Bones. Хрупкорождённый

The Score — In My Blood

      Тёплый ветер ласкает русые волосы, птицы щебечут что-то о своём, не разобрать, но наверняка о приближающемся тепле. Облака медленно плывут по оранжевому небу, не торопясь, в отличие от людей, что торопятся вернуться домой после работы или же, наоборот, пойти куда-то и развлечься, воскресенье всё-таки. Воздух пахнет свежестью и горячими сладкими пирожками на улицах, запах доносится из небольших фургончиков с уличной едой. Чонгук, как и всегда, не сильно чувствовал голод, зато Тэхён всю дорогу урчит так, словно волк, защищающий территорию. Поэтому возле одного из таких фургончиков они покупают себе покушать. Тэхён берёт восемь пирожков с картошкой и мясом, на что Чонгук выпучивает глаза, не веря, что парень способен столько съесть, ведь они довольно большие и сытные. Чонгук покупает себе молочный чай и пирожок с картошкой, решает, что вполне насытится этим. — На площадке будут мои знакомые, — проговаривает Тэ, смотря куда-то в экран телефона, — хотят рассказать какие-то новости, они кто-то вроде разносчиков вестей по всем площадкам скейтеров. — А, ладно, — отвечает Чонгук, раскусывая шарики тапиоки из чая. Спустя двадцать минут они подходят к уже знакомому месту. Сегодня трамплины не пустуют, около восьми человек носятся по площадке на скейтах, самокатах, велосипедах и виднеются два парня, что машут Тэхёну рукой, подбегая. Оба в кепках и оверсайз футболках, в шортах и у всех непременно разодраны колени — вычислить скейтера проще, чем казалось Чонгуку. — Привет, Тэхён-щи, — произносит первый парень с пирсингом брови, — ты привёл новенького? — смотрит на Чонгука и обращается к нему, — а где твой скейт? — не понимает. — Это Чонгук, мой друг, — отвечает Ким, — он не катается, просто пришёл меня поддержать, — Тэ кладёт свою доску к ногам и чуть разворачивается к Чону, представляя знакомых: — Это Ёнджун, — Тэ указывает на блондинистого парня с пирсингом, — а это — Джей, — парень с чёрными волосами и озорной улыбкой чуть кивает. — Приятно познакомиться! — отвечают парни синхронно, после чего Чонгук отходит подальше на скамейку для наблюдателей. Пускай Тэ поговорит спокойно, Чон не будет мешать. Гук рассматривает сальто от велосипедистов, смотрит, как подпрыгивают самокатеры, прокручивая под собой самокат, как кто-то падает, шипит и смеётся, смотрит, как друзья помогают друг другу подняться. Чон тоже помог сегодня Тэхёну немного по-другому, но точно это знает, и ему это нравится. Чувствовать себя достаточно сильным, чтобы помочь кому-то подать руку. Тэхён приоткрыл для Чонгука своё прошлое, доверяя. Прошла уже неделя, как он ходит в школу, и ничего случилось. Он не в гипсе, кости не болят, а коленки не трясутся от страха. Можно сказать, всё идёт хорошо? И плевать, что там в школе говорят, пошепчутся и забудут, как и в большинстве случаев. Чонгук начинал жить по-настоящему, а не как пленник заточения собственной боли. — Чонгук-а! — Тэ подбегает и садится рядом, — есть хорошие новости, — произносит, не дожидаясь реакции. Начинает вкратце рассказывать о сути диалога с Джеем и Ёнджуном. Вообще они давно знакомы, ведь были друзьями Богома. С Тэ они тоже общались, но не были друзьями. После трагедии они лишь иногда интересуются, будет ли Тэхён ещё приходить на площадку. — В общем, через месяц пройдут соревнования по скейтбордингу, призовой фонд — миллион вон! Приедет очень крупный инвестор, будут спонсоры спортивного инвентаря, целое мероприятие! Я думаю над тем, чтобы попробовать… — Тэ отводит взгляд от оленьих глаз и губ, что прислонились к стаканчику с чаем. — Вау, Тэхён, это здорово, я хоть не особо разбираюсь в этом, но тебе точно стоит подать заявку! — Чон искренне рад. — Думаешь? — губы расплываются в лёгкой улыбке, этих слов он и ждал. — Конечно, а почему нет? Ты ещё думаешь? Если бы я мог, я бы тоже поучаствовал, это должно быть весело! — Чонгук наигранно возмущается, ссылаясь на болезнь и невозможность активного образа жизни. — Тогда я попробую! — успокивает его Тэ, — будешь болеть за меня? — аккуратно забирает пустой стаканчик и выкидывает в мусорку, стоящую под рукой. — Конечно, я хоть и не знаю других скейтеров, но уверен, ты хорош в этом. — Ты такой милый, Чонгук-а, — произносит старший, вставая со скамейки. Бросает скейт на асфальт и съезжает вниз с горки к трамплинам. Чон не понимает, где это, он милый, но слышать подобный комплимент — оказывается приятно. Ближайший час он снимает Тэхёна на видео, показывая ему со стороны, чтобы тот увидел свои ошибки. Чонгук приближает камеру к сосредоточенному лицу с густыми бровями, незаметно для себя заглядывается на мужественный профиль и на мимолетные взляды в свою сторону. Тэ проверял, на месте ли друг, всё ли с ним в порядке, и с облегчением продолжал тренировку, видя, как тот увлечённо пялится в камеру, наверное, опять увидел красивый кадр. А Чон пялится на Тэхёна, который и делает кадр таким прекрасным. Внутри что-то легонько начинает тянуть, заставляя Чонгука чувствовать себя странно. Вечер заканчивается, когда Тэ провожает его домой, прося скинуть все видео ему в мессенджер, чтобы он ещё раз их пересмотрел. Они доходят до подъезда, и на секунду Чон замешкался, потому что не знает, как попрощаться. Стоит ли им обняться? Или это будет странно, ведь в квартире это было лишь последствием напряжённой ситуации. Не подумает ли Тэ чего-то странного о нём? Поэтому Чонгук неловко кланяется, чем удивляет старшего, и убегает в подъезд. Тэ хмыкает, произнося про себя снова и снова: «Он такой милый».

