"The Shadow of the Prominences"

      — Хээй, Ягодка…       Голос Ёсана по ту сторону динамика звучал как-то неуверенно и немного нервно.       — Хай, Киви. — ответила я немного напряжённо. — Наша встреча сегодня в силе?       — Ну… Боюсь тут нарисовались обстоятельства, которые могут сильно помешать мне добраться до тебя. — уклончиво ответил Ёсан. — Я задерживаюсь в универе.       Слова Ёсана звучали немного взволнованно и… виновато?       Я с недоумением покосилась на трубку: что там случилось у Киви?       — Ёсан, случилось что-то серьёзное? Нужна моя помощь? — странное поведение друга пробуждало не самые хорошие мысли, и я начала беспокоиться.       — Нет-нет! Всё в порядке, правда… — тут успокоил меня Ёсан, неловко признаваясь: — Хотя события последней недели, как ты понимаешь, сумели выбить из колеи… Чонхо, потом ты и твоё молчание, взрыв и пожар на каком-то складе, слухи о мафии… — хорошо, что Ёсан не видел, как я побледнела в тот миг. — Будто мы в фильме про итальянских гангстеров… — он издал короткий смешок, явно уверенный в нелепости такого предположения. — И… Ещё ты отказалась от двух встреч подряд, Йерин… — я испытывая лёгкое чувство стыда и в большей степени — вины, опустила взор, уже открыв рот, дабы оправдаться, как Ёсан закончил свой монолог самым необычным образом из тех, что мог придумать: — И… ты не виновата, но… в общем я перенервничал. И сорвал лекцию. Меня оставляют помогать в сортировке анализов в лабе при факультете.       В первые секунды я не поверила, однако когда молчание в трубке не сменилось в обычные дни забавляющим: "Это была шутка!", мне оставалось лишь ошарашенно проглотить эту информацию и обработать.       — Что?.. — я банально не нашла слов в ответ и тут же поинтересовалась скорее для фона, нежели из искреннего неуместного любопытства. — Как ты умудрился..?       В трубке отчаянно полувзвыли-полузастонали.       — Ягодка!..       — Не пытайся, Ёсан-ни, — я опустила голос до елейных сочащихся сладким комом миловидной сахарной ваты ноток, которые обычно бывали у тех розовых Барби в нашем университете, которые поступив на хирурга долго ахали и "ужасались" тому, что им придётся видеть кровь и делать надрезы котикам и собачкам. На упоминание того факта, что некоторым котикам и собачкам надрезы хирурга-врача были необходимы дабы их вылечить, розовые Барби предпочитали закатывать глаза и трагически падать в обмороки. Словом — Ёсан их терпеть не мог.       А потому в ответ на мою интонацию в трубке взвыли ещё горше.       — Ты же не отстанешь от меня, да? — последний писк робкой надежды был раздавлен моим стоическим и злорадным: — Нет.       — Я потом расскажу. — примирительным тоном обречённо пообещал мой лучший друг.       — Киви! — возмутилась было я, однако Ёсан тотчас меня уверил, что не собирается, как это выражалось в не совсем элитных кругах "съезжать с темы".       — Я, правда, расскажу тебе всё. Но позже — меня уже ждёт профессор Сон. Кстати, насчёт конспектов, что ты просила — я сфоткал и пришлю тебе в лайме в нашей личке. Если будут какие-то вопросы — обсудим при встрече. Когда ты можешь?       Я застопорилась, по привычке глянув на календарь, но поняла, что это теперь абсолютно бессмысленное действо — моё новое расписание жизни не подходило к планированию встреч более чем на полдня вперёд. Иронично: наверняка, многие из так называемой "золотой молодёжи" мечтали бы жить одним днём, моментом, пресловутым "здесь и сейчас", думая, как это романтично. Я уже начала жить так, и пока что считала это скорее методом пригодным для угасающих людей, таймер которых вечно колеблется где-то между "осталось целых полгода" до "возможно завтра я увижу свой последний рассвет". Интересно, знал ли Ипполит Терентьев, герой моего любимого романа, насколько пророческими могут быть слова восемнадцатилетнего юноши, даже не видевшего жизнь, отчаявшегося, бедного и больного, но неимоверно горящего в защите своей никчёмной жизни и своего жалкого опыта с никому ненужным, но таким откровенным:       "У мёртвого лет не бывает, вы знаете".       — Йерин? Йерин?       Я очнулась от своих размышлений лишь спустя пару мгновений после того, как Ёсан позвал меня по имени.       — Прости, Киви. Раздумывала о лучшем времени.       Ёсан не заметил двусмысленности моей фразы, тут же заявляя, что всё в порядке.       — Давай, я перезвоню тебе вечером и назначим встречу… ближе к выходным. — чуть заторможенно оповестила я друга.       — Да. Хорошо! — бодро отозвался Ёсан. — Тогда до встречи?       — До встречи. — кивнула я, прежде повесить трубку.       В моей голове Ипполит Терентьев заговорил голосом Чона Уёна.       "Нельзя оставаться в жизни, которая принимает такие странные, обижающие меня формы."       Я проигнорировала, возвращаясь к бытовым вопросам и изучению скинутых мне Ёсаном заметок с лекций. Единственный, относительно свободный и спокойный, вечер мне следовало потратить на развитие своих навыков хирурга.

