"The Shadow of the Prominences"

      В воскресенье я проснулась за десять минут до будильника с удивительно лёгкой головой. Мельком глянув на календарь, я ощутила, как потяжелело у меня в груди: сегодня я должна была объясниться с Ёсаном.       Потянувшись я встала, принявшись за рутинные дела: следовало раньше приехать на "работу" и занять место в подземном гараже, чтобы наконец сделать то, что я откладывала последние два дня — осмотреть мою машину.       Если Чонхо ездил на ней, то мог оставить внутри какие-то подсказки.       Надежда на это была слабой — в конце концов, машину точно успели досмотреть до меня, однако… ничтожный шанс всё-таки был.       Позавтракав заварными гречневыми хлопьями, я пила чай крупными глотками, ощущая лёгкую ломоту во всём теле — мышцы после тренировок с Сонхва чуть ныли.       При мысли о золочёных глазах я чуть не поперхнулась чаем, задышав чаще.       "— Что будешь делать, если в следующий раз я не остановлюсь?"       Я понимала, что Сонхва пытался таким образом вызвать во мне страх, но меня ужасала не его попытка насилия — а я была уверена, что он способен причинить боль: меня пугало то, что я в тот миг не почувствовала угрозы. Это значило, что я… как минимум, доверяла ему. И это было опасно.       Мне следовало быть осмотрительнее, осторожнее… Я, как мантру, проговаривала эти слова про себя, однако внутри метались разрозненные чувства: тепло, радость, разделённая на двоих печаль, горе и утешение, уважение к моим личным границам. Сонхва давал мне возможность стать сильнее, сделать выбор самостоятельно и… просто твёрдо стоять на ногах.       Он осознавал, что не всегда рядом будет тот, кто сможет помочь мне и защитить, поэтому хотел, чтобы я сама стала сильнее и могла защитить себя. Это крохотное безвозмездно-подаренное чувство уверенности пускало потихоньку корни в моей душе: оно могло стать для меня надёжным щитом. В то же время я ощущала, что отношения между нами как-то неуловимо изменились.       Прежняя благодарность и скупая попытка пристроить сестру… друга? чтобы спасти ей жизнь исчезли. Я не могла теперь назвать Сонхва ни другом, ни попечителем… Нет. Я вообще не могла подобрать слово, которое описывало бы наше… "партнёрство"?       Я глянула на дно опустевшей чашки, где одиноко распластался листик чабреца.       Можно ли было назвать нас партнёрами?       Внезапно зазвонил мой рабочий телефон. Я подняла его, мельком глянув на цифры на экране и постаравшись скрыть удивление в голосе, ответила.       — Сегодня в шесть твоя встреча с Мин Кёнхуном. — оповестил меня жёсткий, но ровно звучащий голос Сана.       — А, да… хорошо, — чуть запоздало откликнулась я.       Младший босс тут же сбросил вызов.       Я отставила пустую кружку в раковину и поспешила собраться, чтобы выехать: все дела Семьи мне нужно было завершить до часу дня, чтобы успеть встретиться с Киви, и вернуться обратно.       Выйдя на парковку, я ненадолго замерла, находя взглядом стоявшую в стремительно растворявшихся утренних сумерках машину.       Машину, на которой совсем недавно ещё, ездил мой брат.       Вздохнув, я быстро подошла к ней и разблокировав двери села за руль.       Пристегнувшись, я выехала с парковки и менее, чем через двадцать минут уже было на месте. Заехав в подземный гараж, я шустро огляделась в поисках караулившего реджиме и, не обнаружив его в зоне моего зрения, принялась за тщательный обыск — у меня ещё было время до официального начала моего рабочего дня.       Однако меня ждало тихое разочарование: за полчаса моих поисков, в которых я осмотрела всё от бардачка, до пространства под сиденьем и — даже — под капотом, я ничего не нашла.       С тяжёлым сердцем, расстроенная, я направилась на пункт пропуска. Хмурый реджиме настороженно досмотрел мою сумку и меня, не выходя за рамки приличия, внимательно оглядел карточку и только после разрешил пройти в здание. Я вежливо поблагодарила его и оказалась в уже знакомом мне полусумрачном коридоре.       Пока я шла по направлению к лифтам, за моей спиной повторно хлопнула дверь и раздались звуки шагов: некто, тоже приехавший по делам Семьи, следовал прямо за мной к лифтам. Эхо от наших резонирующих шагов разлеталось по пустому коридору: я не рискнула оборачиваться и не ускорила темпа ходьбы, хотя меня охватило лёгкое волнение.       Уже зайдя в лифт и нажав на кнопку я увидела, как высокий мужчина, одетый во всё чёрное, двумя стремительными широким шагами нагнал меня, успевая проскользнуть аккурат меж закрывающимися дверцами.       Металлическая коробка с гудением начала опускаться вниз.       Мы стояли в метре друг от друга, однако я не рисковала поворачиваться, с равнодушием глядя перед собой.       — Ого, какая красивая… — вкрадчивый насмешливый голос прозвучал справа совсем внезапно.       Внутренне я поёжилась, однако внешне проигнорировала замечание незнакомца, продолжая смотреть прямо перед собой.       — Не только красивая, но ещё и гордая? — последующий риторический вопрос был задан с тем же тоном насмешки. — Будет совсем замечательно, если ещё и не дура. Разговаривать умеешь, статуя?       Я вновь промолчала, решая не вестись на ехидные колкие комментарии незнакомого реджиме. После недавних событий я была достаточно уверена, что смогу дать отпор, а лифт должен был приехать на нужный мне этаж через секунд двадцать так что…       В это мгновение, видимо взбесившись на отсутствие реакции с моей стороны, мужчина тихо рыкнув сделал резкий выпад рукой — кожу моей шеи под челюстью захолодило лезвие. Возможно это было из-за усталости, скопившегося стресса за эти две чудовищные недели или угрозы моему здоровью уже сделались обыденностью, однако вместо страха за собственную жизнь, меня охватило только чувство странного дежавю.       — Я бы вам не советовала этого делать. — голос, которым я произнесла эти слова я не узнала; мои губы словно бы двигались сами по себе, более не принадлежа мне.       Мужчина тихо хмыкнул, однако очевидно мой уверенный хладнокровно-равнодушный тон сбил его с толку, потому что интонация, с которой он задал свой следующий вопрос оказалась почти не издевательской, очень сильно потеряв ехидство:       — Это ещё почему?       Я моргнула, не удостаивая мужчину взглядом и продолжая безмятежно смотреть перед собой.       — Потому что я нахожусь под кураторством Чхве Сана. — через паузу, сдержанно уведомила я, а после также спокойно добавила: — И если вы не хотите разбирательств с ним, то лучше не совершайте импульсивных поступков.       Я действительно вложила в эти твёрдые фразы всё своё спокойствие: редкий глупец стал бы игнорировать авторитет младшего босса, однако и мне не стоило провоцировать мужчину неосторожно брошенными угрозами. У меня был авторитет Чхве Сана, но это совершенно не значило, что я становилась более значимой.       И, словно прочитав мои мысли, мужчина зловещим тоном протянул:       — Такая самоуверенная…       — Я не питаю иллюзий по поводу собственной ценности. — также спокойным тоном опровергла я его заявление. — Однако, я также не решилась бы ставить под сомнение гордость господина Сана.       Через мучительную короткую паузу, показавшуюся мне вечностью, мужчина нехотя убрал нож от моего горла, и именно в это мгновение лифт затормозил на нужном мне этаже.       И только в эту секунду, я решилась обернуться: угрожавший мне был высокий, широкоплечим мужчиной лет тридцати-пяти или сорока. Хорошо-развитые мышцы тела подчёркивала облегающая чёрная водолазка с высоким горлом: на ремне портупеи висела чёрная кожаная кобура с пистолетом, второй пистолет покоился в кобуре на поясе. Живые блестящие чёрные глаза мужчина наблюдали за мной с пристальным почти охотничьим азартом.       Заметив мою заминку, он усмехнулся полукачнув-полукивнув подбородком в сторону выхода из лифта.       — Не прощаюсь. — с усмешкой обронил он.       Я молча отвела взгляд и также не прощаясь вышла из лифта, направившись к своему лазарету.       Утренняя рутина началась с чашки крепкого, бодрящего и согревающего чая в компании отдохнувшего Чонгиля. Вместе мы проверили раны лежавших в лазарете, сменили повязки: я сделала уколы и проследила, чтобы все мои пациенты приняли назначенные лекарства; Чонгиль вызвался попросить ещё парочку реджиме принести им завтрак с кухни, за что я её поблагодарила. Вообще, я поймала себя на мысли, что мой "случайно приобретённый" ассистент блестяще справлялся со своими обязанностями (уже потом я узнала, что Чонгиль выучился на медбрата и даже собирался продолжить свой путь в медицине, но в итоге… остался в сфере, где обретались его старший брат и отец).       Итак, то утро шло действительно замечательно и, несмотря на предстоящий мне тяжёлый разговор с Ёсаном и, наверняка, не менее тяжёлую встречу с Мин Кёнхуном в кабинете Дона, настроение у меня было слегка приподнятое.       Пациенты на кушетках шли на поправку: страшные раны обещали через полгода-год обратиться всего лишь жуткими шрамами, однако худшего нам удалось избежать, и я искренне радовалась этому.       Обстановка в лазарете слегка изменилась, когда ко мне постучался и зашёл грузный крупный мужчина: возрастом он был около пятидесяти, морщинки в уголках глаз и губ, и на загорелом лбу, указывали на непростую жизнь. Короткая седина на висках в ярком свете потолочных ламп серебрилась. Я вежливо поздоровалась с ним и пригласила присесть на кушетку, огороженную белой занавесью.       — Расскажите, пожалуйста, подробно на что жалуетесь. — уже вполголоса, тихо и успокаивающе заверила я: — Будьте со мной честны, потому что от вашей искренности зависит как быстро я сумею вам помочь.       Мрачный болезненный вид пришедшего пациента напрягал, как и бегающий взгляд чёрных узких-узких глаз: нижние веки у мужчины были слегка припухшими, возле запястий мозолистых рук, выглядывавших из-под свитера, я также заметила припухлости. У него совершенно точно плохо работали почки: из-за этого вода в организме задерживалась дольше чем нужно. Пока мужчина мялся под моим доброжелательным взглядом, я позволила себе вдохнуть воздух чуть глубже.       М-да, едва заметный почти выветрившийся запах перегара.       Передо мной явно сидел любитель приложиться к бутылке чуть чаще и дольше остальных.       Мужчина почесал затылок, поморщился, но после глухо, с явной неохотой, наконец, признался:       — Я это… — чёрные глаза посмотрели почти предупреждающе из-под кустистых бровей. — … сру кровью, Док, и похоже загибаюсь. Хана мне.       Я вздохнула, чуть расслабляя плечи.       — Ничего не "хана". — коротко проинформировала я, доставая блокнот и ручку. — Боль под диафрагмой была?       Взгляд незадачливого пациента как бы, так и говорил: "Где?".       Я аккуратно указала на область под лёгкими.       — А! — узнавательно вскрикнул реджиме. — Да…       — Можете боль описать? — вежливо попросила я.       Мужчина крепко задумался, сведя брови на переносице и явно не находил нужного слова.       — Эм…       — Она была будто бы "горячей"? — решилась я подтолкнуть его к выводу.       Лицо мужчины вновь просияло, когда он посмотрел на меня одновременно нервничая и благоговея.       — Эээ, да. — он сильно выпучил глаза, следя за тем, как я чиркаю ручкой по листку в блокнотике. — Да! Я пытался пить воду чтобы её заглушить. — добавил он.       — Могу я осмотреть живот? — вежливо уточнила я, и после того, как мужчина покорно прилёг на одноразовую бумажную простынку на кушетке, и я смогла ощупать его живот и область под диафрагмой, я только утвердительно покивала сама себе. Ничего серьёзного.       — Ясно. — коротко обозначила я, отрывая листок. — У вас язва. Судя по общему состоянию, небольшая. Критического вмешательства не требует. Здесь диета, которую необходимо соблюдать: ближайшие три-четыре дня пьёте только рисовый отвар и принимаете Фосфалюголь, потом неделю кушаете обычный рис, небольшими порциями. И рис, и его отвар, не должны быть обжигающе горячими. Лучше тёплыми. Всё понятно?       Мужчина аккуратно принял листок из моих рук, выглядя удивительно робким и тихим. Он немо воззрился сначала на список диеты и одно-единственное лекарство на бумажке, а потом также немо поднял на меня шокированный неверящий взгляд.       — Я… поправлюсь, Док? — спросил он, наконец.       — Да. — я уверенно улыбнулась, снимая с рук одноразовые перчатки и выбрасывая их в мусорное ведёрко, и убрала блокнот в карман медицинского белого халата. — Такое иногда бывает — симптомы у болезни страшные, а сама она… ну, почти безобидная. Через пару-тройку дней вы будете в полном порядке.       Мужчина ещё раз глянул на листок, словно он — Священный Грааль, а затем чуть поклонился мне, слез с кушетки и засеменил к выходу.       После этого немного забавного мужчины, ко мне наведалась ещё парочка реджиме: с аллергией и головной болью, подтянулись старые знакомые из недавней перестрелки с заживающими ранениями от извлечённых пуль. Чонгиль вернулся со своими помощниками, и они помогли поесть больным, после чего я сменила им капельницы. Реджиме задержались поболтать, негромко перебрасываясь репликами, сбившись в кружок у каталки в углу. Я не возражала.       Однако, когда из приоткрытой двери в коридор потянуло запахом перегноя моё настроение упало ниже некуда.       Я как раз осматривала ушиб на локте одного из последних пациентов, которому ранее ампутировала пальцы, когда на пороге появился памятный мне реджиме.       Мальчишка лет двадцати завидев меня, ярко улыбнулся и замялся на входе.       