Дрогнула рука художника

      Все началось три года назад, когда Коломбине только стукнуло шестнадцать лет и она училась в государственной школе. Хотя у Лоренцо де Орацио были все средства, чтобы пристроить ее в частную, он считал, что на итальянцев там смотрят свысока. Что ж, неизвестно, ошибался ли заботливый глава семейства, но в обычной школе девочка стойко терпела нападки гораздо более серьезные, чем он мог себе представить. И не смела жаловаться. Нелюбовь к доносам, похоже, передавалась по наследству.       Прехорошенькую итальяночку с самым благородным средиземноморским фенотипом жестокие дети дразнили, называли мартышкой, а теперь, в старшей школе, еще и как покрепче. Их раздражала не столько национальность, сколько характер одноклассницы. По-видимому, доведи они ее до слез, издевательства бы прекратились. Но де Орацио не плакала даже в минуты самой сильной обиды. Натужным усилием воли сдерживала естественное проявление уязвленных чувств, желая внешне оставаться стойкой и непоколебимой. Это, как ни странно, еще пуще раззадоривало агрессоров. Сухая Коли — вот, как ее именовали за пределами учебных кабинетов. Не желая первой идти на контакт, Коломбина так и не обрела друзей в школе даже из числа подобных ей изгоев.       Семья не знала про тяготы младшей де Орацио еще и потому, что отвозил и забирал ее из школы личный водитель, один из мелких сошек в резерве, днем служащий шофером, а ночью занимающийся чуть менее скучными делами. На удивление, все трое мужчин были совершенно равнодушны к девочке, считая ее за посылку, которую требовалось доставить в нужное время и нужное место. Они, даже не выходя из машины, видели многие вещи, волей-неволей заставляющие призадуматься, но не обращали на них никакого внимания.       На тот момент роль доставщика ценного груза выполнял некто Андреа, хромой жилистый тип с рыбьими прозрачными глазами. Исполнительный и очень молчаливый. Ему, как водится, было плевать на Коломбину, он просто выполнял свою работу с присущей ответственностью. И никогда не опаздывал.       В очередной учебный день Коломбина закончила занятия немного раньше, чем обычно, и, расположившись в тени на лавочке, смиренно ожидала, когда за ней приедут. Ходить пешком — слишком строгое табу, чтобы нарушать его по пустякам только по той причине, что учительница отпустила класс до звонка. Она взяла книгу в библиотеке, надеясь скоротать время с пользой. Но спокойно посидеть не получилось.       — Что читаем? — плюхнулся рядом с ней Ренделл, один из так называемых школьных авторитетов, рыжий, конопатый, достаточно крепкого сложения. Ростом был невелик, но компенсировал это дерзостью, благодаря которой залез в трусики не одной школьнице. Причем обычно он выбирал помладше года на два. Видимо, любил целых. Поразительная разборчивость для такого, как он. Ренделл даже пытался подкатить к Сухой Коли, но, заметив ее вызывающее равнодушие, оскорбился и решил добиваться внимания другим путем. Уязвленная самооценка всегда ждет шанса расквитаться с обидчиком.       — Это называется книга, — ответила Коломбина, даже не взглянув на парня.       — Это называется туалетная бумага, — Ренделл вырвал книгу у нее из рук и, встав со скамейки, принялся рассматривать обложку. — Нам такое даже не задавали, зубрила.       — Верни, она библиотечная.       Понемногу их стали окружать зеваки, многие из которых, зная эту парочку, предвкушали грядущее шоу. А Ренделл был намерен удовлетворить их желания.       — А, библиотечная, значит? Вот ведь незадача… Наверное, библиотекарша страшно расстроится, когда узнает, что ты ее испортила, — с этими словами он схватился за томик Драйзера с обеих сторон и потянул.       — Эй, прекрати! Отдай, а не то…       — А не то что? Мама мия, меня будут пытать ее злые друзья макаронники!       Коломбина рванулась к нему, намереваясь отнять роман, но зрители вдруг заняли активную позицию. Ее схватили под руки. И, как ни старалась вырваться бедная девушка, все было тщетно. Она легалась, мотала головой, но ее силы значительно уступали подготовке ребят из футбольной команды. Ренделл, как и остальные, смеясь над беспомощностью Коломбины, продолжил экзекуцию над Драйзером и вырвал пару листов.       