***

      Тем временем у Ёсана, задержавшегося в институте действительно была для этого явная причина.       Лектор кафедры, госпожа Химера, женщина, которую в их университете боялись и боготворили, великолепная Сон Донми, разозлённая как тысяча римских фурий на двух провинившихся, осмелившихся сорвать её пару, негодовала и метала молнии.       Ёсан, на самом деле, ещё в мгновения, когда открыл рот на парах, дабы вступить в конфронтацию с сокурсницей, уже осознавал насколько неправильно он поступает, какой головоболью закончится для него его же собственная выходка. Однако, в тот миг Ёсану было всё равно: Чонхо пропал более недели назад и никаких вестей не было ни от полиции, ни от самых дальних его знакомых, которых Ёсан самолично опрашивал, телефон молчал, ночи стали длиннее из-за недосыпа, переживаний и боли. Вдобавок ко всему, Йерин — его лучший друг — стала вести себя крайне дёргано и странно. И Ёсан с ужасом начинал подозревать, что она уже смирилась с самым страшным тяжёлым исходом: он старался гнать от себя эти омерзительные чудовищные в своей циничности мысли, но мозг, заточенный медицинскими лекциями, из-за ухудшающегося питания и отсутствия здорового сна, браковал все хорошие мысли, как энергозатратные, при этом выдавая простые факты — Йерин уже пережила не так давно трагедию смерти родителей, она в чужой стране, где у неё нет ни знакомых, ни родственников. Быть может, она не так хорошо оправилась, быть может исчезновение брата… она предположительно трактовала как отказ от неё. И ей легче представить, что он просто… умер. Ёсан сжал челюсти, закусывая губу едва ли не до крови, и вперил яростный взгляд в ни в чём неповинную доску, на которой профессор разбирала основы функционирования здоровой кровеносной системы; дальше — они должны были начать изучать особенности органов брюшной полости и опасности перитонита.       Чёрт возьми, где ты шляешься, Чхве Чонхо?! Твоя сестра льёт по тебе слёзы, пытается оставаться сильной и не разрушить жизнь, совмещая работу и учёбу! И это в то время, когда ты должен поддерживать её!       Ёсан сдержанно выдохнул сквозь зубы, отчаявшись в желании сосредоточиться на сегодняшней лекции, и швырнул ручку на тетрадные полуисписанные-полуисчерченные листы, впиваясь пальцами в переносицу и напряжённо её потирая. "Чёрт возьми, Чонхо, клянусь, если у тебя не будет адекватной причины твоего исчезновения, когда ты вернёшься — я ударю тебя!" подумал он отстранённо, слыша высокий мелодичный голос. Ёсан уставился невидящим взглядом в листы, ощущая, как прогрызшая дыру у него в груди и голове усталость вместе с ядовитой тревогой мучают его всё сильнее. Ёсан не врал Йерин тогда, утешая её в коридоре университета, однако… он не показал ей, что ему тоже было больно и он тоже… скучал. Куда бы ни пропал Яблочко — так они с Йерин-Ягодкой называли Чонхо — без него их маленькое "фруктовое" трио не было полным…       Ёсан отчётливо понимал, что хочет быть поддержкой для Йерин, плечом, на которое она сможет опереться, сейчас, когда её брат пропал без предупреждения и без вести…       Ведь для этого, в его понимании, и были нужны друзья. Чтобы поддерживать друг друга даже в самых тяжёлых ситуациях.       Поэтому, когда Ёсан услышал очередное полуколкое замечание, он воспринял его на свой счёт и тут же бескомпромиссно ответил:       — Я в корне не согласен с мисс Гамильтон.       Клэрис Гамильтон обернулась в его сторону: волосы цвета золотистой платины шикарными локонами рассыпались по её плечам. На её лице застыла гримаса недовольства и даже лёгкого высокомерия, однако её блестящие глаза смотрели на него с волнением.       — Что вы имеете ввиду, мистер Кан? — тут же веско отозвалась она.       Ёсан набрал воздуха в лёгкие.