Я отвлеклась, ненадолго приспуская защитную полумаску и попросила его:       — Садись у стола, я сейчас подойду. — что он бодро и исполнил, прижимая забинтованную культю к животу.       Закончила я с ушибом обеспокоенного мужчины быстрее, чем сама хотела: гнилостный запах, разливавшийся рядом с нами уже обеспокоил окружающих пациентов.       Парнишка же, как ни в чём не бывало, переговаривался с подошедшими к нему знакомыми и даже улыбался в ответ на их реплики.       Я, растягивая момент, как можно медленнее направилась к нему. Вежливо попросила удалиться всю толпу взволнованных мужчин из лазарета: Чонгиль любезно помог их выпроводить. И вот я опустилась на стул перед юношей.       Что же, Йери-Йери, время пожинать плоды своих стараний и принимать последствия от решений. Смотри — смотри! — до чего ты довела: теперь у этого юноши гангрена, ты потеряла сто очков уважения в Семье, и теперь будешь вынуждена взяться за пилу и скребки. Да, и каков шанс, что даже с фильтрацией крови и купированием заражённого участка, он не начнёт путь к медленной мучительной смерти?..       — Док? — позвал меня юноша; он похоже всё это время что-то говорил, но я не слушала.       — Ммхм... Да, — я прочистила горло, наконец поднимая взгляд ему в лицо. — Как вы... себя чувствуете?       — Вполне неплохо, спасибо. — он по-солнечному мягко улыбнулся. — Я ничего не трогал, руку не напрягал, всё делал, как вы говорили. Выглядит и пахнет ужасно, но... это же ничего? — он договорил остаток фразы безмятежно, видимо ободрённый отсутствием у меня панического приступа. — Так и должно быть?       Я повторно сглотнула, вновь взглядом находя пожелтевшие бинты: культя-лубок, в которую я закатала его кисть неделю назад сейчас была похожа на местами изъеденный чайными разводами комок разбухшей марли.       — Сейчас посмотрим, — решительно проговорила я, жестом попросив юношу устроиться на кушетке удобнее.       Я подтянула столик с инструментами ближе — обычно гипсовую повязку снимают с помощью особой пилы, и я уже хотела было попросить Чонгиля принести таз с тёплой водой, однако едва коснувшись лубка, сразу поняла, что он мне не понадобится: то, что должно было быть твёрдой гипсовой повязкой, оказалось на деле расхлябанным сгустком, мягким от многочисленных выделений человеческой раны.       Я отложила пилу и, взяв ножницы, приступила к разрезанию слоёв марли, филигранно снимая слой за слоем. Запах гноя усилился: мне пришлось вдыхать крохотными глоточками воздух, и задерживать дыхание — настолько непереносимой была вонь.       Синий отблеск рядом лежащей хирургической пилы так и привлекал взор, нервируя и так растревоженное сознание.       Я даже не ожидала — я ждала и знала, что, вот-вот, сейчас, я сниму последний слой бинтов и увижу холодный мёртвый обрубок со страшной нездоровой зеленцой, перетекающей в угольно-чёрные сизые пятна — цвета, характерные для гангрены…       Я едва сдерживала рыдания и гнев на саму себя: именно сейчас, я казалась себе такой дурой, что мне было стыдно перед профессорами, учившими меня. Стыдно за время, которое я сама проводила за учебными пособиями и атласами. Стыдно за то, что здесь в этом кабинете сейчас сидела я, а не мой брат…       Чонхо бы справился, потому что он всегда был талантлив и хладнокровен, а что сделала ты, Йери-Йери? Какой доктор, вообще, в здравом уме попытается спасти конечность, которая соединена с телом лоскутом кожи и парой сухожилий?..       Ком в горле стал настолько сильным, что я вынуждена была остановиться и прикрыть глаза ненадолго, дабы отогнать приступ тошноты: это было бы верхом непрофессионализма.       И вот я удалила бинт полностью.       Однако под слоем гноя и сукровицы меня ждала не мёртвая гниль — там обнаружились здоровые ткани мышц, на удивление розоватого блестящего цвета. Я аккуратно прикоснулась кончиками пальцев в новых медицинских перчатках раненной руки юноши, и сердце у меня в груди радостно застучало.       Рука была тёплой!       Меня на мгновения охватила страшная слабость и я со вздохом, отстранилась от юного реджиме, позволяя себе ненадолго опереться на спинку.       — Доктор Чхве..? — с вопросительной интонацией протянул он.       Я несколько раз махнула ладонью, показывая, что сейчас буду говорить.       — Запах, конечно, ужасный. Но ведь гной и прочие выделения неделю разлагались под повязкой… А рука выглядит лучше чем я ожидала.       — Правда, доктор Чхве?! — юноша, обрадованный едва с места разве что не вскочил, глядя на меня как на восьмое чудо света.       Я покачала головой и поспешила предупредить радости: до полного выздоровления было ещё очень далеко.       Но что же: осторожность — половина ловкости, не так ли? А ловкость — половина замечательного хирурга?       Придвинувшись ближе, я всё же попросила Чонгиля принести мне необходимые медикаменты: я вымыла гной и прочие прелести активно работавшей иммунной системы организма из раны, вновь обработала поверхность спиртом и присыпала йодоформом.       Под конец, до накладывания очередной повязки, я сказала самое важное:       — Если мы хотим восстановить подвижность руки, нужны будут кости.       Юноша на мгновения растерялся, затем опустил взгляд на свою конечность, а потом робко уточнил:       — Так… Они же тут, Док..?       — Здесь не хватает двух костей — скорее всего, их выбило при выстреле… — я сняла маску, только когда прижала конечность ватой и наложила новую повязку, а затем добавила: — Я сделаю протезы.       Вернее, не я. Но у меня был на примете человек, который, возможно, был на это способен.       После того, как я закончила с пациентами ближе к одиннадцати, я набросала на листке схематичные образчики необходимых мне протезов и написала рядом их размеры: с этим листом я направилась из лазарета прямиком к единственному человеку, который мог помочь мне с ними.       Когда я без стука и окрика зашла в зал механика, я почти сразу же нашла его взглядом.       Юнхо стоял спиной ко мне, в руке у него была бледная синеватая рубашка, и я, только шагнув ближе осознала, что то, что я приняла за непривычную яркую футболку, был на деле не узор на футболке: механик был обнажён, и всю его спину украшала большая красивая морда рычащего... льва.       Рисунок был выполнен в необычном стиле, который я бы описала с одной стороны как очень детализированную графику, что-то графическое, с другой — делающая рисунок более обыденным цветовая гамма. Много оранжевого, жёлтого, алого.       Я почти не удивилась — оттенки пламени. Саламандры.       Я как можно громче кашлянула, вежливо отводя взгляд.       — А. Это ты Док. — Юнхо повернулся, набрасывая рубашку на плечи и быстро её застёгивая. — Не ожидал тебя сегодня увидеть.       Снова найдя взглядом друга, я едва сдержалась чтобы не прыснуть от смеха: Юнхо с недовольным хмурым лицо пытался сам себе застегнуть манжеты одной рукой.       — Могу я помочь? — я решила не смеяться над неприятностью механика, а всё-таки помочь.       — Было бы кстати, — буркнул Юнхо, и я, приблизившись, ловко справилась с пуговицами.       На Юнхо также были чёрные классические брюки, следом он накинул пиджак, поправляя дёрганым движением рукава.       — Необычно видеть тебя в чём-то, кроме майки и рабочих штанов. — я подняла чёрный галстук, укладывая его под воротник рубашки и одновременно пытаясь вспомнить, как его завязывать.       — На самом деле я не всегда хожу пыльным и в машинном масле. — отшутился механик, но я видела по самой позе и лицу Юнхо, как ему было непривычно в этом образе.       — Но и в костюмах-двойках щеголяешь не каждый день. — решилась его передразнить, всё-таки управляясь с самой сложной частью мужского гардероба: — Извини, я в этом не очень хороша.       — Это да. — кивнул Юнхо, и махнул рукой: — И так сойдёт. Спасибо.       Я отступила на шаг, наблюдая, как друг осматривает себя со всех стороны, вертясь на месте, и позволила себе задать вопрос.       — Могу узнать почему ты сегодня такой нарядный?       Юнхо чуть слышно вздохнул; меж бровей появилась и пропала крохотная складочка.       — Еду к маме.       Моё сердце сжалось от предчувствия дурного, однако я отмахнувшись от него, как можно легче спустила с языка ненавязчивое:       — Вы редко видитесь?       Юнхо посмотрел мне прямо в глаза: по его неожиданно непроницаемому лицу я не могла понять какие же эмоции он испытывал. Однако после этого долгого очень тяжёлого взгляда, он сказал только:       — Я её редко, Док, а она меня... никогда.       Почувствовав всю значимость и вес этой фразы, я стиснула руки в кулаки: кончики коротко остриженных по медицинской практике ногтей вонзились в мякоть моих ладоней. Я на пару секунд задержала дыхание, а затем выпалила с внезапной для самой себя решимостью:       — Знаю, что это внезапно и ты вправе сразу отказать мне, но… — я запнулась, прикусывая губу и почти отчаянно вскидывая взгляд к ясным глазам Юнхо. — Вдвоём будет чуть менее тяжело и грустно, быть может. И я могу прикупить букет цветов…       — Зачем? — последовал хриплый глухой вопрос.       Сердце у меня упало при столь резком ответе, однако затем Юнхо с запозданием, видно чуть додумав, уточнил:       — Цветы.       Я тут же немного воспрянула духом, немного рассеяно объясняя:       — А… Ну, иногда их приносят. — я немного помолчала, прежде чем пространно продолжить объяснять: — Это как знак внимания или любви. Да, мёртвые не могут их увидеть, но мы стоим и смотрим на такой подарок, как бы… за них. Их глазами. Чтобы почтить память и поразмышлять о ценности жизни.       Я надеялась, что моим слова хоть немного отвлекут Юнхо от тяжёлых мыслей, что должно быть всегда накрывали его в этот день.       Механик посмотрел себе под ноги, потом невесело хмыкнул, но затем вдруг поднял на меня прежний уверенный лучезарный взгляд.       — Мне нравится эта идея, госпожа Доктор. — сказал он честно, без мрачного оттенка безвыходности в голосе. — Тем более, надо же познакомить тебя со второй адекватной половиной моей семьи.       — Для меня это будет… — я чуть-чуть улыбнулась уголками губ и хотела сказать "честью", но посчитала, что формулировка прозвучит излишне пафосно и надуманно; и формально — а формальности Юнхо не любил. — Я вижу, что это важно для тебя и поэтому для меня это тоже важно. Спасибо за доверие.       — Не стоит, Док. — Юнхо вскинул ладонь вверх, улыбаясь мне в ответ широко и искренне. — В конце концов ты же мне тоже доверяешь — а это, между прочим, гораздо больший риск для тебя.       — Думаю, иногда нам нужно идти на риск. — постановила я.       — Отличные слова. — кивнул Юнхо и подхватил со стула броского красного цвета кожаную куртку. — Тогда бери своё пальто и поехали.       Забрав куртку, я спустилась следом за моим другом в подземный гараж, да так и застыла на несколько мгновений, наблюдая за механиком.       Юнхо, заметив мой шокированный взгляд, широко ухмыльнулся и дерзко расхохотался, поигрывая ручкой взревевшего красного зверя.       — Ты же не думала, что я на четырёх колесах таскаюсь, Док?       Я с восхищением рассматривая, приблизилась к огромному красному мотоциклу, в седле которого уже уселся Юнхо.       — Я предполагала гоночную машину, но это… Очень в твоём стиле. — я улыбнулась, с благодарностью принимая из рук Юнхо шлем.       — Спорткары? Не, это для девочек, Док. — снова хохотнул Юнхо, и убедившись, что я надела шлем, надел солнцезащитные очки, и мыс рёвом сорвались с места.       Это была моя первая поездка на мотоцикле.       Я сидела позади Юнхо, вцепившись в его торс первые несколько минут нашей гиперкрутой гонки: прохладный ветер ежесекундно обвивал порывами наши тела, я в страхе свалиться с ревущей стремительно-несущейся машины жалась грудью к Юнхо и через его спину слышала, как он весело хохотал. Немного освоившись, я уже свободнее села, наслаждаясь непривычными ни на что не похожими ощущениями: железный конь нёс нас вперёд на потрясающей скорости, и это кардинально отличалось от того, как ощущалась машина.       Байк под управлением Юнхо будто был живым.       Диким скакуном с дерзким непростым норовом, готовый к приключениям и полный азарта. Бросающий вызов.       Словом — полностью подходил владельцу.       Мы ненадолго остановились у небольшого цветочного магазина, где я прикупила букет нежно-розовых пионов, прежде чем мы направились в сторону кладбища иностранных миссионеров Янхваджин, которое находилось аккурат за пределами Йонсан-Гу.       Красивое ухоженное открытое пространство было усеяно рядами каменных памятников. Зелёная трава здесь не шуршала, а была коротко острижена и покой здешних навеки уснувших обитателей нарушал лишь шум величественной широкой реки Ханган, воды которой в этот пасмурный серый день не отражали солнечного света, и потому были темны и непроглядны.       В звенящей безмолвной тишине, мы с Юнхо дошли до обелиска: крупный чёрно-базальтовый камень-плита, на котором были высечены золотые символы. Пространство перед могилой было тщательно убрано — не было ни следа от цветов или палочек благовоний.       Не желая тревожить Юнхо, я под его молчаливым взглядом на памятник, присела на корточки и уложила цветы перед обелиском.       В этот миг мой взгляд наконец зацепился за надпись, и сердце у меня похолодело во второй раз. Там было написано:

Чон Рэкё (1964 — 2002), любящая мать и жена; Чон Макима (1994 — 2002), любимая дочь и сестра. "Пусть вечностью будет вам блаженство рая".

