Сэймэй-тян

            Минул год.       Я не единожды — насколько было уместно рассудительной внучке — упрашивал деда Изао отменить мою помолвку. Пытался зайти с разных сторон, но ничего не выходило — глава был непреклонен.       Не думать о словах деда не получалось, и я иногда настолько загоняясь этой неразрешимой проблемой, что временами даже порывался рвануть в побег. Нетвёрдой детской рукой нацарапать прощальное письмецо маме и как есть, в одном кимоно, убежать из поместья. Всё что угодно, лишь бы избежать грядущего позора!        Но чем дольше в мозгу роились беспокойные мысли, тем становилось яснее — не всё так однозначно фигово, были варианты. Например, мои нынешние мать и отец виделись за год от силы раз десять. Мама батю жуть как любила, этого не отнять: после его мимолётных визитов я, прикидываясь спящим, частенько заставал родительницу за мастурбацией на какую-то фотографию.       Но даже если маманя оказывалась не просто безнадёжно влюбленной, а встречала взаимные чувства, она всё равно была что вдова при живом муже. Мой же предстоящий «брак» безусловно станет на сто процентов политическим шагом — дед Изао указал на это прямым текстом — а значит, никаких эмоций между мной и «женихом» не ждут. Да им в принципе возникнуть было неоткуда! После свадьбы я мог больше ни разу с «суженым» не увидеться. А это уже что-то — с этим можно работать, как говорится.       Впрочем, в стройном умозаключении имелся крохотный такой изъян, ставивший жирнющий крест на всей задумке: политический брак подразумевает наследника! И вот это уже полный звездец!       Хотя…        Скрепя сердце и собирая в кулак все моральные силы, я пытался думать даже над этим.        Что, если деду Изао, нужен не ребёнок от нас, а формальный повод, чтобы объединить две семьи под одним руководством? Он хоть и старикан уже в глубоких летах, но всё равно на диво какой бодрый. Как пить дать от дел не отойдёт, даже если его любимая внучка и наследник семьи Гото «забацают» хоть трёх малышей. Так что, не всё так однозначно — нужно просто получше разобраться в происходящем.       Если для дела, если это поможет деду власть удержать, то чёрт с ним! И под венец пойду, и даже мужика разок поцелую — стерплю. Побегу из дому, только если на брачное ложе потащат, а то больно жутко было представить беременность: хлопая ладошками по животу, я покрывался «гусиной кожей» от ужаса, стоило на секунду представить, как пузо растёт вслед за растущим внутри ребёнком…        Впрочем, как бы там ни случилось в будущем, а я был ещё чересчур молод, чтобы всерьёз думать о подобных вещах. До судьбоносного мига уймища времени, сто раз всё может перемениться. Кланы могут насмерть рассориться, расторгнув брачный договор. Астероид на Японию рухнет и устроит смачный амбец. Даже неутомимый деда Изао с его планом помолвки не вечен.       Короче, незачем лишний раз напрягать семью — возможно, всё само по себе разрешится.

* * *

      Когда время пришло, я отпраздновал свой второй сити-го-сан. Первый совершенно не помню — куда-то несли, что-то делали, проводили какой-то обряд. Было ни черта не понятно, зато невероятно красочно и торжественно. Но второй такой праздник — на семилетие — запомнился в разы лучше. Я уже хорошо понимал, о чём говорили окружающие меня люди. Был не просто чурбачком с глазами, а активным участником всего ритуала и, собственно, виновником торжества. Хотя, справедливости ради, не только лишь меня восхваляли в тот день. На сити-го-сан я наконец-то смог познакомится с девочкой-одногодком по имени Мацумото Фумико. Её родители, если не ошибаюсь, принадлежали к побочной ветви семьи Аоки, и девочка была моей двоюродной сестрой, старше меня на месяц. Эта смешнявая и щекастая непоседа оказалась совершенно неугомонной и носилась меж взрослых, как крохотный смерч. Дёргала старших из озорства, пользуясь праздничной безнаказанностью. А когда ей предложили познакомиться со мной, без колебаний пошла на контакт.       Тут уж я искренне растерялся — впервые детей увидел вблизи за столько-то лет! — и без всяких притворств спрятался за мамой Акане. Долгое общение только с взрослыми имело свой минус — весело смеющаяся, дружелюбная Фумико оказалась страшным противником.       Еле-еле удалось совладать с робостью. Я заставил себя отпустить мамино кимоно и выйти навстречу новой знакомой.       — Хочешь титосе амэ? — спросил негромко, протянув конфету-трубочку.       Не мог подобрать нужных слов и интонации, отчего чувствовал себя последним придурком. Но взрослые оценили это иначе — они заулыбались при виде такой застенчивости. Ну, ещё бы! Им-то невдомёк, как я себя чувствовал в эти секунды, по-настоящему робея перед какой-то мелюзгой.       Фумико засмеялась:        — Аоки-тян, ты такая грустная!.. — веселилась она. — Как настоящая принцесса…       «Она что, нарочно?!» — вспыхнули смущённые мысли.       Уши мои начали полыхать: вроде и похвалили, но стало до ужаса стыдно. Безнаказанным это нельзя было оставлять!       — Зови меня Момо… — через силу пробормотал я.       Хоть так пытался отбиться, стараясь заставить и эту хохотушку почуять себя неловко. Но план провалился, и всё кануло втуне — девочка рассмеялась лишь ещё радостней.       — Тогда и ты зови меня Фумико!.. — весело запищала она, схватив меня за руку. Поволокла за собой. — Идём, Момо-тян… я тебе что-то покажу. Только ты не рассказывай никому, хорошо?..       До тех пор, пока не началась церемония сити-го-сан, Фумико являла на свет свои сокровища. Позабыв даже про леденцы, с горящим взглядом доставала из миниатюрного шёлкового мешочка радужные камушки, отливавшие перламутром ракушки, оголовье сломанной оги-бира, стеклянные шарики и прочую невероятно ценную дребедень.

* * *

      Минуло ещё два года.       С нашей первой встречи с младшей Мацумото дед Изао больше не выказывал недовольства против моего общения с другими детьми. Наоборот, молчаливо его поощрял и постепенно мы с Фумико-тян стали довольно дружны.       Я был ей даже многим обязан. Уже хотя бы тем, что и в мыслях перестал дёргаться, когда, взявшись с девочкой за руки, совершенно свободно бежал по каменным дорожкам, звонко цокая гэта на всю округу. Или самозабвенно хихикал над глупыми шутками подружки.       Первое время опыт из прошлого просто криком орал, надрывался в мысленном вопле: «Не положено взрослому мужику вести себя так с мелкой девчонкой!» Но прошло время, и я окончательно уяснил, что и сам — такая же «девочка». Даже если буду натужно хмурить бровки, пытаясь что-то и себя изобразить, на окружающих это не окажет никакого впечатления. Заулыбаются, разве что.       Да и просто очень приятным оказалось общение со сверстницей. Фуми-тян была немного лентяйка, будто в противовес мне, но всегда жизнерадостная и подвижная. С ней было весело проводить время: искренне товарищество не стоило мне ни иены, требуя просто честных эмоций, зато доставляло огромное удовольствие.       Вскоре наша детская дружба стала настолько чистой и яркой, что окончательно меня покорила. И это было первое, простодушное «за», чтобы дружить с Фумико-тян. Второе «за» — прагматичное «за» — это то, что моя постоянная отчуждённость могла взволновать родных. Что, в свою очередь, повлекло бы излишнее внимание, которого всеми силами хотелось избежать.       Так что я старался просто вести себя, как дитя. Давно перестал напрягаться из-за раздражающих моментов «перехода» от взрослого к ребёнку и обратно, отныне «переключаясь» совершенно свободно и незаметно. С усердием взрослого учился наукам и с радостью маленькой девочки на пару с Фумико-тян плёл аятори.       Смирился, что, живя в теле ребёнка и прогоняя через себя мысли ребёнка, очень сложно ребёнком не стать…