***

      Они сорвали лекцию профессора Сон.       Женщина, не терпевшая даже малейших нарушений или болтовни на своём предмете, была взбешена как потревоженный квисин. Она отослала оставшихся учеников, а двух провинившихся оставила стоять перед своим профессорским столом, метая молнии то на одного студента, то на другого.       — Положим, я ожидала от недалёких первокурсников, что они способны на такую глупость, но вы двое... — Клэрис выдерживала взгляд с завидным стоицизмом, Ёсан мельком бросив взгляд удивился бы, однако он был слишком поглощён не до конца выплеснутым раздражением и плохими снедающими силы мыслями. — Одни из лучших учеников потока! И сорвать мою лекцию?! — у профессора Сон едва не начался нервный тик. — Вы двое должны объясниться и понести наказание! Мисс Гамильтон, что это было?       — Прошу прощения, профессор Сон. — Клэрис учтиво поклонилась, принося свои извинения. — Должно быть я совсем забылась, не понимая, где уместны дискуссии, а где — нет.       — Да, вы действительно забылись, мисс Гамильтон, — почти прогремела профессор Сон. — Мистер Кан, объяснитесь.       — Не знаю, что на меня нашло, профессор Сон. — устало выдохнул Ёсан, почтительно поклонившись. — Примите мои извинения. Такое больше не повторится.       — Я вам гарантирую, что второй раз вы такое не сможете вытворить. Не у меня на лекции. — припечатала профессор Сон. — А теперь — следуйте за мной. Вы оба будет отбывать своё наказание в лаборатории — соберёте анализы с чашек Петри, почистите клетки кроликов и крыс. После — отправляйтесь в лаборантскую и отсортируйте по трём стопкам старые данные.       Ёсан и Клэрис, перекидываясь неоднозначными взглядами, последовали за лектором.       Они приступили к работе в лаборатории, справедливо разделив между собой объём работы. Уже когда они немного успокоились и прошли в лаборантскую для разбора документов, Клэрис негромко призналась:       — Я не хотела ссориться.       Ёсан ощутил, как снова начал закипать.       — Тогда зачем начала эту ссору?       — Я просто сказала правду.       — Ты завуалированно оскорбила Йерин. Другие, может быть, и не поняли, но я понял. И ты знала, что я не позволю тебе поливать её грязью.       Клэрис поджала губы, очевидно тоже начиная злиться.       — Я никого не оскорбляла. Я лишь подчеркнула, что иногда люди дружат односторонне.       — Ты говоришь о том, о чём понятия не имеешь.       Их беседа вновь обрела вид стычки на шпагах, где каждая реплика — была выпадом, а каждый ответ — парированием. И в лаборантской едва ли не звенела сталь и не высекались искры.       — Неужели?       — Представь себе. Мир может вертеться не вокруг красивых стерв.       — Значит вокруг миловидных пауков, готовых сожрать тебя и использующих лишь для своего выгоды, он вертеться должен?       — Мир не вертится вокруг тебя, Клэрис.       — Я и не просила, чтобы мир вертелся вокруг меня.       Они оба уже почти кричали на повышенных тонах и совершенно забыв про документы, которые им необходимо было отсортировать.       — Смирись, и оставь Йерин в покое — она ничего тебе не сделала.       — Я просто хотела, чтобы она начал ценить чувства окружающих и относиться к тебе по-человечески! — всё же сорвалась на крик Клэрис.       — Йерин нормально ко мне относится! Она хорошо ко мне относится! — ответно повысил голос Ёсан, теряя спокойствие. — Мы дружим не "односторонне"! Да и какая тебе разница, как Йерин общается со мной?!       — Да потому что я люблю тебя!       После этой выкрикнутой в отчаянии фразы в кабинете между ними повисла оглушительная тишина. Ёсан смотрел на Клэрис, распахнув глаза, шокированный в высшей степени и думающий — а уж не начались ли у него слуховые галлюцинации на почве серьёзного недосыпа?       