      Я выпрямилась, не решаясь ничего спрашивать. Напротив. Увиденное на многое открыло мне глаза.       Выходит, Юнхо не может простить отцу смерть матери и сестры, потому что считает его виновным в их гибели. А господин Боксунг почему-то не спешит помириться с единственным оставшимся ребёнком.       Внезапно какое-то движение на периферии зрения, вынудило меня повернуться, и я заметила знакомый силуэт.       — Это разве не..? — ошарашенно спросила я, раньше чем успела задуматься. — Это не господин Сан?       — Да, он. — мыкнул Юнхо мне в ответ.       Он, напротив, удивлён не был, тоже наблюдая за одинокой фигурой в плаще: мы оба стояли и смотрели, как невдалеке от нас Чхве Сан клал на одинокую обособленно-находившуюся могилу букет хризантем.       — Ты разве не слышала? — в голосе Юнхо прозвучало лёгкое неверие, прежде чем он скучающе пояснил: — Это случилось три года назад. Поймали группу из пяти членов Саламандр во главе с Змееглазым. Лопоухий тогда работал над какой-то другой задачей и не мог стать их адвокатом… — он сделал паузу, и я с интересом обернулась к механику. — … короче, дело едва не обернулось страшной дрянью. Сана и ещё одного члена Семьи отпустили с миром, а оставшихся троих отправили в тюрьму. И менее, чем через пару месяцев, двоих из них пришили: один заколот сокамерником, второй погиб при штурме тюремного барака.       Я снова перевела взгляд на одинокую фигуру у запустелой могилы, чувствуя небольшую печаль, более всего похожую на невольное сочувствие.       — Что случилось с третьим заключенным? — вполголоса уточнила я.       Я не видела лица Юнхо, но по голосу поняла, что он сморщился.       — Повесился. — последовал холодный ответ.       Глядя на одинокую фигуру младшего босса, ссутулившуюся у одинокой могилы, я ощутила тоже самое чувство, что и тогда на маяке — понимание.       — Это ужасно… — одними губами прошептала я, чуть хмурясь.       — Ничего ужасного, — равнодушно раздалось сбоку от меня. — Бандиты умирают каждый день. Они живут разительно меньше по понятным причинам.       Я резко обернулась к задумавшемуся Юнхо: он отстранённым взглядом смотрел на чёрный камень надгробия перед собой, но по глазам было видно — смотрел он куда-то сквозь, полностью погрузившись в собственные мысли.       Мне остро хотелось спросить, почему тогда он выбрал такой путь, и когда я поняла, что больше механик сам мне не скажет всё же как можно аккуратнее уточнила:       — Тогда, почему ты стал членом Саламандр?       Юнхо перевёл на меня взгляд, выразительно приподняв бровь.       — Док, не задавай совсем глупых вопросов. Мафия — не гольф-клуб, в который ты поступаешь или из которого ливаешь, когда захочется. Связи моего отца автоматически не дали бы мне остаться в стороне.       Мне хотелось сказать, что подобное описание ситуации не в духе Юнхо, однако в этот раз я промолчала, потому что узнать настоящую причину мне хотелось больше. Механик меня не разочаровал.       — И ещё Хонджун… Дон… — всё-таки исправился он. — Делает много хороших вещей. И не позволяет… совершиться многим плохим.       Я не в первый раз задумалась об этом. И потому решила уточнить:       — В Йонсан-гу нельзя продавать наркотики?       — На всей территории Семьи нельзя продавать тяжёлые наркотики. — поправил меня механик. — Ты думаешь проститутки из Итэвона несколько лет назад сами исчезли?       Ниточки начали сплетаться в общую картину.       — Это… решение Дона.       Юнхо кивнул, а затем чуть сощурился посмотрев на Ханган, видневшийся невдалеке.       — Док. Я не говорю, что мы хорошие, но Саламандры лучше других. Методы у нас такие же, как у других семей, однако Хонджуну не похуй на этот город. Это не вопрос какой-то там морали — скорее постановка перед фактом: коррупция, заказные убийства, наркотики и проституция — словом, нелегальщина, — была, есть и будет всегда, так не лучше ли использовать такие методы во благо?       — Ты на стороне Дона… — медленно подытожила я.       — Да. — Юнхо кивнул, твёрдым тоном поясняя: — С приходом Джуна к власти влияние Саламандр расширилось на целых два района, и из них почти полностью убрались проститутки и тяжёлые наркотики, и полностью исчезла работорговля. Я считаю, что пусть хотя бы в шести наших районах и четырёх районах Большого Кабана будет спокойнее.       — Большой Кабан? — я вскинула бровь.       Юнхо чуть понизил голос, нахмурившись, но всё-таки пояснил:       — Это прозвище. Кан Джин — лидер группировки, называющей себя "Наблюдатели из портового района". Мы сокращённо зовём этих пафосников "Порт". Их территория прилегает к нашей по восточной границе с Йонсан-Гу и Чунгу. У нас есть общий свод правил, и они наша дружественная группировка.       — … да, а "Кобры" — враги "Саламандр", — аккуратно продолжила я, надеясь, что Юнхо ещё что-то скажет.       Задумавшийся, смотрящий на надгробие он глухо продолжил, словно сам для себя.       — Угу, лидер "Кобр", Мин Хосок, здорово поднасирал Джуну всегда: это ещё со времён вражды их отцов пошло, когда Ким Ёнджун подстрелил старика Дангюля. Кровавое время было… — по затуманенным глазам Юнхо я поняла, что он ещё что-то помнил из того страшного времени, но спросить не решилась. — Но так или иначе, оставшиеся три группировки держат с нами нейтралитет, хотя нейтралитет между мафиозными семьями — формальность и миф. По факту — тот, кто тебе не союзник, готов перегрызть тебе глотку.       — Ты можешь немного рассказать об оставшихся кланах? — рискнула спросить я.       Юнхо перевёл на меня непроницаемый изучающий взгляд, но затем аккуратно кивнул.       — Южный берег Сеула с его новостройками заняли "Скаты" и "Хэби" — эти двое имеют самые обширные территории, и вот там-то и творится форменный ад. Работорговля, проституция, контрабанда, наркотики, вдобавок ко всему куча отличных мест для отмывания денег… — Юнъхо поморщился от неприязни. — И это ещё полпроблемы: "Скатами", пусть и формально, но руководит Корея — Со Дакхон, мразь страшная, лижет жопу вьетнамцам, но хотя бы делать вид пытается, что гниль у него не из всех, блядь, щелей, льётся. Но "Хэби"… — тут Юнхо страшно выпучил глаза, покачав головой так, словно увидел незримый для меня ужас.       — Разве "Хэби" — не японское слово? — осторожно спросила я. — Вроде бы оно означает…       — Змей. — опередил меня Юнхо, и мрачная ухмылка зловеще исказила черты его лица. — Да, Лидера Аканэ именно так называть и можно… "Хэби" не только корейский синдикат: он работает на две страны…       Я уже понимала, к чему клонил Юнхо.       — Это японский синдикат с подобием филиала в Корее, однако заботятся они лишь о своих привилегиях.       Юнхо кивнул, с какой-то скрытой злобой глянув на обелиск: я понимала, что злился он на отца, но промолчала, не зная, какие слова подобрать — и существовали ли они? — чтобы хоть немного его утешить.       У меня теперь было много пищи для размышлений, однако вопреки всему я вдруг отчётливо почувствовала кое-что другое: стоя на этом безмолвном кладбище, вдали от шума автомобилей и ярких билбордов с рекламой, я внезапно остро ощутила безысходность.       Вокруг мафии всегда витает аура смерти. Смерти преступников, бандитов, наркодиллеров. Но иногда смерти безвинных людей. И от этого становилось ещё горше.       Быть может, господин Уён был прав?       Переживать смерти товарищей, смерти врагов, жить с кровью на руках, бок о бок с хищниками — для этого нужно было убить в себе всё человеческое. Разучиться сочувствовать и жалеть. Мне в таком мире места не было.       Некоторым животным лучше умереть.       Значит, ли это, что мне стоило умереть?       Я невольно глянула на Юнхо: он не плакал — просто смотрел на надгробие, но по его угрюмому виду, его напряжённой челюсти я поняла глубину его скорби.       И, тряхнув головой, нашла ответ для самой себя.       Нет, Чон Уён не ошибался, но ошибался Сон Минги.       Юнхо не тащил труп себя прежнего, и я не тащила себя прежнюю, мы просто помнили о тех, кто был нам безумно дорог и запредельно близок. Потому что никакие деньги или хорошие моменты в будущем не сотрут той чудовищной потери, которую мы пережили. И пока мы помнили о ней, помнили какую цену заплатили, это делало этих людей значимыми: словно мы на пару мгновений могли возродить их в своей памяти.       По-настоящему страшна не только Смерть, страшно — Забвение.       Страшно быть забытым.       Мы постояли там ещё около десяти-пятнадцати минут в молчании, прежде чем Юнхо отмер и спокойным тоном предупредил:       — Йерин, все эти разговоры здесь на кладбище… — на дне его ясных глаз читалось предостережение. — … Помни, что они должны остаться на кладбище. То, что слышат лишь мертвецы.       Я послушно кивнула, почти обещая.       — То, что слышат лишь мертвецы. — повторила я за ним. — Едем… назад?       — Угу. — механик кивнул, и мы направились прочь из тихого места, где нашли последнее пристанище и вечный сон блаженные, не знающие бед и суеты живых, мёртвые…       На железном краснобоком коне Юнхо мы с ветерком домчались обратно до здания Семьи, и, припарковавшись, вдвоём дошли до места, где нам удобнее всего было расстаться.       Как назло, или по счастью, едва мои пальцы сомкнулись вокруг ручки двери в лазарет, меня настигла моя собственная память — я вспомнила, зачем вообще шла к Юнхо.       Механика я нагнала уже у двери в зал.       — Юнни, — он обернулся, усталый, непривычно тихий и задумчивый. — Знаю, что я не вовремя и я пойму если откажешь, но можно просьбу?       — Зависит, что попросишь. — Юнхо чуть улыбнулся уголком губ; видимо мои формулировки-извиняшки насмешили его.       — Сможешь выточить для меня… — я запнулась, не зная какое слово будет верным. — … формы.       — Что за формы? — механик вскинул бровь.       Я протянула ему эскизы, терпеливо дождавшись, когда Юнхо расстегнёт последнюю пуговицу на манжете и примет бумаги из моих рук; пиджак он уже перевесил через локоть.       — Это для протеза. — пояснила я.       — Выглядит несложно. — задумчиво осматривая схему, протянул Юнхо, забавно фыркнув в нижнюю пухлую губу.       — Да, единственное, что… — он вопросительно вскинул бровь на мой неуверенный тон. — У меня нет материала. Нужна хирургическая сталь.       Возведя глаза к потолку, механик словно бы ненадолго призадумался, но затем прямо спросил, вновь возвращаясь взглядом к моему шокированному, но обрадованному лицу:       — Титан подойдёт?       — Подойдёт! — радостно заключила я.       — Вот и отлично. — кивнул Юнхо, трясущимися пальцами складывая эскиз вдвое. — Сделаю. К какому дню тебе надо?       — Чем скорее — тем лучше. — честно призналась я.       — Тогда… а, размеры ты указала. — Юнхо улыбнулся пару раз махнув рукой. — Сделаю к середине недели — послезавтра заберёшь.       От искреннего восторга и благодарности я не сдержалась пару раз всплеснув руками — ведь теперь у того юноши-реджиме действительно был шанс!       — Спасибо, Юнни! — Юнхо несколько секунд стоял с притворно-кислой миной, но затем не сдержавшись ухмыльнулся и приглашающе раскрыл объятья с сетующим вздохом, чем я тут же не преминула воспользоваться, крепко обнимая друга. — Спасибо…       Распрощавшись с механиком, я с чистой совестью направилась в лазарет, хоть и при входе в очищенное выбеленное помещение, пахнущее медикаментами, настроение у меня слегка упало — я помнила, что уже через полчаса примерно мне нужно было отправляться на разговор с Ёсаном.       