Becoming Whole

      Погода всё больше портится. Дождь усиливается. У Джису есть зонтик. Джуён смотрит на косые капли, всё чаще ударяющиеся об окна. На то, как деревья за ними склоняются из стороны в сторону. Джуён любит такую погоду. Наскоро сделав очередное домашнее задание, Джуён выходит в коридор. Им остался один урок. После они с Джису должны будут сесть и поговорить. Он предполагает, что Джису отведёт его куда-то. Джуён оказывается в проходе между корпусами. Останавливаясь возле окна, он смотрит на то место, где они с Джису сидели, пробовали круассаны. Он думает о том, с каким лицом Джэхён разговаривал с тем парнем, имени которого он не знает. Эта компания. Они знают что-то, Джуён уверен. Ему нужно спросить об этом.              — Какие люди, — Джуён чувствует скользящее прикосновение к своей талии, прежде чем напротив него оказывается тот, о ком он только что подумал.              Джэхён прислоняется к подоконнику, улыбается.              — Какие планы?              Джуён снова смотрит в окно. Лавка, на которой они с Джису сидели, насквозь мокрая. Он может представить себе, как они с Джэхёном, закрывая головы рюкзаками, бегут через весь город, только чтоб оказаться на территории закрытой начальной школы, влезть в домик, что напоминает ему о детстве. Как Джэхён скажет что-нибудь о том, как ему холодно из-за того, что он промок. Как он полезет греться. Как Джуён ничего не сделает с этим. Как Джэхён, вероятно, попытается его поцеловать.       Джуён качает головой:              — Джису.              — Джису? — сначала повторяет с улыбкой. Джуён не улыбается в ответ. И, спустя пару секунд, до Джэхёна доходит. Он хмыкает.              — Что в этом смешного? — Джэхён смотрит в противоположную Джуёну сторону, продолжая ухмыляться. — Что? — повторно спрашивает. Настойчиво. Желая получить ответ.              В этом маленьком переходике помимо них сейчас никого. Даже несмотря на количество окон с обеих сторон, освещён он тускло. Звук разбивающихся о стекло капель, отдалённый шум голосов. Расстояние между ними — меньше пятидесяти сантиметров.              — Это плохая идея, вот что.              — Почему? — Джуён искренне не понимает.              — Потому что я знаю об этом больше тебя. И мне нужно, чтоб ты ко мне прислушался, — его лицо не выглядит ни дружелюбным, ни враждебным в этот момент. — Когда я говорю, что это плохая идея, ты должен понять, что я не стал бы говорить этого просто так.              Джису права. Он не станет помогать. Джуён смотрит на свою руку, лежащую спокойно на подоконнике. Суховатая кожа, крупные костяшки. Знакомое чувство, что пришло за ним и сюда. Он озвучивает мысль констатацией:              — Так ты веришь в то, что Рюджин могла вот так просто сбежать.              Что-то — возможно, его интонация, — заставляет Джэхёна отшатнуться, отойти от подоконника. Джуён не отступается. Слова его — спокойный ручей:              — Джису тоже знает об этом больше меня. Почему я должен прислушаться к тебе, а не к ней? Она переживает. Она звучит довольно уверенно. Если бы мне вообще сказали выбирать, я бы сказал, что это ты ведёшь себя странно, — Джуён переводит взгляд на Джэхёна. Смотрит ему в глаза.              — Я не говорил, что Джису ведёт себя странно, — Джэхён хмурится, уголки его губ опускаются вниз. — Но она не знает Рюджин так, как её знаю я.              Джуён понимает, что Джэхён имеет в виду. Соседи, общая компания. Слова Эрика о том, что тот район — неблагополучный. Джуён видел его, он знает. Колготки Рюджин, след от зубов на её бедре, у самой кромки юбки. Дорога, которой она всегда шла домой.       Но, в то же время. Слова Джису. Их неоспоримая близость. Рюджин, чистившая апельсинку, совершенно не вяжется с этим. Джуён говорит:              — Да, потому что она знает её по-другому.              Джэхён выглядит оскорблённым. Отшатывается ещё больше.              — Ты просто, — он обрывает себя. И, вдруг, становится злее. — Знаешь, что. Я вижу, что ты делаешь, — он подходит ближе, понижает голос и щурится. — Ты ей потакаешь. Почему? Она тебе так сильно нравится? Или тебе просто нужно кого-то защищать, потому что ты хочешь быть тем героем, каким был для того парня из своей прошлой школы? Ты хоть понимаешь, что этим ты делаешь только хуже? Что ты делаешь это, только чтоб сбежать от себя и своих проблем? Ты эгоист.              Джуён ощущает приливающую волну. Она, эта волна, ни на что не похожа. Он не может зацепиться за неё, за её значение. Джуён помнит, как рассказал об этом. Накуренный, нервный, он сидел и говорил об этом кому-то впервые. Это противно. Это больно. Джуён хочет сначала сказать, что это неправильно. Что так нельзя. Но Джэхён выглядит так, словно не сделал ничего плохого. И Джуён — Джуён умеет делать больно в ответ. Он подходит ещё ближе. Настолько близко, что чуть нависает над Джэхёном, который пока ещё его несколько ниже. Смотрит ему в глаза. Тёмные, почти чёрные.              — Я не хочу ничего слышать от оболочки от человека.              Ещё один шаг назад. Слова имеют тот эффект, которого Джуён и добивался. Джэхён смотрит на него так, словно его предали. Джуёну хочется фыркнуть.              — Да пошёл ты, — отвечает Джэхён, обходит, задевая плечом.              Джуён этого почти не ощущает. Под звук удаляющихся шагов, смотрит в окно вновь. Из-за натиска ветра с дерева во дворе слетают пока ещё только начавшие желтеть листья.       