Девушка не сдавалась, продолжала бесплодную борьбу, глаза предательски блестели от подступающих горьких слез. Она была близка к тому, чтобы сорваться, бросить на растерзание свои идеалы, доставить шакалам удовольствие наконец застать ее плачущей. Сколько еще унижений предстоит пережить прежде, чем все кончится? Неужели подростки ее возраста все такие? И никто не поможет? Ни в одном лице не угадывалось сочувствие. Кому-то было смешно, кому-то просто любопытно…       Шумную сцену прервал рев мотора черного кадиллака. Он заехал на парковку так быстро и уверенно, что мучители коллективно обернулись, заинтригованные громким появлением на сцене новой фигуры. К несчастью жертвы, это не была машина Коломбины. Одноклассники знали по опыту, ее шофер приезжает вовремя, а она никогда не жалуется, иначе их хоть раз пригласили бы к директору.       Из кадиллака вышел итальянец лет сорока или скорее пятидесяти, колоссальных размеров, почти под два метра ростом, с безобразно уродливой физиономией. Взгляд маленьких темных глаз из-под густых бровей был нацелен на Ренделла. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Школьникам даже не хватило ума разбежаться, так они были ошарашены устрашающим внешним видом незнакомца. Он быстрым тяжелым шагом приблизился к компании. Хватка ослабла, Коломбина высвободилась, забрала остатки книги у негодяя и принялась собирать страницы, некоторые из которых уже унесло в сторону ветром. Пока она бегала за потерянными листами, страшный итальянец схватил за ворот рубашки Ренделла, который среди своих слыл здоровяком, и поднял над землей, как нашкодившего щенка.       — Отпусти, отпусти-те меня! — пискнул тот, беспомощно болтая ногами в воздухе. — Вы не имеете права.       — А ты имеешь право измываться над слабыми? Не ожидал, что найдется кто-то, кто поставит тебя на место? Как тебе, приятно, сукин сын? Теперь скажи, что ты должен сделать.       — Отп-п-пустите…       Итальянец швырнул парня на землю и навис над ним с высоты своего роста. Зрители все так же не расходились, очарованные происходящим. Теперь их симпатии были на стороне верзилы. «Хорошо он его», — одобрительно думали школьники, оставляя без внимания главное — за что он его и какой урок можно извлечь из этой ситуации.       — Ладно, давай скажу за тебя, идиот. Штаны обосрал и притих? До меня ты был поразговорчивее. Быстро просишь прощения, потом платишь за эту книгу. И если я еще раз увижу что-то подобное, отрежу тебе яйца. Уяснил?       — Да-да, простите, прости, пожалуйста, Коли. — выдохнул Ренделл, растрепанный и красный, как помидор.       — Что скажешь? — обернулся через плечо мужчина, пристально глядя на Коломбину, стоявшую теперь чуть в отдалении. По ее лицу нельзя было сказать, что она чувствует, но, по крайней мере, больше не страх.       — Прощаю, — улыбнулась девушка, — на этот раз.       — Ты слышал. Не разочаруй ее, — кратко подвел итоги итальянец и напоследок пнул парня по почкам так, что тот скрючился от боли. — И только попробуй рассказать кому-то об этом. Вся школа будет знать, что ты пошел плакаться мамочке, что ты можешь самоутверждаться только за счет детей и женщин, а как только дело доходит до мужского разговора, начинаешь скулить. Идем, Коломбина.       Когда они сели в машину, Коломбина, нервно перебирая подол платья пальцами левой руки и опустив глаза в пол, обратилась к своему спасителю:       — Вы намного лучше Андреа. Он смотрел на все… сквозь пальцы. Мистер Фальконе, верно?       — Да. По поводу Андреа не беспокойся, считай, что он больше у вас не работает. И можешь звать меня Джо, ведь мы знакомы уже лет пятнадцать.       — Правда? Занятно. Я видела вас только издали, на праздниках. Отец не обсуждает работу дома, я знаю только тех, кто ходит непосредственно под ним. Вы ведь непростой человек… — девушка наконец подняла глаза, но тут же опустила, — Джо. Я полагаю, ваша роль куда более существенна, и удивлена, что вам пришлось забирать меня из школы.       — Сегодня утром Лоренцо уехал по срочным делам, как раз захватив с собой этого Андреа. Дон поручил мне позаботиться о вас, поскольку ситуация неспокойная. Я мог отправить кого-то за тобой, но срочных дел не было, так что решил прокатиться. Как оказалось, не зря, — Джо раздраженно дернул верхней губой, на которой красовался изогнутый глубокий шрам, спускавшийся ко рту от самого уха. — Почему ты не говорила отцу?       — Он привык решать проблемы слишком радикально. Я не хотела подкреплять их мнение о том, что я — бандитское отродье, что мой папа рэкетир. Ведь это было на уровне домыслов, плохой шутки про то, что италоамериканец и криминал — слова одного рода. Хорошо еще, они не делают между нами разницы, не знают, какая репутация у сицилийцев даже среди своих. Было бы славно, если бы папа сам пришел, спокойно поговорил… Но, я ведь знаю, он только приказал бы одному из подручных: «Сделай то. И сделай это». Простите, я увлеклась, это мои личные проблемы, и вы точно не станете обсуждать консильери дона с неблагодарной дурочкой, его родной кровью. Папа заботится обо мне и обо всех нас, мне не стоит так говорить. Пожалуйста, не рассказывайте ему о сегодняшнем. Но я очень-очень признательна вам за то, что вмешались. Никогда этого не забуду.       — Пустяки. Если просишь, я не стану рассказывать, для сицилийца нет ничего проще молчания. Но если будут проблемы, ты знаешь, к кому обратиться.       — Спасибо, — просияла Коломбина, поборов стеснение, и в порыве чувств положила свою руку на огромную волосатую лапищу Джо. Он напрягся, краем глаза наблюдая за тем, как хлопают ресницы-вееры и вздымаются упругие груди под тонкой тканью блузы.       «Что она делает? — подумал он. — Да нет, ничего, болван. Девочка просто рада, наконец кто-то помог ей совладать с местной шпаной, которая, похоже, донимала ее уже давно. Она просто рада. Помнишь, Джо, какая она была несколько лет назад? Скачет по двору в зеленом платьице, лицо выпачкано в торте, смеется как маленький дьяволенок. Ты еще тогда подумал, удивительно ладная девчонка получилась у старика Ло. И совсем не толстая, не в пример батюшке и, земля ей пухом, матери».       Коломбина в то же время пыталась припомнить моменты, когда она видела Джо раньше. Мрачный, нелюдимый, с яркой отталкивающей внешностью. Его, казалось, избегали все вокруг. И почему? Сейчас мужчина, сидевший с ней рядом, казался девушке поразительно привлекательным, при том, что умом она понимала, природа действительно отдохнула, создавая лицо Фальконе. Ну и пусть, зато он был мужественным, настоящим защитником, который находился в непосредственной близости, а не где-то за дверями комнаты, возле которой нельзя не то что шуметь, но даже разговаривать шепотом.       Она не выдавала себя, но достаточно много знала об устройстве семьи Сетте, о том, чем они занимаются нелегально. Секрет ли, что Лоренцо де Орацио причастен к мошенничеству, кражам, грабежам и даже убийствам? Нет, уже нет. Коломбина втайне потешалась над всеми, ведь ее считали невинной овечкой, такой, как другие жены, сестры и дочери, не помышляющие и о половине дел мужчин.       Лишенная материнского присмотра, она полностью посвящала себя шпионажу. Те сведения, которые она могла предоставить ФБР, потопили бы преступный клан. Обладание подобной властью, несомненно, опьяняло. И Коломбина, взрослая не по годам, воздавала себе почести за то, что очень хорошо держит язык за зубами. В критический момент такое знание могло послужить последним аргументом в споре. Однако она надеялась, что до этого дело не дойдет. Пусть она не слишком любила отца, но уважала его и следовала тому негласному кодексу чести, который избрали для себя здешние мафиози.       — А вы не голодны? Когда я просила, Андреа иногда завозил меня в кафе. Там делают замечательные молочные коктейли! Это недалеко, я могу показать, — постаралась произнести как можно более непринужденно Коломбина, изо всех сил делая вид, что мысль пришла ей в голову совершенно случайно.       Она жаждала узнать получше Джо Фальконе, в нем было что-то магнетическое. Несмотря на очевидное отсутствие образования, гангстер обладал живым и гибким умом, который не всякий умел распознать за обезьяньей рожей и типичными повадками человека, привыкшего выполнять мокрую работу. Коломбина не обманулась внешним видом, потому что сперва увидела поступок, а затем начала разглядывать того, кто его совершил. Дела, как известно, гораздо красноречивее.       Еще любопытство побуждал тот факт, что человек, которого, как слышала девушка, опасался не только консильери, но даже сам дон, настолько он был решительным и жестоким, вдруг повел себя, как сказочный принц, высвободив бедную принцессу из лап дракона. Вернее, если подумать, дракон спас принцессу от принца. Хотя, может, и она не принцесса. Дракончик. Или вообще яйцо. Комичность этой аналогии невольно вызвала у Коломбины улыбку.       — Что ж, хорошо, — нехотя согласился с предложением Джо, понимая, что ему становится чрезвычайно тесно в одном салоне с этой девчонкой. Ее присутствие спутывало все мысли. И вот теперь коварная маленькая женщина решила выгулять его в какой-то забегаловке. С какой целью, одному Богу известно. Возможно, она просто избалованная, капризная особа, а такого рода спутник — ей в новинку.       