* * *

      После знакомства со сверстницей обучение несколько изменилось. Личные репетиторы никуда не исчезли, но отныне кюдо, кэндо и оммёдо мы постигали не обособленно, а в составе небольшой группы. Думаю, это было сделано с умыслом, чтобы привнести некий соревновательный элемент: мы всё же дети.       Меня подстёгивать по понятным причинам не требовалось. Зато Фумико-тян это здорово заводило, и она изо всех сил старалась не отставать. А заодно тормошила нашего нового друга — очень молчаливого мальчика, ставшего третьим в нашем кругу. Звали его Гото Ясуо и был он тем самым нареченным «женихом», о котором говорил дед Изао…       Тихий парнишка носил очки в тонкой оправе — очередной привет из современного мира — и оказался даже более застенчивым, чем я в женском теле! Хотя, следовало делать скидку на то, что к этому времени мне довольно неплохо удалось освоиться в новой роли «травести под прикрытием».       Учитывая, кто этот парень такой, в пору было вспоминать поутихшие страхи и за голову браться от ужаса. Но у меня, как ни странно, даже светлей на душе стало. Мальчишка оказался не каким-то кровожадным чудовищем, не злобным демоном, а всего лишь обычным мелким пацаном, тоже очутившимся не в своей тарелке. Видать, это был особенный знак доверия от семьи Гото — отдать наследного отпрыска заботам недавних противников. А потом ещё и в компанию двух девочек бросить. В таком возрасте кто угодно бы растерялся.       То, что парнишка явно меня побаивался — плевать, по каким причинам — было особо приятно. Значит, ему на мозги с маленства помолвкой не капали. По упущению или намеренно, но это отлично! И я сам того не заметил, как перестал опасаться этого пацана. Компания «мужика-сверстника», пусть и такого вопиюще незрелого, почему-то стала натуральной отдушиной. Поддерживая помалу прираставший к мыслям образ скромницы и тихони, не очень-то получалось общаться с «женишком». Но вначале я всё равно превзошёл сам себя: совершил настоящий прорыв и настолько поборол смущение, что с удовольствием с этим парнишкой познакомился! Ведь прямо сейчас кокетничать с ним или проявлять чудеса обаяния никто не обязывал, а моя миловидная в чужих глазах внешность уже почти не тревожила. Может я и симпатичная девочка, но в первую очередь я — ребёнок, чёрт побери! И хочу общаться со сверстниками, чтобы попросту не зарасти мхом от угрюмости.

* * *

      Шло время. Мы понемногу взрослели.       Гото-кун был младше меня на полгода, но природа брала своё — он становился всё выше и крепче, в скором времени обещая догнать и перегнать нас с Фуми-тян по росту. Насколько успешным было его обучение по общим предметам, мне никто не докладывал, ясное дело, но в кюдо и кендо парень здорово поднаторел, несмотря на свой юный возраст. Если сравнивать наши успехи на совместных занятиях, то дошло до того, что в тренировочной схватке на синаях ни я, ни Фумико не могли его победить. А Гото-кун под присмотром сэнсэя даже пробовал себя в кендзюцу.       Мацумото-тян себе не изменяла и как всегда немного ленилась. Звёзд с неба не хватала, но успевала везде по чуть-чуть. Всё больше и больше времени уделяла всяким девчачьим штуковинам, вроде красивой одежды и украшений, к которым я по мере сил старался оставаться прохладным.       Из нашей троицы у меня хуже всех получалось управляться с синаем, да и со стрельбой не всё ладилось. Я был банально недостаточно сильным, чтобы соревноваться с растущим мальчишкой. Мои удручающе нежные руки не составляли конкуренции не только ему, но даже Фуми-тян.       Зато с изучением практик оммёдо всё обстояло совершенно иначе — с этим у меня было лучше всего! Но тут нечему удивляться, ведь в храме хранились копии кодзики, к которым мы получили доступ.       Даже Иоко-сэнсэй высоко отмечала мои успехи. Конечно же, настоятельница всё ещё преподавала основы, памятуя про наш возраст. Но даже так полученные от неё знания настолько ладно укладывались на «полочки» памяти, что я сам себе удивлялся. Изучал бестиарий потусторонних тварей и заучивал пантеон божеств. Учился премудростям начертания и использования офуда, втихомолку проверяя новые знания дома.       Поместье Аоки было отлично защищено от вторжения потусторонних влияний, так что кроме забавных комочков «сажи» иных духов я ни разу не видел. Поэтому тайком от мамы использовал свои обереги на неизменно дружелюбных «чернушках». Эти создания, если я ничего не напутал, назывались сусуватари и любили ютиться в тёмных уголках, тяготея к теплу человека.       Смех смехом, но я и не заметил, как «галлюцинация» стремительно перестала быть таковой, а моё состояние оказалось совершенно нормальным. Разумеется, если не считать за болезнь одно то, что я мог видеть духов! Но возможность со страхом и восхищением по-новому взглянуть на окружающий мир развеивала остававшиеся опасения. У меня впереди было и так много проблем, чтобы ещё и здесь, на пороге невероятных мистических практик, сомневаться хоть в чём-нибудь.       Доверие к древним храмовым текстам настолько выросло, что я даже пробовал делать омамори пока что непосильные низким умениям неофита. Созданные талисманы проходили проверку у Иоко-сэнсэй и те, что получались удачно, тут же раздаривались друзьям и мико при храме.       Буквально очарованный искусством оммёдо, я иногда даже помогал Фумико-тян разобраться в некоторых особо сложных вопросах. Иоко-сенсей не поощряла такого, но быстро сдалась, заметив, что я не пытался девочку чему-то учить, не имея на то никаких прав.        Как бы странно это не звучало, но в конце концов мы с Мацумото-тян стали действительно отличными подругами. Она без утайки посвящала меня в свои мысли, иногда даже оставалась ночевать в нашем доме. Нередко мы с ней засыпали на одном футоне, обнявшись.       Раньше, в своей прошлой жизни, я бы сгорел от стыда от одной мысли о чём-то подобном, но теперь просто сладко дремал, наслаждаясь близостью лучшей подруги.       Со временем я стал замечать, что Фумико-тян, кажется, всё больше и больше нравился Гото-кун! Не уверен — я в девичьих чувствах пока мало что смыслил — но девочка всеми способами дразнила и злила парнишку, проверяя на прочность его характер. А это что-то да значило.       Даже пока мы играли, она обязательно старалась вывести Гото-куна из себя. Меня в такие моменты, как обычно, назначали «печальной принцессой», которую надобно было спасать. Парень всегда оказывался странствующим ронином, а Фумико-тян непременно выбирала для себя личину злодея. И дразнила мальчишку напропалую, пользуясь образом роли.       Я подруге никак не мешал, надеясь, что однажды эти дразнилки действительно перерастут в светлое чувство. Пусть она отбивает моего «парня» с самого детства — я буду лишь рад.       Известно ли Гото-куну о помолвке, я так и не узнал — робел в открытую спрашивать о чём-то настолько постыдном.

* * *

      На свой десятый день рождения я столкнулся сразу с тремя происшествиями, случившимися почти что подряд. Натуральные подарки — или зуботычины? — от Судьбы на именины. Первый без малого, поверг меня ужас. Второй — подарил тихий восторг. Третий оказался ни то, ни сё — и плохо, и хорошо.       Сперва я совершенно случайно узнал, что у меня начала расти грудь! Ерунда, и не заметил бы даже, если б мама во время купания не намекнула.       Как ни щупал себя, выскочив из офуро под радостный смех Акане-сан, но так и не разобрался, что ж она там разглядела. Однако повод для беспокойства всё равно появился. А родительница наконец-то уняла веселье, но не так поняла переполох у меня на лице. Сграбастала, с озорством утаскивая обратно в горячую воду, и принялась торопливо успокаивать. Зашептала на ухо, что для девочки это совершенно нормально, что мальчикам нравятся девичьи груди.       Да кто ж спорил-то, ё-моё! Но вот так просто взять и смириться?       Хотя, а что я мог сделать? Оставалось либо драть от ужаса волосы, помалу лишаясь рассудка, либо просто принять измененья, как данность — третьего было не дано. Или поехать кукухой в бессмысленных моральных метаниях, или как-то с этим начать уживаться, пока не стало окончательно поздно.       Впрочем, понежившись на маминых титечках, с мстительным злорадством защекотав её до полусмерти и вволю наплескавшись, я успокоился и допёр, что рано колотил в тревожную склянку. Если не вдаваться в подробности, то женские груди ничем не отличались от сисек какого-нибудь любителя пива с кальмарами. А японки, насколько мне было известно, внушительными формами никогда особо и не славились. Например, подавляющее большинство женщин на территории поместья — и из прислуги, и из членов семьи Аоки — были очень худыми и «не выразительными», приметными почти исключительно красивыми лицами и ярким макияжем. Правда, мама Акане — та ещё аппетитная пышка. Но её случай, это просто случайность — очевидно же! Поэтому был немаленький шанс, что я так и останусь плоскогрудой и плоскозадой «доской». Короче, нет причин для беспокойства.       К тому же, в самом-самом крайнем случае, если «что-то» и вырастет, то совершенно без разницы, буду ли я прикидываться совсем «плоскодонкой» или тощей девицей, допустим, с первым размером груди. Жизнь от этого ни к лучшему, ни к худшему не переменится.       Вторая новость взволновала не только меня, но переполошила и всю семью — Акане-сан сообщила, что беременна! Пока её не окружила стайка возбуждённых родственников, оттирая меня в сторону, мама со счастливой улыбкой шепотом пообещала, что в скором времени подарит мне братика или сестричку.       Я расчувствовался и совершенно растерялся в тот миг. От слов родительницы заплакал третий раз в новой жизни, не понимая, за кого больше радуюсь: за неё или за себя.       Третья новость заключалась в том, что я очень удачно запорол особый «экзамен» оммёдзи.

