Все Круги Ада. Освобождение

      Расправу прекратил Светлый Брат. Внезапно появившись над ними, он плеснул светом, выдавая свое волнение, и Брат Тьмы едва не вырвался, забившись в муке враждебного огня. Но Властитель Жизни быстро поставил предел своей силе.       - Остановитесь! Вы что, не знаете, что нельзя отнять душу у Властителя против его воли и остаться безнаказанными? Проклятие, произнесенное им в свой смертный миг, разрушит мир, сбросит Целое в Ничто, даже если он лишен силы.       - Проклятый не умирает. Господин только приказал сделать его покорным.       - Для Князя Тьмы это хуже смерти. Вы погубите все!       Среди стихий зародилось сомнение, Графа отпустили. Гавриил растворился в воздухе - отправился к Престолу спросить совета.       Властитель Смерти сел, приходя в себя, поднял глаза на блистательного Брата. Светлый Брат всегда хорошо понимал его, даже лучше, чем сам хозяин. Но тем больше было оснований опасаться его. Потому, когда Властитель Жизни обратился к нему, Граф отвернулся, не желая отвечать. Он не чувствовал благодарности. Возможно, Брат просто лишил его возможности отомстить, и сейчас, иначе, изощреннее, но все продолжится снова.       Вернулся архангел. В приговоре, который он принес, не было ничего утешительного. Раз у Брата Тьмы нельзя было отнять волю насильно, то он отдаст ее сам. Простое доверие, любовь, нежность, радость, - все, что снимало защиту, лишало на мгновение ненависти, - делало его уязвимым для подкрадывающегося похитителя души. Он не будет знать, в чьем обличье явится кара, кто и когда это будет, ученый ли, исследующий его мозг, хирург ли, берущий у него органы, простой ли уборщик или даже возрожденный зулл, - любой момент, любое доверчивое прикосновение, когда он не ждет и не готов сопротивляться, может стать для него губительным.       И после этого Граф замкнулся еще больше, вздрагивал, когда к нему прикасались, испытующе, вопросительно глядел на приближающихся к клетке. Тянулись века, а он оставался один, вечно готовый обороняться, свыкшийся со своей болью и ненавистью.       Но вот случилось, когда к нему пришел Властитель Жизни. Светлый Брат ни разу не появлялся здесь, за исключением того случая, когда не позволил лишить его воли. Тем неожиданнее был этот визит.       Граф не спал, когда появился он. Властитель Жизни возник внезапно, посреди комнаты, и посмотрел на клетку. Брат Тьмы во время подобных визитов всегда закрывался, готовясь сопротивляться, и давно уже не встречал такого взгляда, присущего лишь обитателям Обители, высшим сущностям, - взгляда отчужденного и погруженного в себя, и все же зрящего саму сущность вещей, взгляда превосходства и первородства.       Граф встал. Несмотря ни на что, он всегда был неравнодушен к Брату, но сейчас они находились по разные стороны баррикад и Брат Тьмы не знал, чего от него ждать теперь. Каждое мгновение ожидая шквала муки от ошейника, он все же не опустился на колени, а лишь склонился в приветствии, как полагается лишенному власти перед Властителем. Граф признавал его силу, и только.       - Приветствую тебя, Брат Тьмы, Брат мой. - Брат Света медленно приблизился к клетке. Властитель распрямился. Такое приветствие говорило, что гость признает его родство и желает говорить как с равным.       - Приветствую тебя, Светлый Брат мой. Что привело тебя в это место? Чего Он хочет от меня еще?       - Я пришел не от Его имени. Просто, хочу знать, как ты здесь. Я давно ничего не слышал о тебе.       - Ты и так прекрасно знаешь.       - Я не всеведущ, так же как и ты.       - Так что же ты хочешь знать? Вы сами позаботились о том, чтобы у меня было прекрасное времяпровождение. Пойди спроси Его, какое у меня расписание. Он его составлял.       - Я помню, что между нами было. Но почему бы тебе на время не забыть свою ненависть и не ответить мне?       - Иначе в ход пойдет ошейник?       