Двенадцать конфет в два приема из трех частей

      Ко мне часто приходят гениальные идеи. К сожалению, ничего хорошего они с собой не приносят.       (из личного дневника Искателя Кая)       Вечером накануне описываемых событий юстициар Федерико, глава миссии шеакрийской церкви в Фейтоне, тоже обнаружил себя в довольно затруднительных обстоятельствах и тоже не понимал, как из них выбираться.       Он полагал, что жрец, не выполнивший обязательств, своим поступком бросает тень на всё учение. Также он свято верил, что дети — будущее Акрасии, и, следовательно, нарушить слово, данное ребенку, казалось для него сродни святотатству. Однако жизнь любит ниспослать испытания возгордившимся, и последние несколько недель перед юстициаром стояла наиболее сложная из всех встретившихся в Фейтоне задач: как исполнить данное обреченной девочке обещание и накормить её брата конфетами, если последний — один из бойцов ордена Авесты? Церковь только-только начала проявлять уважение к быту и укладу местных жителей, и о том, чтобы просто-напросто вызвать юношу к себе, не шло и речи: это явно расценили бы как прямую и явную угрозу, а попытки объяснить причину конфетами — как откровенный блеф. Ввалиться в штаб-квартиру ордена Федерико тоже не мог по тем же самым причинам: как наделенное полномочиями лицо, он обязан был соблюдать порядки и не покушаться на суверенность местных властей. Итого получалось, что накормить некоего «Виолле, бойкий такой, вы его сразу узнаете» конфетами он категорически не мог, а дата следующего визита в общину выселенцев, а значит, и встречи с Шаэллой, становилась всё ближе. Говоря простым языком, земля горела под ногами юстициара, и он уже почти ощущал запах подпаленной репутации.       Поначалу он наивно полагал, что сможет ненавязчиво и не привлекая излишнего внимания пересечься с юношей в городе, но где уж там: наделенный крайне активной жизненной позицией Виолле постоянно был то на миссиях, то в разведке, а то и просто черт пойми где, и у Федерико складывалось смутное ощущение, что застать последнего даже на собственных похоронах удастся не всем. Примерно по этой же причине, когда недоуменный послушник-переписчик просунул голову в дверь и неуверенно спросил, можно ли ему отлучиться, а то какой-то странный дэрон пришел и очень просит рассказать об этикете, у Федерико не возникло ни малейшего сомнения, кто бы это мог быть. Схватив со стола первую попавшуюся коробку конфет, кажется, от шувьердской делегации, юстициар, к величайшей радости послушника, вызвался просветить нежданного визитера лично.       Хоть коробка и привлекла недоуменные взгляды, зато юноша вправду оказался тем самым Виолле, и у Федерико забрезжила надежда. Однако с первых же минут боец Авесты сильно разнервничался, что было списано жрецом на обстановку шеакрийской ставки. Не подразумевая ничего иного кроме желания помочь бедняге разобраться с тонкостями дипломатических ритуалов (и впихнуть в оного пару-тройку конфет), Федерико согласился разобрать основные моменты у Виолле дома, без лишних глаз, и менее чем через час странная парочка уже сидела друг напротив друга в гнетущем молчании. Надеясь хоть как-то разрядить обстановку, Федерико вежливо протянул юноше конфеты и предложил угощаться. Глаза дэрона тут же загорелись, он практически моментально вспорол коробку словно из ниоткуда появившимся кинжалом, вызвав у жреца некоторую оторопь, после чего благоговейно уставился на позолоченные фантики и, выбрав одну наугад, поспешно развернул её, сунул в рот и замер с очень странным выражением лица. Не дождавшись реакции, юстициар осторожно поинтересовался:       — Как вам?       — Очень… непривычно, — не без паузы выдал юный дэрон, но Федерико списал это на общее волнение и явную робость, которую Виолле испытывал в его присутствии. Что ж, начало положено!       — Итак, о чем бы вы хотели узнать подробнее?       Собеседник немного замялся, но быстро спохватился:       — Про дресс-код! Мне один из ваших сказал, мол, это значит, что нужно поприличнее одеться. Это как?       