* * *

      Обряд назывался моэру сейшин и оказался настолько же элементарным, насколько и неожиданным. Я мог бы догадаться заранее, что старшие что-то затевают, но встревоженное лицо мамы ошибочно списал на недомогание из-за беременности. А когда нашу троицу привели в храм и вместо привычных повседневных одежд на Иоко-сэнсэй мы увидели ритуальные одеяния каннуси, даже шебутная и беспечная Фумико-тян что-то заподозрила.       Смысл экзамена заключался в проверке уровня духовных сил претендента. И первым, как самого младшего, испытали Го-куна.       Нас с Фуми-тян развели в разные углы и настрого велели молчать. Парня же усадили посреди зала для молящихся — лицом в сторону го-синтай, в полушаге напротив зажженной свечи. Ненадолго повисла тишина.       Вскоре, словно издалека зазвучали барабаны и флейта, наполняя просторное помещение протяжными звуками. Мико размеренно двинулись в кагура-дэн, ступая по кругу. Тягуче-плавными взмахами ритуальных движений принялись обволакивать Гото-куна, защищая его от зловредных влияний демонических тварей и развлекая наблюдающих ками. На хараигуси в руках девушек размеренно зашуршали бумажные «молнии» сидэ, отпугивая тёмные силы. С губ настоятельницы понеслись песнопения, взывавшие к духам.       А я изо всех сил старался не видеть у неё за спиной того-самого белого нэкомата, что и год назад возле пруда!       От испытуемого много не требовалось. Ему надлежало «всего лишь» открыть свою сущность перед го-синтай, что бы это не значило. Начертать особый офуда, используя вместо кисти свои пальцы, и сжечь оберег в пламени, давая высшей сущности согласие. Если после сгорания бумажной ленты огонь на фитильке свечи начнет изменяться — это и будет свидетельством, что духи откликнулись на зов духовной силы претендента. Чем сильнее изменения, тем выше задатки оммёдзи у испытуемого.       Я хотел бы представить, что происходившее — лишь бестолковая показуха, но игнорировать новые знания, полученные самолично, просто не мог. В благоговейном ужасе взирал на последствия нелепой ошибки, затянувшейся на долгие годы. Понимал, что наступил час расплаты. И всё, что мог в эти мгновения — не моргая следить, как из тёмных углов стекались сусуватари, перебирая смешными ножками-ниточками.       Они бежали по полу, иногда даже взмывали и словно парили на волнах песнопений Иоко-сэнсэй, покачиваясь в ритм её слов. Подбирались со всех сторон к замершему посреди зала Го-куну. Танцующие мико задевали комки живой «сажи» развевавшимися от движений хакама, нисколько не пачкая чёрным ярко-красную ткань. Били по «чернушкам» взмахами рукавов кимоно. Иногда даже наступали на угольно-чёрных пушистиков, но никто дружелюбных духов не видел. Торжественное напряжение наполняло хайдэн.       Возмужавший парень неплохо держался для своих лет — уж точно получше меня. На листке бумаги, отмеченном красным тиснением храмовой печати, он ловко начертал нужное кандзи. По кивку настоятельницы поднес офудо к пламени, отправляя послание духам.       Сусуватари встрепенулись, весело загалдев и взмывая в воздух! Вокруг свечи их собралось немного, всего пару-тройку десятков пушистых комочков, но мелюзга эта устроила такой хоровод, что стала похожа на чёрную снежную бурь!       Я вовремя спохватился, в мыслях благодаря полумрак — так увлекся, что совсем позабыл о скрытности. Почти в открытую вертел головой, провожая движения «чернушек».       Напев настоятельницы оборвался и духи, кружившие вокруг Гото-куна, разом хлынули к пламени свечки. Словно в потоках восходящего воздуха полетели в огонь. Крохотный язычок в то же мгновение вспыхнул, увеличившись чуть ли не впятеро и жадно пожирая фитиль! Полыхнул и снова уменьшился.       Мико не прекращали свой танец, шурша плетёными бумажными лентами…       Следующей стала Фуми-тян.       К ней духи слетались намного охотнее, но в пламя свечи всем скопом нырять не спешили. Огонек увеличился совсем незначительно, может быть вдвое, но горел таким образом почти пару минут.       Когда меня усадили на церемониальное место, я так и не смог придумать, как поступить. Если «чернушки» откликнутся на зов моих духовных сил — это будет полная катастрофа. А они откликнутся обязательно, ведь я с рождения их вижу! Когда же всё случится — это будет фиаско. Я мгновенно попаду в центр внимания, и тогда не избежать мне замужества в будущем!       Но если начну капризничать и намеренно срывать ритуал, мешая проверке, от меня могут отказаться уже прямо сейчас. Может быть, даже брачный контракт разорвут, увидев, насколько я бесполезен, как юный оммёдзи! Но это же значило, что и огромные ресурсы семейства Аоки для меня окажутся недоступны, чего уж никак не хотелось бы допустить.       Нужно было попытаться удержать этот чёртов баланс между «плохо» и «скверно»…       Я проделал всё, как положено, при этом ища любую лазейку в ритуальном действии. Старался найти хоть какую-то зацепку, что позволит провалить испытание, не нарушая картины в целом. И чуть от ужаса не обомлел, когда из темных углов тугими клубами хлынули мириады сусуватари. Показалось, что они заполонили собой весь молельный зал, как дым на пожаре!       Как управлять этим роем без офудо — да и возможно ли подобное в принципе? — я просто не знал. А потому от безвыходности напрягал все ментальные силы, глупо надеясь, что хотя бы эта киношная дурь сработает. Вариант не из худших: если духи реальны, то почему хотя б не попробовать им приказать? Я ведь ничего не теряю.        «Чернушки» очень хотели в огонь — это было заметно по радостным крохотным глазкам. Рвались в него, клубясь к пламени всё ближе и ближе… но почему-то медлили. Их будто что-то сдерживало и не пускало.       Я понял, что вот он, мой шанс! Может быть, всё это вовсе банальное совпадение и нет во мне никаких сил, кроме возможности «видеть», но не попробовать было нельзя. Не зная, что вообще делаю, я попытался представить, как раздвигаю руками это чёрное облако, отгоняя безобидную «сажу» от опасного пламени. Может, услышат?       Сусуватари не отреагировали — облако чёрных комочков даже не дрогнуло в знак намёка, что есть смысл пытаться. Тянуться к огню они не перестали. Но… и не кинулись в пламя! Вместо этого, словно солдаты, принялись нестройной колонной ползти вверх по свече. Отращивали длинные волоски-ножки и неторопливо взбирались, погружаясь в огонь по одному. Пламя от этого трещало и едва заметно дрожало.       Столько везения было не иначе, как за все минувшие невзгоды и неудачи. Без понятия, откуда подобная «пруха», но я впервые в жизни оказался искренне рад тому, что все провалил! А потухший взгляд каннуси Иоко-сэнсэй показался наилучшей из всевозможных похвал.

* * *

      Акане-сан было жаль. В ту мою судьбоносную встречу с роковым нэкомата мама так радовалась предстоящим успехам дочери, что ныне очень тяжело переживала сокрушительный провал. Несколько дней ходила сама не своя, не проронив ни слова. Возможно, даже винила меня во всём.       Я не держал обиды, потому что понимал, насколько сильно было её разочарование: Аоки — семья оммёдзи, а тут — совершенно бездарная дочь. Поэтому нежелание мамы со мной разговаривать тоже принимал, как данность, хотя и пощипывало в груди от обиды. А когда настоятельница храма лично пришла за мной, то почти не удивился.       Конечно же, я был выбит из колеи: инфантильная часть моей сущности, накрепко сросшаяся с мыслями взрослого, чуяла горечь. Момо-тян было очень обидно, что от неё все так неожиданно отвернулись из-за какой-то дурацкой проверки. Но не этого ли я добивался? Спокойно жить на задворках богатейшей семьи — это лучшее, чего можно было пожелать в моей ситуации.

* * *

      Спустя неделю пребывания в храме меня посвятили в ученицы мико, чем дали понять, что семья «почти» отказалась от Аоки Момо-химэ.

