Через тернии, провода

— Значит, выбрал? — Выбрал. Шаст кивает и затягивается, прислоняясь виском к оконной раме. — Ну, молодец, что сказать. Так тебе будет намного проще, да и к тому же… — Да и к тому же, заткнись. Арсений вежливо приподнимает брови. — Прости? Замкнувшийся в себе, обхвативший себя свободной рукой, одетый в Эдовскую толстовку, весь такой не его, чужой и далёкий, Шаст растягивает метафорическую пропасть между ними, щурясь и сдвигая брови: — Заткнись, говорю. Очень коротко, Арс: я в тебя влюбился без памяти, ты меня трахнул. Я тебе говорю — люблю тебя, ты мне говоришь — иди нахуй. Молчишь, игноришь, как щенка ебливого в лужу носом тычешь. Я тебе говорю — окей, давай просто вместе будем, ты идёшь и по третьему кругу Серёженьку своего ебёшь. Тут Арс про себя коротко хмыкает, потому что кто кого ебёт — большой вопрос, но шутки, конечно, оставляет неозвученными, только трёт переносицу. — Потом опять приходишь и говоришь, я всё не так понял. Я всё так понял, Арс, просто не сразу. А ты заткнись. И проваливай, пожалуйста, по возможности. Синхронный вздох — один уставший, другой вымученный и разочарованный. — Я думал, хотя бы ты… — Сможешь меня понять? А? Это сказать хотел? Что понимать-то надо, если ты член у себя в штанах удержать не можешь и морозишься от меня похлеще Эльзы? И Попов отступает. Его капитуляцию видно в том, как расслабляются на лбу глубокие морщины, залегшие там с момента, как он пришёл и поимел удовольствие наблюдать за поимевшим Антона Выграновским. Неожиданно даже для себя он бросает нормальным, а не обыкновенным своим пронизывающим тоном: — Ты начинаешь говорить, когда тебя что-то злит. И только тогда я тебя вижу по-настоящему. Почему? — Потому что, Арсений Сергеевич, когда мы не срёмся, ты меня не слышишь. Шаст тушит бычок об карниз и на Попова не смотрит. Не хочет. Не может. — Послушай. Арсений тянет к нему руку, касается плеча, голой кожи на шее над горлом толстовки, насильно поворачивает вихрастую голову к себе и заглядывает в глаза. — Правда, послушай. Я знаю. Знаю, что я хуёво со всем этим справился. С нами. И ты сделал отличный выбор. Антон сдавленно стонет от раздражения и закатывает глаза: вот опять эта ёбаная жертва строит из себя сломленного, ошибившегося мальчика-которого-надо-простить-и-понять. Это невыносимо, как сам Арс невыносим из этой квартиры, но холодные пальцы всё равно трогают будто не кожу, а голое сердце. Первый раз в голову приходит мысль — это совсем-совсем не здоровая хуета. — И я его принимаю. Я сейчас уйду. Уйду, уеду. Разберусь с собой, починюсь, приведу всё в порядок, слышишь? А потом попрошу тебя встретиться. Не знаю, когда, но когда-нибудь обязательно. Пожалуйста, не отказывай мне тогда. Он совсем близко — носом практически касается носа, дышит в губы — стоит и покачивается, смотрит ледяными озёрами и для расшатанной нервной системы этого настолько много, что Шаст рвётся, выдирается и отходит от Арсения на несколько шагов назад. Смотрит на него, долго и тяжело, слушает, как колотится его и чужое сердце, кажется, прямо где-то под ухом, а потом кивает. — Ладно. Ладно, я с тобой встречусь. Только сейчас уходи. И Арсений ушёл. Но Арсений ушёл не навсегда, а только оставив в выловленной некогда рыбе стальной крючок, чтобы дырка в жабрах не могла зарасти сама. *** Когда дверь за Арсением закрывается, Эд осматривает Шастуна долго и с любопытством. Небрежно, за язвительностью скрывая уязвлённость, спрашивает: — Ну, шо? Сосались? И Антон отрицательно дёргает головой, пряча свою доверчивую улыбку у Эда на тыльной стороне ладони. Касается губами шершавой кожи сверху, тонкой и нежной — внутри, прикусывает выпирающую венку у запястья и вместе с тем выдыхает. Арсений Попов может катиться к чёрту со своими обещаниями и просьбами, которые ни для кого ничего не значат. А у него в голове — Эд и порядок. Ну, настолько, насколько эти две вещи могут сочетаться между собой. А Выграновский расцветает. — А чего так? — Ну я ж не дебил, выбирать одного и с другим сосаться. Мне ты нужен. Весь такой симпатичный, охуенный… — Недалекий. — Одинокий. — Трахнем его? И они заливаются: цитировать хором пупы — залог здоровых отношений. За смехом приходят облегчение и всепоглощающая нежность. Выграновский чувствует себя важным, выбранным, единственным, тем, кого оказались достойны, и благодарит за это чувство, как умеет: хватает тонкого, как лозу, Шастуна поперёк туловища, жмёт его к стене и ходит губами от ключиц до тонкой