А я всё ещё понятия не имела, как я буду рассказывать ему обо всём.       Зайдя в медкабинет оставив пальто на вешалке, я накинула обратно свой белый халат, когда заметила нечто странное.       Дверь на склад была приоткрытой.       Я подкралась к зловеще-чернеющей щели, одним молниеносным движением распахнула дверь и включила свет, чтобы… застыть на месте от удивления.       — Мин-Мин?.. — беловолосый реджиме обернулся ко мне, аккуратно опуская коробочку с таблетками обратно на полку. — Что ты… здесь делаешь?       — О. Привет, Йерин. — Минги мягко улыбнулся в знак приветствия. — Хорошо, что ты пришла. Чонгиль сказал, что не знает, когда ты вернёшься, так что я решил поискать лекарство сам… — он виновато дёрнул уголками губ. — Прости, следовало тебя дождаться. Но раз ты здесь: не могла бы ты дать что-нибудь от головы — болит страшно… — пожаловался он, тыкая на недавнее лекарство, которое рассматривал.       — Само собой. — кивнула я, а потом с улыбкой добавила: — Но вначале — марш на обследование.       Минги с притворно-болезненным стоном, ухмыльнулся, но послушно последовал из помещения склада в лазарет на самый низкий из стульев, стоявших возле моего стола с медикаментами.       — Как прикажет доктор… — покорно протянул он, усаживая гибкое долговязое тело на седушку.       Я буднично натянула пару одноразовых перчаток и шагнула к моему пациенту. Только здесь я поняла, что с осмотром Минги у меня возникнут сложности: он был слишком высоким. Чтобы нормально, с удобством, осмотреть его голову мне нужен был маленький табурет. Я оглянулась, внутренне понимая, что ничего подобного в моём лазарете не водилось. Что ж. Есть и другой вариант.       Подойдя к другу я намекающе показала жестами, чтобы он прижался спиной к спинке стула, а также немного отвёл таз и раздвинул сильные длинные ноги. Минги молча повиновался, не меняясь в лице проделал всё необходимое.       Я вздохнула, надевая бумажную полумаску на нижнюю часть лица, и встала коленями на освобождённый небольшой участок стула между ног Минги.       Стоило мне запустить пальцы в шевелюру моего пациента, как мои ноги предательски дрогнули: от неустойчивого положения меня спасли две руки, деликатно придержавшие меня за талию; длинные пальцы оказались не столько изящными, сколько сильными. Я решила не акцентировать внимание на случившемся, принимаясь перебирать белые с серебристым отливом пряди и массировать кожу у корней волос.       — Ого. Не думал, что осмотр будет таким… приятным. — на миг я опустила взгляд на спокойное лицо Минги: он прикрыл глаза и чуть улыбался, но не пялился. — Знал бы, что походы к врачам бывают такими… тёплыми и расслабляющими, точно бы старался загреметь почаще.       — Прекрати мне мешать. — я притворно возмутилась, доходя до затылка и массируя его чуть сильнее. — Ты слишком высокий и у меня нет стульев под таких пациентов…       Минги издал тихие мурчащие звуки, но после послушно затих:       — Молчу-молчу.       Закончив с массажем я медленно спустилась со стула: заботливые деликатные руки — контраст с ртом владельца — аккуратно и стремительно исчезли с моей талии. Я стянула с рук перчатки, выбрасывая их в ведро и села напротив Минги: он открыл глаза и тут же сощурился от яркого света больничной палаты.       — Часто у тебя голова болит? — дежурно начала я "протокол допроса".       — Часто. — последовал ответ. — Четыре-пять дней в неделю.       — Можешь сказать где боль в основном?       — По-разному. — Минги ненадолго задумался, но после всё же разъяснил: — Затылок, виски, лоб…       — После массажа — лучше? — уточнила я.       Минги шально ухмыльнулся, приглаживая белоснежные пряди и игриво протянул.       — Говорю же: в следующий раз я схвачу пулю, если меня будешь лечить ты, Док.       Я в шутку шлёпнула друга планшеткой с листом по колену.       — Это по-твоему весело? — мне пришлось вернуть себе серьёзный тон и не улыбаться. — У вас недавно чуть бойня не случилась, все на ушах…       Минги от моего тона и взгляда вмиг погрустнел, сощурился и даже немного помрачнел.       — Это да... — протянул он задумчиво, а затем вдруг перевёл прямой взгляд мне в глаза. — Консильери полагает, что среди капо кто-то начал "халявить".       — Что это значит? — напряжённо спросила я, не замечая, как мои пальцы крепче стискивают ручку.       Минги пожал плечами — жест не от незнания, а для того, чтобы сбросить напряжение, — а затем понизил голос.       — Кто-то стал хуже делать свою работу, выполнять свои прямые обязанности. — только и сказал он. — И из-за этого взгляда сквозь пальцы началась утечка данных…       Я закусила губу на секунду, прежде чем всё же спросила:       — Он не сообщил Дону?       Минги отрицательно покачал головой.       — Док, — он выразительно глянул исподлобья. — Нельзя просто пойти к Дону и обвинить кого-то просто так. Нужны доказательства. Иначе, подумай, какие волнения пойдут в Семье: любой из верхушки может быть предателем…       В этом была логика — я кивнула, судорожно раздумывая над новой порцией информации, а затем всё-таки решила попытать удачу.       — Ты можешь сказать кого подозревает консильери?       Минги вновь покачал головой, но чуть наклонился вперёд, намекая. Я повторила его жест, склоняясь как можно ближе.       — Не хочу быть голословным, но… — тихо-тихо произнёс он. — Тебе не приходит никто на ум из тех, у кого недавно случилась пропажа ценных данных, мм-м?       Шестерёнки в моей голове закрутились с нереальной скоростью, но в тот миг, когда я уже готова была открыть рот, два тонких прохладно-холодных пальца Сона Минги легли на мои губы, останавливая меня.       — Не нужно имён, Док. — мягко сощурившись попросил Минги. — Просто хочу, чтобы ты знала и держала ухо востро. Загнанная в угол крыса кусается больнее всех.       Я послушно кивнула, вздыхая и отстраняясь от разогнувшегося Минги.       — Я просто очень устала, Мин-Мин, — также вполголоса, тихо-тихо, призналась я. — Вокруг столько сплетен, слухов, домыслов. Правда и ложь сплелись настолько, что их не отличить. Я просто хочу, чтобы всё стало понятно. Хочу добраться до истины.       Минги посмотрел на меня непроницаемым взглядом: он смотрел долго и молчал, но в глубине его глаз таилось что-то… боязнь? Одиночество? Боль?       Было что-то неестественное, что-то ненастоящее, в том, как мы игнорировали положения друг друга: я подозревала консильери и собиралась копать под него, однако всё равно доверяла Минги; Минги — готовился стать его правой рукой, скрытничал, но… исподтишка делился со мной крохами информации. Доверял ли он мне? Думаю, да. Вопрос был только в том, насколько велико было его доверие и беспокойство за меня.       Внезапно он заговорил; медленно, негромко, явно пытаясь меня успокоить.       — Однажды всё встанет на свои места, и ты сможешь посмотреть на это… — он обвёл умозрительное пустое пространство рядом с нами. — … другим взглядом. Однажды, когда вся картина наконец сложится из отдельных вкраплений, станет полной.       Я приподняла бровь, рассматривая его с сомнением.       — Почему ты так думаешь?       — Потому что так всегда и случается. — Минги пожал плечами. — Я знаю.       Когда коротко, но душевно мы распрощались с Мином, я напоследок спросила у него только, где я могла бы найти Сонхва. Минги сказал, что сегодня до двух, если никаких сюрпризов не будет, лучший киллер Кореи занимается тем, что умеет лучше всего.       Стреляет.       Правда, в подземном тире, по мишеням из картона и пластика.       Я вздохнула с потяжелевшим вмиг сердцем, однако поблагодарила друга и, когда он ушёл, я занялась тем, что давно планировала.       Установив центрифугу в кабинете Чонхо, я быстро порылась в своём импровизированном тайнике из ваты, находя необходимый образчик к пробирке. Порошка было столько мало, что у меня хватило бы его только на один анализ: я разбавила смесь и загрузила её внутрь самой современной модели — результат должен был быть готов уже к шести вечера. И пока аппарат жужжал, я собиралась на встречу с Ёсаном — возможно самую трудную встречу в наших жизнях.       Спустившись в подземный тир, я толкнула тяжёлую дверь, автоматически поморщившись от оглушительных звуков выстрелов: Сонхва стоял очень далеко от мишеней и от самой стойки, и, чуть сощурив свои необыкновенного цвета глаза, выпускал в движущиеся манекены одну пулю за другой. Напряжённая в стойке фигура, вскинутые руки перед корпусом тела в перчатках, крепко и ровно держащие пистолет, отрешённое равнодушное лицо… Я ненадолго замерла, охваченная странным страшным синонимом восхищения: точность выстрелов поражала, мне казалось, что из-за скорости и количества выстрелов, Сонхва хоть иногда, но будет промахиваться, однако…       Каждый его выстрел был безупречным.       Я знала, что Сонхва заметил меня боковым зрением, стоило мне появиться, но терпеливо ждала, когда он закончит свою тренировку.       Когда стихло эхо от последнего выстрела, Сонхва подошёл к рычагу у стойки и одним движением заставил мельтешащие из стороны в сторону манекены замереть. У меня сердце забилось чаще, а во рту скопилась слюна — я нервничала очень сильно, но молчала, наблюдая, как Сонхва перезарядил свой глок и элегантно-молниеносно вставил его обратно в кобуру на поясе. Когда он повернулся и нашёл мои глаза своим взглядом, немедленно направляясь ко мне, моё сердце начало биться в грудь так сильно, словно собиралось пробить ряды рёбер и упасть к моим ногам.       Будто только что меня заметив, Сонхва замедлил свой шаг, а затем и вовсе остановился. Я застыла перед ним, тяжело дыша и глядя не то с просьбой, не то почти умоляюще. Золочёные глаза — самые необыкновенные и красивые из тех, что я видела — смотрели на меня, проникая куда-то внутрь, иррационально вглубь. Как янтарь, переливающийся на солнце, как расплавленное золото, как лучший ирландский виски, чьи завихрения отражают огонь вечернего камина в старой отцовской гостиной…       — Ты пришла не на тренировку. — бархатистый вкрадчивый голос не предположил, но утвердил.       Я безропотно кивнула.       — Да. Слушай, Сонхва… — я запнулась, но подняла на него взгляд, чтобы попросить о нереальном. — Я хочу, чтобы ты знал: для меня это непростое решение, но… Не мог бы ты сходить сегодня со мной на встречу с моим другом? — я набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы признаться в своём намерении хотя бы ему. — Я собираюсь рассказать ему кто я и чем занимаюсь.       Несколько мгновений мы стояли в оглушающей тишине, и я думала, что умру от тревоги и страха прямо там, под непроницаемым взглядом Сонхва. Однако затем, он качнул головой, словно кивая, и на дне его невозможных глаз замерцали крохотные звёздочки, и я приняла это за одобрение.       — Я знаю, почему это непросто для тебя. — бархатистый голос звучал мягче, чем обычно, но всё равно твёрдо; хотя, быть может, мне это лишь показалось: — Но ты приняла верное решение.