* * *

      Мама навестила только дней через десять, после того, как я был сослан в храм. А дед Изао даже подарки присылать перестал, не говоря уж о том, чтобы лично встретиться с внучкой и подбодрить.       Обучение моё не забросили — в конце концов, я просто ребенок, а не какой-то преступник — но очень многое упразднили. Чайная церемония, обучение танцу, кюдо и кендо — всё это стало непозволительной роскошью. Впрочем, со временем я вполне смог бы и сам оттачивать хотя бы механические навыки стрельбы из лука — за храмом располагалось небольшое стрельбище для мико. Но вот о владении мечом пришлось забыть напрочь, хотя о нем я сожалел больше всего. Ума не приложу, где в жизни могло пригодиться кендзюцу или хотя бы кендо, но больно уж сами по себе они были захватывающими.       Зато ремеслу оммёдо я стал обучаться ещё глубже, постоянно пребывая под надзором настоятельницы и старших мико. Почти всё свободное время уделял ритуалам и заговорам, посвящая всего себя учению. А вместе с тем, как бы ни было это жестоко, продолжал обучаться оммёдо ещё и вместе с Фумико-тян и Го-куном.       Впрочем, не думаю, что это была издёвка. Глава семьи не опустился бы так низко, что бы ещё и мстить десятилетнему ребёнку за то, в чём он не повинен. Наверняка, старшие семьи Аоки учили меня просто «на всякий случай», теорией пытаясь восполнить пробел во врождённых навыках. Экзамен-то я завалил с треском, но огонёк свечи всё же самую малость дрожал, а значит, меня можно было хоть как-то использовать.       Или дед Изао просто держал Момо-тян в качестве назидания оставшейся парочке? Надо же, как быстро охладела его любовь…       Но как бы то ни было, а я не роптал — ведь теперь о свадьбе уж точно не могло идти даже речи. На стремительно поменявшееся отношение Фумико-тян я отреагировал тоже совершенно спокойно. Даже иронично. Пусть мы с ней «обе» — дети, но она-то ребенок до мозга костей. Не буду ж я злиться на её попытки показать свое превосходство? И то, что мы больше за руки не держались, вполне переживу — зато она «принцессой» меня звать перестала.       А спустя пару месяцев Фуми-тян даже оттаяла. За неимением сверстниц в округе и в виду своего взрывного характера первой пошла на контакт, устав задирать нос. Решила опять подружиться, в честь чего по секрету поведала, что она уже «женщина» — у неё на лобке появились первые пару волосиков. Я скромно брякнул, что очень завидую. Хотя, если считать в таких величинах — по количеству волосков — то я уже был вчетверо более «женственный», чем подруга…

* * *

       Шли годы.       Я окончательно привык к размеренному распорядку новой жизни. И немалой виной тому — или всё же заслугой? — было моё тело. Хотя начало этого «пути» оказалось очень нелегким.       Когда в одиннадцать лет у меня началась первая менструация, я думал, что просто с ума сойду! Злился на маму, за то, что её нет рядом в такой напряжённый момент. От ужаса и стыда перед красным пятном на нижнем белье готов был на стену залезть. Оказался совершенно разбит и с натуральной мольбой упал к Иоко-сама в ноги, ища спасения. Напрочь вылетело из головы, что я и кто я — в те мгновения в мыслях рыдала перепуганная вусмерть девчонка.       Меня успокоили, объясняя элементарные вещи, которые я и без того знал, пусть понаслышке. Но не мог просто так смириться с таким внезапным, а потому пугающим преображением тела!        С большим трудом удалось собраться с мыслями, вслушиваясь в умиротворяющий говор настоятельницы. А потом эстафету подхватили и мико, без тени стеснения объясняя и показывая, что и как я отныне должен буду делать. Без оглядки на традиции, научили пользоваться современными средствами женской гигиены, вгоняя в краску и этим самым словно принимая в особый «клуб избранных».       Дошло до того, что поднесенная мне традиционная по такому случаю чашка красного риса — как символ первой менструации — даже слегка позабавила.       День спустя — я ещё не успел приноровиться к прокладке на труселях — Иоко-сама повелела начинать подготовку к посвящению…

* * *

      Строгий пост, воздержание от всего, чего бы то ни было, и уйма всевозможных табу испытывали Момо-тян на прочность почти три недели. Всё это время каннуси лично обучала меня и ещё двух претенденток. Тщательно наставляла в том, как правильно ставить голос при обращении к ками, какие слова следует говорить, как двигаться и как привлекать божественное внимание при помощи кагура-дэн.       Я вытерпел всё, больше страдая от обязательных умываний исключительно холодной водой, нежели от необходимости танцевать для невидимых сущностей. А когда настал срок, наша троица прошла испытание и была посвящена в мико.       Так я стал служкой при семейном храме.

* * *

      Время шло и, как бы мне того не хотелось, брало своё. Я неумолимо рос и менялся, постепенно превращаясь из нескладного долговязого подростка в юную девушку. Соседки по комнате говорили, что в очень красивую девушку. Льстили, наверно — ведь я по прежнему был «наследницей» рода, пусть и в опале.       А ведь когда-то мысли места себе не находили, стоило на секунду задуматься о предстоящих метаморфозах! И как же я радовался не так давно в прошлом, когда замечал, что тянусь вверх намного быстрее, чем «вширь». Уже в двенадцать лет вымахал настолько, что в росте почти догнал Акане-сан, изредка всё-таки меня навещавшую. Хотел повидаться с сестричкой Харухи, но мама приходила одна…       Встретиться нам с сестрой разрешили, только когда мне исполнилось тринадцать. И в тот момент я, наверное, в первый раз искренне порадовался своей наполовину женской сущности: очарованный большеглазой милой сестрёнкой чуть не сомлел от радости. Она оказалась точь-в-точь, как я! Была как две капли воды на меня похожая, только маленькая. Правда, куда более беспокойная и подвижная.       Мама Акане разрешила ненадолго взять её на руки и поиграть с любознательной девочкой.       Когда руки прижали озадаченного ребёнка к растущей груди, в этой самой груди аж защемило от умиления — так захотелось сестричку Харухи покрепче обнять и больше никогда не отпускать!       Тогда же стало понятно, что я вовсе перегнал родительницу в росте, отчего ещё жарче принялся лелеять надежду, что так и останусь тощей, непримечательной «жердью».        Впрочем, ещё до того, как проявились куда более пикантные перемены, я с обречённой готовностью приговорённого к расстрелу осознал, что уже намного спокойней их жду. Некая «сакральная» женская суть моего естества, или простые гормоны, что с возрастом изменяли тело, а может, и что-то третье, совершенно неясное, основательно влияло на разум. Не ломало сознание, ковыряясь в нём палкой с гвоздями, а наоборот, как-то по-особому умиротворяло, наполняло спокойствием. Именно этого я опасался больше всего, в глубине души даже надеясь, что немножечко сойду с ума, сохранив чёткую грань между «собой мужчиной» и «собой женщиной». Реальность же была совсем не такой, о которой мечталось. Помню, как когда-то впервые дрожащей рукой, словно взведенную гранату, сжимал аппликатор тампона, слушая о том, как и куда его нужно вводить. А теперь совершенно спокойно пользовался гигиеническими прокладками, даже выработав некоторые предпочтения среди их широкого перечня.       Кажется, что совершенно недавно содрогался от одной только мысли, что однажды придётся на себе примерить бюстгальтер! А ныне абсолютно спокойно обсуждал с другими девушками, какой же фасон мне больше по вкусу: бесшовные закрытые лифчики были в моих фаворитах.       Быть на людях стыдливой, немного загадочной и малость неловкой растяпой получалось всё легче. Нередко это даже не требовало от меня осознанных усилий в притворстве — заученные движения, жесты, манера речи и поведения прочно осели в сознании, легко всплывая в нужные мгновения жизни. Совершенно естественно поддерживали образ скрытной и даже томной девицы.       В итоге, «игра в притворство» оказалась легче, чем я мог ожидать. Хоть в чём-то да повезло…       То, что я изменяюсь, не только в мыслях, стало заметно во время нечастых занятий кюдо. Своей униформы у меня до сих пор не было, ведь бесталанной посредственности поблажек не полагается. Но подруги мико позволяли брать их вещи для оттачивания навыков стрельбы.       Прошло не так много времени, и я начал замечать, что мунэатэ очень уж скоро становились чересчур тесными и давили в груди. Приходилось менять их, прося у девушек с размером побольше.       Мои титьки словно проснулись, поспешно догоняя опередивший их рост. А мысли о том, что примерять бюстгальтеры, выбирая самый удобный, стали не просто досужим размышлением, а насущной необходимостью.       В шестнадцать лет я обзавёлся настолько внушительным бюстом, что даже одну сиську не мог прикрыть парой ладоней. Давно уже перегнал маму в этих размерах!       Хорошо, что хотя бы с верхней одеждой было попроще — имелось из чего выбирать. Но даже ярко-красные хакама всё равно чуть ли не каждые несколько месяцев приходилось менять на размер, а то и на два больше. Это дико раздражало, но поделать я ничего не мог — мой зад также округлялся безусловными женскими формами и тяжелел, наливаясь сочной, сексуальной упругостью.        К шестнадцатому дню рождения дошло до того, что мясистая попа не просто подрагивала во время ходьбы, а плавно перекатывалась из стороны в сторону, следуя за широкими бёдрами. Которые тоже были той ещё катастрофой: мои ляжки больше не принадлежали вчерашней девочке-подростку, окончательно обратившись в полные бёдра зрелой девушки. Чего с этим поделать, было неясно: и без того широкие, они будто становились всё шире и шире, ни на секунду не прекращая свой рост!       От этих страшных фантазий спасали только ежевечерние обмеры украдкой: промеряя верёвочкой свои «прелести», я с облегченьем вздыхал — в очередной раз лишь показалось и ничего за рамки не «вымахало».       Посвящённые жрицы и даже ученицы мико, разумеется, тоже все эти перемены преотличнейше видели. И реагировали совершенно не так, как я ожидал. Будучи трижды проверенными, они всё же оставались современными японскими девушками. И те из них, кто оказывался посмелее, даже пользовались добродушием опальной наследницы рода Аоки — повадились звучно шлёпать меня по попе, припечатывая «оплеухи» к тугим ягодицам!       Пока каннуси не видела, девушки совершенно «случайно» мацали меня за жопку, временами даже не особо скрывая, что им это нравится. И жест можно было счесть весьма унизительным, если бы делали его не симпатичные девушки. Поэтому я сперва знатно так охренел: чуять чужие руки на своей попе до того, как их обладательница поздоровается — это сбивало с толку. По неопытности, мне даже стало казаться, что весь монастырь в меня огульно влюбился!       Впрочем, очень скоро всё встало на свои места: девчонкам нравился не я сам, а моё тело, выглядевшее развратно даже под просторными одеяниями мико. Разглядев подобное отношение, можно было немного расслабиться и перестать вспыхивать смущенным румянцем от каждого шлепка пониже спины. А вскоре, на самую малость, это даже начало приносить удовольствие: если убрать из уравнения стыд, то женское тело обескураживающее благодушно отзывалось на похлопывания и поглаживания, сигнализируя об этом напрягавшимися в возбуждении сосочками и клитором!       Да и внимание прекрасной половины человечества было само по себе приятным.       В самом начале, когда просто набухшие холмики превратились уже в приметные грудки, я ещё думал, что высокий рост поможет скрыть изгибы женского тела. Вдруг, на фоне долговязой фигуры вызывающе-крутые контуры будут не так бросаться в глаза?       Но не тут-то было! Рост, будто назло, повлиял только на талию. Шло время, но в пояснице я остался тонкий, словно тростинка — по крайней мере, в сравнении с откормленной задницы именно так и казалось.       Из-за такого «разгула» Природы было стыдно даже от по-доброму завистливых реплик храмовых девушек. Но понемногу получилось привыкнуть и к этому, извлекая из комплиментов некоторое удовольствие. Подруги к этому времени уже не просто шлёпали меня, но всё чаще пытались откровенно потискать, прикрываясь тем, что мы «невероятно» дружны и близки. Ну, а когда случалось всем вместе блаженствовать в открытом горячем источнике, девчата даже не пытались свой интерес как-то завуалировать и под невинным предлогом «проверить» насколько подросли титечки, лезли обниматься.       В итоге, достаточным оказалось просто смириться, как когда-то с инфантильностью, ныне понемногу отступавшей. Нужно было лишь принять тот факт, что я — судя по всему — очень красивая, весьма сексуальная девушка и ничего с этим не поделаешь. Впрочем, после моральной готовности, приноровиться к плавным качаниям бёдер и упитанной задницы, смириться со своей красотой было не сложнее, чем перестать замечать упруго подрагивавшие при ходьбе груди.

