Сэймэй-тян

      Ребяческой моей радости не было никакого предела, но причина крылась не в банальном оргазме, пусть и первом настоящем за шестнадцать лет жизни. Я был счастлив оттого, что всё ещё оставался самим собой. Ведь если не чую в себе ущербное ничтожество, ненавидящее своё отражение, то это значит, что всё в порядке? Женственное поведение, по добровольному согласию годами въедавшееся в сознание и давно уже ставшее настоящей второй натурой, всё равно не сумело меня надломить и перекроить разум. А поцелуи милой подруги стали той медовой пилюлей, что окончательно исцелила от бредовых метаний длиною в шестнадцать лет. «Девичья» грань рассудка, спровоцированная сладкими ласками, окончательно перестала пугать и отталкивать, наконец-то став неотъемлемой частью меня. И хотя это здорово попахивало раздвоением личности и прямым билетом в дурдом, но объятия Умэко-тян отгоняли напрасные страхи. Но часть мыслей упорствовала. Не до конца понимая зачем, я до сих пор старался сберечь в себе угасающую мужскую идентичность. Хотя не чувствовал с ней уже ничего общего. Спросил бы кто-нибудь, отчего всё ещё упираюсь, раз люблю своё новое «Я» — настоящее «Я»! — у меня не нашлось бы ответа. Может быть, я делал это всего лишь затем, чтобы однажды осознать, как же обожаю мою милую мико? Упрямо пытался думать о себе, как о мужчине, потому что был без ума от неё не как от подруги, а как от манящей и чувственной женщины, укравшей все мои мысли? Да, оно в любом случае того стоило. Память давно утратила чёткие воспоминания о том самом, «возвышенном», достойном стихов, но я эту девушку, наверное, даже любил. Хотел защитить и уберечь от тягот недружелюбного мира. И это при том, что другая половина моей личности — которой я, недалёкий, так глупо стыдился! — искренне была готова стать для Умэко-тян нежной и чувственной женщиной. Чёрт побери! В секунды нелепого эротического «просветления» я даже охотно стал бы для неё супругой! Хотя, почему «стал»? Стала бы!.. Я бы стала для неё верной женой, кроткой и заботливой, если бы получила такой шанс!.. Неделю назад, извлекши на свет подобные мысли, мне в лучшем случае стало бы очень неловко. А если б эти «философские ковырянья в носу» ещё и вошли в резонанс с ПМС, устраивая кавардак в голове… Теперь же на душе было легко и приятно. Я вырос неглупой, но довольно наивной девицей, однако интуиция дала безусловный намёк — рядом с Умэко-тян отныне даже притворяться будет не нужно. Всё получится само по себе, а вырезанные на подкорке, пропитавшие всё естество привычки и обыкновения не подведут, подруга увидит рядом с собой искренне влюблённого человека. Было бы верхом самовлюблённости посчитать, что в ней, как и во мне, вспыхнут чувства — невероятное стечение обстоятельств такого порядка имело право жить только в мечтах. Поэтому я очень надеялся, что Умэко-тян, впервые ощутившая телесную близость, хотя бы просто желает меня, как партнёра для лесбийского секса. Готов был довольствоваться её мимолётной девичьей влюблённостью, растерявшейся из-за проснувшихся чувств и эмоций. * * * Умэко-тян со смущением попросила звать её по имени, подарив надежду на развитие отношений! У меня чуть сердце не лопнуло от восторга, но я всеми силами старался скрыть это. Ни жестом ни словом не смел торопить подругу, ибо, как девушка, прекрасно понимал, в каком состоянии мыслей и духа она находилась. Не требовал не то что наигранных заверений в любви, но даже нежных слов не выпрашивал взглядом. Единственное, о чём попросил — взять её за руку на обратном пути. Раньше в этом не было ничего необычного. Мы часто гуляли взявшись за руки, как первоклашки. Но теперь простое прикосновение значило в разы больше, нежели раньше. Тама-тян не отказала! Возвращались мы, сцепив пальцы в замочек. Наши сердца колотилось так звонко, что я будто слышал их восторженный грохот — от этого влюблённого грома с вершины далёкой Фудзи бежали лавины… * * * Кажется, я напрасно так переживал: Умэко-тян оказалась мной очарована не меньше, чем я — ею! Этой же ночью, едва вернувшись с онсена, мы попробовали снова, отдавая друг дружке тела для любовных утех. А до этого, в общей комнате, откровенно пожирали друг друга глазами, беспечно вскрывая чувства перед посторонними. Но повезло: наша очень тесная дружба стала прекрасным прикрытием развратному безобразию. Прочие немногие мико, проживавшие на территории храма, даже не усмехнулись над тем, что Момо и Тамамо снова отходят ко сну на одном футоне. Обычное дело для пары «близняшек». И даже чересчур затяжной поцелуй, обмен жаром дыхания, тоже никого не смутил — все давно уж привыкли, что «сёстры» теряют всю свою робость, когда обнимаются. Мы едва не прокололись, захваченные бурей эмоций, но всё обошлось, никто ничего не заподозрил. Девушки немного поболтали, обсуждая прошедший день. Как повелось, в задорном дуракавалянии потискали меня с Тамамо, дежурно «проверяя» размер грудей и «сравнивая» упругость ягодиц. Погасив свечи, разошлись по своим футонам. Когда спустя час комната наполнилась размеренным дыханием уснувших подруг, Тама-тян, так и не сомкнувшая глаз, оказалась совсем рядышком! Я не видел, но слышал её шевеление, ощущая, как нутро заполнял восторженный, предвкушающий ужас. «Ну, почему она медлит?!» — кричали разгорячённые мысли. Подруга будто услышала, снисходительно отзываясь на беззвучный зов влюблённой девушки. Её горячая, узкая ладошка, словно похотливая змейка проскользила по моему бедру, медленным взмахом задирая ночнушку. Легла на живот, прикрывая пупок и неуверенно стиснув мягкую складочку. В этот миг я едва мог контролировать дрожь — пузико испуганно вздрагивало под нежными пальцами, как кролик в лапах свирепого льва. Жар от близости роскошного тела подруги окатил незримой волной возбуждения, и сердце замерло на доли мгновения, без колебаний покоряясь такому робкому, но такому властному повеленью подруги. А следом пришли её дрожащие губы, прильнувшие к шее и опалившие раскалённым дыханием. Тамма-тян хотела меня просто безумно — это читалось в трепете её пальцев — но боялась собственных помыслов!.. Я отвернулся, и девушка тут же убрала руку, с испугом отдёрнув её. Но ладошке убежать было не суждено: мои пальцы мгновенно поймали соседку, настойчиво потянув с живота до промежности. Упругие бёдра слегка разошлись, чтобы тут же тяжко сомкнуться, поймав пальчики девушки в мягкий, влажный капкан. Моя «девочка» взмокла от одних только мыслей, пачкая похотью кожу подруги. Дрожь Тамы-тян была просто волшебной! Она мягко прильнула обратно, прижимаясь всем телом и неумело лизнув меня в шею. Вжимаясь в спину полыхавшими от возбуждения бугорками-сосками, принялась нежно покусывать и целовать, не забывая ласкать и в промежности. Мягко окуналась в моё естество, наполняя комнату едва слышными, влажными звуками. Продвигалась всё дальше, накрывая жадной ладошкой влагалище… Я зажал рот рукой, чтобы ненароком не застонать от удовольствия и не переполошить спящих девчонок вокруг. Случай в онсэне был внезапным, как грохот петарды, но сейчас меня жгло ярким пламенем вожделения. Не осталось и тени сомнений по поводу верных поступков, а тело, содрогавшееся от предвкушения, стало проводником в удивительный мир женственной чувственности. До этого случая я многажды мастурбировал, утоляя подростковые нужды. Но только теперь с ошеломлением понял, что мысли и тело хотели оргазма, парадоксально его не желая. Мечтали о чём-то, до сих пор мне не понятном. Я приподнял одеяло, приглашая — умоляя! — быть посмелее. Тама-тян ответила «Да!» громко и ясно: по-хозяйски закинула ногу мне на бедро, прижимая к себе и наваливаясь пышными телесами. С едва слышными стонами принялась губами искать мои дрожащие губы… * * * С той поры мы занимались «любовью» так часто, как только могли. Хулиганили, нарушая суровые устои традиционной семьи. Приласкать друг дружку орально и довести до оргазма, жадно глотая льющиеся на язык пошлые «соки» экстаза, или просто пообжиматься в тёмном углу — разницы не существовало. Близость мыслей, взглядов и тел влекла с ошеломляющей силой! Но тихое и безлюдное поместье вдруг оказалось не мрачной усадьбой, а предстало невероятно оживлённым и переполненным общежитием. Когда дело касалось интимного уединения, обретать одиночество даже на пару минут, и улучать желанные моменты было очень нелегко. Зато мы с подругой совершенно перестали стесняться своих тел. В мгновения близости вытворяли такое, бесстрашно совали пальцы и языки в такие места, что потом по полдня ходили пунцовые. Глупенько похихикивали, бросая друг на друга многозначительные взгляды. Яркий костёр не мог гореть вечно, обернувшись из бушующего безумия страсти в ровное пламя влечения. Первый азарт поулёгся. Наедине мы уже не просто стонали от стихийного счастья, а и принялись нашёптывать всякие пошлости, подзадоривая друг дружку. В этот момент жизнь неожиданно поделилась пикантными наблюдениями. С нежностью поглядывая друг на друга, мы начали замечать такие же взгляды и между другими девчонками! Парочек было немного, но меня подобное приятно ошеломило. Это было настоящим открытием: розовых девичьих нежностей под крышей синтоистского храма оказалось куда больше, чем я ожидал! Тогда же на ум пришла мысль о занятиях где-нибудь поближе к границам обширного поместья: уйти подальше с глаз, чтобы не иметь конкуренток в поисках укромных местечек. Да и не хотелось без нужды испытывать везение, чтобы однажды попасться на глаза вездесущим соглядатаем главы рода Аоки. Погода стояла всё ещё достаточно прохладная, но мы почти не замечали этого. Захваченные новой идеей, в свободное время бродили с Тамой-тян по округе, исхаживая километры и километры тропинок, мощёных тёсаным камнем. Владения семейства Аоки были весьма велики — я давно это знал. Но даже не представлял, насколько они огромны в реальности, если исследовать на своих двоих! Одинокие чайные домики и беседки — очень старые, но ни разу не видавшие посетителей — быстро перестали удивлять, давая прибежище двум знойным сердцам. Впрочем, у меня всё же хватило мозгов и силы воли, чтобы не поддаться сладкому шёпоту внизу живота, неустанно раскрепощавшему мысли. Секс с Тамой-тян был просто волшебным, но этого явно недоставало, чтобы совершенно потерять совесть и стыд, поставив наше общее будущее под угрозу. Каннуси наверняка видела нас насквозь, но хранила в тайне эти шалости, не выдавая главе рода. Поэтому, в благодарность ей и в противовес просыпавшейся «чувственности», я удвоил усилия на занятиях. Иоко-сэнсэй в достатке снабжала меня и друзей катасиро, опечатанных храмовым знаком и подготовленных для призыва исключительно сусуватари. Это позволяло каждую свободную минуту — пока мы с Тамой-тян не работали или не целовались — посвящать оттачиванию призыва. Осознавая свои слабые и сильные стороны — сочные титьки делу оммёдо не в помощь! — я пытался «натренировать» истечение духовной силы. В любой удобный момент держал между пальцев подготовленную катасиро, усердно призывая окружающих духов: звал их в доме, прямо глядя на «чёрных чернушек»; звал, сидя в уборной и нелепо кивая бумажной фигуркой человечка; звал издалека, гуляя по садам поместья; звал, мечтая о язычке и губах Тамы-тян. Вначале это казалось бессмысленным. Но, получив новый источник «подпитки», начало приносить неожиданные дивиденды. Прогулки по владениям