кожи у загривка, от сосков до трогательно щекотной на пробу складки у тазовой косточки. Шастуну кажется, никто ещё не целовал его так, будто действительно любит, и никто его так не брал, не расставшись ещё со штанами. С Эдом, оказывается, не страшно чувствовать себя глупым или чего-то просить. Он только стонет глухо, когда Антон тянет его руку к себе в волосы, чтобы направлял и учил, как сделать ему правильно. Член мягко проскальзывает в глотку, Выграновский крепко держит его за затылок, жмурится и шипит. Потом всё меняется: на коленях оказывается Эд, вокруг сжатого кольца мышц становится до стыдного мокро, и, когда даже трёх пальцев внутри становится недостаточно, они всё же добираются до дивана. Антон не помнит, чтобы когда-нибудь скулил и упрашивал «выебать его уже, пожалуйста, поскорее», а Выграновский — любитель поиграть на нервах. Он готовит его долго, упорно и, на самом деле, довольно мучительно. Впитывает эту картину: Шаст, потерявшийся в своих ощущениях, беспорядочно вертится, воет и насаживается на его пальцы и язык, затроганный, залюбленный, совершенно беспомощный, весь блестящий от смазки. И берёт он его под стать настроению — медленно, жёстко, с медицинской точностью прихватывая за горло в нужный момент. А потом такого, рассыпавшегося от оргазма, усыпляет у себя на плече. Внутри у Выграновского от вида затраханного сопящего Шастуна спокойно и мирно. Он взял своё, он получил, что хотел, стал единственной звёздочкой на его личном небосклоне, и теперь всё будет иначе. Теперь у Антона будет совсем другая жизнь — спокойная, счастливая, предсказуемая. Уж он-то об этом позаботится. *** Через неделю, сидя на этом диване, вещи собирает Арсений, чтобы уехать в Питер. И никто ему не мешает: Эд просто уводит Антона, оставляя уходящему его «персонал спейс». А через три года раскладывает мелочи по коробкам сам Выграновский. За такое время, как оказалось, они с Шастуном успели много чего нажить: набегает уже на целый фургон. И, конечно, всю неприятную, пыльную работу он скинул на дорогого Скруджи — на кого же ещё? Нашёл себе другое занятие. Более важное. Эд сгребает с полки коллекцию фигурок из коллабы Марвел с Киндером. Вспоминает, как Антон гонял его и гонялся сам за долбаным Человеком-пауком, собрав вместо этого аж шесть одинаковых енотов. Они тогда даже поругались, хотя обычно этого не делали. Одному хотелось, чтобы ему не мешали впадать в детство и заниматься всякими тупыми и бессмысленными вещами, другому — объяснить, что эта фигня не стоит того, чтобы в час ночи ехать в «Ленту» на другом конце города за новой поставкой, где Паук «стопудово есть, Эд, блин». Они и правда редко ругались, много трахались, пересмотрели «Как я встретил вашу маму» от начала и до конца пять раз за эти три года, сделали в «нехорошей» квартире ремонт, выветрили оттуда тусовки, гарь, вымыли грязь. Эд отвёл Шаста к психотерапевту, который и из его башки тоже всё вычистил и вытряхнул, а потом пару ночей он, бедняга, не спал и скулил от осознания того, как Арс в нём поковырялся, как Арс в нём много сломал. Первое время Антон и вовсе от Эда не отходил, вился рядом с ним, как настоящий Тотошка, а тот его чесал, гладил, кормил и выгуливал. Потом всё наладилось. Они и правда редко ругались, но один раз, году ко второму, чуть не расстались, потому что Антон начал забивать на учебу, больше работать, а Эд хотел, чтобы у него был диплом и хорошее будущее. Где-то между криками «ты мне не мать» и «я же для тебя хочу, как лучше!» было сказано много обидного про то, что он, Выграновский, его на себе тянет и тянуть будет, чтобы жизнь Шастуновская была простой и лёгкой. Потом долго молчали. Много думали. Отвели к терапевту и Эда тоже. Справлялись, в общем. Делали всё, что могли. Справлялись до тех пор, пока была возможность. *** Арсений не появлялся поблизости всё то время, что Антон и Эд учились сосуществовать. Лечился, работал, рвал с Лазаревым, которому для статуса и повышения вдруг понадобилось жениться на хорошей девушке и завести не менее хорошего сына. Но своё обещание выполнил: найдя себе новую работу, крутую и классную, вернувшись ради неё в Москву, он Антону написал. Написал, и всё пошло наперекосяк. *** Со вздохом затянув замок последнего чемодана, Выграновский огляделся в опустевшей квартире. Его ждали билеты на поезд, но перед этим в ментальном календарике была отмечена ещё встреча. За МКАДом, у «Алабушевской», его через час будет ждать Попов, и в этот раз продинамить его нельзя.