Юстициар задумался. Текст официальных приглашений утверждался в метрополии, представители которой вряд ли бы сочли по-спартански обставленную лачугу того же Виолле жилым помещением. У большинства дэронов не просто не имелось лишних вещей — часто не хватало и необходимых, так что на правила дресс-кода Федерико давно и плотно закрыл глаза. Осталось только как-то донести это до юноши — и желательно в вежливой форме.       — Данный пункт касается скорее представителей нашей делегации. Видите ли, на подобных мероприятиях лично мне, к примеру, предписывается заменять обычную епитрахиль на парадную, остальные братья тоже должны самим своим видом демонстрировать проявление уважения. По нашему уставу это делается в том числе и через элементы одежды, но поскольку у вас такого обычая нет, беспокоиться не о чем.       Однако юношу явно что-то беспокоило, и после довольно длинной паузы он сдался:       — А «епитрахиль» — это куда?       Бровь Федерико в непонимании изогнулась, но, прогнав вопрос несколько раз в голове, он понял, к чему тот был задан:       — Епитрахиль — элемент моего облачения, шелковая лента на шее, которая носится поверх основного наряда. Похожа на незавязанный шарф, возможно, вы слышали другое её название — стола.       — Не, не слышал. Хотя епитрахиль запоминается лучше, тут без вариантов.       Решив поскорее перевести внимание на что-нибудь другое, юстициар вновь предложил Виолле взять конфету. Ему показалось, или юноша какое-то время медлил? Однако второй фантик успешно был скомкан и брошен куда-то в сторону, а уроки дипломатического поведения продолжились:       — Ты, в смысле, вы, до этого сказал, что главная суть этикета — «не привлекать к себе излишнее внимание». А что делать, если мне как раз внимание и нужно привлечь? К примеру, не знаю, вино отравлено или отлить срочно понадобилось?       Да уж, примеры получились очень интересные.       — В таком случае полагается несколько раз негромко кашлянуть. К вам поспешит официант, ему и изложите вполголоса свои подозрения или пожелания.       Явно о чем-то вспомнив, юноша тут же поинтересовался:       — А если он окажется наемным убийцей, его можно сразу зарезать, или это невежливо?       — Безопасность гостей — наш главный приоритет, но, если подобная неприятность таки случится, вы вольны реагировать в первую очередь из соображений самозащиты. И да, не смотрите на меня, угощайтесь — это всё вам.       Виолле задумчиво проглотил еще одну конфету, и юстициар невольно отметил, что щеки его начали потихоньку розоветь. Однако следующий же вопрос пролил свет на причину этого явления:       — А Кай там тоже будет?       Видимо, юноша был одним из многочисленной армии поклонников Искателя, и Федерико не оставалось ничего иного, кроме как разрушить его надежды:       — Мы отправили приглашение, но ответным письмом нас известили об обнаружении следа одного из Владык, считавшегося погибшим, поэтому сейчас внимание нашего общего друга полностью поглотили проблемы неких растительных женщин с далекого юга. Полагаю, рассчитывать на его участие не стоит.       Быстро слопав следующую конфету, Виолле с подозрением уточнил:       — То есть Кай сейчас где-то на тропическом острове в окружении полуголых красоток?       — Расследует серию загадочных инцидентов, да. Но, полагаю, в описании антуража вы не ошиблись.       — И ты, в смысле, вы, так спокойно об этом говоришь? И что, прям даже совсем не ревнуешь?       Федерико аж обмер:       — А должен?       — Так ведь вы ж с ним это… того самого, — залившись краской окончательно, пояснил Виолле, сопроводив пассаж парой крайне недвусмысленных жестов. И тут до юстициара дошло.       — Дайте угадаю — вы общались с дамами из моего фан-клуба?..       — Не то чтобы прям общался, скорее пару истерик наблюдал… Да и к тому же весь Каллазар уже в курсе. Оно и понятно, конечно: вы — мужчина видный, Кай тоже не лыком шит, хоть и кажется несколько, ну… Попроще, нашенским. Но два спасителя Фейтона — это ж, считай, сама судьба! Логично, что вы вместе.       