Они прошли за столик в конце зала, сели напротив друг друга. Вскоре подошла, точнее, судя по походке, подплыла мясистая добродушная итальянка, которая поспешила заявить следующее:       — Знаете, синьор, ваша дочь — просто чудо. Такая вежливая, красивая, как ангел. Всегда оставляет нам чаевые. Никто не оставляет, кроме нее. Поразительное воспитание!       — Спасибо, но она… — начал было Джо, собираясь сказать, что Коломбина вовсе не его дочь, но та ощутимо пнула его под столом, не дав закончить фразу.       — Сколько вам говорить, миссис Санна, не стоит думать об этом, как о чем-то необычном. Я всего лишь благодарю место, в котором мне хорошо, и людей, которые делают его таким, вношу, если можно так выразиться, свою маленькую лепту. И, кажется, вы засмущали моего папу, — Коломбина едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, глядя на выражение лица «папы». По правде говоря, она не рассчитывала на столь необычный прием, но их визит в кафе определенно заиграл новыми красками.       — О, извините, сионьор, но я просто не могла промолчать. Вы должны гордиться ей. Ладно-ладно, прекращаю, вижу, что вам не нравится, — заливисто рассмеялась миссис Санна, купившись на деланое недовольство де Орацио. — Как обычно, да? А Вы что будете?       — Он тоже будет молочный коктейль, — решила взять на себя инициативу девушка.       — Нет, мне содовую, спасибо.       Каков упрек в ударении на «спасибо». «Значит, не любит, когда женщина диктует правила. Ну, это мы еще посмотрим», — подумала Коломбина, принимая вызов. В ее голове четко обрисовалась цель. Ее заступник должен быть непременно покорен, она докажет ему, что он помог не маленькой девочке, не умеющей постоять за себя, а женщине, которая умеет благодарить, как следует. Он определенно ей нравился. Не сказать, что это была любовь с первого взгляда, но что-то начало зреть в ее сердце одновременно с хищным рыком кадиллака, подъехавшего к школе. Именно так он ворвался в ее скучную жизнь, в золотую клетку, которую соорудил отец и нянечка, тупая, как бревно.       Коломбина давно мечтала стать по-настоящему взрослой, сделать что-то предосудительное, плохое, то, что шокировало бы всех вокруг. Джо Фальконе идеально подходил для исполнения замысла. Разве она недостаточно симпатична? Как сможет он устоять? Хорошо бы справиться до того, как вернется отец, потому нужно действовать быстро и решительно.       Когда хозяйка маленького кафе ушла заниматься напитками, а днем она работала одна, Джо осуждающим взглядом одарил Коломбину, которая выглядела так, будто ничего такого не произошло.       — И что это было? — наконец сказал он тихо, так, чтобы миссис Санна не услышала.       — А что мне надо было сказать? Это мой водитель, то есть, водитель моего отца, то есть, не водитель вовсе, а один из главарей семьи Сетте. Знаете таких, да? Милая миссис Санна не в курсе, кто я, и слава Богу. Не нужно давать ей повод включать воображение на тему, зачем школьница разгуливает по кафе со взрослым дядей.       Джо недовольно хмыкнул. Ему не понравился последний намек, хотя, вероятно, девочка не обдумывала его смысл. Повезло, что на его месте не кто-то другой, кто воспользовался бы расположением юной девицы. Джо не слишком интересовал секс, содержать женщин было накладно, а, учитывая его образ жизни, еще и рискованно, так что он ограничивался редкими связями со знакомыми шлюхами. Но, будь он человеком другого склада ума, малышка Коломбина оказалась бы в опасности.       Она выглядела на все сто, даже без макияжа и других штучек. Наверняка именно это стало причиной для насмешек в школе. Они поклонялись бы ей, как богине, но Коломбина изолировалась от остальных. И осталась только черная зависть.       Наконец, миссис Санна принесла заказ и удалилась куда-то вглубь заведения, оставляя их наедине.       — Расскажите, какой я была в детстве, — неожиданно поинтересовалась девушка.       — Маленькой, как и все дети.       — Ответ удовлетворительный. Но я ожидала немного другого.       — Если я бывал в вашем доме, то только по делам. Я не рассматривал ни твою маму, ни тебя, поэтому помню очень смутно. Потом, большую часть времени ты была у себя, а я в кабинете твоего отца.       — А какая я сейчас? — пошла в наступление Коломбина.       