***

— Мам, я дома! — Чонгук заходит и слышит громкие крики отчима и Хосока, из-за чего ему становится не по себе. Он замирает, прислушиваясь, не то, чтобы это было впервые, но тревога внутри всегда сильная. Может, подсознательная, он страдает, когда в семье кто-то ссорится, боится, что снова останется только с мамой, и будет видеть, как ей тяжело одной. — Ты всё делаешь только для своего хрустального! — кричит Хосок, — ты обещал прийти на мою выставку! Я ждал там тебя до закрытия, стоял со сделанным мною роботом, как идиот! — Хосок кричал, не сдерживаясь. — Я твой родной сын! — Хосок, успокойся! Ты же знаешь, что Чонгук болен! Я работаю, чтобы покрывать больничные счета! Ты старший и должен понимать, в какой мы ситуации! Мы одна семья! — отец пытается объяснить. — Нет! Меня нет в этой семье! У вас есть только бедный и несчастный Чонгук, которого нужно в пятки целовать! Мне это надоело! Он мне — не брат! — раздаётся звук мощной пощёчины, и Чонгук заходит на кухню, видя, как Хосок стоит, держась за правую щёку. Слышит, как мать начинает плакать и держится за мужа, что не смог сконтролировать себя. — Уходи. — Говорит грозно отец семейства. — Пока не научишься вести себя, как подобает старшему брату. — Пф, валяйте, — Хосок разворачивается и обнаруживает Чонгука, что стоит со слезами на глазах. Старший хмыкает, словно испытывая отвращение, смотрит свысока. Идёт к выходу, хватая свою кожанку, и покидает квартиру, хлопая дверью. — Чонгук-и! — слышится голос матери, но Чон убегает к себе в комнату, закрывшись. Мать подходит к белой двери, прислоняя ладонь, прислушивается к всхлипам. — Зайчонок, мы с папой тебя очень любим, Хосок тоже! Он с твоим отчимом просто не поняли друг друга, не расстраивайся, завтра уже, наверное, помирятся! — женщина пытается успокоить своего сына, потому что его слёзы отдавались болью в сердце. Но Чонгук не открывал, лежал лицом в подушку, что впитывала слёзы уже не раз. Чонгук винил себя в таких ссорах. Он знает, что ему уделяют намного больше внимания, чем Хосоку. Как только Чонгуку стукнуло тринадцать, отчим уже относился к нему более трепетно, чем к Хосоку. Тот сначала был рад чувствовать себя старшим братом, быть ответственным, помогать во всём. Однако уже через год, когда отец стал пропадать на работе — радость прошла, потому что тот даже не пришёл на соревнования по баскетболу в средней школе. Пока все отцы гордо обнимали своих сыновей, Хосок стоял на первом месте пьедестала и недоумевал, ради кого он здесь стоит? Успеваемость резко ухудшилась, но родители не слишком обратили на это внимание, он ведь старший, сам со всем справится. И Хосок справлялся. Первые прогулы, первые сигареты, первый глоток алкоголя, обида на отца, что глушилась в азарте и адреналине. Потому что Хосока не слышали. В нём всё еще таится надежда услышать похвалу, слова гордости, ведь Хосок так старается. Он выиграл грант на обучение, один из лучших в робототехнике, но отцу плевать, он не считает это каким-то особым достижением. А Чонгук сходит на капельницу, посидит с иглой в вене, его уже расхваливают, какой он молодец, как хорошо держался! Ладно, когда тот был совсем мелким, но ведь Чонгуку уже восемнадцать, а родители, кажется, не понимают, что время идёт. И чем больше достаётся любви Чонгуку, тем дальше от семьи Хосок. Вызывая такси до ближайшего бара, Хосок набирает SMS Намджуну, чтоб тот приехал пить вместе с ним, ну, или просто забрал того, когда парень уже будет в сопли пьян.