Глаз Федерико нервно дернулся:       — Роман с Искателем — не более чем неудачное прикрытие моего личного нежелания в каждом темном углу натыкаться на очередную взволнованную леди с глубоким декольте. Поверьте, это немного не то будущее, к которому готовят молодого жреца, и уважаемый Кай просто решил пресечь череду моих злоключений, правда, породив при этом несколько других.       — Вот оно чё… — протянул юноша, шурша пятой конфетой. — А я-то всё гадал, когда ж вы видитесь, если он только к мастеру заточки и бегает… Хотя странно. Мне, если честно, казалось, что зазноба у него всё-таки есть: больно часто отключается, глядя в пространство, и морду такую лиричную при этом делает, аж пинка отвесить хочется.       К этому моменту у Федерико уже сложилось стойкое понимание, почему Виолле возжелал узнать побольше об этикете, но с каждой минутой лишь крепли сомнения, насколько лично он — или даже боги, в конце-то концов, — могли бы помочь юному дэрону в этом вопросе.       — Полагаю, в такие минуты он размышляет об Амане, с которым мне когда-то повезло учиться вместе. Вы о нем слышали?       — Ха, тыщу миллионов раз! — хмыкнул Виолле. — Кажется, он о своем пропавшем друге разве что кустам на болоте не расска… Вон оно что, — протянул понимающе боец Авесты. — Не просто друге.       — Смею так полагать, — смиренно кивнул Федерико.       — А ведь реально, тогда всё сходится! — резко оживился Виолле и потянулся за следующей конфетой. — И то, почему Фейтон спасать вписался буквально с порога, и почему угрозы в нас, дэронах, не видел. Блин, это ж что же получается, если бы не их любовь, мы бы все уже померли?..       — А я бы наломал дров, прикрываясь благими соображениями, — как и печально известный Томиас де Овемар. Полагаю, любовь помогла Каю взглянуть на дэронов по-новому, а его пример повлиял на меня. Воистину, пути Руфеона неисповедимы. Каждому он отмеряет то, что тот должен нести, но порой люди решают, что данное им от рождения ниспослано богом по заслугам, а не для того, чтобы выразить признательность миру и помочь обделенным. Искупление важно, но целый народ, от мала до велика, не должен страдать веками. Мир не просто должен простить и принять дэронов, мы должны помочь вам простить и принять самих себя, — и, смутившись под восторженным взором, поспешно добавил: — По крайней мере, порой мне так кажется.       Но в его речах Виолле предсказуемо привлекло нечто совсем непредсказуемое:       — Слушай, а можешь объяснить подробнее про ваши церковные шашни?       — Церковные шашни? — недоуменно переспросил Федерико, наблюдая, как фантик седьмой конфеты улетает в угол к коллегам.       — Ну кто с кем мутить может, а с кем нет, — пояснил юноша и, так и не дождавшись понимания, продолжил: — Короче, смотри: вот Аман — он жрец и дэрон. Они с Каем могут в рейд на двоих ходить, если ты-вы понимаешь, о чем я, или как?       Юстициар буквально кожей ощущал, что ступил на тонкий лед, но разгоряченный собеседник не унимался, и оставалось только радоваться, что диалог происходил с глазу на глаз: послушникам такое явно пошло бы не на пользу.       — Вроде бы двое мужчин вполне могут, насколько я знаю…       — Не-не, ты-вы не понял. Мочь — могут, тут сложного ничё нет. А церковь-то что скажет?       Церкви в лице Федерико очень хотелось сказать, что лично он на такие вопросы не подписывался, но стоило представить, как завтра юноша совершенно невинно интересуется подобным во всеуслышанье во время банкета, и слова полились сами собой:       — Обет безбрачия, почему-то по умолчанию приписываемый мирянами большинству братьев и сестер, является абсолютно добровольным. Если Аман не принимал его, то никаких вопросов со стороны церкви нет и быть не может: любви в этом мире и без того слишком мало, чтобы мы имели право брезговать какими-либо её проявлениями. Для верующих большее значение имеет тот факт, что он, будучи дэроном, принял сан, но в моем представлении это, напротив, вдохновляющий пример, служащий ярким доказательством сокрытого в вашем народе света.       На него посмотрели с прищуром:       — То есть вернись Аман, им с Каем ничего не помешает?       — Если не считать орд фетранийских демонов, вероятный конец света и некоторую проблематику с ересями внутри шеакрийской церкви — то да.       