***

      Теннисный мяч с громким, противным звуком, ударяясь о ржавую железную пластину сначала летит вниз. Отскакивая от бетона, попадает прямо в руки Джэхёна.              — Да хорош уже, — Минхо, развалившийся на трибуне, причмокивает чупа-чупсом, пялится в телефон.              Ёнджун и остальные дурачатся, бегают, шутливо друг друга бьют. Джэхён смотрит вверх. Тучи никуда не делись, но дождь закончился. Чёртов Джуён.       Джэхён вновь бросает теннисный мяч. Тот повторяет ту же траекторию.              — Слушай, если ты из-за Рюджин, — начинает Минхо, роняя телефон себе на грудь.              — Не из-за Рюджин, — Джэхён прерывает резко. — Мы все знали, что так будет. Они два сапога пара. И она никак не могла отпустить тот факт, что он сбежал. Так что это было вопросом времени.              Минхо отводит глаза.              — Ну, да.              Джэхёну хочется сказать, что это он тут звучит грустно. Это он тут переживает. Но это напоминает ему о другом. Фрустрированный, он ещё раз бросает мяч. Траектория всё та же. Воздух сырой, тяжёлый. Джэхён, бросив мяч ещё раз, ругается.              — Я пошёл, — он подхватывает рюкзак. Минхо, резко подрываясь, спрашивает его, крича вслед: — Ты хоть придёшь сегодня? Что нам Мингю сказать?              — Приду, не переживай, — Джэхён бросает, не оглядываясь.              Его переполняет злоба. Быстро поднимаясь по широким, разбитым ступеням вверх, он застёгивает надетую поверх формы бордовую толстовку, обходит спортивный зал и движется к выходу. Ему не привыкать. Он и так почти всегда один. Ядовитое, дрянное чувство расползается у него внутри. Почему Джису? Почему он всегда выбирает Джису, а не его? Разве это не Джэхён его понимает, как никто? Разве это не с Джэхёном они чувствуют одно и то же? Почему она?       У остановки он видит худого, забитого подростка, что вынуждает его остановиться.              — Чего тут стоишь? — не скрывая враждебность голоса.              Он крепче сжимает лямки рюкзака. На пальцах по-прежнему есть пластыри. Он переносит вес на одну ногу. Джэхён думает о том, что, толкни его — и покатится кувырком вниз.              — Меня на машине забирают. У меня… Мне пока что нельзя ходить далеко одному.              Тёмные волосы. Впалые щёки, крупный нос, широко распахнутые глаза. Костлявый. Словно напрашивающийся всем своим видом на то, чтоб его засунули целиком в мусорный бак. Лучше бы Джуён его защищал. Вот уж у кого на спине ярко-красная мишень. Джэхён пожимает плечами.              — Ок. Пока.              Пешая дорога домой долгая. Джэхён рывками надевает наушники, включает музыку. Ему хочется орать, лупить, выместить всю свою злобу. Он чувствует себя глупо. Потому что Джису даже стараться не надо, чтоб добиться его внимания. Она просто есть, и Джуён выбирает её. Джэхён взмахивает ногой, как если бы ему было, что толкнуть вперёд. Камень или какую пустую жестянку. Это нечестно. Это несправедливо. Право быть выбранным — оно должно принадлежать ему.              — Оболочка, чтоб его, — Джэхён повторяет сквозь зубы. — Эта твоя оболочка в самом центре всего говна, сука.              Правду никому говорить нельзя. Даже зная это, Джэхён всё равно сказал. Если хочешь чего-то, сначала нужно что-то отдать. Этому его научил Мингю. Он тогда размахивал перед его носом прозрачным пакетиком и улыбался, пока все, кто стоял вокруг них, дико ржали.       Так и есть. Он — подобие человека. С тех пор, как не стало его брата. Джэхён просто рад, что не сказал хотя бы этого. Он сильней сжимает челюсть, вскидывает вверх голову. Погода отвратительная. Подстать ему.              Ёнджэ смотрит вслед явно расстроенному, агрессивному Хёнджэ. Или Джэхёну. Ёнджэ не знает, как его правильно звать. Он зовёт Хёнджэ, потому что так его зовёт Минхо. Минхо сказал, что это Мингю дал ему имя. Чтоб тот смог начать жизнь заново. Это звучало странно, но Ёнджэ побоялся что-то спрашивать.       В какое-то мгновение он думал, что его поколотят. Взгляд, чёрный, колючий, ещё хуже, чем то, как на него иногда смотрит Джуён. По крайней мере с Джуёном Ёнджэ знает, что выживет.       Наконец-таки вдалеке показывается машина. Ёнджэ ощущает облегчение. Он не может отделаться от скребущего чувства где-то глубоко внутри, но, по крайней мере, сейчас его заберут отсюда, он окажется в комнате, возможно — поговорит с Джуёном. Спросит, как он себя чувствует. Минхо с друзьями были угрюмыми все уроки. Ёнджэ тоже видел статью. Это грустно. Он бы не хотел, чтоб из его жизни кто-то вот так исчез.       Машина тормозит. Ёнджэ залезает на заднее сидение, потому что спереди сидят Дахе и Чеён.              — Как уроки? — Дахе.              Она сразу же искусно разворачивается, трогается. Ёнджэ смотрит в сторону уранового кратера, потому что по той же стороне шёл Хёнджэ. Возможно, они его ещё догонят. И тогда он увидит, с каким тот идёт лицом.              — Начали день с радиовещания директора. Со мной такое впервые.              Чеён включает музыку. Ёнджэ не обращает внимания ни на что, кроме вида за окном. Но Хёнджэ уже повернул и идёт спиной. Ёнджэ видит его всего мгновение, прежде чем машина сворачивает в противоположную сторону.              — Ну, здесь часто такое случается. Город-то не сильно располагает возможностями. Особенно когда дело касается беспризорников вроде неё.              Чеён поворачивает голову и на Дахе смотрит. Дахе на это не реагирует. Ёнджэ мельком смотрит на них, прежде чем уставиться в окно. Они проезжают кафе-мороженое, про которое Минхо ему как-то рассказывал. Даже предлагал вместе сходить, потому что там работает их подруга, может бесплатно дать им по шарику мороженого. Ёнджэ отказался.       

***

      — Итак, — Джису вырывает листок из своей тетради по корейскому языку.              Кафе-мороженое переполнено школьниками и гудит их бесконечной речью. На их маленьком столике стоит молочный коктейль, который заказала Джису, чтоб хоть как-то оправдать их присутствие. Джуён придвигается немного ближе. Джису щёлкает ручкой.              — Для начала нам нужно понять, когда именно она пропала. В пятницу она ушла от меня в десятом часу. Мы говорили с ней по телефону в субботу примерно в два, она сказала, что погода плохая и мы вряд ли соберёмся. Она не звучала расстроенно или зло.              Джуёну хочется сказать, что такое можно спрятать. Но, почему-то, пока что он решает промолчать. Джису рисует длинную стрелку и подписывает: «таймлайн».              — Так что для начала мы можем сказать, что это случилось между двумя часами субботы и, примерно, утром понедельника.              — А в сети она когда была в последний раз?              Джису достаёт телефон, проверяет. Говорит:              — В два часа пятнадцать минут. Она сказала мне, что ещё позвонит потом. Больше не заходила, — Джису цепенеет, гипнотизирует взглядом экран. Смаргивает. Выходит из приложения, блокирует телефон, помечает на длинной стрелке время. — Так. Мы должны узнать, откуда у твоей тёти информация о том, что Рюджин ушла из дома в пятницу вечером. А также почему её родители не предпринимали никаких попыток хотя бы попытаться узнать, где она. В смысле, я знаю, что они у неё… не самые лучшие. Но, всё же. Это ведь их ребёнок. Они должны были проверить, к кому она могла уйти.              — Или, — предполагает Джуён, — они знали точно, у кого именно она будет.              Они переглядываются. Джису медленно добавляет:              — Тогда получается, что человек, у которого она остановилась, может быть последним, кто её видел.              — Джэхён, — говорит Джуён. Джису мотает головой.              — Нет, его мама бы не позволила. Там всё слишком сложно, — она переворачивает лист и принимается составлять список имён. — Я знаю всех из их компании. И всех, с кем она просто дружит. Но даже если так, она вряд ли может к любому обратиться, — Джису вдруг сглатывает. Выдыхает через нос шумно. Сглатывает ещё раз. — Не ко мне, — зачёркивает своё имя. — И вряд ли к ней или к ней, — зачёркивает имена незнакомок. — И точно не к нему, — зачёркивает имя какого-то парня. — Джэхёна тоже вычёркиваем, потому что мама. Минхо, — Джису щёлкает ручкой. Джуён просто наблюдает за ней, размышляющей вслух. — Они близки. Я бы сказала, что… очень близки.              Джуён вспоминает укус на её ноге. След от зубов. Чёткий и свежий. Он спрашивает:              — А парня у неё не было?              — Что? Нет! — Джису хмурится. Как будто бы сама идея — бред. — Она ни с кем не встречается!              — Ладно, понял, — медленно отвечает Джуён. Джису продолжает:              — Есть ещё Мингю, но она бы не стала его ни о чём просить. Не после всего, что было, — бормочет. — Остаются, — Джису выделяет несколько имён. — Вот они. Соён и Наюн, Минхо, — она замолкает. Буравит взглядом лист. И, всё же, подчёркивает имя Мингю. Говорит Джуёну негромким, небрежным тоном: — Он к ней приставал, когда мы ещё в школе учились вместе. Я думала, у него щёки опухнут от того, как часто он от неё получал, — и, внезапно, она хихикает сама себе.              Её лицо, тем не менее, почти мгновенно приобретает иное выражение. Она смотрит в сторону окон, в конец помещения. Подростки взрываются хохотом, подростки ссорятся. Джису смотрит сквозь них всех. Потом, резко — на Джуёна. Говорит:              — Спасибо, что поверил мне. Так я не чувствую, что схожу с ума.              Джуён делает глоток не тронутого молочного коктейля. Он на вкус холодный и немного сладкий. Ванильный, что ли. Джуён думает о том, что, если бы у искренности и был вкус, то именно такой. Он пожимает плечами.              — Да не за что. На самом деле, — Джуён решает, что стоит поделиться этим. Возможно, это что-то ей даст. — В день, когда мне плохо стало, мы были вместе на крыше. Ну, ты знаешь, — Джису смотрит на него внимательно. — Мы с ней, вроде как, поговорили по душам немного. О городе. И она звучала как кто-то, кто, — Джуён пытается подобрать слова. — Вроде, как кто-то, кто не смог бы уехать, даже если очень хочется. Поэтому я решил помочь тебе.              — Помочь мне, — медленно повторяет. — Значит, Джэхён и правда… — Джису выдыхает. Закрывает глаза. Потом мотает головой. Проводит по его зачёркнутому имени пальцем. Медленное движение почему-то заставляет Джуёна подумать о том, как его мама проводила рукой по подписи в одной из своих книг. Джуён не может вспомнить, что именно там было написано. — Ну, ожидаемо. Ладно. Давай тогда решим, что делать. Можно спросить, — бросает беглый взгляд за спину Джуёна, — Наён, не видела ли она Рюджин. Они знакомы. Хотя её, вроде, отказываются принимать в компанию. Я не знаю подробностей, Рюджин один раз это буквально упоминала.              — Давай, — Джуён уже принимается подниматься, когда Джису, слегка испуганно, хватает его за запястье и тянет назад.              — Ты что? — тихо спрашивает она. — Надо ведь решить, что мы спросим!              — Я просто спрошу, что она думает о новостях. И узнаю, когда она сама её в последний раз видела.              — Но ведь, — Джису запинается, — все считают, что она сбежала.              — Ну. Да. Но я-то новенький в городе. Я могу прикинуться. Короче, — Джуён поднимается. — Оставь это мне.              Джуён выжидает, пока закончится очередь. Он помнит эту девушку. Она, кажется, работала и в тот первый раз, когда Рюджин и Джису его привели познакомиться с самым популярным у подростков местом в городе. Теперь Джуён знает и другие популярные места.       Кратер.       Заброшенный парк с вырытым пустым озером.       Спортивная площадка за школой.       Пустующие, недостроенные дома, своими мёртвыми глазницами наблюдающие за всем с противоположной от кратера стороны.              — Привет, — когда девушка освобождается, он облокачивается на пустой прилавок прямо перед ней.              — Привет, — она говорит довольно равнодушно. Окидывает его взглядом.              Разноцветные лампы за её спиной подсвечивают её волосы, идеальную кожу. На ней какие-то линзы, но не слишком светлые. Скорее, просто увеличивающие радужку. Она не выглядит так, словно принадлежит этому месту. Джуён думает о том, что она напоминает ему Рюджин.              — Ты ведь дружишь с Рюджин?              — Да, дружила, — медленно отвечает. Начинает хмуриться, расправлять плечи.              — Я тоже. Мы одноклассники. Сидим через проход. Мы, вроде, не были так уж близки, но как-то всё равно странно. Поэтому хотел ещё у кого-нибудь спросить про неё.              Джуён всё ещё чувствует привкус ванили во рту.              — А, — расслабляются плечи, брови. Она берёт тряпку, протирает прилавок. Джуён поднимает руки, чтоб ей не мешать. Замечает маникюр. Бежевый, вроде. С какими-то стразами. — Ну, мы не были прямо так уж близки. Мингю меня недолюбливал. Минхо говорит, что он боялся, что я займу её место. Как будто бы это возможно, — Наён фыркает. Грустнеет. — Да. Она даже не попрощалась. Ну, ладно ещё со мной. С остальными.              — А ты видела её вообще на выходных? Я просто пытаюсь понять, когда она уехать могла. Я тоже в городе был и её не видел.              Наён вдруг морщится. Смотрит на него, как на глупого. Джуён сжимает крепче челюсть, чтоб сдержать улыбку. Наён отвечает:              — Да она же запросто могла в обходную до остановки уйти и уехать. Там расписание автобусов до соседнего города висит. А оттуда вообще можно на корабль сесть и свалить к чёртовой матери.              — То есть, в городе она могла и не появляться?              — Ну естественно. Зачем ей вообще?              — Во-о-от как, — медленно тянет Джуён. Кто-то позади него проходит, идёт на выход. Он мельком смотрит. Это Джису. — Ну, окей, — он кивает. — Тогда понятно.              Наён наблюдает за тем, как он возвращается к столу, садится за него. Ему не нужно оборачиваться, чтобы знать это. Он выжидает ещё минут пять, пьёт молочный коктейль. Рассматривает неоновые вывески, прислушивается к разговорам окружающих.              — Если бы мне монетку давали за каждого пропавшего, — говорит кто-то рядом с ним. Джуён косится. Девушка болтает со своими подружками, перед каждой из них — по мороженому. — Я б уже накопила себе на новый телефон.              — Ты дура? — другая смеётся. — В собаках измеряешь, что ли?              — Во всех, — она засовывает ложку с мороженым в рот.              Тема сменяется на последний эпизод какой-то дорамы. Джуён, прежде чем встать и выйти, выбрасывает в специально отведённую урну использованный стаканчик.       Джису, стоящая снаружи, прижимается спиной к стене, подальше от окон. Джуён подходит к ней, становится прямо напротив. Над ней он нависает ещё сильней. Снова начинает моросить. Джису открывает зонтик, кивком просит подойти ближе. Ей приходится поднять руку, чтоб укрыть их двоих. Теперь он замечает, что на блекло-зелёном нарисованы какие-то замысловатые узоры. Что этот зонт с самой Джису как-то совсем не вяжется.              — Что она сказала?              — Что если Рюджин и правда сбежала, то вполне себе могла и не появляться в городе. Полагаю, это говорит о том, что эта Наён её тоже не видела.              — То есть, она имеет в виду, что Рюджин пошла в обходную?              — Что за обходная?              — Возле кратера. Или, точнее, через, — Джису выглядит так, словно съела горькую таблетку. — Она ненавидела кратер. Она всегда говорила, что он ещё более страшный, чем лес. Она терпеть не могла там ходить.              Джуён решает не говорить о том, что Рюджин, возвращавшаяся мимо леса, вполне себе могла идти и мимо кратера. Если дома настолько плохо. Это было бы не удивительно. Джису, покопошившись, протягивает ему свой телефон с открытым набором номера.              — Давай обменяемся номерами, потому что сегодня мне надо рано уйти домой. Из-за всей этой ситуации меня теперь, — она замолкает. — В общем, дай свой номер.              Джуён его вводит. Один прозвон спустя, у него появляется номер Джису. Она говорит:              — Только не пиши ничего такого. Только место встречи и прочее. Я постараюсь составить план действий на завтра, и после уроков мы всем займёмся.              — При желании можно было бы и пропустить.              Джису закатывает глаза. Склоняет на бок голову.              — Тебя Джэхён гадостям научил?              Джуён хмыкает. Джису, улыбавшаяся, опускает голову. Выдыхает. Сглатывает. Смотрит на Джуёна снова, но теперь у неё едва заметно краснеют глаза.              — Ладно. Ладно, — он знает, что она делает. Встрепенувшись, Джису говорит твёрдо: — Мне пора. За мной подъедут сейчас. Тебе лучше идти. Прости, что не могу проводить до дома.              — Ничего страшного. До завтра, Джису.              — Да, Джуён. До завтра.              Стоя на пешеходном переходе возле книжного, Джуён и правда видит проезжающую мимо него в сторону парка и кафе машину с тонированными стёклами. Джуён вспоминает, что хотел спросить Джису, что такая делала у того здания с психиатром внутри. Он думает написать ей об этом. Вспоминает её просьбу. Прячет телефон в карман.       