The Score & Blackbear — Dreamin

      Звон стаканов, гудящая разрывная музыка, шумы смешанных голосов парней и девушек, громкий смех и беззаботные чудоковатые танцы в центре помещения. Бармен разливает алкоголь прямо в рот двум девушкам, после чего они облизывают лайм и целуются, не обращая внимания ни на кого. Тут можно быть собой и раскрепоститься, как душа пожелает. Популярный и огромный клуб этого города, на этажах которого много развлечений: где-то танцы у пилона, где-то настоящие танцевальные батлы, где-то бильярд, а где-то сидит Хосок с водопадами из коктейлей и виски. Звенят кубики льда в стакане, а он горько закидывает в себя уже… Какую по счёту стопку? Сам не помнит, пьёт, пока не полегчает или же не станет настолько плохо, что та горечь, сидящая в душе, не притупится. — Бармен, повторить! — просит Чон, и его стакан вновь наполняется янтарной жидкостью, а кровь — градусом. Почему ему так не везёт? Он что, многого требует? Просто услышать три слова от родного отца, но тот вечно делает вид, что все достижения Хосока — само собой разумеющееся, а то и вообще, считает себя главным в заслугах сына, ведь это он воспитал его. Чон помнил, как в свои пятнадцать, Чонгук умолял его втайне от родителей покачать на качелях во дворе, ведь те не разрешали — опасно. Чонгук чуть ли не плакал, и Хосок сдался, пойдя на поводу младшего, качал его легонько, пока тот смеялся счастливо. И Хосоку тоже было весело, пока не прибежал отец, буквально отшвыривая его в сторону, что тот аж упал, подбегая к Чонгуку и осматривая панически, цел ли он. Хосок тогда получил болючую занозу в руке, которую вытаскивала мачеха, извиняясь. Не только в руке, дошло до самого сердца и до сих пор гноится, мозолит. Не мачеха была виновата, Хосок не от неё ждал извинений. Но так и не дождался их, оставшись наказанным. Спустя минуту всё выпитое даёт о себе знать. Хо поднимается, отправляясь к туалету. Красные стенки и ультрафиолетовый свет, в глазах всё кружится, на языке неприятный вкус, а на сердце — жгучая обида. Хосок стоит, моя руки, как вдруг в кабинке начали раздаваться хриплые стоны и грязные прозвища, и Чон прошёл бы мимо, это норма для туалетов в клубах, только вот голос оказался более, чем знакомым. В стельку пьяный он открывает кабинку рывком, пялясь на Юнги, зажатого каким-то мужиком, чья рука в штанах школьника. Юнги не сопротивлялся, стонал на ухо, пока не зашёл Хосок. — Какого хуя? — раздаётся голос неизвестного щетинистого мужчины с татуировками и выбритыми висками. Хосок ничего не отвечает, лишь хватает Юнги за руку, не отдавая себе отчёта. Он кипит, бурлит от ярости, ему противно — картинка чужой руки на члене Юнги стоит перед глазами. Они вылетают на задний двор клуба, где никого нет, кроме пары мусорных баков и припаркованной машины. Юнги застёгивает ширинку одной рукой по дороге, вторую же Хосок крепко сжал до боли, вцепившись, и тянет за собой. — Юнги, блять, какого хрена ты творишь?! — Хосок отталкивает Юнги к кирпичной стенке клуба, из-за чего тот бьётся головой и хватается за больное место, хотя он не настолько трезв, чтобы чувствовать боль в полной мере. — Какая тебе разница? Это моя жизнь! — Юнги кричит в ответ, толкая Хосока, но тот лишь чуть оступается, перехватывая бледные кисти. Они оба пьяны. — Думаешь, трахаться с кем попало в клубах, будучи школьником, нормально? Набухиваться и давать себя лапать всякому мусору?! — не даёт Юнги вырваться, смотрит чёрными глазами в разъярённые карие с вызовом. Замолкают. Один миг, и непоправимая ошибка повторяется вновь… Дышат учащённо и вгрызаются друг в друга безумно, как сумасшедшие, кусают за губы, запуская язык в рот другого, устраивая пляс, причмокивают и стонут в поцелуе с закрытыми глазами. Хосок держит за волосы, грубо перехватывая инициативу, ни о чём не думая, отдаётся собственным инстинктам, словно наказывает так непослушно парня. Юнги отталкивает Хосока, и тот впечатывается спиной в мусорный бак, рычит, злится, а Юнги не уступает. Оба знают, почему. Потому что они не должны, это абсурдно. Смотрят друг на друга, а тело дрожит, словно в конвульсиях, прося вновь слепиться в объятиях и горячих поцелуях, терзать друг друга, им просто необходимо это. Они понимают всё без слов, поэтому Хосок делает шаг навстречу, а Юнги подбегает, запрыгивая. Хосок поддерживает за бёдра, прижимая к себе крепче. Прикусывает чужой кадык, чувствуя, как возбуждение сносит разум, чувствуя, как член Юнги сквозь чёрные обтягивающие джины упирается в живот, как орган Хосока пульсирует, упираясь в чужую задницу, что елозит из стороны в сторону. Тяжелое дыхание и тянущее чувство внизу живота… — Ты придурок грёбаный! — шипит Хосок, кусая за мочку уха, скользя руками под белую рубашку Мина. — Пошёл ты на хуй! — скулит младший, сжимая чужие пряди волос в кулак, и прижимается к раскрасневшимся губам. Мелькают фары, Хосок не сразу соображает сквозь дымку опьянения, когда слышит, как хлопает дверь автомобиля. Хосок бросает Мина на асфальт, вытирая губы, смотрит туманно на знакомые черты приближающейся фигуры, а после подбегает к мусорному баку и опустошает желудок. Отключается. Мрак окутывает сознание, зато о семье больше думать не выходит, лишь о давящем желании, что порочно отзывается в мыслях.

***

      Пульсирующая боль в висках заставляет морщиться и медленно покинуть сонное царство. Во рту пустыня по ощущениям, в голове пустота. Блёклые отрывки вчерашней ночи, что не складываются во что-то цельное, не дают представления о том, где он сейчас находится. Юнги размыкает веки, прищуриваясь, оглядывается и замечает на себе чью-то горячую руку. Кажется, Юнги сейчас с тем парнем, который угощал коктейлями, а после увёл в туалет — так он думает, пока не поворачивается, проспыпаясь уже полностью. Видит, как открываются глаза его соседа по кровати этой ночью. Раздаётся крик двух парней. — А-а-а! — Хосок кричит, натягивая на себя одеяло, и почему они оба полуголые, — что ты, блять, делаешь в моей кровати?! — Это ты, что забыл в моей? Педофил! — Юнги перетягивает одеяло обратно, до совершеннолетия ему ещё полгода. Слышится покашливание, и парни переводят взгляд на Намджуна. — Вообще-то, это моя кровать, алкаши несчастные. Ну и устроили вы вчера траходром… — Намджун не стесняется в выражениях. Хосок упёрся локтями в колени и схватился за голову, пытаясь вспомнить хоть что-то, не может поверить в реальность слов друга. Он и Юнги?.. — Я что, и правда педофил?.. — себе под нос шепчет в шоке. — Нихуя, я бы свою попку ему не доверил! — Юнги вскакивает, ища свои вещи. Хосок поворачивается. — Это с хуя ли? — обозлённо. — А хочешь, чтобы доверил? — Юнги издевается, — будь у нас что-то, я бы уж точно это почувствовал, — Мин слегка поворачивает попу к старшему, — ну, либо у тебя крошечный пен… — в голову Юнги прилетает подушка. — Ладно, успокойтесь, вы были такие пьяные, что пришлось вас буквально тащить в квартиру на себе и раздевать Хосока, потому что кое-кто обблевал себя, а второй разделся сам во сне. Идиоты… — проговаривает Нам, отпивая утренний кофе, опираясь на косяк, а затем уходит на кухню. Юнги с Хосоком ещё раз злобно переглядываются, кидая подушки друг в друга. Одеваются в заботливо постиранную Намджуном одежду, матерясь вслух. Юнги находит свой мобильник в кармане джинсов и пишет Чонгуку, что в школу он опоздает, потому что готовит коктейль для Чимина.