семейства Аоки пошли тому впрок, утоляя не только желание страсти. Родовая территория была плотно защищена множеством офуда, и об этом я тоже знал — на первом же занятии по искусству оммёдо нас поставили в известность. Но мне почему-то даже в голову не приходило, что обереги могут создаваться не из бумаги! Было удивительно обнаруживать офуда, выбитые на валунах или выжженные в неприметных местах на деревянных конструкциях зданий. Иероглифы и сам принцип построения письмён на них выглядели немного небрежными, походили на дебютную работу начинающего, неряшливого оммёдзи. Это если задержаться взглядом на этих офуда всего на пару мгновений. Но при ближайшем рассмотрении обереги оказывались очень глубокомысленными и сами по себе несли много полезного для новичка вроде меня! Я словно обрёл ещё одного, но бессловесного сэнсэя, щедро делившегося богатым опытом. Нужно было просто замечать нюансы. Найти побольше таких «маяков» и изучить их, стало моей первостепенной целью. * * * Спустя недели две нашу романтическую идиллию, да и вообще спокойствие в семействе нарушили. Фумико-тян на одном из уроков просто заявила, что видит духов! Это был как гром среди ясного неба и мне, тому — или той? — кто с рождения умеет подобное, впервые за новую жизнь пришлось столкнуться с уколом ревности. Впрочем, подруга детства не лукавила и с такими вещами не пыталась шутить, прекрасно понимая, что они значат для семьи. Сразу же призналась, что скорее «очень точно» чувствует духов, чем видит напрямую. Но известие всё равно всполошило поместье, произведя эффект взорвавшейся бомбы: Иоко-сэнсэй незамедлительно отправила одну из мико к главе, в обход всяческих порядков. На том, вроде бы, всё и окончилось, но на следующий день, на очередном занятии по теме «Применение офуда в тандеме с другим оммёдзи» оказалось неожиданно много народу! Урок, так и не начавшись, стремительно перетёк в спонтанное испытание. В этот день лично присутствовали главы трёх семей: как всегда сердитый Аоки Изао; седеющий Мацумото Хироки; Гото Дэйчи, сумевший заслужить право руководить обширной семьёй аж в тридцать два года. Мрачная и сосредоточенная троица из вежливости молча переждала приветственные слова Иоко-сэнсэй, после чего глава Аоки велел ей удалиться, явно намереваясь испытать Фумико-тян. Та уверенность, с которой были сказаны эти слова, давала понять — Изао-сан уже во всём убедился лично и демонстрация нужна лишь для других глав семей. — Гото-сан, — дедушка жестом пригласил отца Ясуо-куна. — Прошу вас… Я сразу же понял, почему выбор именно таков, и немало ему порадовался. Было очень похоже, что Изао-сан уже без колебаний склонял свой выбор в сторону Фумико-тян, раз предложил её потенциальному свёкру самому оценить силу невестки. Очень возможно, что дедушка даже обсуждал пересмотр брачного договора. Весьма вероятно, что с подачи самого главы семьи Гото. И теперь предлагал ему лично убедиться: род Аоки «суёт» под венец не кого попало, а отдаёт подающего большие надежды оммёдзи. Именно потому Мацумото Хироки — отец Фу-тян — остался будто бы не у дел, излучая беспокойность взволнованного родителя. — Мацумото-тян… — Гото Дэйчи выступил вперёд, окинув девушку внимательным взглядом. Ладони мужчины стремительно запорхали, сотворяя череду молниеносных «печатей». Исполнение было непринуждённым и плавным, вызывало лёгкое ощущение зависти. Я аж засмотрелся невольно. — Расскажи, что ты чувствуешь?.. — нахмурился глава рода Гото. В комнате мгновенно повеяло холодом и перед человеком заклубились вихри снежной бури! Облако морозного воздуха завивалось в узлы и петли, стремительно обретая пропорции человеческого тела. На нас хлынул вал удушающей, неосязаемой силы! Мацумото-младшая вздрогнула, отступая и в испуге вскидывая зажатый меж пальцев оберег. С глазами полными ужаса и непонимания она готовилась защищать себя. Нахмурившийся Го-кун остался на месте, не подавая виду, что ему холодно. А меня чёрт дёрнул вздрогнуть и тоже достать офуда! Это было такое первостатейное «палево» — козырять умением вперёд фаворитки — что я с превеликим трудом удержал ситуацию под контролем. Не моргая и глядя в одну точку, незряче таращился сквозь сгущавшуюся в воздухе женскую фигуру. Медленно сжал заледеневшие пальцы в кулак, комкая бумажный оберег. «Не заметили?» — в надежде запрыгали всполошённые мысли. Эбису от меня отвернулся: Мацумото-старший нахмурился ещё больше, уловив движения, не положенные бездарной «принцессе»! Что-то шепнул дедушке Изао, а затем позвал дочь: — Фу-тян, успокойся. Тебе ничего не грозит. Лучше начинай говорить… — Да, отец, — девушка кротко кивнула, отступая и расслабляя напряженные мышцы. — Я… я чувствую холод… То есть, я хотела сказать, силу ледяного ёкая… Морозная женщина, словно выточенная из голубого куска льда, холодно улыбнулась мне, блеснув белесыми глазами, и двинулась в сторону, по дуге приближаясь к Мацумото-младшей. Фумико-тян неуверенно подняла руку, следя жестом за движением духа. — Сикигами сейчас в облике человека… В облике женщины… Она движется, но смотрит не на меня, а на Момо-тян. Татами и стены покрывались щёточкой инея, что вставал за «шагами» духа-хранителя. Подруга отступила ещё немного, прижавшись спиной к моей груди. — Не бойся, — шепнула девушка. — Она сердитая, но не злая… Я чувствую… Растерявшийся Гото-младший отпрыгнул от «беспричинно» набегающей волны мороза, и схватился за рукоять катаны. — Не злая? — опять усмехнулась ледяная женщина. — С чего ты это взяла, девчонка? На её ладони вспыхнул голубой огонёк, похожий на вскипевший кристаллик. Затрепетавшее пламя дёрнулось и изогнулось в дугу, вытягиваясь и образуя подобие полупрозрачного вакидзаси. Клинок нацелился в грудь Фумико-тян! — Отец!.. — девушка встревожено отшатнулась, отталкивая меня ещё дальше. Глава Мацумото не двигался с места, сложив на груди руки. Дух-хранитель Гото Дэйчи поплыл в нашу сторону, занося для удара оружие. Её взгляд полыхнул жаждой убийства! «Ничего не грозит?.. Безопасно?..» — во мне пронеслись панические мысли. — «Да какая, к чёрту, проверка! Она же прирежет нас раньше, чем это старичьё спохватится!..» — Вместе!.. — я с жаром шепнул подруге на ухо. Та коротко обернулась и согласно кивнула, отшатнувшись влево. Мои ладони запорхали, будто копируя жесты Гото-старшего, стремительно нагромождая «печати». «Дзай!» «Кэ!» «Рэцу!» Три жеста из «Девяти Сечений» обрушили в мир всю мою ничтожную силу, самонадеянно пробуя запереть духовную мощь врага, вступившего в их поле влияния. Мгновенно призвать духов было не по плечу, но выиграть время — вполне! Морозные волны от сикигами будто наткнулись на невидимый купол, обволакивая их голубоватым туманом. Ледяная женщина на миг замерла, удивлённо глянув на нас. Пользуясь секундной заминкой, я веером раскинул офуда, создавая формацию поддержки и удержания в помощь слабому барьеру. И тут же сомкнул ладони обратно, с дрожью усилия создавая «сечение» Рин. Фу-тян в эти мгновения швырнула в воздух с десяток катасиро, призывая «стаю» сусуватари. — Печать! — её вскрик и голос Го-куна слились воедино. Две бумажных «печати-стрелы» — его и её — помчались к морозному сикигами. Дух-хранитель ленивым взмахом сшиб летевшие офуда, но парень уже был рядом, обнажив меч. Он явно не чуял ничего, кроме холода, но без колебаний пришёл на выручку, всецело доверившись проснувшимся умениям Фумико-тян. Я выдернул ещё один оберег, лизнув краешек и припечатав ленту к клинку, освящая оружие. Гото- младший поступил так же, усиливая эффект. — Достойно… — усмехнулась морозная женщина. — Но недостаточно!.. Взмах ледяного клинка с хрустальный звоном разбил купол над нами –не мне с ней тягаться — и волна морозного ветра ударила с силой шторма! Напор безумной мощи и давление воздуха вышибло стену за спинами, взметая в воздух письменные принадлежности. Мы всей троицей покатилась из комнаты на энгаву, позорно сметённые, словно сор. Я задохнулся, будто получив смачный тычок под рёбра… Сикигами не двигалась с места, разжав пальцы и развеивая свой полыхавший морозным огнём призрачный меч. Воспарила над полом и медленно отплыла за спину Гото-старшего. Повисла недолгая пауза. — Аоки-тян, ты ведь тоже видела моего сикигами? — задумчиво не то спросил, не то уточнил мужчина. Я быстро приходил в себя, хватая ртом воздух. Встал, ухватившись за ладонь Го-куна. Пойманный с поличным, как вор на «горячем», просто кивнул в ответ на слова главы Гото. Отпираться уже не было смысла: Гото-младший может быть, ещё сомневался — да и то вряд ли — а старшие сразу же поняли всё, что было нужно. — Ваш сикигами — юки-онна, — сказал я мужчине, перечисляя. — У неё средней длины лазурные волосы и белые глаза без зрачков. Она босая, в офурисодэ. На плечах — шаль… — Довольно! — Изао-сан осадил меня, окинув сердитым взглядом. — Ты давно обрела эту способность?! — Два месяца назад, — тихо ответил я, скромно потупив взгляд и старательно поправляя одежду. Троица старших молчала, обдумывая произошедшее. — Момо-тян, почему мне не сказала? — сердито прошипела Фуми-тян. — Прости… Я боялась… Девушка с гневным видом сжала ладони в кулаки… и расслабленно вздохнула спустя миг. — Вот же дурочка… — добродушно сказала она, обняв за плечи. — Мы же подруги… Иоко-сэнсэй и мико, что были неподалеку, спешили на шум, но дедушка издали велел им остановиться, дал понять, что всё хорошо. Гото-старший тем временем не глядя указал на меня: — Аоки-сан, почему вы не упоминали, что эта девушка видит духов? — спросил он. — У неё редкий талант, так ценимый в наших семействах. Неужели подобное следует утаивать? — Без сомнения!.. — согласно кивнул Мацумото-сан, как-то чересчур уж поспешно опережая дедушку. Его взгляд, адресованный мне, окатил плечи ознобом, будто юкки-онна вновь обнажила свой ледяной меч. — Но без духовных сил, какой прок в этом умении? — продолжил мужчина. — А с её уровнем — это вовсе насмешка… — Отец! — вспыхнула Фу-тян, явно пробуя меня защитить. — Молчи! — сказал, как отрезал, мужчина. — Тебя ещё ждёт наказание, за то, что я узнаю такие новости одним из последних… Дед Изао тронул его за плечо. — Не стоит так сердиться, Мацумото-сан. Обязанность детей — стремиться к познанию. Обязанность взрослых — давать им такую возможность. Моя оплошность в том, что вас не поставили известность… Отец Фу-тян коротко поклонился. — Нет, Аоки-сама, прошу меня извинить! Это я вспылил… Гото-старший отошёл на пару шагов, задумчиво потирая подбородок. Повёл ладонью, «развеивая» ледяного сикигами. Морозная аура мгновенно растаяла. Мужчина повернулся к собеседникам. — Однако, Мацумото-сан прав. У этой девушки без сомнения талант, но его никак не использовать. А я смею напомнить, что условие союза наших семей — равноправный брак… — он обернулся к двум другим главам. — Почему бы нам не обсудить это, но в другой обстановке? Я едва удержался, чтобы не улыбнуться, даже несмотря на недавний испуг и испытующие взгляды трёх глав. Да ведь эти старички бессовестно торговались, используя нас, как ставки! Ясно, что Мацумото-старший ратовал за дочь, преследуя свои интересы. Дедушка Изао, как глава рода, колебался между выбором основной, но бездарной «ветви», или побочной, но даровитой. А Гото Дэйчи, как купец, выбирал, не желая продешевить. «Вот же сквалыги беспринципные!..» — подумал я. — «Одно дело, такой неприкрытый торг с глазу на глаз, и другое — чувства детей и внуков, которых используют, как разменную монету в их же присутствии. Можно было не обсуждать это настолько открыто!..» * * * У меня появилось предчувствие, что так просто сегодняшнее происшествие не забудется. «Мацумото Фумико расцветает — и как женщина, и как оммёдзи. Но и Аоки Момо — негодница! — смеет голову поднимать. Выросла, осознав женское счастье и захотев замуж?..» — не удивлюсь, если о чём-то таком думали главы семей. Так что нужно было подготовиться к неожиданностям и завершить задуманное выяснение отношений с Гото-куном не до отъезда к месту учёбы, а как можно скорее. Я схватил друга детства за руку. — Го-кун, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить!.. — крикнул шёпотом. Парень удивлённо вскинул брови, а Фу-тян нахмурилась — дружба дружбой, а табачок врозь — тут же согнав с лица маску дружелюбия. Она явно приняла мой порыв за попытку ухаживания. Но мне было не до того, и я силком потащил парня в соседнюю комнату. Хорошо ещё, что товарищ растерялся и не упирался, иначе с моими жиденькими силёнками было бы не сдвинуть его с места. — Что случилось? — спросил Го-кун, когда фусума за нашими спинами захлопнулась. И офигевшая от такой наглости Фу-тян, и главы семьи ненадолго оставили нас в покое. Я вздохнул, набираясь храбрости, словно парашютист-новичок перед прыжком: признаваться всегда непросто. — Момо-тян, да что с тобой? — взволнованный парень подошел, забавно смутившись. Видно подумал, что мне «приспичило» в любви признаться. Я же упал прямо на него, наверняка и титьками придавил. А может быть, даже не заметив этого, ещё и случайно пощупал его за что-нибудь, что приличным девушкам даже в фантазиях представлять не положено. Не знаю, о чём он таком думал, что заставляло пунцоветь от смущения, но я с момент взмаха мечом и леденящего душу взгляда могущественного сикигами мало что помнил. Все мысли свернулись в тугой пучок намерения довести дело до непременно удачного финала! — Го-кун, ты хороший человек, — шёпотом затараторил я, не особо подбирая слова и стараясь говорить искренне, а не «убедительно». — Ты… ты классный парень и ты мне нравишься, но я не хочу, чтобы мы расстались врагами… — Расстались? — Го-кун опомнился, и на лице его проступила настороженность. — О чём ты говоришь?.. Уже я подался навстречу и без задней мысли взял его за руки, прижав их к груди. Совершенно не думал, как выгляжу и как себя веду. Стало стыдно от косности, до сих пор сидевшей в голове. «Чёрт возьми, да я же с другом детства разговариваю!» — заверещали раздражённые мысли. — «Пусть он на меня хоть на голого смотрит — плевать! Лишь бы мы остались товарищами!..» — Го-кун, я не слепая и вижу, как ты на меня смотришь… — едва получилось в голос признать чужой интерес. — Го-кун, об этом будешь знать только ты… Но я не хочу с тобой быть. Не потому что ты мне неприятен. Нет!.. Я просто не хочу быть с мальчиками… П-понимаешь? Парень оторопело уставился на меня, пытаясь поскорее переварить весь этот сумбур, а спустя миг залился краской. Я тоже почуял, как горели от стыда уши, но отступать было поздно. — Тебе нравятся… — пробормотал Го-кун, выдернув ладони из моих пальцев и отступая. — То есть вы с Мацумото-тян? Я затряс головой, чувствуя себя косноязычным кретином. — Да нет же! — крикнул шёпотом. — Она ведь тебя любит, тебя!.. По уши влюблена!.. Парень ещё больше смутился. — И зачем ты мне это говоришь? — тихо спросил он. В этот миг за фусумой послышалось топотание торопливых шагов: красноречивое топанье сердитой девушки, готовой рвать и метать. — Мы скоро уедем из поместья! — спешно ответил я. — Поэтому прошу: отзовись на её чувства и выбери Фу-тян… — Что значит «выбери»? Вы же не вещи… — нахмурился парень. — Но ведь она тебе нравится!.. — прошептал я. Го-кун опустил глаза: — Ты тоже мне нравишься… — тихо сказал он. Я нервно сглотнул, больше не чувствуя страха или отвращения перед такими словами: открытые чувства друга детства были просто эмоциями, которыми он не постыдился со мной поделиться. — Прости… — качнул я головой. — Поэтому я тебя и позвала: хотела всё прояснить… Фусума резко щёлкнула рамкой, распахиваясь. В комнату, как фурия, ворвалась Фу-тян, всё ещё перепуганная недавней проверкой и потому разъярённая. — Что ты себе позволяешь?! — взвилась она. — Ты всё не так поняла… — я отпрыгнул от парня так, будто бы нас застукали за поцелуем. — А как это ещё можно понять?.. — злилась девушка. Она метнула в меня сердитый взгляд, сжав в гневе миниатюрные кулачки. — Я тебе его не отдам, поняла?! Фу-тян была слегка не в себе, заявляя о самом для неё сокровенном настолько открыто. И это было мне на руку. — Я просто хотела сказать Го-куну, что уступаю… — мой голос был тихим, но на удивление уверенным. — Он уже знает, что ты любишь его. И я не хотела этому мешать… Не хотела мешать вам… Подруга словно на стену наткнулась, уставившись на меня ошарашенными глазами. Её лицо стремительно заливала краска. — Т-то есть к-как? — растерянно пробормотала она. Я подошел к девушке и, взяв её ладони в свои руки, поцеловал в щёку. — Я хочу, чтобы мы остались подругами, а не соперницами… Растерянная парочка молча проводила меня взглядами. * * * Несколько дней ни Го-куна, ни Фу-тян я не видел, но и не стремился мешать им. Такого наговорил, что сам не хотел на глаза попадаться. Просто надеялся, что они разберутся в своих чувствах до нашего отъезда. Чтобы не думать лишнего о разговоре, исследовал поместье, практиковал оммёдо и миловался с Тамой-тян. * * * До запланированного отъезда оставалось немногим меньше недели, и распоряжение немедленно явиться к главе семейства удивило. «Неужели деда переиграл и решил отправить нас пораньше?» — подумал я. В этом был смысл: явиться не за день до начала занятий, а загодя, чтобы адаптация прошла легче. Но когда мне сказали, что никаких вещей брать не нужно, а требуется именно явиться к главе, я слегка напрягся. Стало ясно, что будут отчитывать за самовольное «сводничество»? Тамамо-тян с самого утра нагрузили работой. Её не оказалось рядом, чтобы украдкой насладиться нежными губами подруги. Пришлось идти немного на взводе: кому охота получать взбучку, тем более в ответ на добрые помыслы? То, что дела плохи, я понял почти сразу же, как увидал глав трёх семей, что были мрачнее тучи. Го-кун и Фу-тян также находились здесь, и было заметно, что их тоже что-то гложет. Лицо подруги хранило необычайно злое выражение, словно вместо Мацумото-младшей поставили другого человека. «Гото Ясуо выбрал не её, а меня?» — мысли, полные страха, полоснули по нервам. — «Чего делать-то теперь?..» Я постарался не подать виду. Поклонился, собираясь приветствовать старших, но дедушка вскинул ладонь, заранее прерывая меня. Впрочем, сказать он ничего не успел — подруга подала голос. — А я, дура слепая, тебе верила!.. — Фу-тян словно взорвалась, полыхнув такой неистовой злобой, что у меня похолодело внутри. «Да что, чёрт возьми, тут происходит?!» — затрепыхались тревожные мысли. Го-кун опустил ей на плечо ладонь, и девушка нехотя замолчала, отвернувшись и утирая гневные слёзы. Обняла его за талию, уткнувшись заплаканным личиком в грудь!.. Дедушка Изао тем временем властно сказал куда-то в сторону: — Входи!.. Фусума с тихим шорохом сдвинулась и я увидел Тамамо-тян! Она была в одеяниях мико, но вела себя необычайно спокойно. — Повтори ещё раз то, что ты нам сказала, — тотчас велел глава семьи. — Слово в слово… Девушка поклонилась. — Да, Аоки-сама, — тихо сказала она. Не поднимая взгляда, плавным жестом указала в мою сторону. — Ваша внучка, Аоки-химэ склоняла меня к интимной близости… — Не это!.. — Мацумото-старший отмахнулся, перебивая мико. — Говори суть!.. — Слушаюсь… Аоки-химэ шантажировала меня и велела помогать ей с переписыванием офуда на территории поместья… Кажется, весь мир пошатнулся в эту секунду, лопнув брызгами мыльного пузыря. Сердце замерло в груди, зажатое в морозных клещах, а глазах защипало от нахлынувшей бессильной обиды. — Тама-тян… — дрожа голосом, прошептал я. — Ч-что ты говоришь? Это же неправда… — Молчи, бесстыдная! — крикнул Мацумото старший, вскакивая с места. — Имеешь наглость оправдываться перед лицом главы Аоки?! Мало того, что ты занималась всякой блудливой мерзостью в стенах храма, так своими выходками поставила под угрозу жизни моей дочери и сына достопочтенного Гото! — Нет, это не так! — я замотал головой. — Дедушка, я всё объясню!.. Старик тяжко вздохнул, покачав головой. Он даже не посмотрел на меня! — Мои люди опросили других мико и выяснили: вы действительно всё время были вместе. Ты и Умэко Тамамо. Всё ещё будешь лгать, говоря, что не порочила имя семьи распутными связями? Я молчал, не зная, куда деть взгляд. — Так я и знал, — дед, нахмурился. — Или скажешь, что не интересовалась офуда на территории поместья? Ты сильно разочаровала меня, Аоки-сан. — Дедушка, разреши всё объяснить!.. — прошептал я, чувствуя, что начинают душить слёзы. — Тама-тян, да скажи же им!.. Зал собраний, открытый моему взору, был нем и тих — ни слова поддержки, лишь злые всхлипывания Фумико-тян. Обегая взглядом родовой суд, я надеялся увидеть лицо мамы — она пришла бы на помощь, ни за что бы не бросила!.. Но её здесь не было. Аоки Аканэ не посчитала клевету в мой адрес достойной причиной для явки? Надеюсь, ей просто ничего не сказали… Дед с вздохом кивнул главе Мацумото. — Приношу извинения за этот прискорбный инцидент, — уверенно сказал он. — За сим помолвку рода Гото с главной ветвью семьи я окончательно расторгаю и возлагаю все надежды на род Мацумото. Свадьба вашей дочери и сына достопочтенного Гото Дэйчи состоится, как и было оговорено. Степень моральной компенсации обсудим позже, если не возражаете… — Д-дедушка… — во мне будто кончились силы, а голос лишился звучания. — Но я же ничего… — Аоки-сама! — вклиниваясь, крикнула Фумико-тян. — А что с ней?! Тонкий девичий палец с ненавистью указал в мою сторону. — Вы так просто всё позабудете? Я же все эти годы была для неё, как сестра, а она едва не убила меня и Го-куна! — Мацумото-младшая сочилась злобой. — Отец сказал, что офуда в поместье идеальны: так зачем к ним прикасаться, кроме как со злым умыслом?! Даже слепому понятно, что она хотела мне отомстить!.. — Фумико, успокойся, — мрачно сказал Мацумото-старший. — Хотя твоя подруга и двоюродная сестра проявила себя, как безответственный человек, едва не спровоцировавший нападение тёмных сил на поместье, но ничего не случилось… — Нет, — авторитетно кивнул дед Изао. — Ваша дочь абсолютно права: безнаказанным сей проступок оставлять нельзя. Старческая ладонь, как копьё, указала на меня. — Момо-сан, с этой минуты, как глава рода, я отлучаю тебя от семьи! До тех пор, пока не осознаешь ошибку, ты больше не моя внучка, — он недолго помолчал. — А в наказание ты будешь служить Мацумото Фумико, искупая перед кузиной душевную низость. Если же посмеешь нарушить этот приказ… Старческий взгляд блеснул ледяным гневом. — Если ослушаешься — я сурово тебя накажу… — Н-но дедушка!.. — я к этому мигу плакал уже не стесняясь. — Тама!.. Фумико!.. — Уведите её и подготовьте… — не глядя отмахнулся дед. — Умэко Тамамо, ты тоже ступай: твоё наказание определит каннуси… А через час Момо-сан отправится на новое место жительства, где будет прислуживать Мацумото Фумико… Последнее, что я увидел, прежде чем фусума захлопнулась, была грустная