***

      Что было удивительно — в этот раз машину вела я, а Сонхва просто находился рядом на пассажирском сидении: я немного волновалась, поминутно поглядывая на задумчивый профиль мужчины, пока он кратко не сообщил мне ехать, как я обычно еду. Я рассказала ему о том, что должна была успеть на встречу с одним из капо, но он никак на это не отреагировал, так что я просто замолчала.       Низкое тёмно-серое небо Сеула, сокрытое в тот день бегущими облаками, обещало нам морось и прохладный ветер. Мы остановились в небольшом чистом переулке с кирпичными стенами с пожарными лестницами: в том районе были дома под пять-шесть этажей, невысокие, но вполне уютные и опрятные — виден был недавний ремонт строений.       Мы с Сонхва выскользнули из переулка на оживлённую спешащими прохожими улицу, и через пятнадцать минут уже были у кафе. Сквозь стекло, я заметила Ёсана, занявшего столик и теперь гипнотизирующего телефон напряжённым взглядом: кажется, он ждал звонка от меня.       С тяжело-сжимавшимся сердцем и затруднённым вдруг дыханием, я решительно дёрнула на себя ручку маленького уютного кафе.       Звякнул колокольчик, и мы с Сонхва зашли внутрь.       Красные приветливые стены, не бьющие в глаза ярким светом, желтоватые мягкие пузыри ламп под отделанным деревом потолком. Мягкие воздушные занавески на широких почти панорамных окнах, множество картин на стенах в авангардистском стиле, деревянные прямоугольные столы из тёмного дерева и больше громоздкие скамьи и стулья, но большие, сделанные с явным удобством: две скамьи по обе стороны от стола создавали нишу-чашу, в которой одна компания была бы отделена высокими спинками от рядом сидящих других компаний…       Ёсан сидел спиной к входу в кафе, а потому не мог видеть, как мы зашли.       Ненадолго я замерла, глядя с сожалением на ссутуленные плечи и спину друга, однако затем, собрав всю свою решимость и отринув жалость, я уверенным шагом направилась к Ёсану.       — Ёсан. — я обошла друга едва-едва заставляя мышцы на лице принять подобие доброжелательного выражения. — Привет…       — Ягодка, при… — улыбнувшийся было и воодушевившийся, Ёсан запнулся на полуслове, замечая чёрную долговязую тень Сонхва, следующую за мной по пятам. — … вет. — его взгляд полностью перешёл на усаживающегося сбоку от меня со скучающим равнодушным видом Сонхва. — Это ты! Я помню тебя в тот день…       Взгляд, который Сонхва бросил на моего друга, был похож на удар стилета.       Позолоченного вспышкой вечернего фонаря стилета.       — Не повышай голос. — леденящий душу тон, который я уже успела позабыть заставил нас с Ёсаном обоих вздрогнуть. — Здесь есть люди.       — Йери! — невольно сильно понизив голос, почти до шёпота, обернулся ко мне взвинченный возмущённый Ёсан. — Что это значит?!       Я спокойно сложила руки замком на столе перед собой, выпрямляя спину и глядя на друга холодным взглядом; нам обоим от этого было некомфортно, однако я понимала необходимость этого.       — Сначала закажем чай-лисандра и булочки с лимоном и корицей. После — поговорим.       Если мой друг и хотел возразить, то под нашими с Сонхва серьёзными тяжёлыми взглядами, со вздохом сдался.       Улыбчивая дружелюбная официантка быстро приняла наш заказ и также быстро принесла его за наш столик: всё это время мы просидели в неуютном молчании, в котором Ёсан бросал в сторону Сонхва неоднозначные колючие взгляды, из-за чего тревога начинала душить меня втрое сильнее прежнего. Прежде чем заговорить я даже глотнула чаю: примечательно, что лучший в городе чай горчил у меня на языке, хотя горчить в нём не могло решительно ничего…       Наконец, мы были готовы говорить, и я прервала молчание, сдержанным вступлением:       — Ты спрашивал меня о том, кем я работаю, и я посчитала нужным попросить Сонхва присутствовать при этом разговоре. — я сделала паузу под удивлённым неверящим взглядом Ёсана, прежде чем продолжить: — Я работаю… в организации, которой нужны мои услуги, как хирурга. Большего сказать не могу.       Ёсан на мгновения застыл, слишком ошарашенный, чтобы действовать, однако затем быстро-быстро затараторил:       — Эта… организация, она ведь вне закона?! Это нелегально и опасно! Почему мы ещё здесь? Нужно идти в полицию..! — он вновь опасно повысил голос, порываясь вскочить, однако сильная рука в чёрной перчатке, стиснула на миг его плечо, вынуждая упасть обратно на скамью с негромким "ох".       Я дёрнулась было вперёд, опасаясь, что Сонхва навредит ему, однако мужчина сел обратно также быстро, как и встал, и ледяным тоном повторил:       — Сядь. Понизь тон. И лучше не двигайся. — это было похоже на рубящие удары тесака, разделывающего мясо. — Ты очевидно не понимаешь масштаба организации, в которой состоит теперь Йерин. — золотые глаза вспыхнули, будто кто-то подул на жёлтые-жёлтые угли; Сонхва чуть наклонился, чтобы приблизить своё лицо к горящему гневом лицу Ёсана. — Для начала я покажу. Сейчас мой глок упирается в твоё колено. — Ёсан вздрогнул, невольно опуская взгляд под стол, но всё ещё придерживая плечо. — Я могу прострелить тебе поочерёдно обе ноги, а затем встать, выстрелить в голову, набить оставшимися пулями твои лёгкие и Йерин, выйти из кафе и сделать звонок. Завтра в новостях появится заголовок о неизвестном террористе, шумиха продлится месяц-два, пока власти окончательно не успокоят горожан... И всё. На этом история кончится. — Сонхва отклонился обратно, лопатками упираясь в спинку скамьи, и глядя на моего друга сверху-вниз. — Полиция не найдёт меня, потому что люди в полиции знают, что меня не нужно искать. А теперь я объясню. — он понизил голос до глубокой, вкрадчивой интонации, которая зазвучала пугающе угрожающе. — Ты серьёзно думаешь, что мафия — это какой-то киноклуб для любителей или это как на стажировку записаться? Мафиозный клан — это не кучка бандитов, решивших ограбить банк или ювелирный магазин. Это огромный преступный синдикат со связями по всему миру: полицейские, пожарные, политики, юристы, иногда люди, работающие на правительство, а иногда — само правительство... — в этот момент выяснилось, что с Ёсаном синхронно задержали дыхание на весь монолог мужчины. — Если у тебя всё ещё остались сомнения — посмотри сюда.       Сонхва выложил на стол перед ним фото, и раньше, чем Ёсан успел спросить: "Что это?", он разглядел что было на фото. Вернее, кто.       — Это же... я? — его голос звучал неуверенно, ранимо до боли, когда он в неверии начал листать фото и после каждого снимка бросать вопрошающие взгляды на Сонхва: — Я ходил в это кафе с друзьями в прошлом году...       — За тобой ведётся слежка последние два года. — чуть качнул головой Сонхва; он быстрым движением поправил полы чёрного пальто и я поняла, что пистолет теперь снова покоился в кобуре. Это немного успокоило меня.       — Но... — едва слышно выдохнул Ёсан, а потом воззрился на Сонхва одновременно с надеждой и отчаянием. — Если всё у вас так серьёзно, то зачем вам понадобилась Йерин?       — Недавно, я стала новым врачом сем... организации. — произнесла я страшную правду.       — Новым... врачом? — повторил за мной Ёсан и нахмурился, запнувшись на середине вопроса; будто говорил он через силу.       — Да, она заменила покойного Чхве Чонхо, взяв на себя все его обязанности. — ровным тоном без запинки сказал Сонхва.       Ёсан посмотрел в ужасе распахнув глаза вначале на Сонхва, а затем перевёл взгляд на меня — там застыли неверие пополам с болью. И я не выдержала.       — Прости, Киви! — маска треснула, я поджала трясущиеся губ, обхватила свои руками его безвольно лежавшие на столе руки, и тихим голосом продолжила: — Я должна была сразу сказать, но это поставило бы под удар и тебя. Я молчала, потому что боялась, что если хоть кто-то из семьи подумает, что я рассказываю тебе конфиденциальную информацию, то они могли попытаться убрать и тебя... — мне было больно и страшно, однако слёзы остановились в уголках моих глаз, таки не хлынув. — Прости, пожалуйста!       Ёсан набрал в лёгкие воздуха, прежде чем снова посмотреть на меня уже более осмысленно и проговорил сам для себя ужасную истину:       — Чонхо... мёртв?       — Да. — полушёпотом подтвердила я, кивая для большей уверенности.       Ёсан перевёл взгляд на Сонхва, хмурясь.       — Как он умер? — через паузу, он мучительно скривился, слёзы потекли по его щекам, но Ёсан всё-таки стойко держался, и потому договорил: — Он… мучился?       — Нет. — тут же ответил Сонхва. — Он умер быстро и ничего не почувствовал.       У меня в горле запершило от горького кома, и раньше, чем я успела бы остановить Ёсана, он повысил голос, обвинительно прикрикнув на Сонхва:       — Откуда ты знаешь? — я вздрогнула, замотав головой, а после обернулась к Сонхва с мольбой. — Это ты его убил, да?!!       На четыре мгновения — самые длинные и чудовищные в моей жизни — сердце в моей груди сошло с ума пропуская удар за ударом, пока Сонхва молчал.       Однако затем, он раскрыл губы, не сводя с Ёсана пристального взгляда янтарных полыхающих глаз.       — Нет. — волна огромного облегчения затопила меня, и я счастливо улыбнулась, отворачиваясь. — И лучше тебе понизить голос.       До той секунды, я даже не представляла себе того, насколько мне было важно знать, что Сонхва — не палач Чонхо.       — Почему я должен верить тебе? — тем временем вновь почти проскрежетал зубами Ёсан.       Сонхва немного приподнял бровь — верх эмоциональности с его стороны, похоже.       — А у тебя есть выбор? — прозвучал страшный вопрос в ответ.       Ёсан замолчал, признавая своё поражение и опустил голову, силясь остановить льющиеся по щекам слёзы, пока Сонхва закинул ногу на ногу, расслабленно оправляя рукава своего вечного чёрного пальто.       — К слову, повышать голос, когда кричишь о чьём-то убийстве в присутствии киллера — не лучшая идея. — холодно "добил" его Сонхва последней фразой.       Начавшийся дождь стремительно набирая силу забарабанил по стеклу окна в кафе. Потерянный и разбитый, Ёсан вытер слёзы, переводя взгляд мне прямо в глаза.       — Йери… — он смягчил тон, но я всё равно слышала, как дрожал его голос. — Ягодка, как ты могла согласиться на такое?       — Ёсан… — я запнулась, бросив короткий молниеносный взгляд в сторону лучшего киллера в Корее. — Сонхва дал мне выбор. Жизнь или Смерть. Я выбрала жизнь…       Ёсан опустил взгляд в столешницу и покачал головой.       — Это нереально… — пробормотал он сквозь губы. — Какой-то кошмар…       — К сожалению, это реальность. — вновь подал голос Сонхва, и жёстко припечатал: — И тебе бы лучше её принять.       Ёсан резко поднял голову, немигающе посмотрев на Сонхва с ненавистью, после чего, как можно увереннее процедил:       — Я хочу поговорить с Йерин наедине.       Я бросила на поднимающегося Сонхва умоляющий взгляд: мужчина ненадолго замер возле Ёсана, положив ладонь на его плечо на несколько мгновений и наклонившись тихо произнёс:       — Не делай глупостей. Я не хочу вас убивать.       