***

      Тэ смотрит на себя в отражении зеркала, окидывает взглядом поглаженную школьную форму, поправляет галстук, берёт свои, уже практически блондинистые, пряди и крутит между пальцами. От голубо-зелёного ничего не осталось, наверное, стоит уже перекраситься обратно в свой родной тёмно-каштановый, что в темноте кажется обычным чёрным. Он закидывает рюкзак на плечо, выходит из квартиры, закрыв дверь на ключ и прихватив свой скейт, отправляется в школу. По пути заезжает в небольшой магазинчик, покупает себе завтрак и ещё кое-что для нового друга. Тэ уже усвоил, что Чонгук приходит практически самым первым, поэтому теперь старается приезжать как можно раньше. Подъём с утра даётся нелегко, кровать тянет магнитом, но Тэ знает, что его никто не разбудит, если вдруг он поддастся искушению поспать ещё, никто не приготовит завтрак и не заварит кофе. Он живёт один, надо уметь заботиться о себе, даже если иногда лень или совсем нет сил и настроения. Тэхён открывает дверь класса, замечая там лишь одну спину хрупкую, дрожащую возле его парты. Тэ окликает, медленно подходя: — Эй, Чонгук-а, что ты делаешь? — шаг ближе. Чонгук с испугом поворачивается, опираясь на парту Тэхёна, с тряпкой в руках и красными опухшими глазами. Тэхён не смог не заметить. — Тэ, пожалуйста, подожди, — Чонгук не даёт ему подойти к парте. — В чём дело?! — возмущённо и не понимающе спрашивает, замечает, как на его парте маркером что-то написано, и именно это отчаянно пытался смыть Чонгук. — Не смотри! — просит Чонгук, почти умоляет, хватаясь двумя ладошками за руку старшего. Тэ осторожно, но с напором отодвигает Гука и видит надпись, что выведена чёрным маркером по всей парте — «Кiller» — убийца, кое-где уже чуть стёртое. Чонгук не хотел, чтобы Тэ видел это, ведь знает теперь, насколько это больно для него. Тэ молчит пару секунд, что-то про себя думая, сжимает кулак и поворачивается обратно к младшему, хватая его за плечи. Наклонившись, заглядывает в опечаленные глаза. — И ты из-за этого плакал? — удивляется. Гук поднимает глаза в непонимании. Судя по голосу, Тэ не расстроился ничуть. Чонгук не знает, как ответить, он плакал всю ночь, но не из-за этого, поэтому мотает головой. — Тогда, что случилось? — Тэ спрашивает, перехватывая тонкое запястье, ждёт ответа. В класс заходит Мина, подозрительно покосившись на парней, и Чон притягивает обратно свою руку, а Тэ отпускает. Не лучшее место, чтобы сейчас говорить об этом. Через двадцать минут урок начнётся, вот-вот и класс заполнится. Тэ кивает, наклоняясь к Чонгуку: — Встретимся на крыше на большой перемене, — случайно касается губами кончика уха, а у младшего волоски встают на руках, мурашки по шее мчатся. Он хватается за шею, чтобы скрыть свою реакцию, и снова кивает, соглашаясь отложить разговор на более подходящее время и место. — А теперь прошу, отойди немного, — Тэ улыбается, глядя на Чона. Чонгук отходит послушно, смотря, как он отодвигает подальше свой скейт. Внезапно Тэхён встаёт ногой на парту и ударяет рывком, прыгая, ломает стол пополам, поделив ту саму надпись на две части «kil» и «ler». Ему кажется, что это прозвище высечено на спине. Мина с Чонгуком просто в шоке, не понимают, стоят как рыбы и открывают рот. — Мина, — Тэ обращается к старосте, — у меня парта сломалась, пойду, попрошу новую в учительской, — подмигивает, уходя, засунув руки в карманы. «Соджун, сукин ты сын, месть к тебе вернётся, расправив крылья...» — цокает, а сердце давит, больно, знает этот придурок, за что задеть, какие шрамы самые свежие, и как сильно болят. Тэ не хотел, чтобы Чонгук расстраивался из-за него. Не хотел показаться безумным хулиганом перед старостой и другом, пытаясь отыскать того, кто сделал, и начать возмездие. Сидеть все уроки, глядя на то, что и так каждый день проносится у него в мыслях, тоже не хотелось. Тэ сделал, что должен был. Сейчас ему нужно не только о себе думать, но и о красных глазах Чона, кто-то же его обидел? Издевался? Может, тоже Соджун руку приложил, чтобы через младшего побесить Кима? Так или иначе, это станет известно через три урока. Занятие начинается с вялого приветствия невыспавшихся учеников, с внезапной контрольной по тригонометрии, на которой Тэ даже отвлекается немного, хмуро глядя на какие-то формулы, что похожи на эльфийские монускрипты. Смотрит на активно пишущего Чона, парнишка и правда очень умён. Тэ много пропустил, ему сложно вот так вникнуть во всё, особенно когда и желания особого нет. Вот литература — другое дело, она интересна, поучительна, метафорична, с философскими смыслами и различными концовками. Тэ это нравилось, миллионы историй и миллион их окончаний, это заставляет думать, что рано или поздно все испытания будут пройдены, и наступит спокойствие. Хотя, задумываясь, понимает, что герои живут дальше, за пределами написанной истории, может, всё меняется после конца книги, никому уже не узнать. Скорее всего, нам нужно бороться до конца жизни за то, чтобы стать счастливыми, и в этом и есть смысл? Очень много он мог вот так рассуждать, если бы не оленьи глазки, что посмотрели на него в ожидании листа с заданиями, дабы собрать и передать их на передние парты, а после к учителю. Тэ неловко улыбается, отдавая полупустой лист, на что Чонгук просто молча прячет его под свой и передаёт дальше вперёд. Думает о том, что мог бы помочь старшему в этом предмете, в этих, как на первый взгляд, кажется, дебрях, но после упорных тренировок и решённых упражнений, на самом деле, это просто небольшая оранжерея.