***

      Привычное отвращение. Окно с замком. Защёлка на двери снаружи. Уютно обустроенная, заваленная бессмысленными приобретениями, заброшенными увлечениями, проектами, которыми они занимались вместе. Наполненная воспоминаниями. Почти позолоченная. Отодвинув шкаф, он проверяет все свои запасные ключи. На всякий случай. Потом проверяет другую связку, лежащую в вентиляции. После — третью, что под половицей под его кроватью. Все на месте. И он знает, что было бы, если бы не было. Проверив, стоит посреди комнаты. Ещё раз мысленно проверяет их. Сильно трёт лицо руками — кожа аж краснеет. Пока что дома никого нет. Он ест остывшие макароны с сыром и наспех делает домашку, чтоб успеть со всем разобраться до того, как пересечётся с родителями. С матерью. У него много дел: нужно принять душ, высушиться, переодеться во что-то тёплое и свалить, чтоб часов в одиннадцать его насильно вернули домой. Потому что так, по крайней мере, ему не придётся быть с ними слишком долго. И потому что так, по крайней мере, ему не придётся до утра притворяться, что всё хорошо.       Чёрная бейсболка, тёплая красная толстовка, видавшие виды джинсы, тёплые носки. Ночь не должна быть слишком холодной. По крайней мере он на это надеется. Схватив велосипед, вытаскивает его на улицу. Пьяноватый сосед с ним здоровается, пытаясь ключом попасть в замок на воротах.              — Помочь? — Джэхён спрашивает из вежливости.              — Не, пацан. Езжай.              Снова моросит. Джэхён надевает капюшон. Он цепко осматривает знакомые улицы и дорожки. Прибивающуюся дождём к асфальту грязь, пыль, бумажный мусор. Прикидывает маршрут. Ему нужно провести где-то пару часов, прежде чем ему будет пора к ребятам.       Промышленный район расчерчен прямыми дорогами и углами под девяносто градусов. Построенный уже после передачи власти, он не только разительно отличается от старинного верхнего, но и от нижнего, даже несмотря на то, что работали над ними практически одновременно. У них здесь нет парков. Знакомые пьянчуги возле потасканного, вонючего бара с охраняемой внутри, секретной дверью, икают, с ним здороваясь. Нацепив на лицо улыбочку, Джэхён здоровается с ними в ответ. Бетонные коробки, жухлая зелень. Он думает напроситься на подработку хоть к кому-нибудь. Джэхён знает, что сегодня день будет тише обычного. Знает, потому что отец Мингю сказал на работу не приходить, ещё утром.       Серость и заброшенность дополняется граффити разной степени паршивости. Джэхён знает, что Минхо с Ёнджуном в последнее время вообще оборзели, расписывают чуть ли не на фасады главной улицы. Конечно же их не задержат. Их район не патрулируется. Джэхён просто ждёт, когда им за это достанется от отца Мингю. Минхо придёт, естественно, прикладывать лёд к распухшим щекам и ныть, что придётся снова врать одноклассникам из новеньких домиков, что всю ночь пропил, параллельно выкладывая за лёд на столешницу купюры. Ездить за бесплатным «к чёрту на куличики» он отказывается.              — Э, Хёнджэ! — из мыслей вырывает знакомый женский голос. Он тормозит резко, потеряно смотрит в сторону захудалой кафешки, что в трёх поворотах от его дома.              Под козырьком курит Миён. Длинное, чёрное платье чуть ли не соприкасается с мокрым тротуаром. Тёмные волосы, выпрямленные, откинуты назад. Рукав на одном предплечье закатан, пальцы в кожаной чёрной перчатке. Чтоб не оставалось запаха. Как всегда. Она подносит тонкую сигарету к губам, затягивается. Ничего хорошего. Нехотя, Джэхён катит к ней велик.       Миён слегка щурится, обегая его взглядом. Пытается понять, в каком он настроении. Наконец говорит:              — Если сможешь вечером подъехать, будут рады.              — Я этим больше не занимаюсь.              Миён затягивается. Дым едва ощутимо отдаёт вишней. Её едва тронутые красным тинтом губы растягивает улыбка.              — Конечно не занимаешься. Никто и не говорит, что занимаешься.              Джэхён почти никогда не видит её без шляпки с прикрывающей половину лица тканью. И, тем более, здесь. Он невольно смотрит в тёмное стекло кафешки. Миён за ним следит внимательно. Спрашивает:              — Как дела у мамы? — заставляя резко перевести взгляд обратно на неё.               Джэхён делает шаг ближе. Едва контролируемая злость, оправдываемая защитой, из него выходит негромким и предупреждающим:              — Не смей.              — Я просто интересуюсь. Не надо так реагировать, Хёнджэ. А то ведёшь себя, как ребёнок, — её губы подрагивают из-за желания улыбнуться снова. Затягиваясь, она выдыхает дым прямо ему в лицо. Остаток сигареты бросает на асфальт, из-под уходящего в пол платья показывается носок чёрного кожаного лофера. Следом она снимает перчатку, достаёт влажные салфетки, протирает её, засовывает в небольшую кожаную чёрную сумочку, приводит в порядок рукав. Выверенные, изящные, лёгкие движения. Взгляд Джэхёна её словно вообще не трогает. — Мне пора на службу. И, Хёнджэ, — она смотрит ему в глаза проникновенно, прикасается к его предплечью, проникает в его личное пространство, — передавай маме привет.              Он смотрит, как она подходит к припаркованной чёрной раритетной машине, залезает в неё. На прощание ему медленно кивает. Трогается. Он ждёт, пока её автомобиль скроется из виду, прежде чем запрокинуть голову и, часто моргая, начать рассматривать выцветшие полосы козырька кафешки.              — Вот же блядство, — себе под нос. Выдыхает, чувствуя, что глаза пощипывает. Он смотрит на своё отражение. В свои глаза. Если и ехать, то ехать сейчас. Раздражённо изменяя направление велосипеда, он бормочет: — Прокатился, блять.              До приюта так ехать больше часа. Ему нужно успеть до того, как о нём спохватятся. Джэхён стискивает зубы. Самую короткую дорогу он знает.       