После этих страшных слов Сонхва как ни в чём не бывало спокойным размеренным шагом направился к выходу из кафе. Он ни разу не обернулся.       Стоило Сонхва оказаться на улице, как Ёсан стремительно пересел ко мне, обхватывая мои ладони своими руками.       — Сдаться в полицию — не вариант? — он смотрел с не до конца умершей надеждой во взгляде. — Всё, что он сказал — правда?       Клянусь, — никогда ещё согласие не было таким горьким на вкус.       — Да. — выдохнула я.       Ёсан обречённо возвёл глаза к потолку, смежил веки и мучительно нахмурился, пытаясь сдержать тихие рыдания. Тут я не выдержала второй раз, тоже чувствуя, как мокреют мои щёки от побежавших по ним солёных ручейков…       Йери-Йери, не нужно плакать, потому что я всегда рядом, чтобы помочь.       — Боже, Ёсан… Прости меня. — я закрыла лицо ладонями, чуть сгибаясь за столом; я испытывала сама к себе отвращение. — Я помню, как переживала из-за Чонхо и как чувствовала себя каждый вечер… А теперь я сама поставила тебя на своё место.       Внезапно мои ладони резким движением убрали от лица: Ёсан кончиками пальцев приподнял мой подбородок, вынуждая посмотреть ему прямо в глаза.       — Йери. Йерин. Послушай. — бледный, измождённый, похожий на привидение, на тень моего вечно-улыбчивого друга, Ёсан хмурился, отчаянно-серьёзный, но глаза его горели решимостью. — Я уже потерял Чонхо, и ненавижу себя за это. Мне не нравится, что ни один из вас двоих не рассказал мне правду. Мне не нравится, что ты сейчас рассказываешь мне правду, только потому вынуждена. Я могу понять почему вы оба так поступили со мной… — он доверительно сжал мои ладони в своих. — Но понятие и принятие — разные вещи. Я имел право знать. И теперь, зная правду, я сам хочу решить остаться на твоей стороне. Ты — мой лучший друг, самый близкий на этом свете человек… — мягкая знакомая мне улыбка, столь часто успокаивавшая меняв трудные минуты, скользнула по лицу Ёсана. — Ты — огромная часть моей жизни и памяти. — я хотела было открыть рот и возразить, как мой лучший друг качнул головой, заранее обрывая мои оправдания и отговорки. — Ягодка, послушай: я уже потерял Чонхо. И я скорее самолично выстрелю себе в голову, чем потеряю и тебя. Мне страшно, безумно страшно, и этот страх от незнания, что ждёт нас впереди, от ожидания худшего, он вводит меня в паранойю… — Ёсан потёрся кончиком мокрого от слёз носа о мой нос, и в покрасневших глазах его осталась на дне грусть и осколки глубоко-засевшей боли. — Но в этом море паники есть один якорь: это мы и наша дружба. Я не могу и не хочу ею жертвовать. Что насчёт тебя?       Я вздохнула с облегчением, ответно сжимая чужие задрожавшие пальцы и через силу улыбнулась.       — Киви, у меня никого не осталось кроме тебя. Но я не хочу, чтобы из-за меня ты подвергался хотя бы малейшей опасности… — уже тише призналась я.       — Боюсь, что, судя по тому, что этот… Сонхва рассказал, я в любом случае уже в списке. Так что… — Ёсан чуть сжал моё плечо одной рукой, ободряюще вздёргивая уголки губы. — … будем делать то, что делали все годы после нашего первого разговора — держаться бок о бок.       — Ёсан… — начала было я, когда мой друг вновь забормотал:       — Я ничего не расскажу Клэр. Просто скажу, что мы расстаёмся…       — Ёсан…       — … пусть считает меня последним мудаком: главное — чтобы подальше держалась. — уйдя в свои мысли проговорил он.       — Ёсан. — на этот раз чуть громче, твёрдо позвала я его. — Нет, пожалуйста, это ведь… Она в тебя столько времени влюблена!.. — я не хотела представлять себе сцену расставания двух молодых людей из-за меня.       — Ягодка. — твёрдо произнёс Ёсан, успокаивающе погладив тыльную сторону моих ладоней. — Девушки-девушками, половинки-половинками, но друзья, которые с годами понимают тебя с полуслова и полувзгляда? — он ухмыльнулся, силясь хоть немного меня подбодрить. — Нет-нет, такое терять непозволительно.       — Ёсан, мне тоже страшно. Очень. Я не хочу тебя потерять. — я спешно вытерла слёзы, заглядывая в блестящие глаза напротив. — И не хочу, чтобы ты рушил свою жизнь из-за наших с Чонхо ошибок…       — Нет никаких ошибок. — заверил меня Ёсан, вновь прикрывая глаза и, видимо, собираясь с духом, чтобы сказать что-то тяжёлое: — Поверить не могу, что говорю это, но… Ты сделала то, что должна была, Йерин. И я не собираюсь ничего рушить. Просто пока повременю с Клэр — думаю она меня поймёт… Она — очень чуткий человек… — мягкая светлая улыбка озарила его, и это немного успокоило моё сердце: Ёсану она, кажется, действительно нравилась.       Ёсан перевёл на моё лицо встревоженный взгляд, разом оглядывая всё: круги под глазами, дрожащие ресницы, покрасневшие от частых прикусываний губы. Он замер взглядом на ушах — я была с распущенными волосами, что было для меня нехарактерно.       Однако показать Ёсану сейчас моё левое ухо я не могла — неизвестно, насколько бурной была бы его реакция…       А прибегать к "помощи" Сонхва мне не хотелось.       Ёсан мягко поцеловал меня в лоб, обнимая и прошептал в макушку:       — Просто будь, пожалуйста, очень осторожна. Там ведь одни преступники… тебе никому нельзя верить.       Я обняла его в ответ, греясь в почти родных объятьях и позволяя себе момент слабости. Но затем отстранилась, когда услышала вопрос.       — А он?       Я перевела взгляд туда, куда смотрел Ёсан.       — Сонхва?       — Он похож на маньяка. — Ёсан сощурился, с плохо скрываемой неприязнью рассматривая моего сопровождающего.       — Он не маньяк, Киви. — тихо сказала я, глядя на высокую одинокую фигуру Сонхва в чёрном плаще: он стоял под козырьком кафе, избегая капель дождя.       Ёсан посмотрел вначале на меня, потом на Сонхва, потом снова на меня и лицо его побелело, озарившись ужасом: он распахнул глаза глядя на меня, словно на призрака.       — Йерин, он убийца… — прошептал Ёсан, и мне сделалось дурно от его слов; у меня заворочался ком в горле от прозвучавшей правды. — Убийца же, верно? Как ты можешь его защищать?!       — Я не оправдываю его, Киви. — поспешила сказать я. — Он — преступник, киллер, он убивает много плохих людей. — однако затем я на мгновения застыла; я глядела не на свои руки — на воспоминание о лазарете, о крови, о криках…       Я вспомнила, как впервые увидела нечто в золочёных глазах, казавшихся мне вечно-равнодушными…       Я решительно подняла голову, стискивая губы в узкую линию, а затем призналась шокированному трясущемуся Ёсану:       — Но… пусть это и странно, и неправильно, но я… доверяю ему. — призналась я негромко. — Из всех, кто там замешан, он единственный… кому я могу верить.       На лице Ёсана поочерёдно проступили сомнение, боль, затем обречённость…       — Есть ещё кое-что, Киви. — голос мой сам упал до шёпота. — Это — самое страшное. То, из-за чего я действительно не хотела рассказывать тебе о мафии и моей работе. То, что пугает меня саму до безумия. — я смотрела в глаза лучшему другу, когда впервые доверяла кому-то мучавшую меня всю последнюю неделю мысль: — Я — больше не прежняя Я. Я не узнаю себя, потому что чувствую, как с каждым днём, проведённым там, я меняюсь. И я страшусь того момента, когда, встав с утра и посмотревшись в зеркало… я не узнаю себя. Вот, почему я не хотела говорить тебе… — я почувствовала, как сердце в груди замедлило свой бег, больше не стремясь выломать рёбра. — Ведь если ты посмотришь на меня и отвернёшься, это будет последней каплей. Это будет точка невозврата, после которой я уже точно не буду прежней.       Ёсан тяжело вздохнул — на его потерянном, омрачённым внезапно столькими плохими новостями, лице проступила после всех эмоций последняя — та, которая всегда всё завершает. Он посмотрел на фигуру Сонхва, размытую пеленой дождя, потом на заплаканную меня. И это было смирение.       — Я не оставлю тебя. Не сейчас. Друзья нужны, чтобы вместе, плечом к плечу, встречать и радости, и беды. Это мой принцип и моё правило. Я не нарушу его.       Мы обнялись. И в это время рядом с нашим столиком появилась долговязая фигура Пака Сонхва.       Я аккуратно вывернулась из объятий лучшего друга, вскидывая голову, чтобы встретиться взглядом с двумя золотеющими сверкающими спиралями и петлями глазами. От его не застёгнутого пальто пахло дождём, волосы его были чуть влажные, из-за чего выглядели объёмнее чем обычно: чёрные, чуть взъерошенные как вороной гребень.       — Нам пора. — вкрадчиво оповестил он, не меняясь в лице и бросая на стол пару купюр. — Нужно успеть на встречу с Мин Кёнхуном.       Я кивнула, решительно поднимаясь и также оставляя деньги за перекус, к которому мы не притронулись.       — Нам пора. — я обернулась к поднявшемуся встревоженному Ёсану. — Я позвоню, как… как только смогу, Киви. — я улыбнулась ему робко, надеясь, что одним взглядом и улыбкой смогу хоть немного его утешить.       — Хорошо. — измученный Ёсан кивнул, накидывая шарф на шею. — Я буду ждать звонка. — и когда мы уже успели отойти на несколько метров, он чуть громче позвал: — Эй! Сонхва или как там тебя..?       Я вздрогнула, резво оборачиваясь, и надеясь, что никто из немногочисленных посетителей кафе не обратит на нас внимания.       — Киви, не надо!       Сонхва обернулся, встречая прямой взгляд Ёсана. Глаза в глаза.       — Йерин — хороший человек. — тихо проговорил Ёсан, хмуро посмотрев на него. — Не впутывай её ни во что опасное.       Я обернулась к Сонхва с мольбой, но он не удостоил меня взглядом.       Он промолчал несколько секунд, прежде чем моргнуть.       — Я тебя услышал. — только и бросил он напоследок.       Сонхва развернулся и направился прочь. Я, кивнув Ёсану, поспешила следом.       Стоило нам покинуть кафе, как я вспомнила, что зонт остался в лазарете, а значит нам предстояло… немного освежиться. Сонхва поднял ворот пальто, я застегнулась и накинула капюшон — у меня он, благо, был. И как только мы зашагали под прохладным дождём, я решилась поблагодарить моего сопровождающего.       — Спасибо большое, что пришёл сегодня со мной.       Сонхва не ответил и некоторое время молчал, так что я решила было, что он ничего и не ответит, однако затем он всё-таки заговорил:       — Дурной он. — за шумом капель, мне почудилось, что голос его звучит менее недовольно, чем он хотел бы показать; но, возможно, то было лишь моё воображение. — Импульсивный, легкомысленный… идеалист. С такими невозможно работать.       — Ёсан — замечательный парень. — просто сказала я. — Я рада иметь такого друга. За ним действительно следили?       — Из-за связи с твоим братом, — качнул головой Сонхва, неожиданно удовлетворяя моё любопытство. — В самом начале работы Чонхо. Лидер хотел убедиться в его верности. Шпионил один из наших два года назад.       