* * *

      Вынуждено окруженный не только обязанностями в храме, но и женскими «штуками», от которых так старательно уклонялся, я сумел очень сдружиться с одной из мико.       Упитанных ягодиц и пухлых сисек у меня уже было «много», и храмовые девушки иногда сами приносили бельё, опережая события и прося, чтобы я его примерил. Но очень скоро в моём окружении не осталось почти никого, кто бы мог поделиться исподним нужных размеров. Мама тоже совсем перестала навещать, будто забыв о своей дочери, а попросить о помощи Фумико-тян я не мог. Подруга немного выросла — больше морально, нежели физически — и уже не кичилась тем, что лучше меня. Но и общаться хотела всё меньше.       К Го-куну с такой просьбой тем более невозможно было обратиться. Воспитываемый в строгих нравах традиционной семьи, парень при моём появлении постоянно смущался и редко когда заговаривал первым. Наверняка ему наконец-то рассказали про «брачный контракт», и теперь Го-куну было неловко: наследника важной семьи собирались женить не просто на бездарной, но ещё и настолько пошлой «девушке».       К кому обратиться с проблемой, было неясно, а носить традиционное бельё до жути не хотелось — очень уж современный текстиль был нежен и приятен для кожи. Посомневавшись — стыд или комфорт? — я намеревался просить помощи даже у самой Иоко-сэнсэй. Очередной лифчик уже немного давил и настоятельница не откажет, если всё объясню! Но по счастливой случайности именно тогда я и познакомился с мико, с которой раньше очень мало общался.       Девушка эта была скромной тихоней — ну, точно, как я — и также предпочитала оставаться в тени всеобщего внимания. Она попалась мне на глаза, когда опрокинула ведро с водой, неловко плюхнувшись в лужу и промокнув насквозь. А увидав, что я гляжу на её влажные хакама, сперва залилась румянцем. А потом — и слезами, будто я пытался её изнасиловать.       Неловкая Умэко-сан стала настоящим спасением! Она обладала солидным запасом исподнего — ясно, что прошла через то, во что я только вступал — и сочувственно помогала всем, чем могла. Девушке в тот момент было уже двадцать лет, пять из которых она прожила при храме семейства Аоки. И наши с ней размеры почти совпадали! Я был лишь чуточку меньше в обхвате груди.       В ответ на небольшую услугу — помочь с уборкой, пока она не переоденется в сухое — девушка очень меня выручала, охотно пообещав поделиться бельём. Сказали б мне раньше, что буду так искренне радоваться удобному лифчику и труселям в пору — расхохотался б в глаза. Но к моменту знакомства я уже и не думал нос воротить, на собственном опыте прочуяв, насколько важным для девушки оказывалось удобное бельё.       Привязанный к новой подруге весьма пикантным мотивом, я очень скоро узнал, что половозрелая девушка до сих пор стеснялась своего пышного тела. Увидев во мне товарища по «несчастью», она охотно пошла на контакт и, мило смущаясь, робко просила о разных услугах: то побыть рядом во время праздников, чтоб ей было не так неловко среди наплыва народа и озорных взглядов храмовых девушек, то с уборкой помочь, то потереть спину во время умывания.       Как апофеоз решимости Умэко-сан, иногда случались едва слышные просьбы примерить новые лифчик и трусики, чтобы она могла посмотреть на них со стороны. Меня она стеснялась всё меньше, в конце концов, совершенно перестав робеть в разговоре. Будто видела своё отражение, не стыдясь перед ним откровенничать.       Мне потребовалась чуть ли не пара недель, чтобы понять, насколько я соскучился по такому общению! Уже и трусы от Умэко-сан были не так важны, как желание просто побыть рядом с ней. Я не только мог помочь девушке набраться уверенности, но и сам нуждался в компании, а потому без сомнений открылся застенчивой подруге. Делился с ней тем пластом переживаний, что можно было открывать перед людьми. И вскоре проводил с Умэко-сан всё свободное время, что могло отыскаться у мико.       Особенно радовался тому, что это ощущение было взаимным. Новая подруга так ко мне привязалась, что очень скоро почти позабыла волнение из-за соблазнительных контуров своего тела. Я тоже всё меньше и меньше обращал внимания на растущие под одеждой женские прелести. Мы даже попросили каннуси переселить нас в одну комнату, чтобы поутру присматривать за внешним видом друг друга и подправлять небольшие огрехи.       Размер пухлых титек уже почти не тревожил. Вкусно покушать вместе с хорошей подругой было намного приятней, чем думать о каких-то там граммах и сантиметрах, что обязательно отложатся в груди и на попе.       Мы столько времени проводили вместе, что каннуси заметила Умэко-сан не просто, как послушную служку, но и как кандидата в оммёдзи. Начала углублённо обучать девушку искусству общения с духами. Возможно, поступила так ещё и ради меня, но я не заботился этим. Главное, что мы с новой подругой уже не только работали парой, но и обучались вместе. Немного погодя над нами даже начали добродушно подтрунивать по этому поводу: говорили, что Умэко и Момо будто сёстры родные.        Фумико-тян это пришлось не по вкусу — уже две грудастые и задастые девки вертелись рядом с Гото-куном! — но воспротивиться она не могла. Парень стал смущаться и отводить глаза также вдвое чаще, зато мне стало значительно проще: неловкость из-за внешнего вида удалось поделить с подружкой мико.       К моему шестнадцатому дню рождения, Умэко-сан совершенно перестала таиться — от избытка дружеских чувств рассказала, что она всё ещё девственница. Поведала страшную тайну о том, что боится парней. Я охотно поддакнул, заявив во встречном откровении, что тоже их «побаиваюсь».        Подруга впервые за долгое время вновь оробела и едва слышным шёпотом спросила, не против ли я познакомить её с Го-куном? Это оказалось слегка неожиданным, но отказывать причин не было. Моим планам это не помешает, а небольшая встряска нисколько не повредит назревающим отношениям Фуми-тян и Гото Ясуо.       Умэко-сан прямо дрожала, ожидая ответ — ей явно очень хотелось перебороть свою робость. Не помочь подруге я просто не мог.

