Все Круги Ада. Освобождение

      Крио так сильно надоедал врачам, пытавшимся вылечить Графа, что они посоветовали ему держаться подальше - он-де своим видом напоминает больному про экзетов. Зулл перестал мешаться под ногами, погрузился в свои проблемы. Он пролил кровь во второй раз, и то, что убитый был ужасным, отвратительным насекомым, то, что он сделал это только ради друга, не казалось ему оправданием. Но Крио помнил угрозу Графа вернуться к экзетам, если с ним что-то случится, и поэтому только молился, добровольно пошел к врачам, чтобы они помогли ему забыть грех.       Но вот однажды встретил в коридоре Ахмеда. Он ни разу не говорил с ним, но видел его в ментограмме друга и сразу узнал. Это был Сулейман-паша, еще молодой, как раз того периода, когда он поссорился и расстался со своим учеником. Это значило, что эксперимент, о котором рассказывала ему врач, уже произведен. Зулл поспешил к Графу, но дверь в его комнату была заперта, он так и не появлялся здесь с момента их возвращения. Крио отправился к врачу.       - Я видел Ахмеда. Ну что, стало Графу лучше? - Нет, не стало.       - Он не узнал его?       - Да нет, узнал и, кажется, пришел в себя. Просто, Ахмед повел себя совсем не так, как планировалось. Он попытался убить Графа, и теперь тот совсем взбесился.       - Он... подавлен?       - Подавлен? Напротив, слишком оживлен.       Граф приводил в исполнение приговор, вынесенный ему Ахмедом. Он пытался умереть или принудить Центр убить его. Нападения на сотрудников чередовались с покушениями на себя самого, но и то, и другое было бессмысленно. Да, ему удалось лишить жизни нескольких человек, но хозяин быстро положил этому конец. Он был слишком ценен, чтобы уничтожать его, и запрет делал его безопасным для кого-либо. Попытки суицида завершались воздействием кестека, а достаточно времени, чтобы умереть с его помощью, ему никто не давал. В итоге просто повторялась история с экзетами. Едва приходя в себя, Граф добивался приступа кестека. Расчет был единственно на то, что он не выдержит такого напряжения или выведет из себя своих владельцев. Над ним ввели постоянный контроль, в обязанности дежурного с кестеком входило приводить Графа в себя каждый раз, как его парализовало. Работа была чрезвычайно напряженной и нервной, пациент не слушал доводов рассудка и продолжал свое с невероятным упрямством. Его накачивали то снотворным, то транквилизатором, насильно кормили, компенсируя вред, который он себе наносил. Послали Ахмеда сказать, что он отменяет свое требование. Но турок выразил это таким тоном и такими словами, что для Графа было очевидно - он делает это только по приказу Центра. И когда Крио попросился проведать его, на это сразу дали разрешение - еще помнили, как благотворно воздействовал на него зулл, когда Графа только синтезировали.       Граф лежал под капельницей, прикованный к кровати по рукам и ногам - ремни пришлось отменить, так как они не могли удержать его.       - Можно я поговорю с ним наедине?       - Сейчас попробуем. Если этот дьявол захочет говорить. - Дежурный подошел к постели, похлопал пациента по щеке. - Граф! Граф, очнись! К тебе пришел зулл. Ты можешь хоть недолго вести себя пристойно, чтобы я не торчал над тобой?       - Заберите его.       - Руководство дало ему разрешение посетить тебя. Будь человеком, забудь хоть на минуту свое упрямство.       - Заберите его! Зуллу здесь делать нечего.       - Граф... - Крио осторожно приблизился к постели. - Ну пожалуйста... Позволь мне.       - Уходи, Крио. Не мешай.       Зулл сделал дежурному знак идти и сел на кровать.       - Граф, поговори со мной. Что происходит? Ведь я твой друг, может, я могу тебе помочь? -       Он поймал его исступленный, чужой взгляд и, видимо, что-то отразилось на его лице, потому что Граф закрыл глаза и отвернул голову к стене.       - Ты поможешь, если оставишь меня в покое.       - Я не уйду. Если ты не объяснишь мне, я останусь здесь. Ну, что же ты? Начинай, истязай себя, ведь ты больше не хочешь меня знать?       - Убирайся. - Это все Ахмед, да? Что он тебе сказал? Хотя я и так знаю. Он пришел, чтобы снова обвинить тебя. Я смотрел твою ментограмму много раз. Сделанное тобой действительно ужасно, на тебе столько крови, что ее не отмолить за всю вечность, что тебе отведена. Но в том, в чем обвиняет тебя этот человек, твоей вины нет! И если он считает себя вправе судить тебя, то почему не сделает это сам? Кто он после того, как приговорил тебя к такому? Ведь он знает, какую смерть может дать тебе кестек.       Крио нарочно начал обвинять турка, зная, что Граф станет защищать его и тем самым окажется втянут в разговор. Так и вышло: тот не двигался, но не выдержал, перебил друга:       - Ему запретили.       - Запретили? У него нет кестека, он может нарушить приказ. Конечно, Центр его накажет. Но что они могут сделать с ним такого, что бы сравнилось с тем, что ты делаешь с собой? Зачем?       - Я виноват.       - Не в том, за что ты себя истязаешь. И ты не сможешь выполнить его желание, потому что сойдешь с ума раньше, чем тебе позволят умереть. Вспомни, что было у экзетов. Лишившись рассудка, ты опять перестанешь сопротивляться. Ты не помнишь, а я был с тобой все это время. Ты снова превратишься в куклу, безвольную и послушную.       Граф открыл глаза, но по-прежнему не поворачивался, смотрел в стену.       - Я не сойду с ума. На этот раз не сойду. У меня нет такого права.       - У тебя нет другого выхода. Врачи будут поддерживать жизнь в твоем теле и не позволят кестеку разрушить мозг. Это просто бесконечное самоистязание. И ты это знаешь. И я. И Ахмед знает. Ему нет дела до опасности, которую представляет кестек, и до всего прочего, в чем обвиняет тебя. Он просто из мести, за то, что ты убил его, обрек тебя на бессмысленные мучения. Если бы все было так, как он говорит, то что ему мешает прийти сюда и убить тебя? Ведь и здесь ты принадлежишь Центру, и здесь опасен. Он легко жертвует твоей жизнью ради спокойствия человечества, но чем готов пожертвовать он сам? Его останавливает выговор, который ему устроит руководитель проекта? Все это глупости! Ахмед просто хочет, чтобы ты мучился, и чем дольше, тем лучше. Иначе он пришел бы и просто отрезал тебе голову. Ради тебя и ради людей, про которых он говорит. Ведь это можно сделать так быстро и легко, никто не успеет помешать...       Крио старался двигаться медленно и тихо, но Граф заметил, обернулся, срывая кожу, рванул цепи.       - Не смей! - прошипел с такой яростью, что зулл, занесший нож, отшатнулся. - Не смей, если не хочешь, чтобы я тебя проклял! Ты - зулл!       - Это милосердие.       - Я не нуждаюсь в твоем милосердии! Не ты!       - Ахмед не придет. Ему только нужно, чтобы ты себя истязал.       - Значит, он так хочет.       - Центр не позволит тебе умереть.       - Уходи.       - Хорошо. А если бы я попытался вывести тебя отсюда? Тогда Центр не сможет помешать, тебе не придется все время начинать с начала. На это ты согласишься?       - Ты не сможешь сделать этого. - Смогу. За мной не следят. И даже твой хозяин ушел. Мне доверяют. Ведь это я привез тебя сюда. Ты согласен?       - Да.       - Боюсь только, что кестек забрать не удастся.       - Он не понадобится. Мне нужно только время, чтобы они не успели меня остановить.       - Но я пойду с тобой.       Граф нахмурился.       - Зачем?       - Я так хочу. Пообещай, что не прогонишь меня. Клянусь, я не прикоснусь к тебе ни пальцем, ты умрешь сам. Но я хочу быть рядом.       - Тебе незачем видеть это.       - Я выведу тебя только в случае, если ты пообещаешь взять меня с собой. Выбирай. Здесь Центр не позволит тебе умереть.       - Ты не оставляешь мне выбора. - Граф снова отвернулся. - Уходи.       - Ну, уж нет! Я останусь. Ты не хочешь, чтобы я сопровождал тебя на свободе, значит, я буду здесь. Я попрошу, и мне позволят жить в этой комнате, они верят, что я смогу им помочь справиться с тобой. Ты оберегаешь мою психику? Не стоит, я в этом не нуждаюсь. Можешь начинать, давай, пытайся вырваться, заставляй кестек мучать тебя. Но я отрежу тебе голову, как только ты сделаешь это. У тебя нет выхода. Скажи, что не прогонишь меня, и я выведу тебя отсюда.       Граф долго молчал. Но у него действительно не было выхода. То, чем он занимался здесь, не имело смысла. Он уже успел смертельно устать от безрезультатных попыток.       - Хорошо. Но ты тоже пообещаешь, что не попытаешься убить меня, когда я буду беззащитен.       - Почему ты не хочешь, чтобы тебе помогли?       - Не ты.       - Со мной ничего не случится. Димортимульфазол снимает все угрызения совести.       - Как ты сказал? - Он внимательно присмотрелся к зуллу.       - Что со мной все будет в порядке.       - Нет, не то. Что тебе помогает?       - Димортимульфазол.       Граф вдруг рассмеялся.       - Что здесь смешного?       - Где ты взял такое мудреное слово?       - Меня лечит этим мой врач. И не смейся, с тобой тоже возятся психиатры... - Крио обиделся.       - Да нет, ничего. Просто, ты приобщаешься к этой культуре. Но лучше бы тебе знать другие слова... Ладно, я зря теряю время. Давай, развяжи меня или уходи.       Они долго бежали, углубляясь в заповедные леса. Граф пытался удалиться, насколько возможно, пока в Центре не хватились пропажи и не позвали раба. Он надеялся, что если спрячется достаточно хорошо, его не успеют найти до того, как все будет кончено. Крио не мог выдержать его сумасшедшего темпа, и очень скоро ему пришлось взять зулла на руки. Хозяева, видимо, или слишком доверяли зуллу, или из гуманных соображений не решались позвать беглеца с помощью браслета, причиняя ему боль. У них оказались почти целые сутки для стремительного рывка в непроходимые дебри.       Но вот Граф споткнулся, упал на колени. Крио, чувствительно ударившийся при этом, обернулся к нему. - Все. - Посеревший лицом Граф попытался улыбнуться, поймав его встревоженный взгляд, но улыбка получилась кривой. - Пора. Меня зовут. Ты не одолжишь мне свои наручники?       Зулл на мгновение обнял его и протянул руки, позволяя снять браслеты. Он тоже побледнел, но не говорил ни слова, выполняя свое обещание. Граф стал на колени и, обняв дерево, застегнул браслеты. Он боялся, что у него не хватит сил сопротивляться возрастающему зову, и хотел быть уверенным, что не сможет освободиться, когда боль станет слишком сильной.       Крио тихонько сел в стороне, наблюдая за ним, стараясь не мешать. Но когда Граф стал грызть кору дерева, не выдержал, подал голос.       - Граф, может, дать тебе платок? Тебе не придется так сдерживаться. Ты слышишь меня?       - Давай, - сквозь зубы сказал тот, и зулл набросил ему на голову большой кусок черной материи, закрыл лицо. - А лучше - уходи.       Зулл упрямо уселся на место. В отличие от кестека, браслет не парализовал Графа, ведь раб должен был добраться до господина, и по мере возрастания боли ему было все труднее скрыть ее. Крио ерзал все больше и больше. Он обещал не вмешиваться, но начинал понимать, что взял на себя слишком много.       - Браслет не убьет тебя.       Граф молчал.       - Я понимаю, ты ждешь, когда боль станет такой, что не выдержит сердце. Но ты ведь не человек и способен вынести. А если нет - то когда это случится? Я взял нож.       - Нет.       - Может понадобиться не одна неделя, а Центр будет искать тебя. Позволь мне.       - Уходи!       - Хорошо, я вернусь в Центр и приведу Ахмеда. Пусть сам посмотрит на то, что сделал! Не бойся, я никому не скажу, где ты. И ментограмму с меня насильно они снять не посмеют - я не раб и не преступник. Ахмед должен простить тебя, он сам скажет, чтобы ты этого не делал.       Не дождавшись ответа, зулл встал и отправился в обратный путь. Он не видел, как, оставшись один, Граф уткнулся лицом в дерево и тихо, устало заплакал. Ему было больно и страшно умирать так. И главное - умирать без прощения, зная, что Ахмед, человек, которого он считал своим отцом и которому верил до конца, ненавидит его. И чем больше была эта ненависть, тем сильнее Граф боготворил турка, тем больше был готов отдать ему. Месть Ахмеда помогала ему искупить свою собственную ненависть. Властитель Смерти не умел любить, но если выбирал человека, был способен только на самоотказ, ставя преграду своей силе, способности разрушить, лишался способности защититься. И дело не в самих этих людях, а в его выборе. Граф считался только с собой, со своим выбором, гордыня Властителя мешала ему отступить. Так когда-то было с Марией, с самой Землей, с Игорем. Любя и ненавидя, Брат любил и ненавидел только себя. За все время случилось лишь дважды, когда он действительно думал о другом, был способен преступить - с Сафаром, подобным ему духовно, и, как ни странно, со своей полной противоположностью - Крио. Возможно, подсознательно он видел в нем своего Светлого Брата. Но и в том и в другом случае, не желая, разрушал своих избранников, он не мог иначе, это было ему предопределено. Властителю Смерти, даже лишенному силы, власти, памяти, не следовало приближаться к живому. Граф не понимал, в чем дело, и это тоже было причиной возненавидеть себя. Граф мог проклинать, стонать о том, как ему плохо, как все это несправедливо, но удовлетворение, сам не зная того, получал только так - через Сеида, а теперь - через Ахмеда. С присущей ему жаждой разрушения Брат хотел, чтобы ему было плохо, и не мог избавиться от этой тяги.       Поэтому он промолчал на предложение Крио. Ему нужен был его муаллим. Зулл вернулся через два дня. Граф лежал так неподвижно, что Крио даже остановился, не осмеливаясь подойти. Потом все же тревожно дотронулся до его плеча. Тот поднял голову.       - Ох, а я подумал, что опоздал.       Граф устало улыбнулся.       - Нет, я спал. Просто, очень вымотался.       - Не болит уже?       - Нет. Что произошло? Меня уже не зовут.       - Давай, я тебя освобожу. Они отпустили тебя. Отдали кестек. Вот он. - Зулл расстегнул браслеты и отдал брелок. - Я рассказал, что ты с собой делаешь, и им пришлось отпустить. Люди гуманные. - Потом добавил тихо: - Там ждет твой Ахмед.       Граф сразу повеселел.       - Пришел?       - Да. Он согласился не сразу, но все-таки пошел за мной.       - Спасибо. Спасибо тебе за все. - Он встал. - Ну, значит, будем прощаться?       - Прощаться? Но почему? Ведь ты опять свободен. И Ахмед... Тебе не придется умирать.       - Я благодарен тебе за то, что ты привел его. Мне очень хотелось его видеть. Но ты не понимаешь. Речь не о том, позволит ли он мне жить. Ахмед во всем прав, но я просто не хочу умирать, зная, что он меня ненавидит. Мне надо заслужить его прощение. Надеюсь, тогда он сможет сделать это без ненависти.       - Для тебя это так важно?       - Важно.       - Мне кажется, что это ты чего-то не понимаешь. Ему нужны не твои преданность и смерть, ему просто нравится мучать тебя.       - Значит, он так хочет. Ну, все.       - Уже?       - Я не хочу, чтобы ты ходил за мной.       - Дать тебе платок?       - Не надо. От него мне скрывать нечего. Прощай. Возвращайся в Центр.       Граф заторопился, и Крио не успел произнести всех слов, которые хотел сказать ему на прощание. Он понимал, что отговорить его не удастся. И все же, как только человек скрылся за деревьями, потихоньку пошел за ним. И едва не наткнулся на них, так как оба стояли молча, глядя друг на друга. Потом Граф шагнул вперед и протянул кестек.       - Ты думаешь, я собираюсь делать тебя своим рабом? - холодно спросил турок.       - Я был бы счастлив, что нужен тебе. Все дело в твоем согласии. Но я только хочу расплатиться. Я не прошу снисхождения или милосердия, только, если сможешь, прости меня. Я знаю, это трудно, но если можно, потом, когда я буду умирать, скажи мне, что простил. Я все сделаю, чтобы заслужить.       - Ты хочешь смерти. Почему же позвал меня? Насколько я понимаю, ты уже умирал. Правда, это было больно. Решил, что я сделаю это легче? Без кестека?       - Если ты хочешь, чтобы это было таким способом, еще не поздно начать все с начала. Возьми кестек. Позволь мне заслужить твое прощение.       - За кого ты меня принимаешь? За садиста, который будет убивать тебя в муках и тем удовлетворится? Ты оскорбляешь меня. С чего ты взял, что я буду тебя истязать?       - Это будет так, как ты хочешь. Но позволь мне рассчитаться.       - Откуда ты знаешь, чего я хочу? А если я захочу, чтобы ты бегал за мной на четвереньках, как собака?       - Ты... хочешь?       - Да! Я хочу видеть, как ты взвоешь от унижения.       Граф стал на колени.       - Потом ты убьешь меня?       Ахмед недобро прищурился и молчал. Не дождавшись ответа, Граф снова протянул кестек. Турок ногой отбросил его руку.       - Я не возьму тебя! Мне не нужен раб, особенно такой, как ты. Надеешься откупиться тем, что лижешь мне ноги? Посмотри на себя! Ты ползаешь на коленях перед всяким, с кем имеешь дело, ты так легко отдаешь кестек, предлагаешь себя направо и налево, позволяешь изучать себя и создавать подобных себе, а когда приходит время расплачиваться, устраиваешь идиотский спектакль!       - Я больше ничего не мог сделать, - прошептал Граф. На него было страшно смотреть. - Они останавливали кестек...       - Да, теперь оправдывайся, что у тебя были хозяева! Но что ты делал раньше? И сейчас ведь ты свободен? Так в чем дело? Зачем ты зовешь меня? Не способен умереть и думаешь отделаться тем, что ползаешь передо мной на коленях?       Граф встал и, не говоря ни слова, направился в лес.       - Стой! Куда ты? - Ахмед догнал, схватил его за плечо. - Я еще не закончил! Куда ты собрался? Решил опять сбежать, полетишь искать приключений, а когда припечет, вернешься назад - спасите, мол?       - Нет.       - А что же тогда? - Ахмед заглянул ему в лицо. - Будешь рыть нору?       - У меня нет другого способа.       - Ну, уж нет! Ты хотел искупления? Будет тебе искупление. Ты не умрешь, останешься на Земле, пойдешь к людям. Слышишь, я запрещаю тебе уходить.       - Но ты ведь сказал, что я должен...       - Ты будешь знать, что должен. И будешь жить с этим. Ты ведь научился есть себя, правда? Ну, так покажи мне, как у тебя это выходит.       - Ты действуешь по приказу Центра?       - Тебя не должно это интересовать. Достаточно того, что я так хочу! Ты будешь здесь, в ближайшем городе. И твой зулл должен знать, куда ты пойдешь, чтобы я смог найти тебя, когда захочу. Ты будешь встречаться с ним раз в полгода и сообщать, где ты и что с тобой. Но только посмей воспользоваться кестеком, только посмей сдохнуть в этих лесах или покинуть Землю! Тебе придется искать другой способ. Вряд ли тебе это легко удастся. Я хочу, чтобы ты жил. И чтобы ты ненавидел эту жизнь. Ты будешь есть себя, слышишь?