Кивнув и приняв новую информацию в обработку, я сделала вполне закономерный вывод:       — Если за Ёсаном следили из-за дружбы с Чонхо, то и за мной подавно… Кто-то следил за мной?       Сонхва не удостоил меня взглядом, однако твёрдо сказал:       — Я.       Я удивлённо посмотрела на него и поморщилась от капель, норовивших попасть под веки. Однако затем, вновь уставилась под свои ноги.       — Странно такое слышать… — пробормотала я.       — Он готов рискнуть жизнью ради тебя. — мне не послышалось, или в голосе Сонхва проскользнуло… это было нечто, похоже на удивление?!       Я вскинула голову, отмахиваясь от особо крупных капель и разглядывая холодный равнодушный профиль мужчины.       — Да. — у меня слегка потеплело внутри при мысли о Ёсане. — Да, кажется, готов…       — Он думает, что готов. — исправился Сонхва, и это неожиданно разозлило меня.       Я чуть повысила голос, не отрывая взгляда от его лица и надеясь уловить хотя бы малейшую реакцию.       — Почему ты так уверен?! — я говорила на эмоциях, растревоженная, но мне всё равно следовало быть тактичнее, однако слова будто сами сорвались с моих губ: — А у тебя не было кого-то, кто готов был рискнуть жизнью ради тебя или ради которого ты готов был пожертвовать своей?       Едва я спросила такое, как тут же пожалела о сказанном. Сонхва не ответил, и лицо его осталось таким же равнодушным.       Где-то неподалёку от нас, впереди, раздался гул приближающейся машины, но я его проигнорировала, погружённая в свои невесёлые мысли.       Внезапно Сонхва сделал что-то очень странное.       Он обогнал меня ровно на шаг, развернулся и начал наступать на меня: я рефлекторно сделала два шага назад, упираясь лопатками в кирпичную стену за собой. И только я приоткрыла было губы, чтобы спросить, что он делает, как Сонхва поднял руки в перчатках упираясь в стену высоко над моей головой и склонился, накрывая меня своим телом…       Я застыла нелепым изваянием, с приоткрытыми губами и грохочущим в груди сердцем.       За спиной Сонхва пронёсся сверкая фарами автомобиль. Я успела лишь различить размытый силуэт, а после огромная поднятая колёсами волна дождевой воды обрушилась на спину Сонхва.       Капли ледяной дождевой воды стекали по его лицу: по щекам, по скулам, вдоль красивого прямого носа, а золотые ярко-мерцающие глаза, кажется, уставились в этот миг мне прямо в душу.       Он закрыл меня собой. Зачем..?       Ответа у меня не было. Однако, в ту секунду, я осознала кое-что другое: Сонхва сегодня мог не идти со мной на встречу с Ёсаном. Ему бы даже лучше было бы — какой-нибудь импульсивный поступок моего лучшего друга и сразу от двух свидетелей можно было бы избавиться. Однако он пошёл… и помог мне, пусть и в своей мрачной жёсткой манере.       Я, всё ещё пребывая в некотором шоке и не двигаясь, только губами шевельнула, не смея отвести взгляда от молчавшего мужчины.       — В кафе ты сказал, что мог бы застрелить нас с Ёсаном. — только шелест дождя и одно мгновение отделяли меня от ответа. — Ты бы убил меня?       Лицо Сонхва в блёклом пасмурном свете дня казалось бледнее, чем обычно — ну, точно фарфоровая маска. Однако глаза были живые — лавовые колодцы, от жара которых волна мурашек прошила мой позвоночник.       Сонхва снова не ответил, промолчав, однако взгляд его стал проницательнее: он сощурился, и как кипятком обжёг меня цветом невозможных глаз — нос, губы, открытый участок шеи, не скрытой шарфом…       Я сглотнула, чуть сильнее сжимая губы. Взгляд Сонхва, оставляющий за собой мучительно-приятный горячий след, прошёл обратно, останавливаясь на моих глазах.       — Идём. — хриплым баритоном сказал он, после чего долговязое тело, защищавшееся меня от дождя, исчезло.       Едва мои ноги отмерли и смогла последовать за мужчиной, как раздался телефонный звонок. Застыв у машины, я вначале подумала было, что это мой телефон, однако звук шёл из кармана пальто Сонхва. Быстрым изящным движением он выхватил гаджет и через пару мгновений, уже сосредоточенно что-то слушал.       Я села за водительское сидение, терпеливо ожидая, когда двигатель машины прогреется, а Сонхва присоединится ко мне. Однако дверь распахнулась, и мужчина лишь коротко бросил:       — Планы изменились. Поезжай одна.       Дверь захлопнулась раньше, чем я успела хоть что-либо спросить.       Я сменила передачу и уже собиралась отъехать, послушавшись Сонхва, как взгляд мой застыл на его одинокой фигуре в чёрном, смутно видимой сквозь капли дождя на лобовом стекле.       И я поняла, что мне не хотелось уезжать просто так.       Зацепив с заднего сидения сухой шарф, который я обычно надевала, я резво выскочила обратно под промозглые серые небеса Сеула.       Сонхва не успел бы удивиться, даже если бы захотел: я была настолько быстрой, что даже сама не спела мысленно на себя наорать, а на мокрых волосах Сонхва уже красовался мой шарф.       — Вот, невесть что, но волосы хоть немного вытрешь. Можешь не возвращать… — избегая смотреть ему в глаза, я также стремительно развернулась к машине, однако мой побег предупредили ледяные длинные пальцы, ловко окольцевавшие мой локоть.       — Йерин.       Я вынуждена была обернуться, чтобы встретиться с серьёзным золотистым взглядом из-под угольно-чёрных ресниц. Я уже видела его тогда у себя в квартире.       Предупреждение.       Бархатный глубокий голос звучал почти не опасно, только вынуждая прислушаться:       — Не делай того, о чём пожалеешь.       Я послала Сонхва самую формальную и безмятежную из своих улыбок, хотя сердце у меня забилось в груди набатом от его слов.       — Не понимаю о чём ты. Но постарайся не простудиться. Пока, Сонхва.       С этими словами я скрылась в машине и поехала обратно на базу.       Припарковав автомобиль, повесив одежду сушится и примерив сменные обновки. Я наспех вытерла волосы полотенцем, обработала раненное ухо. После — я занялась отчётом для господина Хёну. Чонгиль перед уходом любезно принёс мне чай, и вот когда с рутиной было покончено, я смогла наконец узнать результаты центрифугирования.       Мои опасения подтвердились: химический анализ не лгал — в пробирке был героин. Чистый. Качественный.       Я ещё раз проверила место, где обнаружила крошки порошкового вещества, однако пол был фактически чистым: всего, что я сумела соскоблить в прошлый раз, едва-едва хватило на один анализ.       Я чертыхнулась, бросая ручку на стол и, скрестив пальцы, начала судорожно рыться в поисках нового способа сделать анализ и доказать существование вещества, которое я обнаружила здесь, в лазарете, по сути в сердце Семьи Саламандр.       Рациональная часть меня понимала, что способа не было, если не было исходного материала, с которым я могла бы поработать: в противовес, сердце внутри меня болело надеждой, что я смогу найти хоть какие-то крупицы.       Не имея улик я не найду мотив, а без мотива не вычислю подозреваемых.       Заметив, что стрелки на часах опасно близились к назначенному младшим боссом времени встречи, я спрятала результаты анализов и образец в пробирке в коробочку и присыпала сверху ватой.       Поправив причёску и приведя себя в порядок, я повесила халат на спинку стула и вышла из лазарета, тихо попрощавшись со своими пациентами.       Я вновь шла знакомым мне маршрутом по длинному коридору на поверхности, и он вновь был залит закатным оранжево-ржавым, почти багряным светом, хотя возможно, это лишь моё воображение сгущало краски, стремясь преподнести мне всё в мрачном соответствующем обстановке места цвете.       Подходя к двери кабинета Дона, я случайно услышала обрывки диалога:       "— … послать Сонхва? Это лучший вариант."       Я застыла, осознавая, что реализую худшую идею из возможных, однако…       Я посмотрела в обе стороны коридора и там никого не было, поэтому я, задержав дыхание сделала пару шагов ближе к двери и застыла. Клянусь, — я не собиралась подслушивать разговоры Дона, я не самоубийца, но там мог быть клочок информации, необходимый мне!..       "— А ты уверен? С таким плёвым делом справятся пара ребят калибра помельче.       — Что насчёт твоих людей, Кёнхун?"       Низкий холодный, точно голос Лидера.       "— Раздражены. Озлоблены. Но готовы.       — Они провалят миссию. Нам нужна идеальная зачистка. И холодные головы. Почему не послать Сонхва?"       Похоже на голос господина Сана.       "— Я не собираюсь ставить под удар лучшего киллера Кореи и нашей семьи ради выполнения столь мелкой цели.       — При всём уважении, Лидер, здесь критическим ресурсом является не вес цели, а время. У нас его не так много…       — Я всё сказал. И, если уж на то, пошло то…"       В этот миг голос господина Хонджуна смолк, и это не была запинка.       Он намеренно замолчал.       Я в панике вернулась на пару шагов прочь от двери и, пройдя пару метров обычным своим шагом, остановилась перед дверью и постучалась, попросив разрешения войти. Когда Дон его дал, я тут же неторопливо зашла в кабинет. Сделав пару шагов к центру комнаты, я остановилась, здороваясь со всеми присутствующими согласно их рангу:       — Добрый вечер, сэр, — я почтительно поклонилась господину Хонджуну, сидящему за столом; он лишь моргнул в ответ на мой жест.       После я повернулась к младшему боссу, стоящему у окна.       — Добрый вечер, господин Сан.       Чхве Сан коротко кивнул в знак приветствия.       Хоть я и была удивлена присутствию ещё одного лица, я точно также вежливо поздоровалась с ещё одним капо:       — Добрый вечер, господин Тэмин.       — Добрый, красавица Йерин. — его лицо озарила каверзная ухмылка.       А затем повернулась к мужчине, который сидел напротив Дона, спиной к двери. Его лица я ещё не видела, но уже догадывалась, что именно он будет сегодня решать вопрос моей профпригодности.       — Полагаю, капореджиме Мин Кёнхун? Добрый вечер. Меня зовут Чхве Йерин, я — новый доктор нашей Семьи. Вы назначали мне встречу.       Мужчина повернулся и сердце от волнения забилось у меня в груди чаще — это был тот самый утренний мужчина из лифта.       Я сглотнула, старательно оставаясь непоколебимой и равнодушной.       Тем временем господин Кёнхун встал из-за стула и окинул меня интересующимся взглядом с ног до головы.       — Так ты и есть Чхве Йерин? — полуудивлённо-полунасмешливо произнёс он. — Уён описывал мне трясущуюся трусиху, постоянно пускающую слёзы.       Я чуть наклонила голову, посмотрев на него исподлобья.       — Сожалею, что произвела на господина Чона Уёна такое впечатление. — сдержанного тона я не сменила, даже когда мужчина резво выхватил из кобуры пистолет и направил дуло мне в лицо, сняв оружие с предохранителя.       — Что ж… — пистолет находился сантиметрах в десяти от моего лба, однако я смотрела исключительно в глаза капореджиме. — Я задам тебе пару вопросов, Чхве Йерин. И, так уж сложилось, что в зависимости от ответа мне придётся познакомить тебя с моими пушками.       