"The Shadow of the Prominences"

      — Где мой брат?       Сонхва не удостоил меня взглядом, молча проходя мимо, внутрь квартиры на кухню.       Я ощутила себя так, словно меня вот-вот вывернет. Почувствовав, как дёргается нижняя губа, я с силой закусила её, да так, что во рту разлился металлический привкус. От этого стало ещё хуже.       Я пошла следом наблюдая, как Сонхва открывал и закрывал кухонные шкафчики в поисках чего-то.       — Где мой брат? — повторила я, более жёстко.       Сонхва бросил на меня ещё один выразительный взгляд, и я поняла — обычно он не предупреждает дважды.       Меня затошнило, к горлу подкатил ком, но я пока ещё держалась. Я проигнорировала дрожь в ногах, зуд в позвоночнике и самое главное — предупреждение Сонхва.       — Где мой брат?       — Ты действительно хочешь это услышать? — ответил ледяной спокойный голос.       В голове послышался странный звук.       Щёлк.       Перед глазами замельтешили точки. И меня всё-таки вывернуло.       Я упала на колени, сгибаясь, и на пол брызнула желчь. Мне стало больно настолько, что заслезились глаза, омерзительно настолько, что я начала ненавидеть себя, но меня тошнило и тошнило.       Только спустя полминуты приступ наконец медленно отпустил меня: я сморгнула влагу с ресниц, зрение прояснилось, я попыталась вытереть губы рукавом кофты и подняла взгляд.       На лице у Сонхва не было ни брезгливого ужаса, ни отвращения, ни хотя бы презрения: он смотрел равнодушно, будто видел перед собой не разбитого от горя, боли и страха человека, а камень или сорванный с дерева листок.       И это отчего-то ранило ещё сильнее.       Я склонила голову, утыкаясь носом в колени, попыталась сложиться в комочек и сдержать всхлипы, рвущие грудину, но по щекам было уже мокро, и текли из глаз солёные оставляющие мерзкое щекочущее ощущение на коже ручьи.       — Прекращай рыдать и умойся, — властный холодный голос прозвучал где-то надо мной, не выражая ни сочувствия, ни раздражения; Сонхва не приказывает и не советует — так, простая констатация факта. — От твоих слёз ничего не изменится.       Умом я понимала, что Сонхва прав, что никаких слёз в мире не хватит, чтобы вернуть мне Чонхо, но надо мною в тот миг довлели чувства, а не холодная логика: меня поглотили такие горе и боль, какие бывают лишь у тех, кто потерял каждую частичку своей семьи и осознаёт, что вот, сейчас, он останется один. Мне необходимо было выплакаться — у Сонхва были другие планы.       Он резким, предельно точным движением вздёрнул меня на ноги и подтолкнул в сторону ванной.       — У нас очень мало времени, так что постарайся сделать это быстро, — отчеканил он, проводя пятернёй изящных бледных словно мрамор пальцев по чёрным графитовым волосам, чтобы откинуть назад мешающуюся прядь волос.       Я на ватных ногах, шатаясь как в бреду дошла до ванной, на автомате нажимая на ручку. Ледяная вода обожгла мои щёки и ладони. Я отрешённо посмотрела в зеркало: из глубин амальгамной гладкой поверхности на меня уставилось посеревшее застывшее слепком скорби лицо юной девушки с тёмными глазами, наполненными отчаянием. Круги под глазами, которые не проходили в течение последнего полугода, я не закрасила тональником, а светло-русые волосы обычно собранные в неаккуратный пучок, теперь ещё и взъерошились: Чонхо иногда заплетал меня по утрам, ему нравилось укладывать мои волосы, перебирать их и расчёсывать — это его успокаивало. Слёзы вновь потекли у меня по щекам при мысли о брате: он больше никогда не придёт, никогда не обнимет меня, не улыбнётся своей широкой и такой доброй улыбкой...       Как же это было больно, эта боль разрывала меня изнутри.       Я схватилась за футболку напротив моего сжимающегося в тисках сердца, и до треска стиснула ткань, закусывая губу в попытках унять вновь подступающую волну слёз.       Я бы всё отдала, чтобы увидеть его ещё раз! Просто чтобы попрощаться! Последний раз! Клянусь! Пожалуйста! Кто-нибудь!.. Только один раз, всего один раз, пожалуйста!.. Кто-нибудь, разрешите мне увидеть его и обнять! Клянусь, я больше никогда его не отпущу...       Ноги перестали меня держать и я продолжая тихо всхлипывать, медленно осела у раковины, игнорируя бешено-бегущий поток воды.       Дверь внезапно распахнулась, кран закрыли, и подняв взгляд, я увидела — смазанно, будто сквозь мутное стекло — недовольное хмурое лицо Сонхва.       — Вставай и иди на кухню, — равнодушно постановил он, разворачиваясь на пятках.       