улыбка на губах Умэко-сан. * * * Мне не позволили собрать вещей, но Иоко-сэнсэй лично явилась и принесла небольшой свёрточек. Сказала, в нём кое-что из моего белья и гигиенические принадлежности — единственное, что позволено было взять с собой. Женщина помолчала, погладив меня по волосам, а затем в расстроенных чувствах посоветовала хранить стойкость — она обещала сделать всё, что сможет, чтобы вернуть Аоки Момо в храм. Я благодарно покивал. Молча утирая слёзы, посмотрел на мрачную Тайду-сан, парившую за спиной настоятельницы, и снова остался один. Стало немного легче. До самого отбытия теплилась надежда, что мама всё-таки навестит в такой-то момент моей жизни. Но ни её, ни Харухи-тян так и не удалось увидать. В новый дом нас втроём везли в одной машине, но мне казалось, что я был один в этом мире. * * * Воля дедушки Изао забросила нашу троицу к его двоюродному брату Кобояси Нобору. Я уже слыхал о нём раньше и знал, что мужчину, так же как и меня, отлучили от семьи. Изгнали за слишком уж крутые методы оммёдо и показное пренебрежение традициями, порочившее репутацию уважаемого рода. Но и насовсем провинившегося мужчину не выдворили: он, по редким слухам, брал на себя те щекотливые, но необходимые обязанности, которые наверняка опозорили бы кристально чистое реноме Аоки. Дом Кобояси-сана, выстроенный по западному образцу, был не в пример меньше громадного поместья на склоне горы. Но всё равно оказался немаленьким, притом, что располагался посреди плотной застройки, выделяясь даже на фоне небедных соседей. А особый статус его хозяина подчеркнула охрана, что встретила нас у ворот: их откровенно бандитские морды заронили семя сомнения в вопросе репутации Кобояси Нобору. Крепкие парни в костюмах, которые сидели на них, как седло на корове, были похожи на кого угодно, только не на законопослушных граждан. — Эй, малышка!.. — хохотнул один из них, оскалившись и показав золотой зуб. Присутствие Мацумото-старшего не остановило «привратника». Пока нас вели по короткой кленовой аллее к дому, я старался думать, что нехорошее «предчувствие», сквозившее от окружения — это вынужденная ширма. Притворство, подобное моему, но с амплуа «зажравшегося от роскоши изгоя», которого вынужденно терпят. Неплохая легенда — не хуже других и очень удобна, чтобы перетягивать на себя любую грязь, что могла опорочить род Аоки. Поэтому я надеялся, что Кобояси-сан всего лишь притворщик… Увидев обрюзгшего, неряшливого хозяина дома — на вид лет пятидесяти с небольшим — выпершегося встречать нас в банном халате и тапочках, я понял, что сильно ошибся. Дальний родственник совершенно не походил на добродушного толстяка широкой души. В глазах его будто бы поселилось какое-то особое брезгливое безразличие, презрение к недостойному миру, что ли. Меня и Фумико-сан одутловатый мужчина окинул взглядом настолько откровенным, что будь я даже слепым — кожей бы почуял это липкое «прикосновение»! Приветствуя Мацумото-старшего, хозяин дома ограничился только скабрезной улыбочкой и вальяжным взмахом пухлой ладони. — Здарова, Мацу-кун, — сказал он. — Какими судьбами этот цветник занесло в моё скромное гнёздышко? Отец Фумико-сан поморщился, не стараясь скрыть неприязнь. Вежливо — ибо ритуал — но явно неохотно отвесил минимально допустимый одзиги. — Хватит паясничать. Комнаты для моей дочери и её спутников подготовлены? — прямо спросил он. Толстый хозяин усмехнулся: — Что ж ты за нудила такой? — хмыкнул он. — Совсем не рад повидаться с сэмпаем. Может, опрокинем по рюмочке «чаю», как в старые добрые? Мацумото-сан реплику проигнорировал. — Убедись, что твои дуболомы хорошо охраняют периметр, — сказал он. — Других привилегий этой троице не положено: отныне они обычные ученики старшей школы. Если появится посильная им работа — без колебаний отправляй на задание. Без особой надобности не тревожь нас новостями. Всё ясно? Кобояси-сан помолчал и недовольно нахмурился, давая понять, что и его напускное радушие было не безгранично. Вальяжно помахал ладонью, будто советуя Мацумото-старшему убираться. Кивнул нам, веля следовать. * * * Из-за того, что дом был в три этажа, изнутри он показался просто огромным — я давно отвык даже от таких «небоскрёбов». Нас разместили на самом верху: Го-куна поселили на одной стороне, девичью «команду» — на другой. Фумико-сан, пыхавшая злобой и прожигавшая меня ненавидящими взглядами, мимоходом заявила, что попросит отца, переселить Умэко из храма в дом Кобояси. — Двум мерзким лесбиянкам самое место в одной «конуре»! — едва ли не крикнула она, хлопнув перед моим носом дверью. Хозяин дома, показавший комнаты, расплылся в неуместной улыбке. — Милая, что случилось? — вкрадчиво спросил он, обнимая меня за плечи. — Дядюшка может вам чем-то помочь? Я затряс головой. — Пожалуйста, Кобояси-сан, дайте нам немного времени… — пробормотал едва слышно. — Многое случилось, так что… Я едва удержался от предательского всхлипа, что, впрочем, всё равно не укрылось от мужчины. Он отступил. — Эх, молодость!.. — мечтательно вдохнул хозяин дома, панибратски ткнув Го-куна локтем в бок. — Верно?.. Если эмоции — так через край, если ссора — так катастрофа?.. Ладно, не буду вам мешать… Слёзы уже не душили, но даже одна мысль об Умэко-сан пробуждала жгучие обиду и горечь в груди. Объяснений же поступкам двух лучших подруг — для одной из них я хотел стать суженой! — было превеликое множество, но сердце хотело узнать чистую правду. Я, впервые с момента «суда», сумел взять себя в руки и постучался в комнату Фумико-сан. Разговаривая с дверью, попросил разъяснений, не понимая ненависти той, с кем дружил всю жизнь. Ведь расстались мы хорошо: я ушёл в тень, не желая мешать чувствам друзей! Так за что?.. Го-кун молча покачал головой, останавливая меня и будто прося время на то, чтобы всё улеглось. Сам собирался позвать Фумико-сан, но девушка его опередила, рывком распахнув дверь и вставая в проёме — Ты!.. — она с презрением ткнула пальцем мне в грудь. Буквально ударила в колыхнувшуюся сиську. — Я тебе верила!.. Но папа вовремя глаза мне открыл, дал понять, какая же ты двуликая дрянь! Боже, как же стыдно, что я сама не заметила этих очевидных вещей!.. — Фумико-сан… — я запнулся на миг. — Позволь мне всё объяснить! Это просто нелепое недоразумение!.. Я бы никогда… — А твоё мнение больше никому не интересно! — подруга детства парировала, после чего нахмурилась, указав на меня пальцем. — Прав был отец: фальшивый друг опаснее открытого врага! Она расплылась в ехидной улыбке, утерев с лица слёзы и мгновенно перестав походить на себя прежнюю. — Я теперь с тебя глаз не спущу, ты поняла? А если не заткнёшься немедленно, если не будешь меня слушаться — об этом узнает Аоки Изао-сама!.. Некогда добрая подруга приблизилась, говоря совсем тихо и едко: — Аоки-сама очень хочет удружить моему отцу и ни за что не допустит, чтобы наша с милым Го-куном свадьба сорвалась. Понимаешь? Мне теперь достаточно только пальцем пошевелить — и твой родной дедушка тебя же с грязью смешает… Я и так это знал, но «притворство» сыграло неприятную шутку. Слушая злые слова, мне приходилось изо всех сил не робеть и не поддаваться въевшейся в сущность девичьей неуверенности. — Т-ты думаешь я боюсь его ругани?.. — Не притворяйся дурой — в твою невинность больше никто не верит. Я права, Гото-кун? — хмыкнула Фумико-сан. А потом вновь глянула на меня. — Не делай вид, что не поняла, где мы оказались. Одно слово Аоки-самы — и Кобояси-сан тебя закопает, в буквальном смысле привалит камнями на живописном склоне горы… — Не говори глупостей! — я отшатнулся от волны вздора. — Ты думаешь? — ухмыльнулась бывшая подруга. — Уверена, что Аоки-сама поставит судьбу дурной внучки выше целого рода?.. Она начинала нести какой-то откровенный бред, по непонятной причине злорадствуя над моей неудачей. Но я с неприятным ознобом в плечах понимал, что её слова не лишены толики смысла. — Мацумото-тян!.. — её одёрнул парень. — Ты перегибаешь… Уверен, очень скоро всё выяснится и вы придёте к согласию, посмеётесь над этим недоразумением. Не дай эмоциям сломать вашу дружбу… — А ты не позволяй себе быть обманутым этой наглой лисой! — наперекор воскликнула девушка, схватив Го-куна за отворот кимоно. — И не защищай её! Ты разве не слышал, что рассказал мой отец?.. — Да, но… — неуверенно пробормотал парень. — А раз слышал, то реши уже: ты с ней или со мной?! — Фумико-сан была на грани истерики. — Я люблю тебя, но если ты хочешь быть с этой толстожопой сукой — валяй! Девчонку она уже соблазнила и тебя тоже наверняка сумеет удивить!.. — Прости, — сухо сглотнув и отступая, кивнул я. Согласился уже и на статус изгоя, пока ссора не зашла чересчур далеко. — Больше тебя не побеспокою… Но Фумико-сан, секунду назад метавшая громы и молнии, и не желавшая меня видеть, внезапно не позволила уйти, поймав за руку. — Стой! И это всё? — всхлипнув, нахмурилась она. — Ты думаешь, что для служанки это подходящее поведение? В горле защипало — куда только делась наша детская дружба? — но я смолчал. Вежливо, как годами заучивал, поклонился. — Прошу меня извинить, Мацумото-сама, — сказал бывшей подруге. — Я повела себя грубо и недостойно наследницы рода. Надеюсь на ваше снисхождение… — Принцесса-фальшивка… — с заплаканной улыбочкой протянула Фумико-сан. — Ни слову твоему не верю. Но не волнуйся… Её пальцы поймали мой подбородок. — …Как отец и велел, я научу тебя ответственности, дрянь… * * * Оставшиеся до начала занятий дни прошли даже спокойно, если вспомнить клеветническое обвинение и гневную отповедь Мацумото Фумико. Она не нагружала меня обязанностями горничной — брезговала? — но и общаться не желала. А я больше не пытался сам заговорить с бывшей подругой детства, чувствуя в её адрес и обиду, и злость, и растерянность. На Го-куна даже глаз не поднимал, чтобы ненароком не разозлить её. Об Умэко Тамамо размышлял не переставая. Спустя всего одну бессонную ночь на новом месте, мне хотелось бы думать, что её, как и меня, принудили. Она ведь обычная мико, винтик в машине огромной семьи!.. Но спросить было не у кого, а беспощадная женская интуиция говорила, что можно без сожаления топтать и давить ростки тех чувств, что показались любовью. Незримое давление было так велико, что окажись я обычным мужчиной, не выдержал бы подобного морального истязания. Но мне повезло хоть в чём-то: обида и боль от предательства, как извращённая плодородная почва, взращивали во мне «женственность». То и дело заставляли срываться и подолгу рыдать в подушку, всё больше ценя умение женщины терпеть обиды неограниченно долго… Чувствуя себя самой несчастной, я рыдала взахлёб, как недалёкая дура. Ненавидела Умэко и Фумико за то, как они со мной поступили. В мыслях молила Таму-тян вернуться и успокоить: готова была ей всё простить, лишь бы ощутить тепло желанного тела. Убивалась так, будто меня к расстрелу приговорили… Когда подобные всплески оканчивались и меня «отпускало», я возвращался к себе прежнему. Теперь уже абсолютно не понимал, зачем всё ещё держусь за остатки «мужского», если искренне ощущать себя женщиной оказалось настолько приятно и целебно для расшатанных нервов. Прошло пару дней и «недоистерики» унялись. Из-за них и унизительной жалости к себе было до ужаса стыдно, но этот срыв дал шанс на второе дыхание… * * * Только спустя три дня я узнал, что в доме живёт племянник Кобояси Нобору — мой