***

      То усиливающийся, то стихающий дождь лупит по подоконнику. Ёнджэ лежит на кровати, заткнув уши наушниками. Серая толстовка с тёплой подкладкой, чёрные треники на утеплителе. Закинутая за голову рука покоится на подушке. Чеён обещала, что чуть позже его подстрижёт. Играющая в наушниках песня не сильно старая, но и не новая. Ёнджэ помнит, как услышал её по радио, когда его везли из школы. Лихорадочно записывал лирику и более получаса искал её. На улице стоял апрель, и он уже слышал о том, что происходит, но ещё не до конца понимал, что именно появление в его жизни брата для него будет означать.       Эрик приподнимает ведущий к наушникам белый провод свободной рукой, вертит его в пальцах. Мама ничего особо не рассказывала. Папа только уехал.       Из Ёнджэ вырывается невольный вздох. Он опускает руку обратно на грудь. Провод выскальзывает из расслабляющихся пальцев. Возвышающийся, глядящий сквозь пол, заторможенный парень в голубой футболке и с рюкзаком за плечами. Нищий и потерянный. Ёнджэ таких никогда не встречал. Он садится. К его сожалению, дома только Дахе с Чеён. Шепчутся о чём-то в кухне. Вроде, собираются куда-то. Ещё не вечереет.       От нечего делать он поднимается. Сидит, опустив с постели ноги, смотрит на свои серые носки. Смотрит в окно, на соседний дом. Следом — на лес. По спине пробегает дрожь. Ёнджэ поднимается, обхватывает свои плечи руками, слегка растирает их невольным, незаметным движением.       Дверь едва слышно скрипит, когда он выходит из комнаты. Прислушивается. Музыка, которую он слышит, больше похожа на отголосок. Ёнджэ медленно, грузно спускается по ступенькам. Останавливаясь на середине лестницы, смотрит на приставленный к стене сорванный с петель шкафчик. Он вспоминает разбитое зеркало, боль от врезавшихся в пятки осколков. Крик, такой громкий, неистовый, что он от страха не мог пошевелиться.              — Чего замер там? — из кухни выглядывает Чеён. Волосы завязаны в растрепавшийся уже на макушке хвост. На ней растянутая вязаная кофта болотного цвета и юбка в пол цвета спелой черешни. Она кивает: — Давай, садись, пора постричься.              Чеён выдвигает стул в центр кухни, включает свет. Мрачное помещение из неприветливого превращается в унылое. Эрик усаживается на стул, снимает кофту, чтоб волосы не попали на неё. Кладёт на стол протянутой рукой.              — Горбишься, — комментирует Чеён его опущенные плечи. Эрик ими пожимает. — Тебя просто подстричь, чтоб в глаза не лезли? – кивает. Смотрит на свои колени, заметно костлявые даже сквозь одежду. — А затылок? — тонкие пальцы теребят его волосы.              — Без разницы, — отвечает вяло.              Рука, деликатная, пропадает. Чеён возится, хлопает полками, наконец-таки возвращается с ножницами к нему, так и не поднимавшему головы.       Становится перед ним. Склоняется. Смотрит в его лицо. На его закрывающую брови, лезущую в глаза челку. Пальцы на подбородке безмолвно просят приподнять голову. Ёнджэ слушается. Прямо перед его лицом — Чеён. Большие, тёмные глаза, улыбка. Она какая-то странная, но он всё никак не может понять, почему.              — Знаешь, я и себя сама стригу.               Ему хочется сказать, что заметил, но рот не шевелится. Он молча сглатывает слова. Чеён говорит прикрыть глаза и принимается за работу. Тихий, постукивающий по подоконнику дождь. Пощёлкивающие ножницы, короткие, остриженные волоски, спадающие на его лицо. Они щекотные, попадают в нос.              — Постарайся сильно не шевелиться.              Быстро управившись, принимается за затылок. Ногти слегка царапают. Небрежное, будничное движение. Чеён мычит сама себе под нос, словно что-то прикидывает.              — Как там твои друзья? Скучают по тебе? — он слишком долго молчит. Чеён уточняет: — Городские.              — А, — медленно, мягко выдыхает, по-прежнему смотрит вниз. — Я… не думаю.              Так, когда она стоит позади него, возвышается над его тонкой шеей, ему хочется слегка поёжиться. Он горбится чуть сильней. Сглатывает, прежде чем спросить:              — Ты была знакома с папой?              Клацанье ножниц прекращается. В повисающей тишине, гробовой, он вдруг понимает, что из крана капает. Медленно, лениво. Кап. Кап. Кап. Он никогда не обращал внимания раньше. Он чувствует, как в затылке накапливается напряжение. Сжимает челюсть.              — Ох, мелкий, — сочувствие. — Прости, но нет.              Она возвращается к его стрижке. Молчит, сосредоточенная. Он разглядывает кухоньку. Ни капельки не похожую на ту, что дома, но всё равно уютную. Всё, с Дахе связанное, какое-то уютное. Обилие безделушек, поделок, потёртых книг, вовсю разрастающихся цветков. У каждого предмета есть своя история, Ёнджэ знает это. Возвращаясь после занятий, он разглядывает их. В некоторых книгах подчёркнуты строки, добавлены надписи. Они, карандашные, почти истёрлись. Он много раз пытался их разобрать, но почерк, грязный, с резкими линиями, слишком узкими буквами — ему почти ничего так и не удалось.              — Джуён многое пережил, да? — вопрос, заданный ею, по-прежнему находящейся за его спиной, заставляет его замереть.              — Да, вроде того, — он старается звучать нормально. Как будто бы он тут ни при чём.              — Это похвально, что ты так стараешься. Но, мелкий, — движение воздуха, слева. Ёнджэ едва поворачивает голову. Лицо Чеён прямо перед его лицом. Её чёрные глаза смотрят в его глаза, но она улыбается, — тебе не стоит жертвовать собой ради него.              Он хочет отшатнуться. Желание отодвинуться подальше расползается по его телу, но он не успевает ничего сделать. Чеён говорит:              — Готово. Иди посмотрись в зеркало, — со всё той же улыбкой и тем же взглядом.              Он отряхивает плечи. Напевающая Чеён принимается сметать его волосы, чтоб выкинуть. Перед тем, как выйти из кухни, Ёнджэ на неё оборачивается. Непринуждённая. Лёгкая. Что-то в ней не стыкуется с самого начала. Он не знает, что. Но это что-то, надломанное, в последние дни всё заметней. Он отворачивается, чтоб Чеён не успела заметить, что он её разглядывал.       Вторая ванная, за лестницей, совсем маленькая. В ней нет душевой, только унитаз, раковина и зеркало. Лампочка, энергосберегающая, загорается мрачным холодным светом. Здесь, в отличие от всего остального дома, практически ничего нет. В мыльнице в виде апельсина лежит кусок мыла. Рядом лежит упаковка пластырей. Он думает о том, что не видел её здесь в прошлый раз. Открывая её, замечает, что она практически пуста.       Ёнджэ смотрит на себя в зеркало. Слишком худой. Хмурый. Волосы, теперь подстриженные, позволяют ему посмотреть в собственные глаза. Он отворачивается, пристыженный. Эрик, мальчишка из престижной школы, с идеальной выправкой и укутанный в дороженные шмотки. Ёнджэ, в одежде отца, пусть и не родного, но его вырастившего. Он проводит по своим плечам коротким, разогревающим жестом, выходит из неприветливой ванной.       Чеён сделала музыку громче.              — Ну как?              Она протягивает ему пакет с мусором, задавая вопрос. Он кивает ей в ответ, забирая его. Ему не хочется говорить. Он знает, что скажет не то, если попытается говорить о не важном.              Влажность ощущается даже в воздухе. Он делает глубокий вдох. На секунду прикрывает глаза. С крошечного навеса капает. Моросящий, слабый дождь, если прислушаться, шумит в лесу, стучит по крышам. Шум машин, далёкий, напоминает шум моря, который он слышал в Тайланде, когда выходил на крылечко их пляжного домика. Он помнит момент до рассвета, прохладный ветер и серые облака на горизонте. Волны разбивались о песчаный берег, и он, проверив, что все спят, бежал ближе, пока песок холодный, а море тёплое.       Шлёпанцы, привезённые им с собой, стоят дороже всей одежды на нём. Его взгляд скользит по однотипным зданиям. Слышны детские голоса. Кто-то стучит мячом. Он смотрит себе под ноги, чтоб не наступить в лужу.       Тогда, в Тайланде, ему было четырнадцать. Он почти не видел отца, потому что тот приехал по работе. Они с мамой проводили почти всё время на пляже, и он вернулся загорелый. Он помнит, как с него слезала кожа. Он шутил про перерождение.              Скрип тормозящих колёс. Пугаясь, он дёргается, поднимает голову. Довольно промокший, на него смотрит Хёнджэ. Он всё ещё держит тормоза. Опустил одну ногу на землю. Вдруг смотрит в сторону. Ёнджэ — тоже.              Мусорки.              — Джуён дома?              Отрицательный кивок в ответ. Хёнджэ цокает языком. Недоволен. Ёнджэ не знает, почему, но делает шаг к нему. Слегка вытягивается. Спрашивает:              — Что-то случилось?              Взгляд, которым его окидывают, заставляет мгновенно пожалеть о том, что открыл рот. Слова Чеён всплывают в голове. До того, как он успевает попятиться, его встречает неохотный ответ:              — Мы поссорились.              Неосознанный шаг вперёд, ещё один. У Хёнджэ лицо в порядке. Чистая кожа, ясные глаза. Губы тонкие, слегка покрасневшие, но — целые. Никаких царапин, ранок. Стоит тоже твёрдо. Хёнджэ морщится.              — Ты чего?              — А? — Ёнджэ не понимает сначала. Потом, словив себя, повторяет: — А. Это…              Хёнджэ на него смотрит. Ёнджэ чувствует — взгляд Хёнджэ жжётся, как жжётся палящее солнце в тридцатиградусную жару.              — Рад, что ты в порядке, — бормочет.              Пакет с мусором в его руке, там, где он его сжимает, становится влажным. Свободную ладонь вытирает о бедро. Молчание затягивается, он движется к мусоркам. Звон разносится по всей улице.              — Ты думаешь, он сможет меня побить? — немая претензия во взгляде. Ёнджэ вдруг отмечает, что он не горбится. У него хорошо развита мускулатура. Он спортивный. Он может постоять за себя.              Ёнджэ не отвечает. Дождь снова усиливается. Ёнджэ переводит тему:              — Мне передать, что ты приезжал?              — Я не приезжал, — смотрит прямо в глаза.              — Ладно. Не приезжал, — отвернуться тяжело. Взгляд, колючий и пристальный, впивается. Ёнджэ вспоминает: он тоже друг той девушки. Ёнджэ думает о том, каково ему. Сглатывает. Отворачивается.              У Ёнджэ тоже был велосипед. Когда он узнал, что к ним переезжает Джуён, он попросил родителей купить ещё один. Ёнджэ смотрит вслед Хёнджэ. Доезжая до леса, он сворачивает направо. Это кажется неожиданным.              — Как будто я его знаю, — неловкий. Обрывает сам себя, чешет затылок.              Вскинув вверх голову, выдыхает. Опускаются плечи, сдувается грудь. Он смотрит на хмурое небо. Значит, бывают и такие ссоры с Джуёном. Ёнджэ думает об уверенной позе и пристальном взгляде. Он и не знал.       