Я с трудом ухватилась дрожащей рукой за край раковины и попытавшись проглотить ком, стоявший в горле, поплелась за ним. В комнате уже было убрано и открыто окно.       Пак Сонхва в своём вечно-расстёгнутом пальто восседал на стуле в нашей с братом кухне так, словно она была его собственной: меня снова затошнило от этого безразличного взгляда — взгляда не просто человека с чёрствым сердцем, а с отсутствием сердца.       Всегда холодная подчёркнуто-вежливая манера речи, всегда безэмоциональное выражение лица, всегда эта стена отстранённости в глазах, так что ни единого проблеска чувств там не разглядеть...       — Значит так, — размеренно начал Сонхва, что-то выискивая в карманах своего пальто. — Завтра утром пойдёшь в полицию и напишешь заявление о пропаже без вести на имя своего брата...       — Мой брат не пропал без вести. — резко перебив отчеканила я, с леденящей душу злостью глядя на Сонхва.       Странно, ещё миг назад я готова была умереть от затопившей меня скорби, а теперь готова была убить мужчину, сидящего передо мной, из-за переполнившей меня ярости.       Взгляд Сонхва, направленный на меня, опасно потяжелел: он перестал копаться в карманах.       — Ты. Напишешь. Заявление. — повторил он с паузами, и хотел было продолжить: — О пропаже Чхве Чонхо, а потом... — но я не дала ему такой возможности.       — НЕ СМЕЙ ПРОИЗНОСИТЬ ЕГО ИМЯ!       Я сорвалась и бросилась на него.       Вопреки ожиданиям, Сонхва позволил мне ударить его по плечам.       Раз, второй, третий — но потом мои запястья сдавили стальной хваткой, вынуждая остановиться. Я дёргалась, неистово трясясь от бьющей меня стальными пружинами злости, пыталась вырваться, пока Сонхва просто удерживал меня на месте: он ждал, когда я выбьюсь из сил и оставлю попытки поколотить его.       Так же резко, как силы меня наполнили, они меня и покинули: стараясь успокоить рваное дыхание, я не сразу заметила, как руки, до этого кандалами сковывающие мои запястья, переместились на плечи, крепко удерживая и заставляя посмотреть в лицо Сонхва.       — Забудь о нём. — золотые глаза пронзали меня безжалостным ледяным взглядом, впечатывая болезненные колкие слова в мой разум и заставляя сердце сжиматься. — Ты никогда больше его не увидишь.       Мои губы задрожали, я взмахнула ресницами, пытаясь сморгнуть проступившую на глазах влагу.       — Не могу... — прошептала я очень тихо.       Но Сонхва услышал.       Он всегда всё слышал.       Обманчиво хрупкие, на деле сильные руки, до этого удерживавшие меня, резко отпустили, и я шлёпнулась на пол, не устояв на ногах.       — Жизнь или смерть. — щёлкнул курок, словно подтверждая скоротечность мгновения для меня. — Что выберешь?       Я подняла размытый из-за слёз взгляд, остекленело гладя не на дуло, пуля из которого через пару секунд должна была пожужжать в моей черепушке или грудине, а на человека, который станет моим палачом.       На лице у Сонхва не дрогнул ни один мускул, но я правильно истолковала взгляд золотистых глаз: они сулили мне обещанием исполнить угрозу.       Склонив голову, я сморгнула слёзы; две капли упали на пол; стиснула зубы, сжимая ткань на своей груди, и прохрипела:       — Жизнь... пожалуйста...       Я услышала щелчок и шорох; он убрал пистолет в кобуру.       — Йерин.       Я вздрогнула от того, насколько нерезко сумел произнести моё имя этот безжалостный, но в чём-то очень сильный и по-странному благородный человек.       Я робко подняла взгляд, открывая его внимательному взору своё заплаканное лицо: Сонхва сидел рядом со мной на корточках.       Настолько близко, что я ощутила тонкий едва различимый аромат жвачки.       Арбузная... У меня в груди зашебуршали мотыльки от нелепости моих мыслей.       Арбузная жвачка и киллер Сонхва в моих глазах были настолько диаметральными, что мне казалось несуразным такое совпадение. Можете представить себе моего почти-что-убийцу Сонхва и нежный шлейф арбузного аромата? Легко-лишающего жизни любого человека Сонхва и арбузные леденцы?..       Слёзы вновь потекли по моим щекам, но я рассмеялась.       Сонхва наблюдал за мной с нечитаемым выражением лица, пока я рыдала и смеялась до хрипоты, не в силах остановиться. Кажется, у меня была истерика...       — Йерин.       Сонхва положил одну руку мне на плечо, а пальцы другой руки аккуратно, но непреклонно легли на мой подбородок заставляя смотреть в золотые глаза, твёрдо удерживая.       — Сейчас мне нужно, чтобы ты успокоилась, — я всё ещё дрожала. — Вдохни и выдохни. — я захлёбываясь воздухом и остаточными слезами, попыталась выполнить его просьбу.       