ровесник и невероятно скрытный человек. Уж не знаю, как он умудрялся скрываться от прочих, но от моего заплаканного внимания не мудрено было спрятаться. Поэтому первая встреча с ним в вечернем часу была похожа на явление призрака и здорово перепугала. Я даже за офуда потянулся, растерянно пытаясь понять, что за ками предо мною явился? Внешность этого парня — худоба, высокий рост и чёлка, закрывавшая пол-лица — делали его ещё больше похожим на мятущегося, неспокойного духа. Как оказалось, он всего лишь наконец-то «созрел», чтобы покинуть свою комнату и спускаться к обеденному столу в присутствии посторонних людей. Появление девушек его невероятно смутило, поэтому молодой человек сам так и не представился. Не проронил ни слова, возложив эту обязанность на своего дядю. Звали парня Игараси Рюу — «пятьдесят штормов дракона» — что совершенно не соответствовало ни его внешности, ни поведению. * * * Кобояси-сан мягко, но очень настойчиво запрещал без особой надобности носить в его доме кимоно. То, что давно стало для меня привычной и удобной одеждой, он считал пережитком прошлого и неуместным официозом, которого на дух не переносил. По крайней мере, такова была «официальная» причина запрета. А заодно — это уж наверняка! — он хотел одеть нас во что-нибудь более откровенное. Фумико-сан легко это пережила, определённо имея опыт в ношении юбок и блузок. Видно, «хулиганила» в поместье, тайком наряжаясь в недозволенное. А вот мне это далось с некоторым трудом. Впрочем, по большей части, проблема оказалась технической — я очень плохо знал, как правильно такое носить. Но невесёлые мысли о туманном будущем и без прочих раздражителей были немалой проблемой, так что новых надуманных проблем не хотелось. Я, может быть, и оказалась недалёкой простачкой, которую обвели вокруг пальца, но во внешности своей была уверена. Разобраться труда не составило… Только у Мацумото младшей была одежда на выбор — родители расстарались. Мне же предлагалась лишь светлых тонов гакко сэйфуку, десятком однотипных комплектов развешанная в гардеробном шкафу. Если судить непредвзято, то фасон был почти пуританский: довольно свободная блузка-матроска и юбка немного ниже колен. Но мне эти вещи по первому времени казались чересчур откровенными. Надеть чулки или же показаться вовсе с голыми ногами? Вот уж действительно: одно другого горше. На завтрак в новом облике я явился в чулках, но всё равно чувствовал себя едва ли не голым. Юбка чересчур колыхалась, груди были очерчены чересчур, наготы в моём облике было чересчур. Всё чересчур!.. — Момо-тян, — хозяин дома, явно «опрокинувший» уже пару стаканчиков, расплылся в сальной улыбке. — Не нужно смущаться. Мы ведь не чужие друг другу. Обними уже дядюшку наконец-то как следует… Мужик встретил нас во вчерашнем банном халате, раскинув радушные объятия. Окутав амбрэ перегара, обхватил, похлопывая по спине и медленно двигая ладонью по талии вниз. — Ты так выросла, так похорошела, — фальшиво удивился он. — Я тебя помню совсем крошечной. И не заметил за стариковскими тряпками, как ты изменилась. Но стоило переодеться во что-то достойное, и гляньте-ка — какая красавица, вся в маму! Да куда там: ты уже фору дашь Аканэ-тян!.. Лапищи улеглись на ягодицы, оценивающе сжав пухлые «дольки» под юбкой. Я стоически стерпел. — Дядя, — присмиревшая Фумико-сан уже сидела за столом и с надменным видом сложила на груди руки. — Не обманывайтесь её смазливой мордахой. Она обдурит и вас, как водила за нос меня… «Своему отцу это скажи!» — едва не вырвалось у меня. — Да бросьте… — протянул Кобояси-сан, оборачиваясь. — Не нужно ссориться. Прихватив меня за талию, мужчина повёл к столу, уставленному слишком обильными для завтрака блюдами. Я едва не содрогнулся от омерзения, ощущая его похлопывания пониже спины. Впервые в новой жизни задумался, что с куда большей охотой обнялся бы с Го-куном, чем с этим обрюзгшим брюхом! Глава дома уселся за стол сам и подмигнул сидевшему напротив Гото-младшему. — Ясуо-кун, а ты счастливец, — усмехнулся мужчина. — Окружен такими красотками. Вот же молодёжь пошла… Дядюшку-то научишь, как девчонок смущать, а? Го-кун уткнулся носом в чашку с рисом, заливаясь румянцем. Игараси-сан спрятался за своей чёлкой, как за непроницаемой стеной. А довольный шуткой мужчина весело загоготал, придерживая дрожащее пузо. — Да шучу я, шучу!.. — веселился он. — Совсем вас старики заели своими запретами? Ладно, ешьте поскорее. А дядюшке надобно будет по делам отлучиться, но вечером мы обязательно поболтаем… * * * Разумеется, по понятным причинам никаких проблем с зачислением в старшую школу не было и быть не могло. Я только поверхностно представлял, какие связи были у семейства Аоки, но даже необоснованных и самых скромных домыслов хватило бы, чтобы удивлённо присвистнуть. Мацумото-старший появился в означенный день — не решился доверить это Кобаяси-сану? — и нас троих в его сопровождении просто отвезли в учебное заведение. Новая — а для меня вообще первая — школа хотя и не относилось к кричаще-элитарным частным заведениям, но явно принадлежала к звену перворазрядных. Нас собирались выбросить в мир, но и совсем уж в ряды «плебса» окунать не спешили. Потому как чувствовалось и в облике здания, и в самой атмосфере вокруг учебного заведения нечто неуловимое и немного заносчивое. Родных и близких, пришедших поддержать учеников по случаю торжества, было очень много, что стало для нас троих немалым шоком. Но даже среди человеческой толчеи, если не дрожать, как осиновый лист, можно было рассмотреть как пижонисто разодетую, наглую «золотую» молодёжь, так и ребят, ведущих себя поскромнее и одетых попроще. Я не мог не нарадоваться такой уйме народа. Конечно же, было до усёру страшно так резко окунуться в огромную массу людей после стольких-то лет затворничества. Но призванный на помощь опыт помогал перебарывать безосновательную тревогу. Хотя, когда на ум приходило, что пусть даже десятая часть внимания окружающих могла пройтись по моей персоне — опять становилось жутковато! Мацумото-старший выбросил нас в новую жизнь, как бездомных котят, не оставшись даже на вступительную речь директора школы. Зато у меня появилось крохотное преимущество: и Фумико-сан, и Гото-кун оробели, внезапно оказавшись в непривычной среде без поддержки, а я по прошлой жизни помнил, что достаточно было просто следовать указаниям преподавателей. В этот день от учеников ждут исключительно послушания, а не свершений в учёбе. Тут бы разгрестись с наплывом людей. Занятий в этот день не предполагалось. Нас просто развели по классам. Я попал с Фумико-сан в одну группу, мысленно сетуя на злую Судьбу. Классный руководитель рассадил учеников по местам. Перезнакомил друг с другом, проверяя по списку и предлагая вкратце рассказать о себе. Когда до меня дошла очередь, и пришлось подняться со стула, за спиной послышались едва уловимые шепотки незнакомых парней. «Смотри-смотри, какая жопа сочная. М-м-м… Слышь, а спорим — она без трусов!.. Чего? Да не гони… А ты сам глянь: под юбкой же шовчиков нет. Гладенькая, как дайфуку… Бля, чё серьёзно? Сучка с голой писькой в первый же день пришла?» — украдкой шушукались два каких-то полудурка. Они были рядом, прямо за мной, но я сделал вид, что не слышу — давно готовился к этому. Ещё когда впервые лифчик надел, уже знал, что однажды услышу нечто подобное. Чтобы не торчать посреди класса лишнего, скороговоркой выпалил имя и случайный набор «интересов»: махо-седзё, чай с имбирём и чтение. Дождавшись спасительного кивка классного руководителя, опустился на стул. Когда очередь дошла до парочки идиотов за моей спиной — их звали Ога Тацуми и Такаюки Фуруичи — я постарался запомнить имена получше. Чтобы под любыми предлогами не пересекаться с придурками. На перемене знакомства пошли намного бойчей. Девушки стихийно сбивались в стайки, тараторя о всякой ерунде и узнавая друг друга получше. Сразу стало заметно — по крайней мере, мне — что всё это слегка наигранно. Словно одноклассницы торопились завести знакомства и опасались стать изгоями в первый же день. Кто-то из них вспомнил семейство Аоки и то, чем мы были известны, мгновенно сплачивая всех остальных вокруг новой точки интереса! Я был готов от стыда кануть под землю, но просто сбежать от щебечущих на все голоса незнакомых девиц возможности не имел. И «выпускать» собственную девчонку тоже не мог, ибо как барышня оказывался совсем уж робкой и тихой особой. А тут нужен был громкий голос и нахрапистый характер, потому что меня мгновенно записали в «особые отщепенцы», за счёт которых намеревались порешать собственные проблемы. Да и Фумико-сан на этот раз словно очнулась, принявшись колоть меня невинными шутками и ещё больше раззадоривать одноклассниц. Нас окружили, засыпая обывательскими вопросами об искусстве оммёдо, но подруга детства «отбивалась» за мой счёт, в особо неловкие моменты полностью спихивая чужое веселье на меня. Смотря на бывшую подругу, я с удивлением осознавал, что понимаю девушку всё меньше и меньше! Ведь преотлично видел, как она робела не меньше меня. Но в то же время как-то очень уж просто пользовалась своим шебутным характером, весело отмахивалась от «заковыристых» вопросиков. Это было странно. Мне же общение давалось намного сложнее, и дело было не только в привычной скрытности. Я просто не подозревал, о чём можно было тараторить с таким количеством девушек, чтобы ещё и умудряться отвечать всем сразу! А Фумико-сан удивляла и тем, что то ли случайно, то ли нарочно не торопилась выставлять свою неприязнь в мой адрес. Она давала намёки и не стеснялась использовать всеобщее любопытство к своей выгоде, но не настаивал на сказанном. На вопрос, не сёстры ли мы, она с видом оскорблённой добродетели отвечала, что «естественно нет!», а затем с милой улыбкой брала меня за руку, запутывая новых подруг. Потом нас совсем одолели вопросами про оммёдзи и Фумико-сан окончательно «съехала», перекинув всё на меня и называя отличницей. Главы семей рисковали, оставляя адептов сакрального искусства совсем без присмотра, но подруге детства достало рассудительности, чтобы не начать кичиться успехами в призыве сикигами. Она просто сказала, что Момо пусть и бездарная оммёдзи, зато примерная зубрилка — если кому-то нужно погадать, то лучше спрашивать Аоки-тян. В общем, девушка ещё раз намекнула на различие между нами. * * * Так началась моя школьная жизнь, давно позабытая и восхитительно беззаботная. В сравнении с навалившимися жизненными невзгодами это был сущий токоё-но-куни. Занятия пошли своим чередом, наполняя жизнь когяру малозначимыми мелочами. Минул месяц. Весна понемногу сдавала позиции лету… Фумико-сан очень быстро переменилась и больше не старалась как-то сверх меры меня терроризировать. Это было весьма подозрительно, поэтому я не расслаблялся. Да и она спуску не давала, не угнетая, но и не позволяя свершиться примирению — при любом удобном случае будто невзначай отмечала перед одноклассницами, насколько мы с ней разные. Обжёгшись на дружбе, я не спешил заводить новых знакомых. Многое успел обдумать и теперь совершенно необоснованно подозревал, что Мацумото-старший мог подговорить даже одноклассниц, чтобы они меня потом подставили. Это был, конечно же, бред — делать ему больше нечего, как школьниц вербовать — но стойкое ощущение болезненного предательства всё никак не покидало. Даже на