Первый вопрос был подводкой, неважно, что он ответил бы? Так, что ли? Джо недоуменно поднял бровь, оценивающе глядя на Коломбину, которая неторопливо потягивала коктейль через соломинку. У него все-таки предательски заныли чресла. Знает ли она, как хороша? Девушка, которая только расцвела, но уже интуитивно чувствует свою женственность — величайшее из того, что может предложить природа. Кому-нибудь другому.       Джо вообще не помнил, чтобы ему кто-то отдавался не из-за денег, и не тешил себя надеждой, что он мог понравиться такой, как Коломбина. И все же, вопрос был провокационный. Фальконе крепко призадумался, она настолько глупая или настолько умная, если спрашивает такое у мужчины, да еще и у того, кто годится ей в отцы. Он уповал на первое.       — Взрослая, — соврал он, а на языке вертелось: «Прекрасная. Прекраснее всех, кого я когда-либо видел. Я бы с потрохами продался дьяволу за то, чтобы провести хоть одну ночь с тобой. Но я не могу. И не должен даже думать об этом».       Коломбина заметно погрустнела. Видно, она переоценила свое обаяние. Ей не пробиться через глухую оборону этого гиганта. Но сдаваться рано. Девушка предприняла последнюю, отчаянную попытку.       — То, что вы видели, Джо, — она остановилась на его имени, вздохнула. — Почему я спрашиваю… Они травят меня за то, что я учусь лучше многих, за то, что я итальянка. Они говорят, — Коломбина подняла глаза, как бы обращаясь к небу, а не к своему собеседнику, — они говорят, что я уродец, что я похожа на обезьяну, — с этими словами девушка отвернулась. Занятно, как много эмоций она извлекла из себя за сегодняшний день. Тому виной влияние человека, сидящего напротив. Она хотела чувствовать себя слабой рядом с ним, передать ему все заботы, печали и свою новоиспеченную влюбленность.       — Что за глупость! — восликнул Джо, соскочив с места. — Значит, они слепые и, к тому же, кретины. Не слушай их, ты очень красивая девушка.       «Дьявол, я все-таки это сказал. Джо, теряешь хватку. Если отмочишь такое на работе, можешь ставить на себе крест», — критично рассудил про себя Фальконе.       — Правда? — всхлипнув, обратилась к нему младшая де Орацио и шагнула навстречу, обвила руками его тело, приникла близко, до неприличия близко, так, что он чувствовал на себе ее теплое дыхание.       Коломбина кое-что знала о мужчинах, в том числе из школы, поэтому позволила себе эксперимент, заключив Фальконе в столь тесные объятия. И эксперимент удался. Нечто твердое на уровне паха упиралось в нее через плотную ткань брюк. Должно быть, он тоже это ощущал. Девушка, с удовольствием убедившись, что она интересна этому необычному человеку, прекратила нападение, решив не слишком торопить события, чтобы не спугнуть добычу, дождаться того, пока он сам ступит в капкан. Ее радовало уже то, что Джо не отпрянул, не оттолкнул ее.       Кажется, она впервые обнимала мужчину в неформальной обстановке, если не считать отца. Но отец был ласков с ней только в далеком детстве, когда Коломбина ходила под стол…       Лоренцо де Орацио бежал бы бегом из Чикаго обратно в Нью-Йорк, если бы узнал, что задумала его единственная дочка. Подумать только — соблазнить Джо Фальконе, человека с репутацией мясника, всегда готового запачкать руки. Даже став капо, он раз за разом продолжал браться за грязную работу, необходимость в исполнении которой возникала редко, но зато — она требовала грамотного подхода, своего рода профессионализма. Пытки? Зовите Джо! Похищения? Джо сделает как надо! Не то чтобы он был плохим человеком, нет, для своего дела он был чертовски хорош. Исполнительный, ответственный, не жадный, только вот гордый, слишком уж гордый.       Лоренцо не поверил бы, что его ребенок не менее тщеславен. Кто догадается искать сходства между стервятником и синицей? Ирония жизни состоит в сочетаемости несочетаемого, повсеместном обмане и мимикрии. Сколько еще человечеству нужно предоставить красавцев, уродливых духом, чтобы оно прозрело и перестало наступать на одни и те же грабли?       Слишком хорошо прятала девушка свою настоящую натуру, оставляя поверхностному зрителю вежливость, покорность и изредка налет озорства, ничуть не похожего на кокетство. Свободолюбивая натура терпеливо дожидалась, пока путы, сковывающие ее движения, ослабнут, а надзиратели потеряют бдительность. Она ждала, но и это терпение не было бесконечным.       Кризис приближался к порогу де Орацио.