Ложь с терпким привкусом самообмана

Высокое стеклянное здание спиралью ввинчивается в безоблачное небо, блестя в лучах солнечного света. Застеклённый фасад ловит свет, но не отражает его, концентрируя только на себе, пуская по своему телу голубоватые переливы. Здание возвышается, красуясь, и словно бы давит своей значимостью. Вообще-то, выглядит даже круто. Хоть что-то в своей жизни этот человек ещё не успел испортить. Чимин криво усмехается собственным мыслям, встряхивает головой и неторопливо поднимается по лестнице, толкает дверь, заходя внутрь. Там всё тоже оказывается довольно прилично: простой холл с минимумом мебели в простом деловом стиле. Кожаные кресла в зоне ожидания, низкий журнальный столик с несколькими журналами, аккуратный минималистичный ресепшн. Чимин идёт прямо к нему, изящно облокачивается о стойку, обворожительно улыбается сидящей девушке. — Здравствуйте, — здоровается, добавляя в голос соблазнительно-зазывающей глубины. — Я пришёл к господину Мину. Сообщите ему, что пришёл Чимин и хочет поговорить, он поймёт. Девушка под внимательным взглядом слегка краснеет, но берёт трубку и довольно быстро справляется с поставленной задачей, получает ответ и вежливо сообщает: — Господин Мин ждёт вас у себя в кабинете. Поднимайтесь, пожалуйста. Вам нужен тринадцатый этаж. Чимин отвечает благодарно-обворожительной улыбкой, скользит пальцами по стойке, будто не желая уходить, и неторопливо направляется к лифтам, зная, что девушка провожает его влюблённо-восхищённым взглядом. Напоследок разворачивается и игриво подмигивает, провоцируя у девушки приступ неконтролируемого смущения. Лифт быстро довозит его до верхнего этажа, и вскоре Чимин ступает в такой же аккуратный и минималистичный коридор, что и внизу. Оглядевшись в поисках таблички с указанием кабинета, он довольно быстро находит сверкающий позолотой прямоугольник, висящий на белой двери, своей яркостью и пафосом явно не вписывающийся в интерьер. Презрительно усмехается: читать не надо, чтобы догадаться, кто находится внутри. Всё-таки он берёт свои слова назад: даже здесь этот человек умудрился что-то испортить. Остановившись у двери, Чимин ненадолго прикрывает глаза, делая вдох и сосредотачиваясь. Он давно никого не соблазнял, и, хоть и потренировался слегка на секретарше, в этот раз всё может оказаться труднее, особенно если учесть, насколько противен ему этот человек. Но он дойдёт до конца и добьётся своего, чего бы ему это не стоило. Чимин собственным мыслям усмехается. Всё-таки кое-что в нём осталось неизменным — его упрямство. Решительно выдохнув и открыв глаза, Чимин заносит руку и негромко, почти мягко стучит, стараясь, чтобы вторжение звучало нерешительным. За дверью выплевывают каркающе-позволительное «да!», и он заглядывает внутрь и, установив зрительный контакт, обворожительно улыбается. — Господин Мин! — приветствует игриво, заходя и бесшумно закрывая за спиной дверь, неслышно щёлкая замком, отрезая пути отступления. — Я пришёл поговорить о досадном недоразумении, которое произошло вчера… — А, — тянет мужчина в ответ, даже не дослушав, вальяжно развалившись в кресле, оглядывая Чимина презрительно-оценивающим взглядом с головы до ног. — Образумился-таки. Учти, в этот раз заслужить моё прощение будет сложнее, тебе придётся постараться, — говорит и многозначительно опускает взгляд на собственную ширинку и поднимает на демона глаза, выжидательно приподняв бровь. Чимин сладко улыбается, пряча за милой улыбкой хищный оскал ярости и отвращения. Этот человек настолько же мелочен, насколько и туп. — Думаю, — говорит он, медленно и соблазнительно облизывась, заставляя мужчину в кресле тяжело сглотнуть, — я найду способ удовлетворить вас и заслужить прощение… И, изящно наклонившись, ныряет под стол. Устроившись между чужими разведёнными ногами, поднимает голову, ловя снисходительный взгляд. Приторно улыбнувшись, чуть откинув голову назад, не прерывая зрительного контакта, медленно протягивает руку. Пальцы вскользь мажут по ширинке, заставив мужчину упустить судорожный выдох, осторожно ползут вверх по чужой груди, тягуче-лениво играются с пуговицами рубашки, поднимаясь всё выше, пока наконец плавно и легко не сжимаются на толстой шее. Мужчина на эти действия никак не реагирует, лишь насмешливо выгибает бровь. Взгляд его голодно расширенных зрачков впивается в чиминово лицо. — Хочешь поиграть? — Чимин едва не кривится от похотливых интонаций, сквозящих в чужом голосе, но держит себя в руках. — Да. Выдыхает томно, гремучим змеем выскальзывая наверх, в полный рост возвышаясь над мужчиной. Колено его упирается меж разведённых ног, мучительно близко к чувствительной зоне, но всё же не касаясь её. Мужчина поднимает взгляд, смотрит на демона снисходительно и гордо. В маслянисто блестящих тёмных глазах похоть и самодовольство. Чимин не пытается стереть их. Пока что. — Очень хочу, — улыбается хищно, подбавляя в голос стальные интонации, разбавляя мёд дёгтярной горечью, крепче сжимая пальцы на чужой шее. Демон чувствует, как сминается кожа под пальцами, чувствует, как застревает в горле выдыхаемый воздух, заблокированный его хваткой. Мужчина вначале смотрит заинтересованно, ожидая