Давай навсегда

      Юля выныривает из воспоминаний и переводит изучающий взгляд на глаза мужчины, задумываясь о том, какой была дурой, когда пыталась побороть чувства, бежала от них едва ли не на сверхзвуковой скорости, боялась просто быть счастливой и любить вопреки всему.       Картинки в голове с событиями полугодовалой давности вдруг резко сменяются на те, что были в далёком две тысячи четырнадцатом.

***

Ноябрь 2014.       Девушка скидывает в чемодан последнюю вещь и обводит прощальным взглядом квартиру, ставшую ей за эти полтора года родной. Знает, что может прийти сюда в любое время дня и ночи в качестве гостьи, но легче от этого почему-то не становится.       Повисшая тишина давит с невероятной силой, и Юля чувствует себя так, словно над ней одиннадцатикилометровая толща воды Марианской впадины, не меньше. В тот момент не звучит ни единого «останься» или «постой», да и одаряют друг друга они весьма пустыми взглядами, чувствуя себя выжженными дотла. Оба ещё не знают, что через несколько лет в песне Марка прозвучит строчка, так точно описывающая их отношения: «Даже если всё выжжено, лишь любовь одна выживет».       Она уходит из уютной квартиры Марка резко, больно, с оглушительным грохотом хлопнув дверью, чтобы выместить в этом жесте бушующие внутри эмоции, а после попадания в новую квартиру полночи ревёт в подушку, просыпаясь на утро с опухшими донельзя глазами и принимая решение стереть из сердца любые чувства к молодому человеку с океаном в глазах, даже если в этот океан хочется нырнуть с головой незамедлительно.

***

      — Кстати, — Юля, мотнув несколько раз головой, чтобы отогнать болезненные воспоминания, вдруг разрывает повисшую тишину, заставляя Тишмана поднять на неё взгляд. — Мне теперь придётся менять песню в категории «Современная музыка», — Марк непонимающе хмурит брови в ответ, и девушка со смехом поясняет свои слова, — я просто тоже хотела песню Мари взять, но кое-кто меня опередил. А теперь слишком подозрительно будет, если и я возьму что-то из её репертуара, понимаешь? — Паршута замолкает на секунду, задумываясь о чём-то, а после добавляет тихо, — да и к тому же она очень личная. Исполню её — о тайне наших отношений можно будет забыть…       — А что за песня? — осторожно уточняет Марк. — Если не секрет, конечно.       — Не секрет, — пожимая плечами, Юля находит на столе телефон, и буквально через пару секунд из динамиков на минимальной громкости доносится приглушённое пение исполнительницы. Но Тишман коллегу даже не слушает — в следующее мгновение всё внимание концентрируется на тихом с лёгкой хрипотцой голосе сидящей перед ним девушки.

Давай навсегда?

Ну а вдруг повезет в этот раз…

Буду твоя звезда,

И всю жизнь буду верная, как сейчас.

      Марка сковывает моментально: тело не даёт не единой возможности пошевелиться, едва он слышит те эмоции и чувства, которые Паршута вкладывает в исполнение. В то исполнение, которое никто, кроме него, больше не услышит. Хочется схватить Юлю за руку и рывком прижать её к себе, а после чувствовать, как в районе плеча намокает футболка. Но словно кто-то свыше не даёт ему этого сделать, заставляя обоих проживать эти эмоции, от которых сначала рвёт душу мелкие кусочки, а потом в секунду, не успевают они и глазом моргнуть, камень с неё сваливается окончательно и бесповоротно.

Не броди опять босиком по комнате

Просыпаюсь в пять, в электронном омуте

Твоего «Привет» — это бред, незнакомый мне,

Но теперь на всю страну кричу: «Я тебя хочу!»

      Юля сжимает ладони в кулаки и напрягает каждую мышцу, чтобы унять дрожь в теле и бушующий внутри ураган чувств. Песни из репертуара Мари Краймбрери западают в душу, как никакие другие. Они слишком глубокие, чувственные и… личные. От них мурашки врассыпную разбегаются по коже, сердце настукивает о рёбра одному ему знакомый ритм, а губы сами шепчут незакомые до этого момента строки, которые чувствуются на уровне подсознания. Юле эти строчки отчего-то напоминают их с Марком отношения, и от этого осознания срывает ещё сильнее.

Вылечи, выгони, вымани меня на огни

Ночной Москвы, сожги мои мосты и чувства

Это безумство, но ты — моё искусство

      И на этих строках оба чувствуют, как спину обдаёт жаром — позади горят мосты, связывающие их с тем самым прошлым, которое вспоминать не хочется от слова совсем. И ни Юля, ни Марк этого делать не собираются.       Мосты догорают в одно мгновение — от этого на душе легче. Пострадали, отпустили, и на этом всё, FINITA. Дальше пойдут вдвоём, без груза прошлого, который они с облегчением скидывают в огромную пропасть.

Для меня глаза всегда хрусталь, для людей стекло

Уже сама стала, как сталь — просто не везло

      Это «не везло» Тишман знает не понаслышке — видел собственными глазами и чувствовал так, словно это была его личная боль. Хотя, почему словно?       Юля для окружающих — стекло, об острые грани которого разве что порезаться можно, но так кажется ровно до тех пор, пока не увидишь её обнажённую душу, для него же Юля — хрустальная ваза, которую нельзя разбить ни в коем случае: во второй раз её не получится склеить.

Кофе натощак, вспоминаю тебя в мелочах

С голубыми глазами, в белом, идеален в целом

Прочь! Гуляю всю ночь, сама по себе

Закрытая внутри, характер — беспредел

      Она не знает, откуда берутся силы дотянуть каждую ноту, откуда появляются такие сильнейшие эмоции, от которых вот-вот снесёт крышу и начнётся истерика. Каждая строчка эхом проходится по каждому уголочку души, отдавая привкусом их чувств, прошедших через невероятное количество испытаний, но не угасших ни на секунду.       Кожу на щеках обжигают первые солёные капли, но Юля этих слёз не замечает вовсе — не до них совершенно, когда перед глазами проносятся счастливые моменты их прошлого и настоящего и мечты о совместном будущем — тоже счастливом. Паршута вспоминает каждую мелочь, связанную с Марком, улыбается сквозь слёзы, понимая смысл фразы «счастье в мелочах». Ведь на самом деле таких мелочей достаточно, чтобы быть по-настоящему счастливой.

Давай навсегда, ну а вдруг повезет в этот раз

Буду твоя звезда, и всю жизнь буду верная, как сейчас

Давай навсегда, ну а вдруг повезет в этот раз

И всегда буду верная, верная, верная я!

      Юлю разрывает изнутри на кусочки от эмоций, слёзы катятся по щекам водопадом — Ниагарским, не меньше. И она мысленно благодарит обстоятельства за то, что эта песня не будет исполняться ею в рамках шоу, и осознает, что на сцене, которая обнажает душу не особо меньше, чем сейчас, она бы сдала себя с потрохами, выдала бы эту тайну, которую хочется держать, как минимум, за семью замками.       Марк прижимает её к своей груди, отчего ей кажется, что ещё секунда — и треснут рёбра. Юля ведёт плечами, заставляя Тишмана ослабить хватку, и выводит у него на груди знак бесконечности, ровно в том месте, где бешено стучит сердце, пока он покрывает поцелуями её макушку, лицо, губами собирает слёзы с щёк и шепчет еле различимым шёпотом, зная, что она всё равно услышит и поймёт:       — Давай н-а-в-с-е-г-д-а.