Эту мысль Виолле заел аж двумя конфетами. Щеки его окончательно раскраснелись, вероятно, из-за предмета обсуждения, однако тему он сменил не сказать чтоб успешно:       — А вы-ты этот обет безбрачия давал?       Юстициар почувствовал явный подвох и попытался выкрутиться:       — Сама идея послушания подразумевает не кичиться принятыми обязательствами…       — А если не давал, то зачем от девчонок бегал?       Федерико всё-таки сдался:       — Сами подумайте, какой вышел бы конфуз! Я, отправленный для урегулирования ситуации и налаживания отношений между народами, — и вдруг воспользовался бы наивностью и неопытностью кого-то из местных уважаемых дам. Подобную вопиющую безответственность нельзя…       — Да тут уж скорее бы тобой воспользовались.       — Что, простите?       Но собеседник, активно сжевав следующую конфету, явно ушел в свои мысли:       — Обет безбрачия не давал. Готов скорее с Искателем встречаться, чем с девушкой. Дэронами, опять же, не брезгует… Еще и сам в гости вызвался. И епитрахиль ввернул. Определенно, знак.       Под непонимающим взглядом юстициара Виолле сжевал предпоследнюю конфету и попытался отложить коробку на стол, но внезапно потерял равновесие, чуть не упав. Среагировавший на автомате Федерико успел его подхватить, почувствовав какой-то знакомый сладковатый аромат. Юноша, однако, не спешил ни принять более устойчивую позу, ни тем более отодвинуться. Напротив — зачем-то приблизил лицо к юстициару вплотную и недолго думая страстно его поцеловал.       Федерико замер, банально растерявшись. Одно дело, когда на тебя из темноты выпрыгивает обезумевший фанатик, и совсем другое — когда миловидный собеседник внезапно переходит к активным действиям. Последнее со жрецом случалось не часто, и какое-то время ушло на осознание самого факта, а после — на попытки мягко юношу отстранить. Разгоряченный Виолле воззрился на него с недоумением и почти детской обидой, а Федерико обратил наконец внимание на странное послевкусие, оставшееся от поцелуя. Немного резковатое и…       Придерживая одной рукой чуть пошатывающегося дэрона, юстициар дотянулся до стола и изучил коробку подаренных конфет, внутренне застонав. Ну да, шувьердские. Слеза Сириона в шоколаде, изумительный деликатес с элитнейшим ликером, лимитированная коллекция. Конечно, к алкоголю местным жителям было не привыкать — хоть «кровавый кулак» и валил с ног любого из неподготовленной церковной братии, но сами дэроны от него почти не пьянели. Секрет Федерико рассказали быстро: сало лекротты, сопровождавшее подачу и служившее обязательной закуской, идеально обволакивало стенки желудка, мешая алкоголю усвоиться. По всему получалось, что здесь и сейчас юстициар скормил юному дэрону, хорошо если завтракавшему, почти полную упаковку конфет с одним из крепчайших напитков Акрасии — и даже этого не заметил. Его не насторожили ни покрасневшие щеки, ни явно странное поведение собеседника… М-да, Федерико, тебе самому не мешало бы отбросить десяток-другой стереотипов об этом народе.       Включив дипломатичность на максимум, юстициар поинтересовался:       — Как вы себя чувствуете? В сон не клонит?       Виолле аж просиял, и жрец понял, что опять промахнулся.       — Еще как клонит! — зашептали ему с подозрительным жаром. — Как насчет быстренько раздеться и в кроватку?       Такое дошло даже до Федерико:       — Предложение крайне лестное, но при всём желании согласиться на него я не могу: вы пьяны.       — И что?       А я и без того дров наломал, — хотелось ответить юстициару, но воспитание взяло верх:       — В текущем состоянии вы не вполне отдаете себе отчет в собственных поступках и можете пожалеть о них впоследствии.       — Неправда! Я точно знаю, чего хочу!       — И всё-таки я предлагаю повторить этот разговор завтра, когда вы протрезвеете.       Обида и алкоголь отлично усиливали друг друга, и Виолле понесло.       — Ты говоришь так только потому, что на самом деле я тебе не нравлюсь и ты считаешь меня омерзительным?!       Федерико растерянно развел руками:       — Нет?       — Да! И тогда я тебя тоже не люблю! Совсем, вообще!       — Мне кажется, у вас истерика. Может быть, прохладный душ поможет прийти в норму…       — Это тебе нужен душ! — выпалил Виолле, не глядя схватил со стола чернильницу, рванул пробку и резво плеснул юстициару в лицо. Волосы жреца мгновенно превратились в черную каракатицу, чьи щупальца бодро поползли по шее вниз — прямо на парадный камзол и несчастную епитрахиль с прочими знаками отличия. Пытаясь исправить содеянное, юноша не придумал ничего лучше, чем поспешно вылить на собеседника графин с водой, после чего наконец осознал свои действия и окончательно стих в ужасе.       Федерико, однако, словно бы и не рассердился. Внимательно изучил взглядом Виолле, тяжело вздохнул и подытожил:       — Как я вижу, вы успокоились. Не подскажете, где ванная комната? Полагаю, одежду определенно стоит замочить.       — В коридоре сразу направо. Не ошибешься, других дверей нет, — вяло пробормотал тот в ответ.       Жрец попытался натянуто улыбнуться:       — Я недолго. Пожалуйста, воздержитесь до моего прихода от необдуманных действий, — и, немного помедлив, добавил: — А лучше — вообще от любых.       В ответ кивнули, и, пытаясь сохранить хотя бы крупицы достоинства, Федерико прошествовал к умывальнику. Из зеркала на него глядело нечто, напоминавшее мокрого и грязного воробья, и пока юстициар снимал одежду, тщательно полоскал и, залив водой, пытался оттереть чернила хотя бы с лица, времени на подумать оказалось предостаточно. Определенно, ситуация складывалась отвратительная: воспользовавшись своим влиянием (а раз оно у него есть — значит, воспользовался, тут отпираться нечего), он напросился в дом к юноше, напоил его, практически толкнул на внезапное признание и совершенно растерялся, когда оное случилось. Нужно спасать положение. Во-первых, проследить, чтобы Виолле больше ничего не натворил. В идеале — погасить возникшую неловкость. Во-вторых, позаботиться о его дальнейшей судьбе, дабы конфуз, вызванный неосторожными действиями старшего по рангу и возрасту, не принес ощутимых репутационных рисков. И, в-третьих, обеспечить ему безопасность, покуда он пребывает в столь плачевном душевном состоянии. Умываясь и коря себя, Федерико постепенно вырабатывал план дальнейших действий, которые включали всю посильную заботу, на которую способен вежливый и вдумчивый взрослый человек.       Вернулся жрец, отчаянно прикрываясь самым большим из найденных полотенец, из-под которого нет-нет да и проглядывало исподнее: кажется, экономили в Фейтоне на всём. Заплаканный Виолле (господи, неужели из-за случившегося?) уставился на него более чем откровенно, даже рот раскрыл, и юстициар поймал себя на подозрительном самодовольстве по этому поводу. Что ж, восхищение всегда приятно, разве нет? Конечно, общее направление предыдущей дискуссии оказалось довольно неожиданным, но, в конце концов, одно дело обезумевшие дамы, напридумывавшие себе черт-те что, и совсем другое — симпатичный молодой дэрон, с которым вы оба прошли через сражения с фетранийскими легионами…       И который уже достаточно настрадался из-за одного оболтуса. Федерико, соберись!       Решив, что терять уже нечего, юстициар взялся прояснить ситуацию:       — Мой отказ так сильно вас расстроил?       — Не в этом дело. Просто… так тупо получилось. Я вроде как почувствовал, что всё ок, сам себе что-то напридумывал, разоткровенничался, напрыгнул, еще и чернилами облил… Я всё запорол, да?       На него смотрели крайне жалобно, а потому Федерико сказал как есть:       — Ваши действия, несомненно, были несколько импульсивны, но, полагаю, списывать со счетов мое полное невнимание к происходящему тоже не стоит. На правах старшего я должен был сразу брать ситуацию под контроль и не допускать всего, во что ввязал вас по собственному неразумию. Да взять те же конфеты! Я бездумно схватил первую попавшуюся коробку, показавшуюся презентабельной, даже не удосужившись изучить начинку. Естественно, что вы не признали алкоголь: с чего бы? Да в Фейтоне за деликатес сойдет любое блюдо, которое не пытается убить тебя в ответ! Я не сумел отследить ваше настроение, не перевел разговор в безопасное русло, пока это было возможно, и совершенно растерялся во время истерики. Поверьте, я очень трезво смотрю на произошедшее и четко понимаю одно — гордиться тут решительно нечем.       — Ну я тоже хорош, — тихо добавил Виолле.       — Не вините во всём себя, я вас очень прошу. Поддаться светлому чувству не самый дурной поступок, тем более что вы явно рисковали больше моего. Но учитывая, что мы оба сейчас в несколько смущающих обстоятельствах, на мой взгляд, лучше продолжить разговор утром, когда каждый отдохнет и хотя бы немного обдумает всё случившееся.       — И ты что, прям так к вашим пойдешь? — оторопел дэрон, глядя на полуголого жреца.       — Если честно, я уповал на ваше гостеприимство. Но если прошу слишком многого — придумаю что-нибудь, не волнуйтесь.       Паника и надежда сменяли на лице Виолле друг дружку:       — Но у меня всего одна кровать, и та тесная…       — Поверьте мне, монастырские кельи порой не могут похвастаться и этим. Дабы вас не стеснять, я могу устроиться на полу.       — Может, лучше я?       — При всём моем уважении — не в текущем состоянии.       — И если я разрешу, ты что, прям реально тут и заночуешь?       Лицо Виолле на секунду выдало нечто, больным гвоздиком кольнувшее сердце жреца.       — Конечно. Полагаю, уйди я сейчас, и на душе каждого из нас остался бы огромный камень.       — Ага. Очень точно сказано, — промолвил дэрон и с жаром добавил: — В общем, я только за! Правда. И мне очень жаль, что так получилось.       — Не волнуйтесь, это сугубо взаимное дипломатическое фиаско. И только вместе мы сможем найти из него выход.       Кивнувший чему-то своему после этих слов Виолле засуетился, разулся и устроился спать как был, в одежде, предоставив юстициару единственное одеяло. Улеглись практически сразу, но, несмотря на усталость, сна Федерико не чувствовал ни в одном глазу. Судя по всему, его гостеприимный хозяин тоже: дэрон только и делал, что ворочался с боку на бок, и минут через двадцать жрец не выдержал:       — Вам не спится?       — Я боюсь, — тихо промолвили откуда-то сбоку.       — Чего?       — Старшие мальчишки рассказывали, что к тем, кто плохо себя вел, по ночам приходят кролики и уносят их в свое логово.       Впечатленное молчание было ему ответом, и Виолле продолжил:       — А ты видел кроликов?       — Пару раз в жизни.       — У них правда большие зубы?       — Ну, в целом да, — честно ответил юстициар, не представляя, как выкручиваться из ситуации. Что-то подсказывало, что даже наличие длинных ушей или маленького хвостика-помпона будет расценено как исключительно угрожающие детали.       На кровати вздохнули, и Федерико поймал себя на безумной идее:       — Обычно испуганным детям становится спокойнее, если с ними рядом кто-то есть. Полежать с вами?       — А можно?       — Полагаю, после всего, что мы учудили, это точно будет меньшим из всех зол.       — И ты не боишься?       Этот вопрос юстициар обдумал еще во время недобровольного купания:       — Я полагаю, что вы не из тех людей, которые пытаются воспользоваться положением или принудить другого силой. Собственно, весь конфуз возник из-за того, что я, совершенно о том не думая, подал вам сомнительные знаки, а вы считали их как взаимный флирт. Здесь и сейчас я вижу, что вам ненаигранно страшно, и хотел бы вас как-то успокоить.       — Спасибо. Ну, я и вправду был бы рад, тут ты прав. Давно с кем-то в одной постели не спал, отвык уже.       В очередной раз сомневаясь в собственной идее, юстициар встал, забрал с пола одеяло и лег рядом с Виолле. Кажется, и вправду подействовало — постепенно дыхание дэрона выровнялось, и он заснул.       Федерико вздохнул, осторожно приобнял дэрона и задумчиво посмотрел в потолок. В принципе, ночные бдения были ему не в новинку, в семинарии их устраивали постоянно, но одно дело до рассвета молиться в келье, и совсем другое — спокойно лежать полуголым на одной кровати с до истерики влюбленным в тебя юношей. Определенно, такой уровень смирения плоти монахам и не снился, но, пожалуй, включать его в списки испытаний было рановато.