дальнейших действий. Непонимающе хмурится, когда их не следует — мышцы напрягаются, пытаясь компенсировать излишнее давление. Когда и это не помогает, воздуха начинает не хватать, и до него постепенно доходит, что это не игра, мужчина издаёт тихий хрип, хватаясь за чужую руку в безуспешной попытке сдвинуть её с места, и Чимин со злобным удовлетворением наблюдает, как стекает выражение самодовольства с ещё недавно такого спесивого лица, заменяясь чистым, ничем не прикрытым концентрированным страхом. Демон презрительно усмехается. Теперь можно и поговорить. — А теперь слушай сюда, смертный, — выдыхает, медленно склоняясь к самому лицу, смотря прямо в выпученные паникой, пульсирующие испугом глаза. Голос вкрадчивый, со вкраплениями стали и свинца. — Если ещё раз твоя рука хотя бы вскользь коснётся Юнги с неблаговидными намерениями, если по твоей вине с ним случится хоть малейшая неприятность, хоть что-то плохое, — и наша встреча в аду произойдёт быстрее, чем ты ожидаешь, — он слышит хрип и сильнее сжимает чужое горло, давя в зародыше любые звуки. — Не мешай мне говорить! — прикрикивает жёстко, игнорируя чужие ногти, впивающиеся в кожу. Склоняется к самому уху, шепчет, пуская мурашки по позвоночнику: — Я бы убил тебя сейчас, но пока будешь приносить пользу Юнги, так и быть, живи. — Он отстраняется, презрительно-изучающе заглядывает в чужие глаза. — Надеюсь, мы поняли друг друга. Отталкивает от себя обмякшее тело, разжимая руку ровно в тот момент, когда чужие пальцы беспомощно соскальзывают, не в силах больше держаться. Мужчина падает с кресла на пол, задыхаясь и надсадно кашляя. Чимин возвышается над ним, как последний судья над исчерпавшим прощение. Он задерживает взгляд на скрючившемся на полу, пытающемся подняться на четвереньки хрипящем запуганном существе, смотрит отстранённо, пытаясь понять, что же чувствует сейчас, но не различает ничего, кроме тотального отвращения. — Ты жалок, — бросает Чимин с презрением. — Запомни себя сейчас, и вспоминай каждый раз, когда захочешь причинить вред живому существу. Отворачивается, проходя мимо испуганно замершего тела, переступая через лежащее на боку кресло, и уходит. Но замирает у самой двери. — Ах да! — восклицает, слыша, как испуганно замолкает под столом задушенный кашель. Чимин оборачивается, натягивая на лицо милую улыбочку: — Не мог бы ты исчезнуть на недельку-другую? Юнги будет полезно отдохнуть от твоего мерзкого присутствия. И, отперев замок, выскальзывает за дверь. Тёплые сумерки накрывают город сизым полупрозрачным покрывалом. Загораются рассеянным светом фонари, ловя на себя мотыльков и ночных бабочек; их крылья трепещут, отбрасывая на асфальт пляшущие тени. Дом, в котором живёт Юнги, всё так же безвкусен и претенциозен. Даже лёгкие сумерки, что всему придают таинственности и шарма, тут оказываются бессильны. Тяжёлые металлические перила смотрятся грузно и дёшево, а звонок в виде льва напоминает забытое дворянство и навевает скуку. Впрочем, пока здесь живёт Юнги, Чимин готов со всем этим смириться. Демон звонит в дверь и отходит чуть в сторону, прислонившись спиной к железным перилам. Слышит, как внутри открывается дверь, как настороженно спускается по лестнице Юнги, как он неловко замирает и, наконец, открывает дверь, высовывая голову наружу. Чимин оборачивается, легко улыбаясь. — Привет. — Чимин? — Юнги смотрит непонимающе, медленно моргает. — Ты почему здесь? Он выглядит помятым, щурится сильнее обычного, как будто только что проснулся. Чимину кажется, он даже чувствует исходящее от него тепло. На заплывшем отёкшем лице синими пятнами выделяются синяки, тёмными чёрточками — царапины. Чимин хочет обвести пальцами каждую из них, а ещё безумно жалеет, что не умеет лечить. — Просто, — пожимает плечами Чимин. Отталкивается от перил, подходя ближе, рассматривая выглядывающую из-за двери лохматую рыжую голову. — Соскучился, хотел тебя увидеть. Юнги хмурится, то ли смущаясь, то ли просто плохо что понимая со сна, и это так умиляет. Чимин молчит, просто наблюдая, а потом вдруг: — Можно тебя обнять? Юнги застывает, соображая, смотрит странно, краснея ушами, и, наконец, выходит на улицу, полностью открывая дверь. — Можно. И ему не приходится долго ждать: Чимин, получив разрешение, шагает вперёд, становясь впритык, и заключает человека в крепкие объятия. Руки Юнги робко ложатся на его плечи, Чимин выдыхает, расслабляясь — и лишь тогда понимает, насколько всё это время был напряжён. Он утыкается носом в рыжие волосы, вдыхает полной грудью запах тепла, уюта и родной близости, и словно камень падает с груди, позволяя свободно дышать. И как я раньше мог без тебя? Мне с тобой и вечности будет мало. Он хочет сказать это, и много чего ещё: о чувствах, об изменениях, о том, сколько всего Юнги значит для него. Но молчит, лишь крепче сжимая объятия, отчаянно контролируя, чтобы не сжать руки в полную силу. Но Юнги как будто понимает, обнимает, гладя по спине, и говорит негромко: — Отец сегодня задержался на работе. — М, — Чимину стоит усилий, чтобы случайно не ляпнуть «знаю», но он всё же вовремя прикусывает язык. — Если хочешь, можешь переночевать сегодня. Чимин улыбается, выдыхая на ухо короткое: — Хочу.