важно просто быть человеком. И когда-нибудь — за очередным поворотом жизни — вы очнётесь от мрачного сна сегодняшнего дня и осознаете, что вокруг вас именно те, кого вы хотели видеть и знать всё это время. И вы будете счастливы. Потому что вас будут помнить, вас будут любить, с вами будут смеяться и любить, ради вас будут проливать слёзы и подниматься — а ведь это уже немало, если ради вас лили слёзы и поднимались из темноты? Связь между людьми — необрываемая нить, прочнее нитей жизни, потому что даже после смерти связи, создаваемые нами не обрываются…       Я едва не подскочила на месте, воззрившись на Сонхва распахнутыми горящими глазами.       — Это была случайно не Сеульская Университетская Национальная больница?! — взволнованно протараторила я.       Сонхва степенно кивнул в знак подтверждения, отпивая ещё глоток чая.       — Ты... — пробормотала я, едва веря в подобное совпадение. — Ты слышал меня тогда?!!       Сонхва чуть дёрнул изящной бровью, а затем в уголках его век вновь появились те самые морщинки — он улыбался.       — Это была ты? — риторически вопросил он и тут же продолжил: — Стоило догадаться. Твои слова в тот день помогли мне удержать свои чувства в узде.       — Я… прости. — на автомате проговорила я, и тут же видя, как он нахмурился поспешила оправдаться: — Да, ты говорил, что не нужно извиняться, просто… — я запнулась, с трудом подбирая слова. — Мне очень сложно это осознать. — наконец призналась я, и махнула рукой, указывая на невидимое умозрительное пространство. — Ты. Я. Всё это…       Сонхва отставил чашку с недопитым чаем, чуть наклоняясь ко мне, и сложил руки замком на столешнице. Некоторое время — долгие несколько минут он молчал, однако затем глядя мне прямо в глаза всё же заговорил.       — Мне сложно удаётся сходиться с людьми. — произнёс Сонхва, вновь нарочно смягчая интонации своего бархатистого приятного голоса. — Но я старался, Йерин. Я старался быть ближе к тебе. Меняться. — он проговаривал это через паузы, через осознанные выводы, которые он делал, глядя на меня. — Это даётся мне с трудом.       На сей раз был черёд Сонхва признаться, и признание это выбило почву у меня из-под ног сразу по двум причинам.       — Но я хочу перемен. — вдруг твёрдо и решительно постановил он, и уже тише закончил: — Особенно учитывая то, что говорил мне Чонхо.       Моё сердце участило свой бег, от лёгкости вскружило голову, а затем меня разбило: сердце в груди потяжелело, заныв тупой незаживающей болью. Болью утраты.       — Что он говорил? — понизив тон, медленно спросила я.       Сонхва поймал взгляд моих тёмных наполненных болью глаз, но промолчал, сомкнув губы: золочёные глаза его полыхнули увядающими солнечными петлями и искрами, а на щеках проступили желваки. Но он отстранился, более не говоря ничего.       Я, конечно, не могла оставить это так, поддавшись вперёд и умоляя его:       — Сонхва, пожалуйста, я должна знать. Это… — это же Чонхо, мой Чонхо! — Это мой брат… — попросила я, стараясь сморгнуть и не заплакать. — Что он говорил?!       Сонхва медленно покачал головой, едва заметно хмурясь и посмотрел мне в глаза. Прямо, открыто, как бы прося довериться.       — Я не могу, пока не буду уверен, что обезопасил тебя. — произнёс он наконец твёрдо и строго.       — Если это секрет — я его сохраню. — тут же пообещала я, убеждая и его мне довериться. — Ты знаешь, что я научилась притворяться и лгать. Ты знаешь…       — Нет. — перебил меня Сонхва, извиняюще качнув подбородком и поджав уголки губ. — Ты не сможешь сохранить это. Ты не сумеешь сыграть равнодушие, узнав эту тайну.       Мне стало больно, но я понимала его поступок и даже немного была благодарна ему: Сонхва хотел меня защитить, и я верила, что он мог. Ответы я смогу найти позже, вот только…       Горячая сильная ладонь с длинными изящными пальцами и чуть загрубевшими подушечками накрыла мою ладонь, мягко сжимая. Я резко вскинула голову, чтобы поймать самый абрис его прекрасной и преисполненной нежности улыбки, прежде чем Сонхва тихо сказал:       — Но я расскажу ту половину, которую тебе знать можно.