Гость молчал, и Брату вдруг стало все равно.       - Хорошо, - сказал устало. - Что ты хочешь знать? Нас стало много, мы солдаты, рабочие, юристы, звездолетчики, прислуга, доноры... Все, что угодно. Мы не люди, просто андроиды, синтезированные в колбе, роботы, чье производство намного дешевле, чем обычных машин. Тем более, что мы способнее и гибче их. У нас искусственная память, неограниченный срок годности, целебная кровь, необходимые для людей органы, высокая производительность и отсутствие прав. Моя единица - исключение. Я просто эталон, хранитель памяти. Мое дело сидеть в этой клетке и оставаться собой. С меня не спускают глаз - клетка под напряжением, цепь из особого сплава, и на нее тоже можно дать электрический разряд. - И с вызовом добавил: - Рубильник вон там, в углу, около барабана. Можешь попробовать.       - Ты оскорбляешь меня.       Граф только посмотрел на него и продолжал, как ни в чем ни бывало:       - Костюм прошит электродами и связан с этим ошейником. Это анализатор. Выдает им информацию о температуре моего тела, пульсе, дыхании, давлении, эмоциях и так далее. Впрочем, это даже хорошо. Благодаря ему, надо мной не стоит охранник и не пялится на меня денно и нощно. Так я имею хоть иллюзию уединения. Когда я схожу с ума, меня заменяют - извлекают кестек и возрождают снова, уже нормальным. Да, чуть не забыл. Часть из нас продают экзетам. Их осталось немного на завоеванных ими планетах, в колониях. Они уже не так могущественны, и Земля подписала с ними мирный договор. Тем из нас, что предназначены для них, память стирают полностью, записывают только несколько команд, как собакам, чтобы мы понимали кестек. Иначе нас очень быстро приходится убивать, даже с той псевдопамятью, которая внушает, что мы рождены для донорства. Те, кто остался мной, у кого есть еще память, существуют только для того, чтобы ложиться под нож, для размножения, - любопытные могут осмотреть зал саркофагов, их там около пятисот. Поверь, это чудо техники. Сам фиксирует, сам умерщвляет, сам разделывает тело, собирает и консервирует кровь, возрождает, стирает и записывает память, дает наркоз и приводит в себя. Подогнан точно по моему росту, сидит как перчатка.       - Но все же они делают это достаточно гуманно.       - Гуманно? Я ненавижу их гуманность. Это лишь лицемерная игра слов! Они не воюют сами, они посылают нас - презренных убийц. Они не казнят преступников - они стирают им память, как будто это не есть убийством, таким же уничтожением личности, как и электрический стул. Да, они не делают это на площадях, наслаждаясь болью и кровью, нет, это неприлично, это коробит их. Но в закрытых камерах, вдали от людских глаз, - вполне приемлемо. Палачи, которые, опуская топор, зажмуривают глаза - вот кто они. А то что делают со мной? Разве гуманно так обращаться с человеком, разумной личностью? А как же быть, ведь так выгодно иметь меня тысячами, продавать, использовать, разбирать? Это так дешево, так облегчает жизнь! Но не беда, достаточно назвать меня андроидом, роботом, и совесть их будет чиста. Какие убийства? Это размножение, тиражирование. Донорство? Нет, это технические достижения благороднейшей деятельности - медицины. Разве можно убить машину? Особенно, если она штампуется сотнями идентичных экземпляров. Вот и вся гуманность. Это только способ осознавать себя чистыми и праведными, но так, чтобы ни в чем при этом не пострадать. Есть тут такая организация, Союз защиты прав андроидов называется, кричит, что мы тоже люди и чувствуем. Вот этих я ненавижу больше всего. Самое страшное, что они могли придумать, - проверка на гуманность процесса нашего умерщвления. Меня тогда положили в саркофаг, не отключив костюма, специально создали такой ошейник-анализатор, чтобы не мешал лезвию. И я умирал, а они наблюдали, страшно ли мне, чувствую ли я боль, как долго длится моя агония. Подслушивали... Будь моя воля, их бы я уничтожил