Никто в кабинете не проронил ни слова, никто не отреагировал на угрозу выпустить мне мозги прямо здесь и сейчас: Сан взирал равнодушно, по лицу Хонджуна ничего нельзя было понять, на дне глаз Тэмина застыл огонёк предвкушения и интереса.       Никто из них не вступиться. Я должна показать, что умею постоять за себя сама.       — Разумеется, что я буду рада честно ответить на любые ваши вопросы, господин Кёнхун. — также учтиво проговорила я и мягко улыбнулась. — Тем более, не думаю, что ваши пистолеты станут для более интересными знакомыми, чем бритвы господина Уёна.       Господин Кёнхун замер на миг, нахмурившись, а потом, недоверчиво переспросил:       — Чон Уён допрашивал тебя?       — Да. — я послала ему ещё одну мягкую полуулыбку, внутренне радуясь от облегчения, что мои слова достигли цели.       Я аккуратно подняла руку и медленно прикоснулась к собственным волосам, убирая пряди в сторону от левого уха. Сон Тэмин приложил ладонь лодочкой к губам, тихо-восторженно ахая и округлившимися глазами рассматривая нанесённое увечье. Господин Мин Кёнхун тихо присвистнул, с явным интересом рассматривая уродливый заживающий рубец на моём ухе.       — Если уж Уён допрашивал тебя, то я не стану. — наконец вынес вердикт капо, опуская пистолет и убирая его в кобуру. — Спрошу только: умеешь ли ты стрелять?       — Недавно научилась под надзором Пака Сонхва. — ответила я без запинки.       Теперь игра становилась понятной. Десять мужчин — десять цветов.       — Недурно. — видимо оценивая авторитет учителя, который взялся за меня, протянул господин Кёнхун. — Покажешь на что способна — выдам тебе лицензию, будешь в деле.       Я учтиво поклонилась, а капо тем временем обернулся к Лидеру.       — Дон, я хотел бы взять её в сопровождение на Совет.       Господин Хонджун моргнул и тихо, но железно произнёс:       — Нет. Не выйдет.       — А это почему? — вскинул бровь господин Кёнхун.       Хонджун упёрся лопатками в спинку кресла, цепким взором оглядывая каждого присутствующего, а затем серо-зелёные глаза, чей взгляд, наверное, весил пару тонн, упал на меня.       — Потому что Чхве Йерин будет сопровождать на Совете Донов меня.       Я, шокированная подобной новостью, на автомате поклонилась, вздёргивая уголки губ в ответ на странные, но явные жесты одобрения.       — Мои поздравления, Док. — подмигнул мне Кёнхун.       Сон Тэмин послал нежную улыбку, но в тёмных глазах его горела смесь веселья и какого-то неясного мне азарта.       — Мисс Чхве.       Я поклонилась в ответ. Кажется, мероприятие, именуемое "Совет" было чем-то… не слишком безопасным. Иначе… зачем им врач?       — Если на этом допрос Йерин окончен, то на сегодня всё. — прохладным размеренным тоном оповестил нас господин Хонджун, разбираясь с листами документации и вытаскивая некоторые бумаги из стопки. — Кёнхун, вердикт?       — Одобряю. Однако, посмотрим, насколько хороша она будет впредь. — уже на выходе произнёс капо. — Моё почтение, Дон.       Стоило капитанам Чхве Сану и Сону Тэмину также попрощаться с Доном и после этого покинуть кабинет, как я поспешила сделать тоже самое.       Однако уйти просто так, мне было не суждено.       — Йерин. — окликнул меня спокойный ровный голос Дона. — Задержись.       Я послушно повернулась к господину Хонджуну, который подписывал какой-то очередной документ. Дверь кабинета за моей спиной с щелчком закрылась.       — Вы хотели обсудить что-то связанное с предстоящим Советом? — меня охватило лёгкое волнение, и я рискнула признаться: — Я не уверена, что подхожу для сопровождения… — Нет.       Властный безразличный тон довольно жёстко оборвал мои предположения.       Господин Хонджун поднял на меня внимательный взгляд сизо-зеленоватых непроницаемых глаз. Он положил ручку на стол и удобнее сел в своём кресле, спиной опираясь на спинку.       — Я хотел обсудить не это. — он опустил руки на подлокотники, а затем медленно поднялся; меня охватила тревога, но я не показала этого внешне. — Я хочу… задать тебе вопрос, Йерин. И я… хочу, чтобы ты ответила на него честно.       — Конечно, сэр. — покорно кивнула я, не думая перечить.       Сердце в груди сжалось тугим комком и застучало, как сумасшедшее. Господин Хонджун небрежными широкими жестами закатал свою рубашку цвета слоновой кости до локтей и неторопливо обошёл рабочий стол, поворачиваясь ко мне и упираясь поясницей и тазом в столешницу.       — Хорошо. — не меняя тона и выражения лица сказа он, пальцами обхватывая край стола по обе стороны от бёдер, обтянутых чёрными явно на заказ сшитыми брюками. — Ты слышала что-нибудь, пока подходила к кабинету?       Господин Ким Хонджун бросил молниеносный взгляд мне прямо в глаза, чуть наклоняя голову вбок: тёмные круги под его глазами казались больше, а из-за рыжевато-багряного свечения было похоже, что на щеке у Дона была кровь.       Мне показалось, что сердце мне прострелили пулей: ужас объял меня всю, с головы леденящим водопадом обрушиваясь до самых пят. Я побледнела, но надеялась, что в свете закатного солнца это не было заметно.       — Да, сэр. — не меняясь в лице, призналась я, не думая отрицать. — Я слышала обрывок фразы: там говорилось что-то о Сонхва.       Я замолчала, умоляя Лидера поверить мне и продолжала просто стоять. Поняв, что больше я ничего не скажу, Хонджун чуть сощурился — словно и без того пристальный взгляд сделал страшнее и проницательнее.       — И всё? — холодно уточнил он, и мне подумалось, что вот, сейчас, я точно умру от страха.       Я не хотела умереть. И поэтому позволила себе ступить на эту скользкую дорожку — полуправда-полуложь.       — Всё, сэр. — твёрдо произнесла я, глядя Лидеру в глаза.       На мгновения мы так и застыли друг напротив друга, глядя друг другу в глаза, пока, через мучительно долгие мгновения, господин Хонджун не моргнул и опустил взгляд, пальцами поигрываясь со столешницей.       И когда я уже успела немного выдохнуть, Дон заговорил вновь.       — Я просто подумал, Йерин, как тихо ты ходишь... — господин Хонджун резко поднял взгляд на моё лицо, и будничный тон сменил на смертельно-ледяную болотную топь. — Но достаточно ли тихо, чтобы не услышал Я?       На миг я застыла, думая, что вот он — вынесенный мне смертный приговор, однако затем мой рот будто бы заговорил сам:       — Сэр, — мягкий тон, но интонация уверенная; не огрызайся, но и не лебези, Йерин; я посмотрела Дону прямо в глаза. — У меня и в мыслях не было подслушивать ваши разговоры. Возможно, я и правда слишком тихо хожу. — я коротко поклонилась. — Впредь я буду… громче.       Я застыла в почтительной позе, ожидая вердикт Лидера: долго ждать не пришлось. Господин Хонджун сменил жёсткий опасный тон на более спокойную манеру речи.       — Да. Это хорошая мысль. — в голосе его всё ещё звенела сталь предупреждения. — Потому что мне бы не хотелось надевать на тебя колумбийский галстук, хоть и… я превосходно умею их делать.       Лидер поднял взгляд, чтобы оценить мой вид: после упоминания жестокой пытки, про которую я уже прочитала в "Лезвии Ночи" я едва сумела сдержать дрожь. Однако, я понимала, что господин Хонджун вряд ли будет настолько добр, чтобы простить мне обморок в его присутствии.       Мысленно умоляя себя держаться, я, как ни в чём не бывало, дежурно поклонилась и мягко улыбнулась:       — Я могу идти, сэр?       Господин Хонджун смотрел на меня ещё миг, прежде чем сделать пасс ладонью, показывая, что я свободна.       — Можешь.       Я развернулась и с максимально допустимой скоростью спокойной ходьбы, дабы это не выглядело как побег, направилась к двери. Уже когда я взялась за ручку, до меня донёсся прохладный будничный тон Лидера:       — Ах, да. Ещё кое-что, Йерин. — я с вопросительным взглядом обернулась к вновь усевшемуся за стол мужчине. — Ты сегодня ездила в город?       — Да, на встречу с моим другом-студентом. — без утайки рассказала я всё. — Меня сопровождал Пак Сонхва.       Господин Хонджун кивнул, возвращаясь взглядом к бумагам и взял ручку в руку:       — В следующий раз, если намечается что-то серьёзное, попроси Минги сопровождать тебя: у него больше свободного времени.       — Слушаюсь, сэр. — я повторно поклонилась, несмотря на то, что Дон на меня более не взглянул.       Лишь на пороге меня настигло, звуча в спину приглушённое и безразличное:       — Доброго вечера, Йерин.       Стоило мне выйти за дверь на ослабевших ногах, как я заметила неподалёку у окна фигуру знакомого мне капо с длинными чёрными волосами.       Сон Тэмин, завидев меня, поспешил украсить лицо красивой ласковой улыбкой и поманил меня рукой. Я, ожидала какой-либо подвох, однако выбора у меня не было, так что я подошла к капореджиме.       — Ты, наверное, сейчас думаешь, Йерин: "О, что за непостоянный мужчина? К чему было сначала голосовать против меня, а потом — за? Он думает только о себе." — тут же мелодично заговорил господин Тэмин со мной.       — Нет-нет! — попыталась было заотрицать я. — Я ни в коем…       Господин Тэмин бросил на меня выразительный взгляд с доброй почти кошачьей ухмылкой на узких нежных губах, вынуждающий резко замолчать.       Этот взгляд буквально предупреждал: "Не лги".       — Однако вся правда в том, что моё решение обосновано… общей выгодой. Я, как и Уённи — он часто этим грешит, — не лишён стремления к абсолютной рациональности в решениях. И поставь себя на моё место, Йерин. Вообрази: я — уважаемый капо, от которого зависит не только общее благосостояние, репутация и положение нашей… большой дружной Семьи, но и благополучие каждого члена моего отряда и всех остальных реджиме. И я, спустившись вниз, встречаю юную девушку — совсем девочку ещё — которая выходит из кабинета Уёна и дрожит, дрожит, дрожит… Разумеется, моим первым порывом было… сместить её с должности, на которую она явно не годится и найти кого-то более подходящего. Я поторопился тогда, Йерин. Это было моё… поспешное заключение. Я не видел тогда ещё твоих отчётов. А увидев… Что ж. Я не согласен с Уёном. И вынужден теперь, сообщить тебе о том, что мне… неловко из-за моей молниеносной реакции. Надеюсь на твоё понимание, коль скоро ты будешь нашим доктором. Тебе ли теперь не знать, как обманчиво бывает первое впечатление…       — Несомненно, господин Тэмин.       — К слову, Йерин, у меня будет к тебе весьма… тонкая в своей деликатности просьба… Дело касается двух моих знакомых, до которых мне небезразлично…       — Я сделаю всё, что в моих силах, господин Тэмин.       — Чудесно. Тогда, могу я сопроводить тебя в лазарет? Мне бы хотелось обсудить с тобой это дело, как бедный пациент обсуждает свою… боль с врачом…       — Разумеется, господин Тэмин…       — Уж прости меня за то, что я столь вероломно пользуюсь своим рабочим статусом…       — Это ничего…       — Вот и славно. Возьми меня под руку… Да. Вот так… Что ж… сейчас ты поймёшь мои волнения, обещаю, — взамен я окажу любое содействие в твоей будущей просьбе ко мне…