***

      — Ну всё, теперь дожди до ноября будут, — когда Чеён поворачивает ключи в зажигании, салон заполняет лёгкая, невинная айдольская музыка. Ёнджэ рот раздирает зевота, Дахе копошится со своей большой чёрной сумкой из искусственной кожи.              — Переключи, — Дахе кивает на радио, когда они выезжают, — я уже не могу эту песню слушать.              — Ты всего неделю в школе, — Чеён смеётся, но переключает, плавно выезжает из ворот.              — Ага, и я уже неделю смотрю на то, как тринадцатилетние девочки верят, что им нужно быть такими же тонюсенькими, как школьницы в этой вебке, — Дахе говорит прежде, чем выйти и хлопнуть дверью.              Дождь прибивает к земле листья. Некоторые из них уже жёлтые. Голос по радио вещает о прогнозе погоды по стране.              — Разве вы не на радио или вроде того работаете?              — М, — Чеён смотрит в зеркало заднего вида, но не на него. — Но это ведь Дахе. Она способна делать миллион вещей сразу. Её попросили подменить учительницу истории. Она ногу сломала где-то.              — Она так хорошо знает историю?              Чеён почему-то посмеивается. На ней сегодня джинсовая синяя куртка с пришитыми к ней божьими коровками и длинное-длинное оливковое платье с большими карманами.              — Да. Она лучше всех.              Слегка взмокшая из-за мороси, Дахе возвращается в машину. Она говорит трогаться, их с Чеён разговор вьётся вокруг игравшей песни, какого-то популярного среди девочек-подросток комикса, перетекает к именам, говорящим о чём-то лишь им двоим. Ёнджэ смотрит в окно. Следит за стекающими по стеклу каплями, что играют в гонки на светофоре. Из-за негромкой, медленной музыки того, как они разбиваются о стекло, не слышно.       Ёнджэ хочется подобрать к себе ноги, как в детстве. Сняв обувь прислониться к стеклу лбом. Смотреть на огромные серые облака, набухшие, словно грозящие вот-вот обвалиться с неба. Ёнджэ смотрит в противоположное от него окно. На людей в парке. Потом — на виднеющийся вдалеке закрытый, огороженный урановый кратер.              — Звони, как освободишься, — говорит Чеён на прощание.              В прежнюю школу его привозил их личный шофёр. Он заезжал на частную стоянку и молча высаживал его. Ёнджэ желал ему хорошего рабочего дня, и тот отвечал сдержанным кивком и коротким «Вам того же, молодой господин». Вылизанная, хорошо охраняемая. Он вспоминает лица одноклассников, глядя вслед удаляющейся машине Дахе. Оборачивается на нынешнюю. Из-за дождей на штукатурке давно образовались потёки. Внутри неё половина коридоров настолько тёмные, что в них постоянно горит свет. Парты истёршиеся, стулья скрипящие. Ёнджэ поправляет рюкзак за плечами.       С ним никто не здоровается, когда он заходит в кабинет. Школа довольна тихая, в ней стоит не то сонная, не то ленивая атмосфера. Мрачные, голые стены их кабинета не помогают создать уют. Ёнджэ садится за свою парту.              — Эм, — Ёнджэ поднимает голову.              Перед ним сидит девушка. У неё короткие тёмные волосы. Друзья зовут её Минни. Вроде, от Им Минён. Ёнджэ никогда с ней не разговаривал.       Она смотрит прямо на него. Её большие, карие глаза разглядывают его лицо. Момент паузы, тишины. Он вдруг чувствует себя так, словно к его коже, школьной форме, парте прикованы все взгляды. Немигающие, огромные глаза на лицах без чётких черт. Он не отрывает взгляда от Минни.              — Ты не хотел бы сходить с нами, — начинает она. Обрывает себя, резко выпрямляясь, бросив взгляд за его спину.              Машинально, он делает то же самое. В тот же момент Минхо хлопает его по плечу и падает на своё место позади него.              — Ну ты че трубку не берёшь, — он начинает говорить здесь же. — Хотел тебя вчера с остальными познакомить, даже Мингю заинтересовался после того, как Хёнджэ тебя похвалил. Он, кстати, поздно пришёл — пиздец просто. Где его носит вечно?              Слова, воспринимаемые, словно не регистрируются в его голове дальше. Ёнджэ вспоминает выражение лица. Ощущение. Это «похвалил» в нём сейчас вызывает такое же.       Минхо снова ноет о какой-то Наён, когда его имя произносит вслух малознакомый девичий голос.       Переводя взгляд, Ёнджэ замирает на месте. Он видел эту девушку. Он знает её. Её знают все: Чхве Джису, отпрыск самой влиятельной семьи в городе. Позади неё — возвышающаяся, знакомая фигура. Взгляд, пристальный и сфокусированный, не отрывается от Минхо. Когда тот реагирует, девушка кивком просит его выйти. Молчаливый сопровождающий выходит в коридор вместе с ними.       Ёнджэ знает, как его собственный взгляд выглядит со стороны, когда он внимательно смотрит на них, стоящих по ту сторону стекла в коридоре. Чхве Джису задаёт вопросы. Молчаливый сопровождающий внимательно, практически не мигая, смотрит на Минхо. Минхо на него поглядывает. Ему неприятен разговор. Старшеклассник открывает рот, что-то спрашивает — Минхо злится.       Ёнджэ отворачивается.              — Эй, — Минни медленно полуоборачивается. Ёнджэ улыбается дружелюбно. — Так что ты там говорила?              — Нет… Ничего, — её улыбка скорее вежливая. В голову просится другое слово, но откуда бы здесь взяться сочувствию?              Минхо возвращается. Громко отодвигает стул, падает на него, раздражённо что-то бормочет. Ёнджэ смотрит на его опущенную, скрытую локтем голову.              — Это же были старшеклассники? Что они от тебя хотели? — невзначай.              — Забей, — приглушённая агрессия. Минхо агитированный, раздражённый.              Он откидывается на спинку стула и смотрит в сторону окна. Хмурится. Кривит рот. Ёнджэ ощущает что-то. Словно какая-то другая эмоция кроется за этим всем. Её происхождение ему не ясно. Он даже не уверен в том, что правильно её понял. Он отвечает:              — Ладно, — и отворачивается.       