***

Letdown — empty

      Тучи становятся всё кучнее, не оставляя и проблеска голубого неба, ветер усиливается, кажется, сегодня солнца уже не увидеть. Ветер раздувает светлые волосы, и уносит пепел от зажжённой сигареты куда-то вдаль, куда смотрит Ким, сквозь ограждение. Смотрит на приближающийся тайфун, на фиолетовые проблески на горизонте за высотками, на парней, которые пинают мяч на школьном поле. Смотрит, с ностальгией вздыхая, они часто с Богомом сидели на крыше, вот так глядя вникуда, прячась от надоедливых девчонок или учителей, что пытались повесить на парней очередное мероприятие, вынудив выступать с песней под гитару. Тэ так и не брался больше за неё, не касался струн, не напевал мелодии. Было слишком невыносимо не слышать второй голос, более высокий и мелодичный, чем его собственный, понимать, что никто не подхватит, когда забудутся слова. Гитара так и лежит, оставленная на балконе и закиданная старыми вещами. Почему-то сейчас так захотелось спеть их последнюю песню: nobody help me никто не поможет мне Тэ произносит еле слышно первую строчку, затягивается табачным дымом, до самой глубины лёгких, задерживает дыхание и отпускает едкий смог обратно в мир. im not cold im empty мне не холодно, я пустой Ветер дует, развевая школьный галстук, неприятно пробирая до самых костей, Тэ продолжает петь хриплым голосом. sombody heal me hold me make me know me кто-нибудь, исцелите меня, обнимите меня, дайте мне знать. Руки снова начинают дрожать. Когда же это закончится?.. Тэ вспоминает уютные вечера за просмотром фильмов, как в шутку дрались с Богомом, после чего он обнимал его крепко, не давая выпутать руки, чтобы нанести ещё один слабый удар. Как готовили рамён, потому что тогда больше ничего не умели. hate me ненавидьте меня Тэ вспоминает, как мать Богома кричала над телом в морге, вымещая злобу на доктора, который констатировал смерть. Ким стоял за дверью, но тот вопль чистой агонии, что исходил от матери, потерявшей сына, иногда будит его во время кошмаров. — Так красиво, — раздаётся тихий голос Чонгука у дверей на крышу. Интересно, сколько он там простоял, — у тебя очень красиво получается, — Чонгук буквально поражён, его пробрало от этих слов, и с такой грустью Тэ пел их, что не описать словами. Тэ замолкает, вновь зажимая сигарету губами. Глядит на подошедшегопарня, что смотрит туда же, вдаль. — Думаю, будет дождь, — говорит он. — Что случилось, почему ты плакал? — они тут не о погоде пришли говорить, Тэ переживает. Чонгук не может подобрать слов, в голове постоянно крутятся слова — хрустальный, бесполезный, беспомощный, неженка. Ощущение, что брат его ненавидит, и что в этом виноват он. Что отец прогнал Хосока, а Чон ничего не сделал. — Просто семейная ссора, отец выгнал моего старшего брата, и это я во всём виноват… — Чонгук цепляется пальцами за решётку, которой ограждена крыша, опускает голову к ногам, а у самого ком в горле, но врать он не собирается. С друзьями так не поступают. — Почему ты так думаешь? — Тэ выбрасывает окурок, тут же доставая и поджигая следующую сигарету, а Чонгук, кажется, уже начинает привыкать к этому запаху. — Из-за того, что я родился таким, потому что вынужден жить «на цыпочках», все беспокоятся за меня, а за него — нет. Я знаю, что всё внимание доставалось мне, но я до какого-то момента даже не задумывался об этом, а потом, мне кажется, стало уже слишком поздно, брат ожесточился. — Тэ внимательно слушает. — Думаю, он ненавидит меня, — голос предательски скачет, потому что Чонгук любит своего брата, несмотря ни на что. — Ты не виноват в том, что родился таким, я могу понять твоего брата, но он не имеет права винить в этом тебя, я, конечно, мало что знаю о твоей семье, но раз они воспитали тебя таким, то твой брат, должно быть, тоже неплохой человек, верно? Я уверен, что однажды и это пройдёт, и вы помиритесь. Потому что вы есть друг у друга. — Тэ поворачивается к Гуку, стараясь нежно улыбнуться. Чонгук знает, как тяжело это даётся Киму, но тот старается, и сейчас эта улыбка предназначена только ему. Он выговорился, и ему стало немного легче от успокаивающего голоса, от слов, что он не виноват. Юнги в похожих ситуациях просто намеревался пойти и разукрасить лицо старшего, это не успокаивало, но помогало отвлечься. А Тэ просто выслушивает, не лезет, поддерживает, будучи сам лишён этого. — Спасибо, Тэ, — Чонгук смотрит на дрожащие руки старшего, что снова пытается сжать их в кулак, и подходит вплотную, робко касаясь ладоней, пытаясь помочь. — Можешь, — делает паузу на мгновение, — обнять меня? Чон смотрит чуть вверх из-за разницы в росте, просит, потому что знает, что Тэ просить сейчас не станет, хоть это ему необходимо — чужое тепло. Хотя, пора признаться, Чонгук тоже всеми руками «за». После того раза, зудящее желание оказаться обнятым, росло. Ведь его, на самом деле, никто не обнимает так. Юнги лишь аккуратно опутывает руками, прислоняясь головой и хныкает, остальные же и вовсе не трогают, хрупкий ведь, боятся. Родители любуются лишь, словно он драгоценная ваза под стеклом, руками трогать нельзя, а то невзначай разобьют. Тэ взволнованно обхватывает руками младшего, прислоняя к своей груди, прижимает трепетно за плечи, уперев подбородок в русую макушку, стоит с зажатой в зубах сигаретой и закрывает глаза. Сейчас уже теплее. Да, так намного легче. Кристальная слеза застывает, так и не скатившись, высыхает. Они справятся со всем этим, маленькими шажками на встречу счастливой жизни. Так медленно, капля за каплей, они привыкают друг к другу, заполняя внутреннюю пустоту, поливая засохший океан внутри. Однажды он снова наполнится, и там появится жизнь. С помощью слов, с помощью взглядов, с помощью объятий и персиковых булочек, что внезапно появляются в рюкзаке Чона, постепенно их связь станет крепче.