первыми. Смерть - самое интимное, что может существовать в мире. Меня лишили и этого. Гуманность! Они просто лицемеры, слишком слабые для того, чтобы убивать, но не способные и отказаться от этого. Им надо, чтобы кто-то делал это для них и за них. Знаешь, вроде барышни, что не может сама зарезать курицу, нос удовольствием ест мясо. Так, они вновь начали космическую экспансию, потому что есть мы, которых можно послать умирать и уничтожать все сопротивляющееся вместо них. Воины - единственные андроиды, которым не запрещено убивать. Всех, кроме людей, естественно. Им вреда не принесет ни один из этих живых мертвецов со стертой памятью. Для человека не опасен ни один из солдат, но их все равно боятся, не подпускают близко, они внушают отвращение. «Кровавые убийцы»! Сразу после формирования памяти заковывают и под наркозом вышвыривают из звездной системы во внешний мир, воевать на чужих мирах, убивать для человека и расширять его владения. Если корабль с андроидами-солдатами только приблизится к этой системе, его расстреляют без расспросов. Из страха и отвращения, потому что они убивают, а люди такие чистые, гуманные... Гуманность! Лучше бы они брали топор, чтобы я мог видеть и был готов, а не запирали в этом гробу - ждать, когда кто-то из них решится нажать кнопку и запустить лезвие, которое перережет мне горло. Если бы было возможно, они бы и это поручили мне. Я и так почти все делаю сам. Укладываюсь, фиксирую голову, закрываю крышку, слежу, чтобы нож оказался в нужном месте. Я и автоматика. Ты знаешь, что однажды я ошибся, не рассчитал точно, где пройдет лезвие, и неправильно лег. Всего несколько сантиметров, и нож наткнулся на этот проклятый ошейник, надетый на меня вами. Аппарат заклинило, и я лежал недорезанный и задыхался, пока они не вызвали ремонтную бригаду и не заменили лезвие, потому что никто из них не решился добить меня вручную. Ну да, я сам виноват, теперь каждый из нас обязательно следит, как ложится. А тем из нас, кто предназначен в доноры, когда мы встаем из саркофага, завязывают глаза: кое-что показывать нам просто негуманно. Как будто я и так не знаю, что за дверью стоит толпа медсестер, ждущих только, когда меня усыпят, чтобы начать разбирать мое тело. Что меняет их повязка? Да и повязку-то они надевают не из милосердия, а из страха, что я смогу внушить им отпустить меня, просто из страха смотреть мне в глаза. Если бы они могли, - ни одного из нас не оставили бы прежним. Мы слишком страшные, жестокие, мы варвары, на нас и у нас слишком много крови. Да вот беда - воспроизводство возможно только с кестека настоящего Графа, андроиды не возрождаются. Не люблю быть донором. Это унизительно и отвратительно. Лучше, если просто отрезают голову.       - Доноров не умерщвляют?       - Нет. Мои органы надо пересаживать с живого тела, немедленно, только тогда успех стопроцентный. Их нельзя хранить, они быстро теряют свои качества и становятся обычными органами с группой крови, которая хоть и может употребляться в лечебных целях, но для пересадки не подходит никому. Поэтому меня не только не убивают перед донорством, но даже искусственно поддерживают, пока не получат все что надо. Как правило, в целях экономии в соседних операционных сразу собирают комплект нуждающихся в разных органах, чтобы ничего не пропадало зря. Но все это под наркозом, донор не чувствует ничего. Потом наблюдатель из Центра следит, как уничтожают мою голову - кестек умершего под наркозом донора не годен для воспроизводства, но Центр опасается, что найдутся пираты, которые используют меня именно для налаживания своего производства андроидов. Для этого достаточно дать заявку на донора, но употребить его не по назначению или убить без наркоза, и все прочее. Но скажи, их гуманность ведь не заставляет их уничтожать сознание донора, не выпуская из саркофага. Нет, они экономят. На то, чтобы очистить мозг, необходимы время и энергия, а значит - деньги. Повязка на глаза дешевле.       - А где держат тех, у кого еще есть память? Тех, кого только синтезировали?       - Нигде. Нас просто не выпускают из саркофага, пока не сотрут память и не запишут новую. С сохраненной личностью из него выходят только доноры и моя единица. Но перед тем, как выпустить таких, нас усыпляют. Ну, чтобы забрать кестек, сковать... Я обычно просыпаюсь уже здесь, в клетке.       - Как же тогда выбирают, что делать с каждым из вас?       - А зачем выбирать? Мы идентичны. Как правило, я узнаю, на что предназначен, когда уже проводится операция. Если выдвигается лезвие - значит, для воспроизводства, маска с газом - для донорства, электроды- сотрут память и превратят в рабочего. Долго ждать не приходится. Если синтезирование закончилось ночью, мы ждем только начала утренней смены. Ну, а доноры - немного больше: еще и когда подготовится клиника. Нас стараются не держать на свободе с сохраненной памятью, саркофаг - самое надежное место. Я могу сам захлопнуть крышку, но открывают ее только снаружи. Большинство из нас никогда не выходят из него - в нем рождаются и в нем же умирают.       - Но почему? Ведь есть же кестек? Зачем держать тебя взаперти, под постоянным контролем? Ты все равно ничего не можешь сделать.       - Могу. Видишь ли, поначалу я пытался бунтовать. Нас тогда синтезировали, выпускали из саркофага и держали под замком в одном большом помещении, всех вместе. Только кестек забирали. И я начал убивать. Каждый из нас послушен кестеку, но только своему. Нас было слишком много и мы идентичны. Когда на тебя бросается один, как ты узнаешь, кто именно, какой кестек применять? Лично своего хозяина убить я не могу, но что для меня хозяин моего двойника? Никто из нас не пытался сбежать, в этом не было смысла, так как каждый, у кого оставалась память, понимал, Кто приговорил нас к Центру и что Его приговор мы изменить не можем. Мы просто уничтожали всех, попадавшихся под руку, пока не пустили газ. После этого поменяли помещение нашего содержания. Посадили в большую клетку, которая просматривалась со всех сторон, с длинным узким тамбуром - таким коридором, в котором мог одновременно передвигаться только один из нас, да и то, согнувшись. Хозяева вызывали нас по одному по мере надобности, а пока мы проходили через этот коридор, остальные под прицелом лазеров должны были ждать у противоположной стены. Так не возникало никакой путаницы. Тот, кто выходил, находился под контролем, остальные вырваться не могли. Но все же это было неудобно - слишком много людей требовалось, ведь процесс воссоздания непрерывный. Круглосуточно дежурящий у клетки с оружием в руках отряд полиции - вещь дорогостоящая. К тому же мы устроили массовое самоубийство. Никто из нас не мог наложить на себя руки, зато убить другого ничто не мешало. Впрочем, в этом тоже не было смысла: кестек так или иначе оставался в их руках. Получилось, что мы просто сами сделали их работу. Но было решено, что такой способ смерти негуманен. И после этого Центр ввел современную систему.       - Зачем ты это делал? Ведь тебе же известно, что раз этого хочет Господин, ничего не изменить. Ты мог быть намного свободнее, если бы не сопротивлялся. Но теперь тебя содержат, словно бешеное животное. То, как с тобой обращаются, ужасно.       - Ничего ужасного здесь нет. Со мной обращаются так, как положено обращаться с андроидом, не больше. Особенно, если он не повинуется командам и опасен. Кроме того, все максимально безболезненно и автоматизировано. Меня никто не истязает. Можешь так и передать Ему. Я не боюсь Его наказания.       - Однако, ты сходишь с ума. Вряд ли оттого, что счастлив.       - Почти за триста лет это произошло лишь дважды: когда Он лишил меня способности утолять голод и после того, как попытался отнять волю. Те несколько раз, что меня заменяли еще, были ложной тревогой.