***

             Погода напоминает осень дома. Как когда стоял под козырьком остановки, продрогший, и ждал последний автобус. Думал о тёплом душе и позавчерашних рисовых роллах. Отправлял маме фотку кошки, которую подкармливала соседка. За окном небо такое хмурое, что в почтовом отделении включен свет. Он делает его клаустрофобным. Уродливые персиковые стены, усыхающие цветы, пыль на подоконниках не бросались в глаза Джуёну так, как бросаются в этот раз. Он ещё раз окидывает взглядом девушку, с которой говорит Джису. Длинные, слегка завитые волосы цвета молочного шоколада. Отросшие корни на несколько тонов темней. Она выглядит незаинтересованной. Поверх летнего сарафана вязаная, непривлекательная кофта, в которую она кутается, скрестив на груди руки.       Когда они спускались вниз, Джуён смотрел в сторону уранового кратера, Джису сказала, что на самом деле адрес Рюджин привязан к другому почтовому отделению. Она всегда всё направляла в это из-за работницы.       Джуён чуть дёргает головой. Заставляет себя прислушаться.              —…Спросить мою сестру, — он не слышал начала предложения. Джису всё равно ему всё заново перескажет. Но даже без этого Джуёну понятно, что эта девушка не при чём.              Парень классом младше. Агрессивный с той же секунды, как услышал имя Рюджин. Джуён знает, кто так реагирует. Раненные собаки.              — Хорошо, спасибо, — Джису слегка кланяется. Девушка повторяет движение лениво.              Ветрено. Погода становится всё более мокрой. С каждым вдохом влага словно пробирается внутрь. Джуён мельком думает, возможно ли набрать воды в лёгкие таким образом. Возможно ли так утонуть.              — Ох, — Джису выдыхает. Она сосредоточенно думает. Хмурится. — Ладно. Пойдём.              — Куда? — всматривается в её лицо.              — Библиотека. Ты помнишь, наверное. Соён… Своеобразная, но с Рюджин ладит.              — Они разговаривали?              — Да. Вечером, как я поняла, — рука Джису сжимает лямку рюкзака. Она выдыхает медленно и тяжело. Джуёну не нужно спрашивать, о чём она думает, чтоб понять.              — Эй. Не начинай переживать раньше времени.              — Да, ты прав. Просто, — осекается. — Ладно, нет… Ничего.              Старенький небольшой автобус пахнет чьим-то одеколоном, сигаретами. Несколько школьников смотрят в телефон третьего, играющего. Слышны приглушённые выстрелы и тихие «Давай, давай, так его». Пахнущий перегаром старик похрапывает, прислонившись лицом к окну. Джису рассматривает свои коленки. Джуён рассматривает её. За окном медленно плывут улицы. Морось то усиливается, то становится слабей. На светофоре стоит пожилая пара. Женщина держит мужчину под руку. Джуён знает, что Джису хотела сказать. Потому что сам подумал об этом же.              Если Рюджин и правда просто сбежала, то почему последняя, к кому она обратилась, была не Джису?              — Мне нравится Соён, — говорит Джису. Они выходят на нужной остановке, Джуён следует за ней. — Они с братом учились в одном классе, когда он ещё ходил в школу, и они брали меня с собой в библиотеку, если нужно было заниматься какими-то совместными проектами.              — Говоришь так, словно что-то произошло.              — Ах, ну… Вообще, да, — она строит улыбку. — Брата на домашнее обучение с двенадцати перевели, так что с Соён с тех пор мы разве что отдаляемся.              — Из-за чего?              Она может не отвечать. Джуён может даже извиниться, если потребуется. Джису смотрит себе под ноги. Замедляется. Останавливается.       Мама всегда говорила Джуёну о том, как важен этикет. Вежливость. Как важно уметь улавливать малейшие изменения в поведении человека, с которым он говорит, если он не хочет показаться назойливым. Джуён знает, что она права. Джуён понимает, что назойливый. Он молчит.              — Мой брат, он… Он немой. Уже много лет. С тех пор, как, кхм, — Джису прокашливается — её голос подрагивает. — С тех пор, как с ним кое-что произошло в детстве, — она говорит на выдохе. И сдувается. Словно шарик, который наконец-таки отпустили.              Их, стоящих посреди узкого тротуара, обходит спешащая женщина с усталыми глазами. Она не смотрит на Джуёна, но бросает взгляд на Джису. Цепкий, знающий. Джуён к ним привык. На Джису всегда и везде так смотрят.       Джису добавляет быстро, словно боится передумать:              — Я была совсем маленькой, плохо помню. И боюсь его спрашивать. Я просто хотела бы, чтоб у него всё было хорошо.              — Ты его очень любишь, да? — Джуён смотрит на то, как она нервно трёт ладони. Джису коротко, по-доброму улыбается.              В этой улыбке есть и просьба её простить, и ласка. Она говорит:              — Да, — так, словно это что-то, с чем она ничего не может поделать. Самая искренняя, чистая форма любви. Любовь к члену семьи. Джуён её понимает. — Он всегда больше всех обо мне заботился. Он самый лучший старший брат на свете.              Джуён невольно улыбается в ответ. Им совсем чуть-чуть до библиотеки. Он уже видит её крышу. Чёрная, резная. Он знает, что у этого стиля есть название. Мама ему точно что-то о нём говорила.              — Моя мама тоже была такой, — он не хочет видеть лица Джису. Меняет тему: — Ну, пойдём?              Старая, величественная библиотека встречает их ожидаемой тишиной. За несколькими столами из дерева сидят школьницы. Джуён смотрит на картину. Рассвет, лёгкий туман над озёрами. Библиотекарша, черноволосая, коротко стриженная, здоровается с Джису. На её груди, на цепочке, висит ключ. Губы накрашены чёрным. Тонкая, чёрная водолазка с вырезом обнимает грудь и худую талию. Она подходит ближе, Джуён чувствует запах её духов.              — Я знаю, зачем ты пришла, — она не настроена дружелюбно. Если не по отношению к Джису, то по отношению к нему точно. — Мой ответ — нет.              Джису выглядит растерянно.              — Погоди, но я ещё даже              — Я не хочу в этом участвовать, — отрезает. — Я верю новостям, и я отказываюсь в этом участвовать.              Джису не сможет ей противостоять. Колючий взгляд, её настрой. До того, как Джису успевает что-то сказать, вмешивается он:              — Ты видела, кто эту статью написал? — кривит губы в ухмылке.              Девушка медленно поворачивает голову в его сторону. Движение неторопливое, похожее на одолжение.              — Да. Именно поэтому я верю этим новостям, — в её интонации есть что-то странное. Она смотрит Джуёну в глаза в упор, словно пытаясь донести что-то.              — Ну хотя бы скажи мне, когда ты её в последний раз видела. Я для себя чисто хочу понять, когда она сбежала, — Джису говорит так ровно и искренне — даже Джуён на секунду ей верит.              Её ложь заставляет всмотреться в её лицо. Она выглядит всё так же: невинная, беззащитная, хрупкая. Оленёнок. Персик. Розочка. Джуён никогда прежде не слышал, чтоб она врала.       Библиотекарша вскидывает голову, выдыхает. Ей явно не хочется об этом говорить. Она отвечает коротко:              — В субботу вечером.              — Вечером во сколько? — Джису ходит по тонкому льду. Взгляд Соён раздражённый. Чем-то напоминает взгляд того парня, Минхо.              — В половине восьмого где-то.              Только вот они всё равно отличаются. Во взгляде Соён нет страха. Джуён невольно сильней выпрямляется. Но даже не потому, что Минхо чего-то боится — он понимает, что Рюджин пропала примерно тогда же, когда они с Эриком были в лесу. Он не помнит точного времени, но если сопоставить одно с другим, если они и правда кого-то видели. Может ли это быть связано?       