***

      Юнги мчится сломя голову, перепрыгивая через ступеньки, наверх. Глаза опять полны огня и любопытства. Кто-то сказал ему, что видел, как Чонгук шёл на крышу. Юнги поднимается к двери, выбивая её с ноги, видит Чонгука и Тэхёна, которые резко отстранились друг от друга. Не замечает этого, подходит быстрым шагом, не замечая и красных Чонгуковых ушей. Без слов достаёт шейкер из своей сумки, пару пластиковых стаканчиков, протягивает их парням, наполняя светло-бежевой жидкостью. — Пробуйте! — приказывает. Это тот самый коктейль, что он сегодня с утра старательно вымешивал, выверяя пропорции, чтобы покорить Чимина, ну, и чтобы не пытаться вспоминать прошедшую клубную ночь. Лучше ему не задумываться над тем, как он оказался с Хосоком в кровати, в квартире Намджуна, заставляя себя поверить, что фантомные ощущения влажных губ на шее пренадлежали парню, что покупал ему коктейли и зажал в туалете. Никак не Хосоку. Тэхён с Чонгуком переглядываются, мол, если они умрут от этого напитка, то хотя бы вместе. Они одновременно закидывают в себя коктейль, готовясь выплюнуть обратно, однако смакуют вкус на языках, поражённо пялятся на Юнги. — Это, — Тэ смотрит на дно стаканчика, — и правда очень вкусно. Удивлён, что, казалось бы, ингредиенты, которые будут отвратительны в сочетании, могут так дополнять друг друга. — Да, Юнги-я, мне тоже понравилось, необычно, но сладко и вкусно. Чимину должно понравиться! — Чонгук кладёт ладонь на плечо друга, поддерживая. Юнги весь светится, засовывает шейкер обратно в рюкзак, и также в момент убегает, оставляя парней на крыше. Уже пора возвращаться в класс, а Мину предстоит ещё отчитаться перед учителем, почему он снова опоздал. Тэ с Чонгуком тоже покидают крышу, не спеша направляясь обратно. Теперь у них есть небольшое укромное место, где они могут выговориться и чувствовать себя в безопасности. Это крыша? Скорее всего, объятия. Юнги еле терпит до следующей перемены, прожигая взглядом спину своего старосты, что вечно поправляет очки, ждёт не дождётся, чтобы отдать напиток и пойти вместе на свидание. Когда звенит долгожданный звонок, Юнги подрывается с места, ему всегда плевать на то, что подумают окружающие о нём. Он подходит к Паку, протягивая шейкер и произносит: — Это фирменный коктейль, названный в честь тебя — «Ноллаун», что звучит как «Изумительный», и если он вкусный, то мы идём после школы в парк, вдвоём! — Юнги уверен в себе, не предлагает, утверждает. Класс начинает немного подвывать от такого представления, хоть какое-то развлечение между скучными уроками. Чимин смущённо улыбается, берёт в руки шейкер, открывая крышку, и делает глоток, облизнув губы, отчего у Юнги в штанах член дёргается. Потому что глядя на эти пухлые губы в белой жидкости, на уме одни пошлости. Пак не понимает, насколько соблазнительно выглядит и ведёт себя. По крайней мере, так кажется Мину. Весь класс затих в ожидании ответа от старосты. — Вкусно, — отвечает, и весь класс апплодирует, новая пара появляется у них на глазах. — Ес! — радуется Мин, чуть ли не подпрыгивая и убегая опять куда-то в коридор, видимо, рассказать друзьям. Чимин немного вжимает голову в плечи от пристальных взглядов, потому что не все в классе такие понимающие, есть и те, кто кидает взгляды презрения, отчего он сомневается в своём решении. Всё-таки это просто прогулка, не свидание. Чимин знает, что Юнги гей, понимает, что нравится ему, но пока что прямо так отказать — не в силах, потому что не уверен, отчего сердце щемит, когда тот говорит комплимент или открывает перед ним дверь, завязывает шнурки и дарит напитки в его честь.

***

Дождь льёт как из ведра, Чимин пристально смотрит на улицу, пока Юнги забирает его рюкзак, закидывая себе на плечо, и открывает над ними зонт. Отправляются в парк в пяти минутах от школы, с аллеями и закусочными, различными автоматами и развлечениями на улочках. Они идут рядом, и Юнги выглядит немного забавно, с двумя рюкзаками и зонтиком в руке, чуть ниже самого Чимина, но шире в плечах. — Так, ты сам придумал этот напиток? Ты поэтому опоздал сегодня? — Чимин идёт, отпивая по чуть-чуть из шейкера. — Ага, там больше десяти ингредиентов, но только так мог получиться необходимый вкус, такой же уникальный, как и ты. — Юнги пялится прямо в глаза, отчего Чимину некомфортно. — Юнги, — Чимин старается чуть отодвинуться, не знает, с чего начать и как подобрать слова. — Да? — они останавливаются посреди пустующего парка, Юнги переводит зонтик к Чимину, что встал напротив, сам при этом не замечает мокрого пуловера, который уже весь промок на спине. — Ты мне нравишься, но… — Ты тоже мне нравишься, — Юнги перебивает, впиваясь в пухлые губы, сминает напористо и грубо, как умеет, как самому нравится. Чимин упирается ладонью в грудь, жмурится от испуга. Шейкер падает на землю, Чимин отталкивает Юнги, из-за чего тот роняет зонт и они уже оба во власти стихии, со стекающими каплями дождя на лице. Чимин договаривает: — Но только как одноклассник! Я не гей, Юнги! Я не готов к такому! Мне противно! Ты всегда такой грубый и дерзкий, я думал, это не так плохо, и у тебя есть причины, но ты даже не спросил меня, хотел ли я этот поцелуй! — Чимин начинает плакать, а лицо краснеет от злости, — ты украл мой первый поцелуй, даже не подумав о моих чувствах! Я хотел сказать, чтобы ты прекратил ходить за мной и делать подобные вещи! — Чимин указывает на лежащий шейкер, откуда вытекает фирменный напиток Юнги. — Я ухожу! Юнги стоит как вкопанный, он даже не думал о том, что делает что-то неправильно. Он был так уверен, что всё пойдёт по его плану, что тоже нравится Чимину, видимо, он что-то не так понял или нарочно позволял себе приукрашивать то, что видел. Стало неожиданно стыдно и противно от самого себя. Он почувствовал себя каким-то «плохим парнем». Первый поцелуй? Юнги забыл, что кто-то хранит это, как нечто дорогое. Он поцеловался впервые в двенадцать с парнем четырнадцати лет в школьной каморке. В четырнадцать совершил каминг-аут, полностью приняв себя, а потом вообще пустился во все тяжкие, желая познать все грани своей ориентации и сексуальных предпочтений. «Идиот» — говорит он себе, пиная пластиковый шейкер ногой. Он подумал снова протиснуться сегодня в клуб, да вот только в понедельник его точно не пустят, с толпой не слиться, потому что толпы нет. Да кто вообще приходит в понедельник нажраться? Да, и думая о своем поступке, уже и пить расхотелось. И правда, как животное себя ведёт, нетерпеливо требуя желаемого, но это уже кажется неотъемлемой частью его натуры. Сегодня он просто закроется у себя в комнате, пересматривая боевики и читая яой-манхву. А может, стоит сходить к Чонгуку и поиграть в приставку? Хотя настроение не то, не хочется напрягать Чонгука, у того ведь ещё и капельница завтра. Поэтому Мин поднимает упавший зонт, не зная, есть ли смысл сейчас в нём, потому что он промок насквозь, но всё же поднимает над его над собой и медленным шагом направляется домой. Сейчас ничего не хочется, только ударить себя по лицу, но это Юнги топит в себе. Проспится, сделает себе заметку на жизнь, что стоит думать о других чуть больше, и продолжит жить дальше, используя сегодняшний день как опыт.