Клэрис смотрела напротив с какой-то затаённой болью и тлеющей на дне глаз откровенностью. Тишина звенела меж ними натянутой струной где-то с полминуты, за которые Ёсан окончательно решил было, что его накрыло преждевременное безумие, и всё сказанное ему послышалось. Однако затем тишина разбилась.       — Да. — первая отмерла Клэрис, уже решительно смеряя его гордым взором. — Что сказано — уже сказано! Ты мне нравишься… — она вдруг на миг стушевалась, отводя взгляд, и в тусклом освещении лаборантской стало заметно, как порозовели её вечно бледные скулы. — Всегда нравился. — ещё тише добавила она. — Но я молчала.       Клэрис вдруг вскинула голову, вновь твёрдо глядя на него — золотые локоны качнулись от резкого движения, поблёскивая и обрамляя её хмурое напряжённое лицо.       — Потому что с тобой всегда была Йерин.       Ёсан озадаченно покачал головой.       — Я… не догадывался об этом.       Клэрис болезненно улыбнулась, вздёргивая уголки губы.       — Ты и не должен был знать. — с невесомой горечью ответила она. — Просто… я честно пыталась перестать думать о тебе, но… — её глаза вдруг сверкнули искренним возмущением . — Я просто не могла закрыть глаза на то, как Йерин использовала тебя, как "жилетку" от всех проблем! Как свой… буфер для эмоций. — Клэрис выдохнула, пытаясь взять себя в руки, но глаза её уже опасно заблестели. — Я… мне было больно. — Ёсан молчал, всё ещё слишком ошарашенный, чтобы ответить ей, а Клэрис уже открыто призналась: — И да, я изводила её и делала гадости, потому что человек, использующий других ради своих корыстных целей, — эгоист, думающий только о себе — заслуживает это.       Клэрис вдохнула, пальцы её слабо подрагивали — она впервые показывала кому-то не уверенную в себе снежную королеву, которая всегда на шаг впереди и всегда отстранённа и равнодушна, — она нервничала.       — Мне было невыносимо видеть, как она игнорирует твои чувства и беспокойство о ней. — искренне призналась Клэрис, и на ресницах её всё же повисли крохотные хрустальные шарики. — Потому что ты — замечательный парень, Ёсан, ты заслуживаешь быть счастливым и быть… любимым.       После этих последних, явно выражавших самые сокровенные её чувства слов, Клэрис замолчала, короткими движениями утирая побежавшие по щекам ручейки слёз.       — Я… не знаю, что сказать. — наконец, преодолев свою растерянность и проглотив комок, стоящий в горле, Ёсан.       — Лучше — ничего. — тихо всхлипнув призналась Клэрис, раздражённая собственной слабостью, она нахмурилась, стараясь сохранить лицо. — Я в любом случае сейчас пойду — мне надо успокоиться. — напоследок она всё же заглянула ему в лицо, насыщенной бирюзой своих сияющих глаз. — Ты, разумеется, не должен отвечать мне взаимностью, или как-то считаться с этим всем. — твёрдым уверенным голосом железно отпечатала она. — Мои чувства — моя ответственность, они мои, и это плод не твоих действий или бездействий. Ты уже влюблён в Йерин — и я это понимаю. — Клэрис гордо выпрямилась, красивая и строгая, но безумно хрупкая — только теперь Ёсан смог это увидеть.       Девушка, казавшаяся ему несгибаемой, отлитой из титановых прутов, хранила внутри не колючие тернии, а расцветающие бутоны нежной сакуры. Сочетание — восхитительное и волнующее настолько, что это не могло оставить равнодушным.       — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, и единственное, что я могу предложить: если тебе будет плохо или одиноко, или больно — ты всегда можешь поговорить со мной. — Клэрис всё же смогла улыбнуться сквозь слёзы. — Я всегда готова тебя поддержать.       Но раньше, чем она успела сделать хотя бы шанс — Ёсан решился.       — Я… не влюблён в Йерин, — запнувшись признался он, и его честный открытый взгляд убедил заплаканную Клэрис. — Мы просто хорошие друзья.       — Вот оно что, — протараторила та, судорожно утирая слёзы и старательно пролепетала: — Ладно, тогда извини…       Однако Ёсан предупредил её побег: с ювелирной точностью схватив тонкое девичье запястье, он заставил её замереть и во все глаза — распахнутые и влажные от недавних слёз — посмотреть на его нежную улыбку.       — И так как ты уже призналась мне в своих чувствах, я также хочу кое-что поведать тебе, — спокойно проговорил юноша. — Я хочу попросить тебя дать мне шанс. Ты готова немного подождать меня? Потому что, мне сдаётся, что теперь, когда я увидел тебя настоящую, мне не нужно будет много времени, чтобы влюбиться. Что скажешь, Клэр?       — Ты… Ты же не серьёзно? — её брови комично надломились в центре, сверкающие изумрудно-голубые глаза смотрели на него ясным средиземноморским приливом, когда вода в солнечный день настолько прозрачна, что видны малейшие игры света и тени на морском песчаном дне.       — Абсолютно серьёзно, — Ёсан позволил себе мягкую улыбку и всё же сделал небольшой шаг ближе к девушке. — Мне просто впервые признаётся в чувствах столь красивая девушка — чувствую небольшой укол вины и стыда, признаю, — Клэр воззрилась распахнутыми широко глазами в его глаза, с выражением ужаса от мысли, что могла поставить в неловкое положение парня, которые ей бесконечно нравился. — Потому что эта девушка ещё и невероятно храбрая и сильная. Надеюсь, ты простишь мне мою невнимательность.       Губы Клэр задрожали, когда она попыталась их поджать.       — Обещаю, — Ёсан ещё раз улыбнулся, мимолётным движением невесомо заправляя прядку волос ей за ушко, но при этом деликатно по-джентельменски не касаясь её кожи; Клэр всё равно зарделась. — В следующий раз я буду храбрее.       Клэрис мгновение молчала, после чего начала рыдать пуще прежнего, тут же судорожно принимаясь вытирать слёзы. Ещё через секунду она шагнула в объятья удивлённого Ёсана, тут же прижимаясь всем телом к парню и притворно-возмущённо зашептала ему в изгиб шеи:       — Ты просто нереальный! — тихонько подвывала она. — Такое, вообще, бывает только в сказках и в дурацких дорамах для слишком нежных подростков!       Ёсан, отойдя от первого шока, всё же захохотал, с улыбкой поглаживая девушку по шёлку золотистых потрясающих волос и игнорируя намокающую от слёз ткань рубашки.       — Я — вполне себе, реальный. — с лёгкой толикой ехидства проговорил он ей на ухо. — И как бы это банально ни звучало, но пыльные страницы романов никогда не смогут сравниться с наполненной эмоциями и самыми глубокими чувствами жизнью. Ни один холст мёртвых художников не отразит дышащего волнами, переменчивого и постоянно движущегося сквозь реки времени моря. Потому что картины и романы статичны, а жизнь нельзя поставить на паузу как ни старайся. И эта её мимолётность и неуловимость — невозможность удержать в руках — они волшебны…       — Ёсан… — Клэр закусила губу, пытаясь успокоиться, и всё же улыбнулась сквозь слёзы. — Ты просто глупый романтик…       — Есть немного, — не стал лукавить юноша, мягко отстраняясь, но всё ещё придерживая девушку за плечи и внимательно оглядывая её заплаканное лицо. — Но это романтика ведь нам обоим не чужда?       Клэр кивнула, утирая покрасневшие щёки, и вдруг решительно попыталась отвернуться.       — Не смотри так пристально — я зарёванная и не красивая сейчас…       Ёсан усмехнулся, удерживая её на месте.       — Красивая… — уверенно опроверг он. — Вот, что. Давай-ка я сейчас тебя до автобусной остановки провожу, а вечером — прогуляемся до кафе?       Клэрис одарила его ласковой, пока всё ещё непривычной для Ёсана, искренней улыбкой и глаза её засияли.