Давай навсегда

      Едва перед ней распахивается дверь его квартиры, Юля тут же залетает внутрь, втягивая носом аромат этого места: неизменно пахнет терпким чаем и кофе с карамелью, который появился здесь её стараниями, мужским парфюмом с нотками морской свежести, из-за чего в голове сразу же всплывает родной Сочи, и её сладковато-цветочными духами. Эти запахи для неё отчего-то совершенно по-особенному воспринимаются, и из-за этого на душе становится тепло.       — Ты ведь не против, если я у тебя футболку возьму? — оборачивается на него Паршута, зачем-то уточняя то, что и так является скорее аксиомой, чем теоремой, которой нужны подтверждения и доказательства.       — А я когда-то был против этого? — искренне смеётся он, когда девушка по старой привычке пожимает плечами, опуская взгляд в пол и пряча смущённую улыбку. — Ничего не меняется уже много лет: шкаф всё там же, а весь мой гардероб по-прежнему в твоём распоряжении.       — Согласна, вопрос дурацкий, — Юля, не стирая с лица улыбку, с головой зарывается в его шкаф в поиске нужной ей вещи. — Ма-арк! Где моя любимая футболка?       — Твоя — это та, которую ты у меня оставляла? — еле сдерживая рвущийся наружу хохот, уточняет Тишман. — Или твоя — это моя, которую ты у меня отобрала без зазрений совести? Если второе, то она в спальне на спинке кровати. Кстати, тут чайник вскипел. Тебе чай или кофе?       — Чай, — бросает девушка и, на ходу меняя обтягивающие джинсы и блузку на просторную футболку Марка, доходящую ей почти до середины бедра, садится за стол, будучи погружённой в свои мысли.       — Юль, — осторожно, чтобы не напугать, зовёт мужчина, дотронувшись до её плеча и поставив перед ней кружку с чаем. — С тобой всё хорошо? Ты мыслями словно далеко не здесь.       — Всё в порядке, — отмахивается Юля, поднимая на него глаза. — Просто всё думаю над фразой Карины после твоего выступления, — она ловит его непонимающий взгляд, вынуждающий пояснить свои слова, — про маленького принца… Просто я в какой-то момент провела параллель со строчкой из песни, которая у меня сегодня была…       — Дай угадаю, — хитро прищуривается Марк, — «даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца»?       — Именно, — кивает Паршута, неотрывно наблюдая, как чаинки, выбившиеся из заварочного пакетика, медленно кружась в воде, опускаются на дно чашки. — А мне, если я правильно помню, конечно, как раз немного за тридцать.       — А что, надежды выйти замуж за принца уже нет?       — Ну, разве что, за маленького принца, — заливается смехом Юля. — Подумать только, мы сейчас так спокойно, полушутливо говорим о такие серьёзных вещах, а буквально полгода назад и подумать бы не могли, что вот так будем обсуждать возможность стать семьёй.