***

— Ты долго там будешь стоять и пялиться на меня? — ворчит Хосок, сидя в мастерской профессора, паяет какие-то проводки очередного роботехнического проекта. — Говори, что хотел. — Щурится в защитных очках от едкого дыма. — Ну, — Намджун выходит из дверного проёма, подходя чуть ближе, держит свою сумку через плечо с учебниками об искусствоведении, на котором и учится, — так, тебе нравится мелкий? — Намджун успел заметить, что возле бара парни отнюдь не в картишки играли, и не дрались, как это было зачастую раньше. Хосок останавливается, замирая, поднимает взгляд из-под очков, смотрит на Намджуна как на умалишённого. — Ты ёбу дал? Я не из этих, тем более с тем чертилой… — Хосок принимается обратно за работу, словно у него просто время спросили, а кличка чертёнка к Юнги — идёт уже как синоним. — Аха-ха, ну, да, разумеется, давай заканчивай, сегодня снова у меня останешься? Домой не вернёшься? — Намджун поправляет свои очки в золотой оправе. — Некуда возвращаться, поэтому да, прирасту сегодня к твоему дивану, — Хосок улыбается, мысленно благодаря своего лучшего друга, что приютил. — Окей, я жду на парковке, — Намджун выходит из помещения, оставляя Хосока наедине с собой. «Нравится? Что за бред?» — Хосок хмыкает себе под нос. Пока не замечает, что если раньше это вызывало у него уйму возмущения, возможно, его бы передёрнуло, то теперь, это как-то не так резко звучит, будто эти вопросы он слышит уже не в первый раз. Но так и есть, он задавал себе их всю ночь после того, как на уличных гонках целовался с Юнги на заднем сидении машины. Чертёнок, конечно, не промах, но Хосок уверен, что чувствами тут и не пахнет, возможно, простое любопытство, к тому же и алкоголь замешан, поэтому не стоит волноваться о кризисе ориентации. Чон убирает инструменты на свои места. Поднимает небольшую роботизированную руку, которая пока на неё мало походила, просто куча проводов и биопластик кое-где. Хо хватает рюкзак и выходит, закрывая аудиторию на ключ, он у него уже свой собственный, профессор разрешил приходить и работать когда надо, всё-таки парень такой гениальный ученик. Хосок идёт на парковку, запрыгивая в красную ауди «А3» Намджуна — ему подарили родители на окончание школы, ещё три года назад. Намджун вошёл в тройку лучших учеников по всей Южной Корее, он точно заслужил подарок за свои усилия. Намджун давит на педаль газа, и парни уезжают с университетской парковки, обсуждая планы на вечер. Никуда идти не хотелось, дождь, что лил пол дня, подпортил настроение, поэтому они закончат просмотром хоррор-сериала и пивом на ночь. Хосоку было спокойно с Кимом, тот всегда мог дать совет, поддержать, поговорить, помочь, одним словом — самый надёжный человек, которого он знает. Поэтому так старается тоже преуспеть, ему уже пора покупать свою квартиру, жить самостоятельно в свои двадцать три. Но в отличие от Намджуна, Хосока не поддерживают родители, им просто некогда, у него есть только он сам.