приглашения одноклассниц погулять по кафешкам или побродить по магазинам отвечал уклончивыми отказами. Ограничивался лишь совместной поездкой в одну сторону, если это было по пути к дому. Девушки, с которыми я учился, посмеивались над молчаливой скромной красавицей, но делали это незлобиво — обижаться на такое не стоило. А вскоре я узнал, что за мной вовсе закрепился статус «моэ». Разобравшись с тем, что же это значило и, не обнаружив у себя ни стереотипной неловкости — я хоть и «пышка», но довольно подвижная — ни стереотипных очков «ботана», я успокоился. * * * Домой к нам нередко наведывались подозрительного вида люди с каким-то нарочитым, гротескно-тупорылым поведением. Словно они старались казаться ещё глупее, чем были на самом деле. Гости эти обсуждали дела с Кобояси-саном, и вели себя словно «элитарные» гопники из моего уже почти позабытого прошлого. И обязательно отвешивали пошлые шуточки, когда видели меня или Фумико. Хозяин дома разговаривал с ними исключительно как с придурковатыми подчинёнными, неспособными справиться с элементарными задачами. Поэтому и я игнорировал этих людей. А иногда, пользуясь присутствием Кобояси-сана, делал это подчёркнуто откровенно, чтобы отыграться хоть на ком-то. Но просто ответить грубостью на грубость не мог — желание сквернословить выжгло из мыслей жизнью в храме, да и рассмешило бы «гопников» это. Поэтому я, как опытный йог, выгонял из разума посторонние мысли, пробуждая в себе заносчивую девицу. По крайней мере, как её представлял. Отворачивался и уходил в свою комнату, нарочито широко качая бёдрами, чтобы юбка развевалась сильнее и, может быть, из-под неё блеснули белоснежные трусики. Сердечко от таких выкрутасов колотилось, как бешеное, и было очень неловко делать такое перед мужиками, пускающими слюни от одного только вида моей задницы. Но шанс подразнить этих идиотов сглаживал углы недовольства. А когда вслед раздавался восхищённый присвист, я искренне радовалась такой незначительной, но всё же победе… * * * Спустя некоторое время после начала занятий нам выдали по смартфону для связи в самых экстренных случаях. Кобояси-сан также давал нам деньги — в начале каждой недели отсчитывал небольшую сумму на карманные расходы. Благодаря этому я получил некоторую независимость и понемногу сподобился ходить по магазинам, пряча лицо под медицинской маской. Бродил не ради покупки каких-то вещей, которые интересовали любую девушку моего возраста. И даже не для того, чтобы поменьше быть в обществе тех, кто от меня отвернулся. А в качестве тренировки: окончательно перестать смущаться огромной массы незнакомых людей, встречавшейся на каждом шагу, можно было лишь постоянно среди них пребывая. Заодно ловил «на живца», привлекая охочих до школьниц парней. Это было то ещё испытание и первое время я просто сбегал, не зная, что отвечать на заигрывания и как себя верно вести — «играть» в нелепую стервозу тут был не вариант. Однако постепенно, общение налаживалось. Я мог, а если потребуется — то и могла поддержать разговор. Особой победой был тот миг, когда незнакомый парнишка угостил меня мороженым-моти… Впрочем, чтобы не ходить совсем уж «вхолостую», я всё-таки приобретал разные безделушки, вроде брелоков или носовых платков. А когда по наитию купил первый свой тюбик губной помады, то это даже понравилось! Я впервые сделал это не для «маскировки», а потому что сам захотел. Вернее, я сама захотела: было стыдно от множества взглядов, что словно заглядывали под мою юбку, но вместе с тем я хотела показать всем, насколько же хороша. Незаметно, но неотвратимо принятие своего тела превратилось в откровенную гордость присущей мне красотой. Алчные взгляды мужчин пугали, но радовали. Завистливые взгляды женщин приводили в тихий восторг. Я спряталась в кабинке для моментальной фотографии — моём надёжном убежище — вскрыла судьбоносный тюбик помады и старательно накрасила губы. Неловко, но тщательно очертила алые, пухлые створочки, впервые откровенно любуясь собой. Потыкав пальцем на кнопки и нелепо кривляясь, понаделала снимков… Спустя пару минут фотографии полетели в урну, а я принялся старательно стирать помаду недавно купленным носовым платком. * * * Занятия давались легко. Насильно привитую усидчивость и врождённую покладистость было не искоренить, а общество в доме Кобояси-сана оказалось мне неприятным, поэтому я чуть ли не с первых недель стал лучшим в учёбе. Одноклассницы иногда просили им помочь с тем или иным заданием, но очень часто это скатывалось в очередные разговоры про оммёдо — девушек безумно интересовало полумифическое заклинание духов, ставшее для кого-то профессией. А я — не будь дурочкой! — поймал эту возможность и принялся в меру умения напускать таинственности на своё ремесло! Но совсем уж не глупил и не демонстрировал парящую в воздухе катасиро — за такое Аоки меня точно не простят. Да и не хотелось быть уличённым в «мошенничестве», ведь любой современной девушке ясно, что ками — это древняя выдумка. Молиться им в храме, прося удачу в любви или денег — разумеется, угодное дело. Но верить в них? Это моветон для стариков и старух, ничего не понимающих в жизни. Я усердно поддакивал выводам девушек, устраивая одноклассницам сеансы гадания когда бы меня не попросили. А к исходу весны, сам того не заметив, из просто «моэ» превратился в «моэ мико-тян»! Это уже был настоящий успех: не просто статус неуклюжей, милой красавицы, а вполне готовый образ всеобщей любимицы, окруженной вниманием. Было всё ещё трудно выдерживать такие «объёмы» общения, но Фумико-сан угодила в собственную западню и стала ещё меньше третировать меня. Она уже не могла просто сказать, что лучше, чем я, потому что Аоки Момо успела себя зарекомендовать. Дошло до того, что я действительно совершил первый в жизни обряд изгнания зла! Хотя, противостояло мне не так чтобы совсем уж и зло. Да и больших усилий не потребовалось — даже моих сил хватило. Одноклассницы как-то разговорились и подняли любимую в моём присутствии тему — духи и ками. Кто-то вспомнил городскую легенду о «Туалетной Ханако», которая — вроде бы, а это значит «наверняка»! — проживает в уборной, что в здании для клубных активностей. Девушки хотели свести всё это в шутку. Но тут уж я дал промашку и немного напрягся по понятной причине. В духов я верил безусловно, но иных, кроме сусуватари, нэкомата и пугающей юки-онна так ни разу и не видал. Одноклассницы заметили этот подозрительный интерес, таинственно захихикали, и тут завертелось. Спустя пару дней они даже разработали план, придумав, как принести в школу мои одеяния мико и когда выкроить время для ритуала… В итоге, дух был изгнан. Уборную облюбовал всего лишь пугливый аканамэ, тем не менее заставивший меня сильно понервничать. Каким бы безвредным он ни был, а повстречался в первый раз. Даже зная, что ничего не грозит, я всё равно немного боялся, с подозрением поглядывая на тощего, жабоподобного «человека» с длинным языком, самозабвенно лижущего унитаз. Одноклассниц подход к делу привёл в неописуемый восторг. Они-то наверняка думали, что я просто дурачусь, поддерживая разговор и желая известности. Но когда увидали в моих руках офуда, прыгнувшие в ладонь из потайного кармашка, словно из ниоткуда, то были впечатлены. Разумеется, сакральный кагура-дэн напротив дверей в дамскую уборную смотрелся совершенно не к месту и даже дико, но девушки остались очень довольны. Писку и радости было до крыши. Когда видимый лишь мне аканамэ был изгнан, одна из одноклассниц в шутку заметила, что тоже готова стать мико при храме «настоятельницы» Аоки Момо. Все посмеялись, но я наконец-то почувствовал, что смог приспособиться и понемногу переставал быть нелюдимой молчуньей. Даже анонимное любовное письмо, спустя пару дней обнаруженное в шкафчике для сменной обуви, не повергло в ужас. * * * В школе был клуб кюдо, в который я, разумеется, не пропустил! Стрелок из меня был явно получше, чем оммёдзи. А умение быстро стрелять по нескольким мишеням, продемонстрированное сэмпаям из клуба, вообще вызывало всеобщие завистливые овации. Хотя в вопросе точности мне досталась далеко не первая роль — рядом занимались девушки и парни куда более меткие. Стрельба из юми — занятие медитативное и привлекает людей особого склада ума. Лучники в клубе были спокойными и уравновешенными личностями даже несмотря на юный возраст. Их общество нравилось мне всё больше. Сближаться до сих пор — спустя несколько месяцев после отъезда из именья Аоки — не хотелось, но и без товарищей было попросту невозможно. Я это прекрасно понимал, а жизнь в доме обрюзгшего пошляка Кобояси открыла глаза на относительность «категорических» выводов. Подтянутые и ухоженные парни из клуба на фоне неопрятного дядюшки выглядели очень даже привлекательно! Каждое утро, сидя в машине, везущей в школу, я сам себе не мог поверить. Но, возвращаясь в дом Кобояси-сана, вынуждено признавался — молодые одноклассники были куда ближе по духу, а потому приятней в общении, чем старый пошляк. Разумеется, нельзя было закрыть глаза на то, что я нравился многим парням из клуба, не как умелый стрелок. Но в отличие от дядюшки, сэмпаи держали себя в рамках. А Кобояси-сан, делая невинные глаза, очевиднейшим образом пользовался нашим родством и лез «по-родственному» обниматься при любом удобном случае. Будто бы ненароком мацал и тискал меня. «Радушно» встречал любимую внучатую племянницу, всё чаще балансируя на грани откровенного домогательства. К Фумико-сан он приставал куда меньше, да и то для виду, чтобы я ничего не «заподозрила». Защита фаворитки трёх влиятельнейших семей была для меня, как для опальной «принцессы», недосягаема, поэтому приходилось терпеть. А парни из клуба в лучшем случае позволяли себе ненароком прикоснуться к плечу. Мерзкие лапы Кобояси на моей талии и смущённые усмешки ребят не шли с этим ни в какое сравнение. И чем больше дядюшка вытворял свои «невинные» гадости, с тем большей охотой я сам поощрял парней из клуба. Они хотя бы видели во мне личность с шикарными сиськами, а не просто одни только сиськи, которые охота полапать. Вроде и поглядывая украдкой, но не допускали ничего непотребного. Вскоре я понял, что всё действительно познавалось в сравнении. И дома, и в школе меня преследовало мужское внимание, но проделки одноклассников казались просто невинными шалостями на фоне выходок Кобояси-сана. Очень скоро я перестал даже мысленно кривиться от двусмысленных шуточек парней в клубе, намекавших, что лишь Аоки-тян среди девушек использует мунэатэ. Ну и что в этом такого? В конце концов, они парни и им нравится женская грудь, а я — «девушка» с очень приятной мужскому глазу фигурой. Обижаться на это — всё равно, что обижаться на дождь. Неприкрытый эротический интерес одноклассников даже немного помог, «закаляя» уверенность в собственной внешности. Раздельные занятия по физкультуре перестали быть такими мучительными и мои сочные ляхи на фоне тощих сверстниц больше не казались уродством. Я уже не чувствовал себя голым, бегая в спортивном костюме вместе с другими девчонками. * * * Возвращаясь с одного из клубных занятий, я задержался — была моя очередь вынести мусор. Но только откинул крышку печи для мусора, как услышал неподалёку знакомые голоса. «Ога и Фуруичи?» — два придурка с задних рядов мгновенно всплыли в памяти. — «А они тут что забыли?» Мне до сих пор удавалось избегать их