***

Май 2021.       После вечеринки по случаю окончания «Маски», отгремевшей шумно, весело и ярко, она уговаривает его остаться у неё: как никак до её квартиры ближе, а лишних часа-полутора на нахождение в пробках у них точно нет — разговоры по душам за столом на уютной кухне важнее.       — И что это было? — хмуря брови, интересуется Марк, когда они располагаются на её кухне с чашкой чая и вкуснейшими пирожеными, купленным по дороге, потому что «ну, Марк, ну давай заедем за чем-нибудь сладеньким?». — Я про поцелуй, который сейчас светится в твоих сторис.       — В твоём вопросе уже есть ответ — это был поцелуй, — спокойно пожимает плечами Паршута, словно для неё эта ситуация — что-то обыденное.       — А я не догадался, — язвит мужчина, и она морщится от этого тона, словно только что съела за раз целый лимон. — Помнится мне, раньше ты и поцелуи в щёку с друзьями себе крайне редко позволяла.       — Ты прекрасно знаешь причину этого, — голос звучит твёрдо, а взгляд не то чтобы намекает — убеждает окончательно, что тему следовало бы свернуть, а после и вовсе забыть про это. Однако Марк этого словно не замечает:       — А, ну да, а сейчас причины этого в твоей жизни, как, собственно, и колечка на безымянном пальчике нет, поэтому можно творить, что угодно, да?       — Да неужели?! — Юля заметно повышает голос на эмоциях и порыве гнева, обиды и ещё каких-то чувств выпаливает то, что хотела держать в секрете, — чтоб ты понимал, я за Сашу замуж выскочила, чтобы чувства к тебе притупились. Мне казалось, что я тебя смогу вытравить из сердца, забыть, разлюбить, оставить только дружбу без примеси идиотской влюблённости. А в итоге? Нихрена подобного! Ты только глубже проник в сердце и пустил корни! И так день за днём… Всё, понимаешь? Дальше либо вырвать его с этими корнями, либо пускать их глужбе, передавая через них своё тепло. Ну и чего ты стоишь?! Давай, возможность прекрасная, вырывай сердце, чего ждёшь?       — Жду, когда ты наконец посмотришь мне в глаза и увидишь там ответ на свой дурацкий вопрос, — Марк за время её эмоционального монолога приводит ураган внутри в привычное непоколебимое состояние и по спокойствию сейчас может сравниться, разве что, с удавом.       — Я вижу в них только твоё дурацкое спокойствие!       — Приглядишься — увидишь любовь, — отрезает он, глядя прямо в глаза девушки.       — Увер… — Юля прерывается на полуслове: его слова бьют неожиданно, резко, одним махом выбивая почву из-под ног. — Стоп, что? Любовь? И давно?       — Окончательно, наверное, года с тринадцатого-четырнадцатого. Когда ты у меня жила, я стал замечать в тебе новые и новые черты, в которые влюблялся до беспамятства. Может, конечно, это сейчас и звучит, как в бульварных романах о любви, но это факт.       — То есть ты меня любил всё это время? — Юля жмурит глаза из всех сил, боясь, что едва она откроет, происходящее окажется сном.       — Да, — голос Марка непривычно тих, но отчего-то это звучит громче любого крика и ударяет по барабанным перепонкам со страшной силой.       — Но почему?       — Что почему? Почему ни разу не сказал об этом? — уточняет он, пытаясь перевести дух — всё же обстановку они сейчас накалили знатно, — и, замечая кивок в ответ, продолжает. — Потому что все это время не была готова к этому. Ждал, когда поймёшь, что тот, кого ты так ждала, рядом — стоит только руку протянуть.       — Что счастье не далеко, не где-то. Что оно маячит передо мной — в джинсы и майку одето? — цитирует она мужчину, хитро склонив голову набок и получая довольный кивок в ответ: эти строки по какой-то иронии действительно были написаны о ней. — И ни разу не хотел признаться?       — Почему? Хотел. Но прекрасно понимал, что даже если я и получу ответное признание, оно будет… не фальшивым, нет… просто не до конца осознанным, совершенно другим, чем есть сейчас. А заставлять тебя чувствовать себя виноватой из-за того, что не можешь ответить взаимностью, ради того, чтобы у самого упал камень с души, — как-то по-идиотски, не находишь?       — Ты точно не из этой вселенной, Марк!.. — Юля поражённо качает головой, окидывая его взглядом, от которого у Тишмана разливается тепло в душе и сердце сладко щемит от прилива нежности. — Ты особенный, правда… Вот только зачем? Зачем ты добровольно подписался на собственные страдания ради моего комфорта?       — Юль, ответ до жути банален, и ты его знаешь.       — Любил? — Юля сжимает пальцы в кулак и, чтобы почувствовать, что она в реальности, а не бродит по царству Морфея, впивается ногтями в нежную кожу ладоней, боясь, что происходящее сейчас окажется дурацким сном, которые ударит по больному и будет заставлять погружаться в мысли ещё несколько дней.       — Любил, — без лишних слов кивает Марк, — люблю и буду любить… Все дело в любви, понимаешь? Если любишь, то испытываешь счастье, когда счастлив твой любимый человек. Грустишь, конечно, что не с тобой, но все равно радуешься… — он замолкает ненадолго, а после добавляет еле слышно, — а ради улыбки на твоём лице я всегда был готов свернуть горы и повернуть реки вспять.