* * *

      В начале весны пришли необычные вести — Иоко-сэнсей рассказала, что глава семьи планирует отправить меня, Фумико-тян и Гото-куна в старшую школу!       Это слегка обескуражило: столько держали взаперти, чтобы так запросто отпустить на волю, за пределы поместья? Хотя я почти сразу же догадался, зачем нужен был подобный ход. Фуми-тян тоже возбудилась от этого вопроса и затеяла стихийное совещание, на котором наша троица пришла к единому выводу. Всем было и так ясно, что если бы потребовалось — мы могли и высшее образование получить в этом поместье. Да хоть степень магистра — за средствами дело не встало бы. Но семья Аоки, как и семья Гото, вела свой род от известных оммёдзи — если её члены останутся нелюдимыми хикикомори, банально неприспособленными к жизни в обществе, то грош цена таким мастерам.       Умэко-сан очень расстроилась этим известиям, но я её прекрасно понимал и обещал по возможности навещать. Нас ведь не в другую тюрьму собирались перевести, а всего лишь отправляли «людей посмотреть, себя показать». Определённо у меня появится больше возможностей, среди которых — возможность навещать подруг.       Это заметно обрадовало Умэ-сан, и она в порыве чувств обняла меня, робко поцеловав в щёку. Очень редко такое себе позволяла, отчего я понял, что она действительно сильно волнуется.       — Хочешь, буду сладости тебе привозить? — спросил я. — Или хочешь, мангу куплю? Яой…       Даже сказать такое оказалось неловко — настолько прочно приклеилась ко мне маска стыдливой молчуньи.       — А ты сможешь? — запунцовев, прошептала Умэко-сан.       — Т-то есть ты?..       — Нет! Не нужно!.. — девушка тут же замотала головой и, словно решившись, обняла меня. — Просто навещай почаще, ладно? Без тебя тут будет скучно…       Вот уж не подумал бы что я, вечно сидящий в уголке с книгой, мог кому-нибудь показаться душой компании. Но открытые чувства подруги тронули сердце. В горле начало пощипывать от переизбытка эмоций.       — Я ведь никуда ещё не уезжаю… У нас ещё целый месяц впереди, — бормотал я, стараясь звучать убедительно. — К тому же, я обещала тебя познакомить с Го-куном.       — Не надо!.. — шёпотом крикнула девушка. — Не хочу…       — Боишься? — улыбнулся я.       Та в ответ скромно кивнула.       — Не волнуйся, — уже я чмокнул девушку в щёку. — Он приятный парень — всё будет хорошо…

* * *

      Спустя день, когда я по обыкновению вдумчиво мёл каменную дорожку к храму, а сестрица Умэко ухаживала за тэмидзуя, ко мне подошла настоятельница. Погодка была прекрасная, как для ранней весны, и каннуси с интересом заговорила со мной. Необычного в том ничего не было, но сама суть внезапного вопроса озадачила: женщина поинтересовалась, что я думаю о решении Изао-сана отправить нас за пределы поместья?       — Иоко-сэнсей, если бы на то была моя воля, я бы с удовольствием осталась здесь, — ответ был искренний, потому даже раздумывать над ним не пришлось. — Там, за стенами, меня мало что привлекает.       Не мог же я сказать, что чувствую себя очень неловко оттого, что придётся осваиваться в новом окружении да ещё в облике девушки? Даже какая-нибудь частная школа всего на «полтора» ученика, в которую нас планировал отослать дед, всё равно пока что будет для меня перебором.       — Храм мне нравится куда больше, — добавил я, не прекращая подметать каменную плитку двора.       Женщина улыбнулась.       — Ты очень странная девушка, Момо-тян, — неожиданно сказала она, поглядывая на случайную тучку, затянувшую солнце.       По плечам наконец-то пробежал озноб испуга: «Заподозрила?». Я оглянулся и посмотрел на старушку — она впервые за минувшие годы подняла этот вопрос!       — Что вы хотите сказать, Иоко-сэнсей? — с трудом получилось остаться непринуждённо вежливым.        Настоятельница усмехнулась.       — Любая бы на твоём месте захотела сбежать из заточения этого стариковского уныния? — женщина хитро сощурилась. — Не может такого быть, чтобы юная девушка не хотела свободы?        У меня словно гора с плеч свалилась.       — Ну, что вы. Если бы просто удалось повидаться с сестрой и мамой, я была уже бы счастлива, — из груди вырвался не нарочно искренний вздох и я тут же поспешил исправиться. — А большего?.. Храм стал для меня домом: здесь всё привычно, всё на своём месте…       Женщина помолчала.       — Напрасно ты спешишь отбросить юность, — наконец сказала она, после чего добавила с доброй усмешкой. — Насладись сполна своей молодостью, проживи счастливую жизнь и возвращайся древней старухой — я тебя подожду, мне спешить некуда…       Она приблизилась и взяла меня за руку, вынуждая прекратить работу.       — Ты будто стыдишься своей красоты, Момо-тян. Ты действительно странная… — сказала женщина и замолчала.        Испытующе заглянула в глаза, а затем внезапно добавила:       — Ты ведь их видишь?       Я вопросительно вскинул брови, делая вид, будто не понимаю, что стоит ответить. Но вздрогнувшее от неожиданности тело выдало меня с головой.       Женщина ни на кого не указывала, а значит, могла спрашивать только о духах!       — Я на твоём моэйру сэйшин это заметила, — спокойно продолжала Иоко-сэнсэй. — Ты отлично держалась, очутившись посреди облака сусуватари.       Она расплылась в улыбке, заметив, как распахнулись от ужаса мои глаза.       — Да, я тоже их вижу, — добродушно вздохнула каннуси, а затем покачала головой, поглаживая меня поруке. — Но не волнуйся. В том провале не было твоей вины.       Она на миг замолчала.       — Однако я должна признать, что ни разу не видела чего-то подобного. Даже в записях храма нет указаний на такие случаи…       — Должно быть, это всего лишь совпадение, — я вымучено усмехнулся и наконец-то открыто признался. — Вы правы, Иоко-сэнсей — я действительно вижу. Но не более, потому что совершенно бездарна: мне не по силам повлиять на духов…       Женщина в отрицании качнула головой.       — Исключено! — по-особому, почти шёпотом воскликнула она. — Если бы не офуда семьи Аоки, если бы не танец мико, то в тот вечер за тобой, моя милая, с гор спустились бы демоны.       — В-вы в этом уверены? — я в шоке вытаращил глаза, хотя внутри отчего-то совсем не сомневался в правдивости её слов.       Ответом был твёрдый кивок.       — Момо-тян, в тебе таится странная сила. Я бы даже сказала страшная сила, если мы оставим её без внимания… — Иоко-сэнсей опять глянула мне в глаза. — Но эта мощь будто сокрыта под надёжной печатью, словно на тебя пало сильное проклятие с самого детства…       Женщина помолчала, после чего продолжила.       — В тот день сусуватари пришли на зов духовной энергии, влекомые одним только отсветом твоей силы, но приказа от неё так и не услышали, — кивнула каннуси. — Я много размышляла об этом, годами пыталась понять, но так и не смогла разгадать, что мог означать этот знак.       Она внезапно сдвинулась с места, увлекая меня за собой.       — Идём, Момо-тян, я хочу тебя кое с кем познакомить…       Умэко-сан была совсем неподалёку, но не могла слышать слов Иоко-сэнсэй. Додумав и не так всё поняв, она по своему обыкновению перепугалась такой необычной импульсивности настоятельницы. Если бы не врождённая робость подруги, девушка наверняка уже бросилась мне на выручку — столько тревоги было в её взгляде. Но, прикованная к месту волнением, она лишь нервно теребила мягкую щётку, оставаясь под навесом тэмидзуя.       Я заправил за ухо выбившуюся прядку волос и торопливо помахал рукой, пытаясь успокоить Умэко-сан. Как сумел — жестом и расслабленной мимикой — дал понять, что всё хорошо. Девушка так же молча улыбнулась в ответ и весело закивала, мгновенно просияв, словно солнце за тучкой.        Вот бы мне бы её непредвзятость…       Иоко-сэнсэй усмехнулась, будто имела на затылке глаза.       — Эх, молодость… — добродушно проворчала она. — Идём-идём… Не съем я тебя, скоро верну твоей ненаглядной Умэко. Только будьте скромнее — Изао-сан этого не оценит.       На моих щеках, как по сигналу тумблера, мгновенно заполыхал нежный румянец. Очередной привет от перемен в теле — готовность вспыхивать от смущения по поводу и без.       — Иоко-сэнсей, вы ошибаетесь!.. — виновато пробормотал я. — У нас с ней не такие отношения.       — Отношения? — настоятельница с хитрым видом обернулась. — А я что-то говорила про отношения?       Теперь уже и уши начали понемногу гореть от стыда: наша близость с Умэко-сан действительно могла показаться чересчур уж интимной! Но пожилая женщина оказалась очень терпима и лишь добродушно вздохнула.       — Старая песня… — мечтательно заговорила она будто бы в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь. — Как всегда замечает кто угодно, но не они сами…       — О чём вы, настоятельница? — я пытался технично тупить.       Иоко-сэнсэй тяжко вздохнула и покачала головой.       — Я говорю, что вы с Умэко-тян как сёстры похожи и всего лишь… А теперь вернись-ка с небес на землю, дитя.