внимания и нарушать эту традицию именно сегодня не хотелось. Я спешно швырнул пакет с мусором в топку, захлопнул дверцу и юркнул обратно к раздевалке. Может одноклассники просто курили втихаря за спортзалом, или же деньги сшибали с кого послабей — мне нужно было в любом случае поскорей уходить. Этих двух лоботрясов нисколько не заботил тот факт, что я — дочь семейства Аоки, и только чудом удавалось отделываться похабными шуточками в адрес моих ягодиц. Разбитная парочка «угодила» в эту школу благодаря родительским деньгам и родственным связям, а потому Ога и Фуруичи почти не следили за успеваемостью, откровенно развлекаясь вместо учёбы. И девушек они, разумеется, без внимания не оставляли. Мне удавалось с хулиганьём не пересекаться, но лишь потому, что в их присутствии я нигде не был один. Третий голос, вклинившийся в мальчишеский говор — голос до боли знакомый! — вынудил вздрогнуть и остановиться. — Вы что себе позволяете?! — задавленно воскликнула Фумико-сан. — Отстаньте!.. Это была она — я не мог обознаться. И прекрасно расслышал, что она была испугана! Нашла коса на камень? На мгновение мысли переполнило злорадство, но их тут же разметал мой собственный испуг. Два придурка запросто смогут вытрясти из Фумико-сан деньги или ещё как-то обидеть — на фамилию Мацумото им было наплевать ещё больше, чем на мою. А если хоть что случится, то кого запросто обвинят? И никто даже не спросит, мог я помочь или нет. Подруга детства может на эмоциях нажаловаться отцу и подставить меня. — Да ладно, чё ты… — хмыкнул один из парней. — Мы ж просто познакомиться хотим. Поближе… Кажется, это был Ога. Они как-то умудрились подстеречь Фумико-сан за спортзалом, прикрываясь «колоннами» барбарисов. Но не бросаться же в драку: меня с духами бороться учили, а не с людьми! — Эй! — крикнул я. — А ну, прекратите! «Привлечь внимание, заставить их нервничать и сбежать. Позвать преподавателей!..» — мгновенно родилась единственно верная мысль. — Момо-тян?! — с надрывом вскрикнула Фумико-сан. — Да! — ответил я, торопливо отступая. — Не бойся! Сейчас позову старших, так что ничего эти придурки тебе не сделают… — Стоять!.. — куда-то в сторону — для Фумико-сан? — проворчал Фуруичи. — Тебя не отпускали… Из кустов тем временем показался Ога. — Бросишь её? — хмыкнул он. — И где же ваша хвалёная женская дружба? — Говори-говори… — покивал я, отступая. — У полицейского спросишь про товарищей… Фумико, я быстро!.. — Только попробуй! — зло крикнул парень. — Сбежишь — и я твоей сестрёнке личико разрисую!.. — Ты дебил? — у меня чуть шаг не сбился от такой идиотии. — Если хоть пальцем к ней притронешься, я такого про тебя расскажу… За кустами послышалось сдавленное копошение. Звуки борьбы? Стоявший шагах в десяти от меня Ога сунул руку в карман, вытаскивая канцелярский нож. — Ого!.. — хмыкнул парень, с треском защёлки выдвигая острое лезвие. — Тихая сучка наконец-то коготки показала? Фуруичи, давай эту овцу сюда… Кусты затрещали и второй придурок выволок Фумико-сан. Ога, как указкой, ткнул остриём ей в плечо. — Момо-тян, подумай своей милой головкой, усмехнулся парень. — Директор школы — моя тётка. Она под присягой даст показания, что мы с Фуруичи всё время были в библиотеке. А вы, потаскухи, давно не в ладах друг с другом… Остриё поднялось выше, прижимаясь плашмя к щеке девушки. — Как думаешь, кому охотней поверят: двум примерным юношам или паре сучек, что терпеть друг друга не могут? — Не слушай его!.. — побелев, пискнула Фумико-сан. — Убегай! Он ничего мне не сделает!.. Я замер, не зная, что делать. Даже завизжать, привлекая внимание, оказался не вариант, потому что в словах Оги был толк. Подруга за минувшие месяцы всем в школе дала понять, насколько различен наш статус. Этот придурок запросто может её полоснуть по лицу и люди сразу же подумают, что это Момо сорвалась от «мягкой травли» и решилась отомстить, исполосовав одноклассницу ножом. — Чего ты хочешь? Денег? — сухо сглотнув, спросил я. — Отпусти Мацумото… В понедельник я отдам все карманные деньги, что мне даёт… — Да кому твои бабки нужны, дурында? — хмыкнул парень, задумчиво поводя лезвием ножа по щеке Фумико-сан. — А вот если ты поменяешься с ней местами… — Н-нет!.. — задавленно взвизгнула подруга, выпалив скороговоркой. — Даже не думай!.. Всё, что было между нами — просто недоразумение… оно не стоит того!.. — Заткнись! — рявкнул на неё Ога, а потом с ехидной ухмылочкой глянул на меня. — Ну, как? Пообщаемся немножко?.. Меня едва не трясло от омерзения, но всполошённые мысли не видели другого выхода из ситуации. Ведь если сейчас развернусь и сбегу, а с Фумико что-то случится — или её отцу просто покажется, что с дочерью что-то случилось — мне будет несдобровать. — Хорошо, я согласна… — губы едва прошептали ненавистные слова. — Отпустите её… Ога промолчал, протянув ладонь и призывно качнув пальцами. Пришлось подчиниться. Меня тут же обняла крепкая рука, пресекая любые попытки к побегу. Хулиган убрал нож и прижался всем телом, злорадно скалясь. Ладони сами собой уперлись ему в грудь, отталкивая мерзавца, хотя и нельзя было этого делать. Невероятным усилием воли я заставил себя замереть, краснея от стыда и растерянности, всё сильнее дрожа от страха. — Молодец. Хорошая девочка… — ухмыльнулся Ога. — Если хоть пикнешь — Фуруичи-кун нарисует лезвием что-нибудь милое на щёчках Фу-тян. Крепкая ладонь опустилась мне на живот, съезжая к бедру. Сгребла в горсть ткань юбки и юркнула под неё, поглаживая голую ляжку. Я чуть не взвизгнул от ужаса, на секунду забыв, как дышать. Оказался совершенно сбит с толку парадоксальностью ощущений: было и отвратительно до блевоты, и страшно, и отчего-то приятно! Крепкие пальцы побежали по коже, лаская через ткань трусиков! Стиснули предательски набухающий клитор, безжалостно елозя по нему прослойкой белья. — Х-хватит!.. — я не узнал собственный голос, предательски-нежно взмолившийся. — П-прошу, перестань… — Какая чуткая, — довольно хмыкнул Ога. — Да ладно: тебе же нравится. Не прикидывайся, что не хочешь… Мужские руки перескочили, ловко обхватывая мои ягодицы. Дернули на себя, жадно сжимая упругие «булки» и задирая юбку. Без колебаний юркнули под трусы, сдёргивая их вниз, раздвигая сочные «дольки». Пальцы нажали на туго стиснутое колечко упругого ануса. Я невольно прижался к груди негодяя, с ужасом чуя, как в лобок уперся упругий бугор под его брюками! — Я… я сейчас закричу! — мысли слетели с резьбы, и мне едва удавалось оставаться в сознании. — Так почему до сих пор не кричишь? — усмехнулся Ога, наклонившись к самому моему лицу. — Все вы такие… Он навис надо мной, толком ничего не сделав, но раздавив напрочь! Я собирался пнуть урода коленом по яйцам… и замер безвольно, как кролик перед удавом. Не понимал, что происходит. Свирепый мир безжалостных тёмных духов мгновенно показался никчемностью в сравнении со сладостным ужасом, сковавшим тело. Было страшно до дрожи в коленках, но дрожь эта была пугающе сладка и приятна!.. Ога отступил на полшага, и я наконец-то вздохнул с облегчением, словно со стороны услыхав, как в груди грохочет и беснуется перепуганное сердце. Подумал, что наконец-то всё кончилось, как мгновенно содрогнулся от нахлынувшей паники: другая пара ладоней обняла со спины. Забралась под блузку, вздергивая бесшовный бюстгальтер и жадно стиснула мои горячие груди! Сзади, промеж ягодиц прижался ещё один «холм» и я даже почуял, как он пульсировал, толчками наливаясь эрекцией! Жаркие губы прижались к шее, и этот второй мягко меня укусил… — П-пересаньте!.. — я чуял, что совсем теряю нить здравого рассудка. Тело слушалось всё хуже и хуже, с предательской жадностью откликаясь на мерзкие ласки. Трусики мгновенно промокли, а напряжённые от возбуждения соски уткнулись в в чужие ладони, что несчадно мяли и терли их под одеждой. Было страшно, было омерзительно. Было так сладко… Коленки дрожали, и я, кажется, начинала плакать. «Притворная» девушка мгновенно взяла контроль, разливаясь по разуму и защищаясь единственным доступным ей способом — паникой. — П-прошу… — хныкала я, глотая подступавшие слёзы и кляня себя за то, что постанываю от грубостей чужих рук. — Х-хватит… Ога опять отстранился на миг, и его пальцы тут же нырнули под мои трусики, зарываясь в пушок на лобке. Мгновение — и они погрузились промеж взмокших складочек! Чуя омерзенье и страх, я прогнулась навстречу ладони… Мерзавец усмехнулся. — Твоя волосатая дырка куда честнее, чем ты… Но мы ребята неловкие, скромные, — его губы оказались совсем рядом. — Малышка, шепни нам сама: может быть посмелее с тобой?.. За спиной раздался смешок Фуруичи. Ога поймал мою ладонь, рывком опуская себе на член и вжимаясь промежностью в пальцы. Я сдавила эту мерзость, не смея даже вздохнуть! С унизительным сладостным стоном прогнулась, кусая полные губы и чуя бесстыдные пальцы, теребившие губы влагалища… Тихие щелчки совсем рядом едва сумели пробиться сквозь марево страха и удовольствия. — Хватит с неё… — послышался недовольный голос Фумико-сан. — А то ещё на самом деле кончит… Ога и Фуруичи разом отступили и я, полностью ошарашенный осел на траву, хватая ртом воздух и утирая слёзы. — Ч-что?.. — пробормотал, едва понимая, где нахожусь. — П-пожалуйста, отпустите… Напротив возникла подруга, помахавшая перед моим носом смартфоном. — А ты ещё не поняла, дура? — усмехнулась она. — Теперь ты у меня на крючке — если Аоки-сама увидит эти фоточки, он тебя сожрёт с дерьмом… В груди всё завязалось узлом. «Ну, почему она со мной так?!» — я едва не зарыдал от обиды. — Т-ты не посмеешь… — едва слышно пробормотал, не поднимая глаз. — Потом будете выяснять, кто у кого лифчик спиздил, — вклинился Ога. — Мацумото, ты нам денег должна, не забыла? — Да помню я, — фыркнула девушка и протянула парню тугую пачку купюр. — Доволен теперь? Мерзавец взял деньги, наскоро пересчитав. — Почти, — кивнул он, протянув ладонь. — А теперь телефон. — Чего? — оторопело воскликнула Фумико-сан. — Живо, — мрачно поторопил Ога, двинув рукой. — У подружки твоей шикарное тело — завела она нас, сучка задастая. Так что не выделывайся… Девушка нахмурилась, но молча протянула смартфон. Парень быстро пролистал сделанные фото и остался доволен, расплывшись в ухмылке. — Молодец… — кивнул он, швырнув телефон девушке. — Лиц наших нет… Так что, Мацумото-сама — обращайтесь ещё раз, если потребуется… Оба мерзавца загоготали и пошли прочь. Я услышал обрывки их фраз: — Может подкатить к Момо? — Ага, идиот, так она тебе и дала после всего… — Тогда вернёмся и трусы отберём? Она ж протекла, как ручеёк… — Да забей, трусонюх хренов. Купишь себе в автомате охапку целую — деньги-то есть теперь… Фумико тоже это слышала и скабрезно улыбнулась. — Оказывается, ты очень популярна, — сказала она. — Как и твоя мать-потаскуха… Девушка замолчала на миг. — Отец всё рассказал про вашу «главную» семейку, — она подбросила на ладони телефон. — Теперь только посмей даже подумать поперёк мне — и я тебя уничтожу, растопчу репутацию всего вашего «основного» семейства… * * * После случившегося я на удивление быстро сумел взять себя в руки и унять постыдную оторопь. Но при этом едва не забыл трусы подтянуть, когда рванул в раздевалку, сбегая от посмеивавшейся в спину подруги. Окончательно разуверился в дружеских чувствах между мною и Фумико, осознав, что хорошего от неё ждать не следовало. И задавленно рыдал, утирая