Нехорошее подозрение, гнетущее чувство расползается по его внутренностям. Что-то не так. Он смотрит на Джису бегло. Она не заметила, и ей нельзя знать. Джуён смотрит на Соён. Та видит. Её взгляд всё такой же. Как будто она глазами говорит ему молчать.              — А о чём она хотела поговорить? Я просто… Ну, ты же понимаешь.       Девушка возраста брата Джису. Сверстница Чеён? Вероятно, они общаются. Джуён видит, как она тянет. Мешкается. Выдыхает, кивает на него.              — Скажи своему другу отойти.              Джису смотрит на него извиняющимся взглядом. Джуён делает, как велено.       Добротные шкафы с книгами как корейских, так и зарубежных авторов, головы на три выше него. Эта библиотека огромная, похожа чем-то на библиотеки из иностранных фильмов. Школьницы болтают ногами, обмениваются тетрадками. Джуён поднимает голову. Потолок такой высокий, что ему пришлось бы поставить несколько шкафов друг на друга, чтоб его коснуться. Так какой он, интересно, высоты? Огромные железные люстры. Кирпичные стены выкрашены в тёмный зелёный. Крематорий, маленькая квартирка в спальном районе, комната покойника, пентхаус с высоченными окнами. Джуён всё смотрит вверх. В обсерватории, в которую мама его водила, Джуён смог рассмотреть в большущем телескопе сам Марс.       Джису говорит громко:              — Даже если она и спрашивала о нём, это ещё не значит, что она решила за ним пойти! — и Джуён оборачивается, чтоб увидеть стресс на её лице.              — Мы этого не знаем, — твёрдо отрезает девушка.              Плечи Джису опускаются. В этом нет расслабленности или облегчения.              — Она не такая, — её голос звучит жалобно. Джуён сам не замечает, как начинает двигаться в её сторону.              — Возможно, ты просто её не знала.              Джуён сильней сжимает зубы. Он берёт Джису за локоть, немного грубо дёргает к себе.              — Пойдём отсюда, — смотрит на Соён. Смотрит впервые так же, как она все эти разы смотрела на него.              Уголки её губ дёргаются. Она говорит что-то одними губами, но он слишком сосредоточен на Джису, чтобы об этом думать.       Морось закончилась. Облака по-прежнему висят низкие, серые. Джису поднимает к небу голову и закрывает глаза. Джуён хочет спросить, о ком шла речь. Джуён не хочет говорить, что согласен в чём-то. Он думает об укусе на внутренней стороне бедра, о безвыходности в голосе, о реакции на Чеён. Как будто Рюджин Джису и Рюджин всех остальных — две разные девушки. Как будто бы с Джису она старалась быть лучше, чем есть.              — Знаешь, скоро праздник. Проводы лета. Обычно его проводили в парке у мэрии, но сейчас, наверное, проведут на площади в старом городе. Мы с Рюджин всегда ходили на него вместе, — Джису опускает голову. У неё дрожат губы. Её вопрос слабый, растерянный: — С кем мне идти теперь?              Она вот-вот заплачет. Она устала, боится и мучается. Джуён хватает её за плечи, поворачивает к себе, встряхивает:              — Эй, нет. Не надо. Мы с Джэхёном пойдём с тобой. Мы будем там с тобой вместе. Когда он примерно?              — В конце недели, — Джису трёт лицо обратной стороной ладони. Слёзы, редкие, крупные, стекают по её лицу.              Джуён её обнимает. Небольшая, она полностью помещается в его руках, словно спрятанная от всего мира. Это ощущается иначе, чем прикасаться к Джэхёну. Мысль проскальзывает, мимолётная. Джуён повторяет:              — Мы с Джэхёном пойдём с тобой. Всё будет в порядке. Мы тебя не оставим.              Несколько минут спустя, дрожаще вдохнув, Джису отстраняется. Всё такая же поникшая, со слегка покрасневшими носом и глазами.              — Ты так убедительно соврала Соён этой, прямо как настоящий частный сыщик, — Джуён решает перевести тему, чтобы её отвлечь. Джису слабо хмыкает.              — Это ещё что. Вот мой брат… — медленно моргнув, Джису меняется в лице. Как будто бы она осознала что-то только что. Она открывает рот, делает глубокий вдох. Замирает. Резко меняет тон: — Мне надо домой, — ничего не поясняет. — Я тут вспомнила, что брат просил купить рисовой муки в его любимом магазинчике. Он собирается делать молочный десерт.              Она врёт. Неловко и неумело, совсем не так, как в библиотеке. Стоит ли ему спрашивать? Стоит ли снова лезть не в своё дело?       Он ведь не друг Рюджин. Он даже не то, чтобы друг Джису. После того, что случилось с Джэхёном, возможно, он не друг и ему.       Они прощаются. Джуён решает пройтись пешком. Ему некуда и незачем спешить. Он не сильно голоден. Заходит в маленький магазинчик, покупает холодный чай, медленно плетётся, рассматривая уже знакомые улицы.       Ему нужно рассортировать то, что он знает. Рюджин не рассказывала Джису всего. Она общалась с той же компанией, в которой состоит Джэхён и тот парень классом младше. Джуён вспоминает, что видел его в тот день, когда Чеён забирала его из больницы. С ними был и другой. Мингю. Тот самый, который хотел его подвезти. В нём что-то странное. Джуён пока что не понимает, что. Все очень быстро приняли то, что Рюджин сбежала. Дахе написала статью. Соён на это давила. Минхо был напуган. Джэхён не хотел, чтоб он в это лез. Словно из каждого утюга, чайника, ему вновь и вновь повторяют: не надо.              — Вот, что она сказала, — невольно вырывается. Безмолвное, сопровождающееся колючим взглядом. Библиотекарша, Соён, сказала ему «не надо».              Она выбирает верить в статью. Джэхён как-то связан с наркотиками.              Подростки из неблагополучных районов занимаются их распространением? Рюджин сделала что-то, чего не должна была? Но кто тот человек, которого без конца упоминают? Кто-то ещё, о ком Джуён не знает?              Он проводит рукой по лицу. Всё будто складывается, но будто и нет — тоже. Кто врёт, кто говорит правду, ему не узнать. Даже Джису не собирается делиться с ним всем.              Они с мамой любили смотреть детективные дорамы. Джуён ждёт, пока проедут машины, и смотрит на кота возле книжного, который пьёт воду из специально для него поставленного блюдца. Переходит дорогу. Наверное, потому, что они любили смотреть детективные дорамы, он и увлёкся дурацкой манхвой. Жестокой. Такой, в которой героев легко ненавидеть.       Джуён напоминает себе: он не в детективе. Это — реальная жизнь. Он просто будет сопровождать Джису, чтоб убедиться, что он сможет уберечь её от опасности. Как от той чёртовой тени в лесу. Как от тех огоньков, что погасли, стоило ему подать голос.       Он прикасается к своей груди. Сердце бьётся спокойно, но на душе всё равно тяжело.              Картина на стене библиотеки. Парк у мэрии, торговая площадь в верхнем городе, урановый кратер. Значимые точки, эпицентры событий. У каждого действия, каждого воспоминания, каждой группы, есть неотделимое, общее, самое важное звено. Бьющееся сердце, пульсирующая жизнь. Мама рассказывала ему о том, как здорово с высоты смотрятся перекрёстки Сибуи в Японии. Не связанные между собой люди, со своей историей, проблемами и желаниями, спешат по не связанным между собой делам, объединённые только тем, что им нужно перейти дорогу в одном и том же месте в одно и то же время. Она говорила, что именно так произошёл инцидент в Акихабаре. Она говорила, что именно поэтому важно смотреть по сторонам — иногда один лишний взгляд может уберечь от трагедии.              Джуён поднимает взгляд, потому что чувствует, что на него смотрят. Тихая улица, уродливые новостройки. Ему идти ещё минут пять. На него в ответ смотрят знакомые, красивые, бездонные глаза.