Получилось далеко не сразу, но под пристальным наблюдением Сонхва уже через несколько минут я смогла нормально дышать.       — Зачем ты это делаешь? — едва я нашла в себе силы, как тут же заговорила.       Сонхва молчал. Но мне нужны были ответы.       — Зачем? — снова спросила я, умоляюще глядя на него.       Сонхва моргнул, явно взвешивая стоит ли говорить мне, раздумывая над словами, но затем очень осторожно через паузы произнёс:       — Потому что ты доктор.       Я непонимающе уставилась на него: в золотых глазах читалась настороженность.       Сонхва бесшумно выдохнул и поднялся.       — Завтра вечером в шесть часов тридцать минут я зайду за тобой. Надень удобную и практичную одежду, не бери никаких украшений и сумок. Верхняя одежда — шарф, пальто и перчатки. В левый карман положи ключи, в правый — телефон. — я смотрела на него снизу-вверх, пока он не протянул мне руку, уточняя: — Всё поняла?       — Да, — заторможенно кивнула я, едва размыкая губы.       — Я забрал твои хирургические инструменты, — обыденным тоном проинформировал меня Сонхва и развернувшись направился в прихожую под моим взглядом, в котором должно быть слишком ясно проступало недоумение. Ситуация казалась мне всё страннее и страннее.       Уже стоя на пороге, Сонхва вдруг обернулся и нахмурился.       — Не хотелось бы это говорить, но... Ты выбрала жизнь, Йерин, и я настоятельно рекомендую тебе в таком случае не делать глупостей. Ты не сможешь сбежать ни из города, ни из страны: если ты попытаешься сделать что-то не то... не тем людям — мне не стоит уточнять каким? — тебя быстро найдут и убьют. — я стиснула зубы, чтобы снова не заплакать, сжала руки в кулаки, но посмотрела ему прямо в глаза, как можно более бесстрашно, хотя от страха у меня внутри всё свернулось в клубок. — Надеюсь, ты понимаешь это. — Сонхва продолжил сверлить меня непроницаемым острым взглядом.       Видимо не услышав словесного подтверждения от меня, он чуть качнул головой:       — Если поняла меня, кивни и скажи: "Да, я поняла".       Я сглотнула, пытаясь расшевелить язык, который почему-то вдруг решил меня подвести, разучившись говорить.       — Да, я поняла тебя, Сонхва. — до сего дня непривычное имя, вызывавшее отторжение где-то в глубине души, удивительно легко слетело с моих губ: произнести имя убийцы оказалось куда проще, чем я думала.       Сонхва ещё пару мгновений вглядывался в мои глаза, а потом выдохнул и что-то достал из внутреннего кармана пальто.       — Держи, — он протянул мне, ошарашенной его действием, какой-то предмет, больше ничего не объяснив и не добавив.       Я приняла вещь из его ладони, ощущая тёплые металлические детальки, нагретые из-за тепла мужского тела.       — Это же... — всхлипнула, прикрыв рот свободной рукой.       На моей ладони лежали часы Чонхо, которые я подарила ему два года назад.       — Я приду завтра. — я подняла взгляд на всё такое же безразличное лицо, внимательно слушая. — Ты должна поспать хотя бы шесть часов, днём написать заявление и поесть, к вечеру не ужинай.       Убедившись, что я его поняла, Сонхва поправил своё вечно-расстёгнутое чёрное пальто и оглядев лестничную площадку вышел из моей квартиры, лишь когда убедился, что на ней никого нет. Последнее, что я видела, прежде чем закрыть дверь на замок были золотые словно сверкающие в тусклом свете одинокой лампочки глаза Пака Сонхва.       И странное дело: я отчётливо поняла, что причина, которую он назвал мне, была не единственной, из-за которой он оставил меня в живых. Мафия не заботится о родственниках жертв, уж точно не холодный расчётливый киллер... Но Пак Сонхва судя по всему скрывал великое множество тайн и секретов, которые мне пока не представлялось возможным постичь.       Я опустилась на постель, рассматривая часы брата в руке и отчаянно сжимая их пальцами, будто кто-то мог бы отнять их — последнюю частичку Чонхо — в любой миг. Я не обращала внимания на мокрые пятна на простыне рядом с моим виском— я думала о том, что произошло сегодня.       Слишком много событий для одного дня. Какой склад горел? Была ли перестрелка? Что не поделили мафиозные группировки? Кто... Кто убил моего брата? И почему Сонхва молчал?..       На последний вопрос я, положим, предположила ответ: он решил не вываливать на меня всё сразу. Даже странно как-то выходило... Пощадил психику девушки? Для собственной выгоды?       Одно я знала точно, когда сон сморил мой слишком измученный уставший разум и веки мои потяжелели, и прежде чем я окончательно провалилась в темноту, я знала какой вопрос к Паку Сонхва у меня будет первым.