* * *

      Каннуси отвела меня не куда-нибудь, даже не к го-синтай — святая святых храма — а прямо в свои покои, впервые почтив такой честью! Я совершенно растерялся, выбитый из равновесия оказанным доверием — на моей памяти никто и никогда здесь не бывал.       Настоятельница даже в своём почтенном возрасте и при высоком статусе вела очень скромную жизнь и не допускала самой мысли, чтобы за ней ухаживали храмовые девушки. Она довольствовалась тем же, что получала в первый день ученица, только-только прошедшая кучиёсе и ставшая мико. Единственное, что выделяло каннуси в быту среди девушек храма — «вынужденная» привилегия настоятельницы храма жить в отдельном здании.       Не удивлюсь, если я вообще был первым, кому она позволила войти в её комнату!       Учтивый поклон для приветствия чужого жилища на этот раз просквозил показным раболепием, но получилось это само по себе, не нарочно. Обстановка слишком уж давила и мысли охотно путались. Головой я отчётливо понимал, что это всего лишь визит к старой женщине, пусть и каннуси. Но буквально кожей чуял какую-то особую «святость» этого места — внутри всё напряглось словно в «испуге», разливая по низу живота приятное ощущение истомы.       Я давно перестал замечать эти славные чувства. Часто общался с Умэко-сан и давно уже привык к едва слышной, тягучей сладости в пузе и набухавшим соскам, что возникали всякий раз, когда случалось видеть лучшую подругу. Но ныне я был в полной растерянности…       Почтенная женщина сдвинула фусуму и поманила ладошкой, приглашая скорее войти. Я поспешил следом, чтобы опять не начать робеть и краснеть. Притворил за собой сдвижную дверь, вновь кланяясь, но на этот раз намного спокойней и уважительней.       Когда у меня только начался переходный возраст и гормоны трахнули по голове по-настоящему, я лишь невероятным усилием воли мог сдерживать бурлившие в теле эмоции, что велели бунтовать и не соглашаться с глупыми взрослыми. Но понемногу смог приучиться к подобающей учтивой покорности. То, что вначале казалось унизительным раболепием послушной женщины, начало открываться с иной стороны: это не слабоволие, а тактический умысел спрятать эмоции и не говорить лишнего.       Молчал я и перед каннуси, дожидаясь, пока старшая заговорит.       Иоко-сэнсэй опустилась на татами, совершенно по-домашнему указав ладонью напротив себя. Выждала, пока сяду, и подняла на меня взгляд.       — Момо-тян, ты ведь не хочешь замуж за наследника Гото? — в лоб выдала она.       Я чуть слюной не подавился и вздрогнул от сокрушительного «удара», не успев утаить волнение. Поник, в отрицании покачав головой.       — Не хочу…       — Но ты понимаешь и то, что это поможет унять былое соперничество двух семей? — продолжила женщина.       Я вынуждено согласился: каннуси говорила правду.       — Понимаю, Иоко-сэнсей…       Настоятельница вздохнула.       — И всё равно отказываешься… Очень возможно, что отказываешься от своего счастья: твоя матушка, Акане-сама, тоже противилась браку. Ровно до тех пор, пока под её сердцем не возникло прекрасное чудо по имени Момо… — негромко говорила она. — Но мне по силам понять твои чувства, ведь когда-то давно, я тоже любила того, на кого указала семья… Поэтому не сужу за нежелание быть с тем, кто тебе безразличен.       Женщина на мгновение замолчала, а затем загадочно улыбнулась:       — Момо-тян, мне бы очень хотелось помочь тебе…       — Но как? — не удержавшись, перебил я.       Неужели, она говорила серьёзно, а не просто решила предаться нравоучительным воспоминаниям?       — Об этом немного позднее, — женщина мягко вскинула ладонь. — Вначале позволь вас познакомить…       Каннуси неуловимо взмахнула рукой, выбрасывая из рукава, словно острый дротик, крохотную бумажную полоску.       — Покажись! — послышалось тихое восклицание, и в татами, на середине пути между мной и настоятельницей, воткнулась фигурка человечка.       Спустя миг бумажный «человечек» будто истаял в облаке дыма! Седые, с сизым отливом вихри взметнулись к потолку, мгновенно без следа испаряясь. Я невольно отшатнулся назад, отползая к фусуме и ожидая, что лицо опалит огонь! Руки сами взлетели, защищаясь от языков пламени…       Беззвучная вспышка прошла, и на месте бумажной фигурки появился огромный двухвостый котище. Тот самый нэкомата, что являлся мне в детстве!       — Вы ведь уже виделись? — улыбнулась женщина, добродушно веселясь над моей реакцией. — Это мой сикигами. Я зову её Тайданонэко…       Я смог только сухо сглотнуть и покивать, таращась во все глаза. Призванный дух в это время вздрогнул, будто расплываясь слоями, и ещё спустя пару мгновений вместо кота на татами восседала стройная девчонка в короткой юкате!       В вызывающе короткой юкате, я бы сказал…       — Иоко-тян, — девушка встала на четвереньки и мгновенно подобралась к настоятельнице. — Ты такая вредина!.. Просила же не называть меня так!..       Я в эти секунды во все глаза пялился на упругую девичью попу, даже не понимая, чего больше боюсь: проявления духа-защитника или её классной задницы. Обтянутые белоснежными трусиками стройные ягодицы были, безусловно, прекрасны, но меня поразило другое — те самые два хвоста, задорно вилявшие из стороны в сторону! Росли они примерно из области копчика, и, разумеется, высоко задирали подол и так недлинной юкаты, бесстыдно демонстрируя красоту юных форм.       «Юных?» — я сам себя одёрнул в мыслях. — «Да ей же!.. А сколько ей лет?..»       Сикигами в облике человека будто услышала и словно назло принялась ёрзать бёдрами, виляя попой. Я поспешно отвёл взгляд. Давно уже привык к множеству обнажённых девиц за время совместных купаний, но такая показная бесстыдность была в новинку.       — Но ты же лентяйка, — добродушно улыбнулась женщина, по-родительски приобняв лезущую обниматься девчонку и погладив ту по беловолосой голове.       Тайда притворно надула губки и отползла в сторону, брякнувшись на татами. Надменно фыркнула и отвернулась, подперев рукой голову. Чёртовы белоснежные труселя стали ещё ближе!       — Мо-мо-тян. Ты ещё здесь? — Иоко-сэнсей с усмешкой поманила меня ладонью.       — Да-да! Простите!..       — Ничего… — ответила каннуси. — Ты же видела эту озорницу на своём моэру сэйшин? Догадываешься, зачем я призвала сикигами?       Мыслей не было никаких — одни труселя и сладкая попа перед глазами! — так что я заполошно потряс головой.       — Я уже не молода, — продолжила женщина. — Мне пора искать преемницу…       Неуместные мысли тотчас размело, а смущавшие «панцу» мгновенно стали простым куском ткани, совершенно не возбуждающим. Слух заполонил голос настоятельницы, и мне всё мгновенно стало понятно.       — Вам нездоровится, вы заболели?! — волнение, вновь не притворное, пробилось наружу.       Пойманный в западню из своих же притворных привычек, я дернулся к каннуси, стараясь хоть чем-то помочь, но не имея понятия, что нужно делать. В груди всколыхнулось непонятное чувство, как с сестрёнкой Харухи — мне хотелось заботиться об Иоко-сэнсэй, что была так добра всё это время. Но женщина лишь добродушно усмехнулась.       — Нет, моя девочка, не волнуйся. Умирать я пока не собираюсь, — весело сказала она. — Но вечно быть настоятельницей храма тоже не смогу — рано или поздно наступит тот час, когда меня должен будет кто-то сменить. И если однажды новой каннуси станет Аоки Момо — я буду спокойной за будущее наших святынь…       — Это вот она-то? — с вызовом фыркнула Тайда, вклиниваясь в разговор.       Вскинулась на локте, ткнув в мою сторону тонким пальцем.       — Сиськи огромные, а за ними нет ничего, — проворчал дух-защитник. — Что за жалкие капли ты сможешь из себя выдавить?       Видать, я подцепил от Умэко-сан совсем уж излишнюю робость, стараясь подражать женскому поведению. Прикрылся руками, стыдливо зардевшись — аж сам себе поверил, настолько естественно вышло.       — П-причём тут моя грудь? — растерянно забормотал, проклиная так правдоподобно заплетающийся язык. — И в-вообще, в них нет м-молока…       — Ба-алда-а… — закатив глаза, протянула нэкомата. — Я про силы спрашивала. Какая из тебя каннуси и тем более оммёдзи, если ты ничего не можешь?       Иоко-сэнсей воздела ладонь.       — Тайда-тян, повежливей!.. — нахмурилась она. — И не делай вид, что ничего не понимаешь.       Дух-хранитель тяжко вздохнул, опускаясь обратно на пол.       — Да-да… — девушка вальяжно поводила пальцем, замирая в прежней ленивой позе. — Вижу я, что у неё не только задница есть, но и задатки оммёдзи. Но что толку? Нет иллюзий — нет разочарований…       Женщина несогласно покачала головой.        — Море потому велико, что и мелкими речками не брезгует…       — Иоко-сэнсей, позвольте! — подал я голос.       — Да? — каннуси кивнула.       — Вы… вы призвали Тайданонэко-сан, потому что хотите мне её подарить?       В комнате как костёр полыхнул — даже словно горячим ветром повеяло!       — Подарить?! — девушка «взорвалась», словно коваримоно на танабату. — А смелости тебе не занимать, девчонка!..       Она подскочила и, барабаня худыми коленками по татами, на четвереньках подбежала вплотную. Навалилась всем своим скромным весом, принявшись неистово тыкать пальцем мне в лоб.       — Я тебе ещё за «котёнка» припомню, сисястая! — сердито ворчала она.       Фыркнула, как разъярённая кошка и со всей силы ущипнула меня за сосок! Я взвизгнул так, как сам от себя не ожидал. Позади была фусума — отступать некуда — и тело в ужасе вжалось в решётку двери, стараясь не делать ничего лишнего и даже не дышать понапрасну.       Напротив, тыкая пальцами и щипая за титьки, бесновалась обычная, весьма симпатичная девушка — я прекрасно чуял её прикосновение и тепло рук! Но сердито прижатые к голове кошачьи уши и пара хвостов «трубой» не позволяли принять человеческую суть этого существа.       — П-простите, Тайда-сан… — пролепетал я, теперь уже отчаянно радуясь невольно натренированной непрестанной застенчивости.       Звучать испуганно и нежно получалось весьма убедительно. Впрочем, не для нэкомата — девушка нахмурилась, с подозрением поглядывая в ответ.       — Тайданонэко-сама, прошу простить мою глупость!.. — пришлось торопливо выходить на новый уровень почтения. — Я была маленькая и не могла видеть всё ваше величие!..       Девушка помолчала и наконец-то расслабилась, расплываясь в добродушной улыбке. Приблизилась совсем уж вплотную, с любопытством заглядывая мне в глаза.       — Так уж и быть, ты прощена…       Стройное тело, наконец, отодвинулось, и я вздохнул с облегчением, впервые за столько лет по-настоящему испугавшись. Хорошо, что сидел: коленки дрожали так, что наверняка навернулся бы, если б стоял.       Иоко-сэнсэй повела ладонью и нэкомата легко вскочила на ноги, спустя миг оказавшись у женщины за спиной и игриво навалившись ей на плечи. Заботливо обняла, прижавшись подбородком к морщинистой щеке настоятельницы.       — Сикигами нельзя просто так передать, — заговорила женщина. — Формальных запретов на подобное нет, но позднее ты сама поймёшь, почему это почти невозможно… Да, Момо-тян, не удивляйся: я хочу, чтобы несмотря ни на что ты стала профессиональным оммёдзи и научилась самостоятельно призывать сикигами, обрела своего защитника. Дух-хранитель был бы очень полезен кому-то вроде тебя, чьи силы пока ещё спят или запечатаны.       — Но ведь…       — Не перебивай, — женщина качнула головой. — Семья Аоки известна своим оммёдо и ведёт род от самого Абе-но Сэймэя, что тебе прекрасно известно. Твой отец — сильный оммёдзи. Твой дед — Изао-сан — также весьма умел в заклинании духов. Если бы ты вышла замуж за Гото Ясуо и родила сына — мальчик тоже стал оммёдзи, преумножая славу семьи и великого предка. Таков наш уклад: женщины хранят традиции и древнее знание, мужчины — практикуют оммёдо.       Я кивнул, соглашаясь… но спустя миг вздрогнул.       — «Если бы»? Что значит «если бы вышла»? Вы не шутили, говоря о помощи?..        — Аоки Изао в раздумье, — ответила женщина. — Твой будущий брак — это хорошая возможность устранить одну из проблем для семьи. Но и твои успехи в оммёдо — особенно учитывая провальный моэйору сэйшин — также весьма впечатляют. Глава колеблется: выгода от второго начинает перевешивать выгоду от первого.       — Но как же помолвка?       — Если Аоки Момо добьётся выдающихся результатов в оммёдо, то её место вполне способна занять Мацумото Фумико, — ответила женщина, будто размышляя вслух. — Думаю, ты заметила, что эта девушка неравнодушна к Гото Ясуо?       Я кивнул, подтверждая очевидное — Фуми-тян не скрывала своего интереса.       — Но, — добавила настоятельница. — Тебе ведь невдомёк, что и Ясуо-кун тоже колеблется?       — Что вы хотите этим сказать? — снова настала пора удивляться       Женщина улыбнулась.       — Вот же простая невинность… Ваша троица с детства знакома, так неужто ты думаешь, что только вам с Мацумото Фумико пришлось подрасти? Гото-кун больше не тот самый мальчишка, что шесть лет назад. Юноша становится старше и незаметно даже для себя самого начинает видеть в вас не только подруг. Отнюдь не подруг…       К чему-то подобному я давно готовился, но, сказанное просто в лицо, оно всё равно обескураживало.       — Мне бы… мне бы не хотелось мешать Фумико-тян, — сказал я негромко.       Женщина добродушно улыбнулась.       — Прекрасно. Именно это я и хотела услышать, — ответила она. — Твой брак с Гото пошёл бы на пользу роду Аоки, но как оммёдзи — я в этом уверена! — ты принесёшь ещё больше выгоды. И одна из причин, почему вас хотят отправить за пределы поместья — это узнать, на что вы годны в оммёдо. Непривычная обстановка будет способна раскрыть дремлющий потенциал… И именно для этого я буду учить вас сикигами-но-дзюцу.       Она замолчала на миг.       — Аоки Изао примет решение исходя из ваших практических результатов.       Мне стоило огромных усилий, чтобы не сорваться с места и не прыгнуть в объятия каннуси! Довлеющий груз, незримым мечом висевший над головой всё это время, все эти годы, внезапно стал легче на сотни порядков!       — До вашего отъезда немногим менее месяца, — продолжала женщина. — За это время я посвящу вас в подробности ритуала призыва. А ты, Момо-тян, должна будешь поговорить с Гото-куном. В иной ситуации я бы не посмела вмешиваться в чужую личную жизнь, но сейчас стоит вопрос о благополучии двух семей. Поэтому, как твоя каннуси, я велю поговорить с этим юношей: объясни, что у тебя нет к нему чувств.       — Это… — я вдруг почуял неловкость. — А это будет не слишком жестоко, так прямо заявить об отказе?       — Ясуо пока на распутье, он не делал выбор, — покачала головой женщина. — Он легко справится с этим. К тому же, возможно мы ошибаемся и у мальчишки просто влечение к твоему телу…       — Иоко-сэнсэй!..       — Шучу я, шучу… — рассмеялась женщина и легонько похлопала нэкомата по руке. — Возвращайся, Тай-тян…       Девушка-кошка мгновенно растаяла, обращаясь в бумажного человечка и падая на ладонь настоятельницы.       — Момо-тян. Ты тоже пока возвращайся к работе, — сказала каннуси. — Но когда на занятия придут Мацумото и Гото, обязательно заговори со своим другом. За этот месяц ты должна набраться смелости и объясниться с ним…