гигиеническими прокладками следы пошлой влаги с промежности. В груди давило что-то совершенно неведомое и доселе ни разу не испытанное — как с этим бороться я не представлял. Возвращались мы всё так же в одной машине, но теперь Фумико нарочито демонстративно водила пальцем по экрану смартфона, безостановочно напоминая о компромате. Гото-кун заметил моё напряжение и попытался разузнать, в чём дело. Но я чувствовал себя полностью голым, сидя без трусов перед парнем, пусть он и был другом детства. Да и охотой посвящать его в детали не горел. Как в таком можно было признаться? А подруга детства ловко увлекла Го-куна разговором на другую тему, избавив от надобности что-либо объяснять. * * * Вернувшись в дом Кобояси-сана, я сразу же рванул в ванную. Под струями воды с остервенением тёр тело мочалкой, выливая на себя струи геля для душа. И снова — да что ж такое-то?! — пустил слезу, рыдая и содрогаясь от отвращения. Проклинал своё малодушие. Ненавидел слабое, но такое соблазнительное тело, не способное дать отпор какому-то гопнику. Сославшись на недомогание, от ужина отказался. * * * Ночью сон никак не шёл. Я ворочался, кусал подушку и не мог забыть те проклятущие ощущения, что так перепугали и ошарашили. Лютой ненавистью возненавидел парочку мерзавцев, но стоило только закрыть глаза, как тут же всплывали воспоминания о чужих пальцах, лезущих в трусы и жадно ласкающих влажную щёлку. От таких мыслей хотелось вскочить и с разбегу разбить голову о стену!.. Ближе к полуночи я больше не мог это терпеть. Задрав под одеялом ночнушку и, теребя упругий сосочек, принялся мастурбировать. Без нежности, без чувства — просто насиловал тугую пиздёнку подушечками пальцев, утоляя вульгарную похоть. Мелко-мелко елозил по мокреющим складочкам «киски», вспоминая те мерзкие ласки. Изо всех сил стараясь не застонать, ненавидя себя за подобное, и наслаждался фантазией о крепких мужских пальцах. Всеми мыслями был против этой удушающей мерзости, но тело становилось тем более чутким, чем больше я вспоминал тот случай за спортзалом! Оргазм был настолько бурным и ошеломительным, что я перепугался не на шутку, опасаясь визгом экстаза перебудить весь дом. Вцепившись зубами в подушку и сладострастно подрагивая, извивался и мучил себя уже парой ладошек, окунаясь в безумные волны блаженства. А потом ещё минут десять отдышаться не мог, мелко подрагивая от сладких разрядов, пробегавших по телу. Мне понравилось: и безумная, полуживотная мастурбация, и фантазии о мужских крепких руках, ласкающих моё тело. Выгнать из головы эти мечты было уже невозможно — тело лишь жарче хотело каких-то отвратительных мерзостей, от которых сладко тянуло внизу живота. Я украдкой пробрался в ванную комнату, оставшись никем не замеченным посреди спящего особняка. Сунул в корзину для белья испачканную ночнушку и забрался в душевую кабинку, смывая жар страсти… Мастурбировал часа полтора или все два. Изводил себя до изнеможения и буквально пытал чуткое лоно душевой насадкой, бившей мягкими струйками горячей воды. Кусал пальцы, давя рвавшиеся из груди страстные стоны блаженства, вжимался пухлыми титьками в стенки кабинки, содрогаясь от страсти и оргазмических всплесков… Оседала в низкий поддон, как счастливейшая в мире женщина, с блаженной улыбкой умалишённой подрагивая и сладко дыша… Вставал вновь и, как ненасытный мужчина, начинал всё заново, массируя пальцами распухшие от чрезмерной стимуляции половые губы… Мерзкие фантазии понемногу начали отступать, как ломом, перебитые сумасшедшей дозой удовольствия. Я уже не мог просто забыть о том, о чём мечтал так неистово, ворочаясь в постели. Но легко и изящно выкрутился перед совестью, сославшись на хронический недотрах — «девушкой» я был уже в самом соку, и просто не заметил, как тело проснулось. Когда сил теребить «киску» попросту не осталось, а любые попытки приносили больше болезненные ощущения, нежели удовольствие, я умылся, уже как положено. Грустно вздыхая и намыливая груди, ставшие очень чувствительными, подумал, что нужно будет накопить денег и храбрости, чтобы тайком купить вибратор. Зрелость моя только-только вступала в силу, и терять голову от мимолётных фантазий желания не было. А сбрасывать «напряжение» часами мастурбации хотелось ещё меньше. Но, в конце концов, у моего тела были потребности! Речь шла о душевном равновесии. Так что не думаю, что почти физиологическая нужда ощутить продолговатый предмет во влагалище окажется сделкой с совестью. * * * На следующее утро Фумико-сан была словно шёлковая. Наступили выходные, и девушка от души улыбалась, делая вид, что всё хорошо. Красноречивыми взглядами и жестами указывала на свой телефон, сквозь притворство улыбки напоминая о фотографиях. Я больше не верил ни единому её слову и улыбался в ответ, мгновенно отвечая на любые вопросы «подруги». Старательно не допускал Фумико повода, чтобы меня наказать шантажом. «Хватит…» — думал я. — «Если остатки мужика во мне оказались слепы, то пусть «новорождённая» женщина поможет совладать с этой напастью». Мацумото-младшая заметила мою покорность, на секунду сменив благодушный взгляд на полный неприязни взор, и тут же снова расплылась в улыбке. Мы даже поцеловали друг друга в щёки, фальшиво приветствуя и весьма радуя Кобояси-сана. — Ну, наконец-то!.. — с довольной усмешкой протянул он, вставая меж нами и обнимая и меня и соседку за талии. — Наконец-то вы помирились, а то ходили, как мрачные тучки… — Ну что вы, Кобояси-сан, — сказал я негромко. — Мы и не ссорились. Я просто растерялась в непривычной обстановке… — Да-да! — подхватила Фумико. — Мы ведь с детства дружим. Поссорились? Смешно… Да как вы могли подумать такую глупость, Кобояси-сан? Мужчина расхохотался, фривольно похлопав меня по попе. — Пожалейте старика, — смеялся он. — Больше не ворчите дружка на дружку, а то главы ваших семей меня без штанов оставят… Идёт? Мы кивнули просто чтобы он заткнулся: в этом я с Фумико был солидарен даже теперь, когда смотрел на неё, как на врага. Кобояси хохотнул и «родительски» шлёпнул меня пониже спины. — Ну, а теперь идём завтракать. Ясуо-кун и Рюу-кун заждались уже, — сказал мужчина. — Заодно и дела обсудим… После вчерашнего события нынешние домогательства хозяина дома едва ли могли пошатнуть моё самообладание. Наоборот, мерзкие лапы были даже приятны, если вспомнить мерзкие намерения бывшей подруги — откровенное домогательство и рядом не стояло с намерением подлого шантажа. Я постарался принять внимание Кобояси-сана, как комплимент своей красоте. Стерпел, не дрогнув ни мускулом на лице и не давая Фумико удовольствия поиздеваться надо мной. Сомневаюсь, что она окажется настолько глупой и начнёт мелочно творить детские пакости, шантажируя фотографиями. Хотя бы уж это мне стало отчётливо ясно. Поэтому она наверняка постарается ударить внезапно, задеть побольнее. И я эту неожиданность буду ждать, не давая Фумико «поощрения» в виде моего унижения. * * * — Появилась тут работёнка для вас, — жуя тамогояки, Кобояси-сан потыкал хаси в нашу сторону. — Но ничего запредельного — как раз для малоопытных оммёдзи. Думаю, даже школу пропускать не придётся… Гото-кун тут же подобрался. — Это правда?! Пожалуйста, расскажите подробнее!.. — он не удержался и в редком порыве эмоции выдал своё возбуждение. — Любопытно? — усмехнулся мужчина. — Да, — куда скромнее ответил парень. — Мы уже несколько месяцев пользуемся вашим гостеприимством, но так и не смогли отплатить за кров и еду… — Полно-полно… — Кобояси-сан, расцвёл, явно польщённый такой простенькой лестью. — А касаемо работы: это просьба от моего… друга. — Просьба? — Фумико удивлённо вскинула тонкие брови. Хозяин дома нервно хмыкнул: — Рюу-кун, помнишь его? Такой, вечно небритый, но в костюме-тройке… Племянник без слов мрачно кивнул. — В общем, человек этот своенравный и трудный в общении. Спиной думает чаще, чем головой, — усмехнувшись, Кобояси-сан. — Но наши семьи часто пользовались его… услугами. Я не могу ему отказать. — Если этот человек так важен, то стоит ли нам браться за дело? — нахмурился Го-кун. — Верно ли доверять это новичкам? Кобояси щёлкнул пальцами, будто согласившись с парнем. — Оно вроде и так, но подвох весь в том, что товарищ мой — очень мнительный человек. Профессиональная деформация, так сказать… Постоянно ему мерещится всякое, вот и зовёт оммёдзи по любому поводу. Я уже не первый и даже не третий раз к нему наведывался: давно разогнал всю серьёзную нечисть. Поэтому даже если ему на этот раз не показалось, то вы встретите или заблудившегося каракасэ-обакэ или бакэ дзори… Мужчина захохотал: — Увидите сиримэ — это и будет самая большая опасность… Никто веселья не поддержал, но Кобояси-сану и одному было хорошо: смеялся он чуть не минуту. Наконец, замолчал, утирая выступившие слёзы. — Ничего опасного, проще говоря. Поэтому я и хочу предложить Фумико и Ясуо взяться за это задание. Хотя там даже для одного вряд ли работа найдётся… — Кобояси-сан! — воскликнула Мацумото-младшая. — А что, если Момо-тян туда отправится? Вы ведь говорили, что там безопасно, значит, ей будет в самый раз, чтобы потренироваться. Я права? — Хм… А ведь и верно, — мгновенно согласился мужчина. — Старею, видно — сам не догадался. Момо-тян, ты хочешь попробовать? Парочка определённо сговорилась: я видел это настолько отчётливо, что даже не удивился. Не знаю, подкупила ли его Фумико обещанием денег семьи Мацумото или возможностью замолвить словечко после своей свадьбы, но теперь следовало быть особо внимательным. Кобояси-сан не толкнёт меня в откровенно опасное место — за самоуправство ему аукнется в любом случае — но подставить вполне сумеет. — Да, — я кивнул. — С удовольствием попробую. Если вы говорите, что там ничего сложного, то я обязательно справлюсь… Фумико-тян, спасибо, что уступила. — Ну что ты, — «искренне» удивилась девушка. — Мы же подруги. Мелкое недоразумение в поместье — это совершенно не повод не помогать друг другу. На какое-то мгновение я почти поверил её словам, едва не купившись в очередной раз на обман. Но вовремя спохватился, вспомнив, какова подруга на самом деле. Неужели, она, как и я, тоже всё это время ловко играла в «притворство»? — Ну, вот и славно, — улыбнулся Кобояси-сан, с сытым видом рыгнув в кулак и похлопав себя по пузу. А затем вдруг сложил ладони в дурашливом монашеском жесте. — Момо-тян, у старика будет просьба: можешь надеть ципао, когда отправишься на встречу? — Кобояси-сан, а это не слишком?! — тут же воскликнула Фумико, очень правдоподобно меня защищая. — Ничего, — я улыбнулся, старательно сохраняя спокойное выражение лица. — Мне всегда хотелось примерить что-то такое. Кобояси-сан, ваш друг любит китайские одежды? — Любит? Да он помешан на этом шмотье!.. — сердито хмыкнул мужчина, а затем тоже очень правдоподобно вздохнул. — Спасибо тебе. Я промолчал. Поблагодарил за еду и встал из-за стола, спросив, когда мне привезут платье для «работы». Кобояси-сан виновато поскрёб в затылке, пообещав напрячь своих людей, чтобы через четверть часа всё было готово. Впрочем, я был уверен, что ципао давно подготовлено. Просто кивнул и вернулся в свою комнату, собирая инструментарий оммёдзи. Если эта парочка надеялась меня окончательно сломать, отправив к старому извращенцу, то просчиталась. Уж приставания мнительного деда я вытерплю — пусть мацает меня где угодно. После ублюдка Оги это будет ничто.