***

BTS — Lights

      Пахнет масляными красками, слышатся тихие разговоры под стук редких капель об окно. Пахнет свежезаваренным мятным чаем и спокойствием. Чонгук снова пришёл к Тэхёну заканчивать творческий проект. Они говорили о разных, не сильно глобальных и важных вещах, вроде любимого цвета, о том, почему чай полезнее, чем кофе. Чонгук объяснял, что хоть вкус и запах у того очень приятный, кофе вымывает кальций, а в больших количествах плохо влияет на состояние костей, поэтому он старается воздержаться от такого удовольствия, заменяя его ароматным чаем. А если чай крепкий, то бодрить будет не хуже. Тэхён внимательно слушал, чуть ли не с открытым ртом и кивал, хоть он был и старше, эта разница казалась незаметной в общении. Не было формальностей, лишь дружеские разговоры. — Кстати, если хочешь, то я могу помочь тебе с тригонометрией, это такая дисциплина, — говорит Гук, докрашивая тёмно-синий фон, — где пропустишь одну тему, а дальше как снежный ком накопятся вопросы, что самому трудно разобрать будет. Тэ немного сник, положив руку на затылок, ему было немного стыдно. — Если ты найдёшь время, я был бы очень признателен. Сколько персиковых булочек это будет стоить? — шутит. — Это необязательно, просто можешь обнять меня, — Чонгук задумывается. — Хочу постоять на скейте, — закусывает губу, — да, хотя бы три метра, проехать три метра. Поможешь мне? — Чонгук поворачивается к парню, сидящему на подоконнике, смотря с мольбой. — Без проблем, хочешь сегодня? Может, пойдём сейчас? — Тэ заглядывает в рисунок, что практически закончен, осталось лишь надпись дорисовать, но с этим он постарается справиться сам. Чонгук опешил, немного взволновавшись, быстро кладёт кисточку на край мольберта, а затем встаёт с высокого стула. — Правда? Прямо сейчас? — это казалось ему чем-то рискованным, безумным, хотя для Тэхёна это было обычной рутиной, но для младшего же это словно аттракцион. То развлечение, которого он был лишён всю жизнь, и вряд ли осмелится повторить это после, но хотя бы один раз хочется почувствовать себя как Ким, с доской под ногами, крутым скейтером. — Да, пошли, дождь вроде кончился, — Тэ улыбается, глядя за окно и проходя в прихожую, накидывает на себя чёрную кожанку. Чонгук идёт следом, аккуратно поднимая скейт и держа его под рукой, как это делает Тэ. Чонгук в школьных серых штанах, рубашке с таким же серым кардиганом и кедах. — После дождя должно быть прохладно, погоди, я принесу тебе свитер. — Тэ уходит к комоду. Немного порывшись, достаёт чёрный тёплый свитер. — Вот, примерь, — Тэ показывает вещь и отдаёт младшему, забирая скейт из рук. Чонгук натягивает свитер на себя, а запах, исходящий от него, дурманит. Это запах Тэхёна, вся квартира пропитана им. Немного мужского шампуня, и его природный запах очень приятный, стоит сказать. — Немного великовато, — Чонгук поднимает руку, не видя пальцев, демонстрирует свисающий немного рукав, — но мне нравится, спасибо, так гораздо теплее. — Чон забирает скейт обратно и идёт первым, выходя из квартиры. Тэ идёт следом, признаваясь себе в том, что Чонгуку так идёт носить его вещи, и чувствует некую связь, крепнущую. Чонгук такой славный, Тэ ему благодарен каждый день, когда видит сообщение о пожелании доброго утра. Кажется, благодаря Чонгуку старшему становится лучше. Они всё также продолжают пить вместе таблетки, это уже что-то вроде ритуала поддержки, вместе рисуют и ходят из школу, вместе едят и вместе тайно скучают по объятиям. Тактильный голод — вот, что это. Они слишком долго были лишены близости, обычного человеческого тепла. Говорят, людям необходимо восемь минут объятий в день, и тогда они будут счастливы. Что ж, у этих парней накопились месяцы. — Так, смотри, — Тэ забирает скейт из рук и кладёт на асфальт. Они стоят посреди площадки у дома: тут пара горок, лазалки, скамейки, песочница, небольшой фонтан, что только-только включили с красивой фиолетово-зелёной подсветкой. Уже вечереет, и горит он очень завораживающе. Облака сплошным полотном утекают вдаль, а ветер влажный, освежающий. — Сначала схватись за мои плечи покрепче, — Тэ подступает вплотную, смотря прямо на Чонгука. Чон робко кладёт руки на чужие плечи, что на уровне собственных глаз. — Вот так? — Чон сглатывает, потому что они и вправду очень близко, волнуется. — Да, держись крепко, — Тэ обхватывает Чонгука за талию одной рукой, полностью обвивая её, — я тоже буду держать тебя, поэтому не бойся, я поймаю, если что. — У Чонгука сердце заходится, мчится газелью, становится жарче. Чувствует, как мощная ладонь слегка сжимает бок, и от этого почему-то становится так приятно. — Ага... — Чонгук верит, что упасть ему не дадут. — Теперь аккуратно ставь одну ногу ближе к правому краю, где начинается подъём доски, а вторую — слева, чуть дальше, прямо на подъём. — Тэ заглядывает в глаза, объясняя, пытается поймать вечно убегающие зрачки. Чонгук осторожно ставит одну ногу, затем вторую, и на секунду ему кажется, что скейтборд сейчас улетит, а сам он упадёт, но Тэ упирает ногу в колёсики. — Не волнуйся, почувствуй Кайла, встань поудобнее, — Тэ смотрит вниз, на постановку ног Чона. — Кайла? — Чон изгибает бровь. Благодаря скейту он стал выше сантиметров на семь, отчего носы парней почти на одном уровне, но Тэ всё ещё немного выше. — А, я не говрил? Это имя скейта, так у нас принято, — в обществе скейтеров, имеет в виду Ким. — Хорошо, почувствую Кайла, — Чонгук посмеивается, потому что звучит это очень смешно. — И почувствуй, что твоя опора —это я, почувствуй и меня, Чонгук, — Тэ затаивает дыхание, Чонгук замирает, наконец, концентрируясь на карих глазах, сжимая пальцами широкие плечи чуть крепче. — Чувствую. — Отвечает. — А теперь, поехали, — Тэ удерживает Чона, делая небольшой шаг в левую сторону, катит Чонгука по асфальту неспеша. Дуновение ветра разбрасывает русые пряди на голове, он и правда едет, чувствует под ногами неровности асфальта, чувствует это скольжение. — Немного быстрее? — Тэ ускоряется, чувствуя как Чон крепко держится за него, доверяя, можно сказать, свою жизнь. — Аха-ха, Тэхён-а! Это так классно! — он дышит полной грудью, объезжая фонтан, раскрывает рывком руки в стороны, под влиянием момента, — я лечу! Тэ смотрит вверх, видя, как разноцветные фонари отбрасывают свой свет на счастливое лицо. Чувствует, как у самого дыхание спирает, потому что после прошедшего года, он внезапно почувствовал столько всего и сразу, задыхается. Откуда не возьмись, небольшой камешек, попавший под колёса, выбивает скейт из-под ног, отчего тот улетает вперёд. — Нет! — Чон переносит весь вес вперёд, держась на чужих плечах, обхватывает ногами чужую талию, машинально зажмуриваясь, ему страшно, всё-таки сейчас упадёт. Слышит собственные удары сердца, слышит и ещё чьи-то безумные ритмы, которые быстрее. Тёплая ладонь, что всё ещё обвивает талию, успокаивающе гладит. — Чонгук-а, открой глаза, — Тэ пялится впритык на подрагивающие ресницы, чувствует дыхание младшего на своих губах. Опускает взгляд, не в силах бороться с этим, так тянет, так безумно сильно. Нет, Тэхён не позволит себе большего, не разрушит эту ценную для него, недавно образовавшуюся, дружбу, не испортит этот момент. Не воспользуется уязвимостью Гука. — Я же сказал, что не отпущу, — они прижимаются непозволительно близко друг к другу. Чонгук медленно открывает глаза, не ожидая увидеть чужую родинку на кончике носа настолько близко, аж взгляд косеет, краснеет помидоркой. — Слезать не собираешься? Я, конечно, не против, но думаю, так до дома провожать тебя будет странно со стороны прохожих, — Тэ не отпускает, улыбается через усилие, потому что отпускать не хочется совсем, да и плевать на прохожих, но он должен. — А, о, а, — Чонгук заикаетя, переводя взгляд с одного глаза на другой, замечая в них всё те жё цветные фонарики, — так красиво... — залипает, будто игнорируя старшего. — Чонгук?.. — Тэ пытается утихомирить своё сердцебиение и понять, что имел в виду Чонгук, глядя прямо на его лицо, говоря о красоте. Чонгук ставит ноги на землю, слезая. — Прости, фонтан очень красивый, и свет фонариков в твоих глазах —завораживает. — А... — Тэ опускает голову. На что он надеялся, что Чонгук это говорит ему? Дурак. — Да, я тоже так думаю… — затихает, ненавидя себя мысленно, — пошли, я провожу тебя до дома, — Тэ идёт за скейтом, не смотря больше на Чона.

«Фонарики красивы только потому, что они отражались в твоих глазах».

Чон дожидается, когда Тэ вернётся со скейтом, и они в полутишине пойдут до дома, где парень всю ночь проведёт, осознавая, что, кажется, влюбился… Влюбился в одноклассника, и что теперь делать с этим? Он не знает, надо встретиться с Юнги, и обо всём рассказать ему. Но он чётко осознал, что собственное сердце хочет большего, не просто дружбы. Тут всё было просто, без сомнений. Это чувство Чонгук испытал впервые, но уже точно знает, что Тэхёна хочется обнимать постоянно. Восьми минут ему будет катастрофически мало. Кажется, он подсел и сам не заметил, насколько быстро это произошло.