Все Круги Ада. Освобождение

      Стреножив сийгураков, они тут же забились в пещеру и заснули, измученные переездом. Оа - от непривычки держаться на скакуне, а на Шшигильду, несмотря на грибы, все еще действовал яд, попавший в кровь со стрелами и копьями сородичей Оа. Так они и провели ночь вместе, арит и хизрак, в одной пещере, прижавшись друг к другу, так как ночью разразилась буря, да и вообще морской климат был немного холоднее, чем на затишных равнинах и в густых болотистых лесах.       А наутро их ждало пренеприятнейшее открытие. За ночь море сильно поднялось, и узкий перешеек скрылся под водой. Повсюду на берегу валялись водоросли и обломки деревьев. Один из сийгураков исчез. А сам остров уменьшил свою площадь почти вдвое - теперь волны бились почти у самого входа в пещеру. Наводнение можно было бы переждать, но остров, каменистый, почти лишенный растительности, не давал надежды на то, что здесь можно добыть пищу. Правда, в самой пещере, откуда-то из ее глубин, пробегал ручей, но жалкие коричневатые кустики, кое-где выглядывавшие среди камней, с жесткими режущими листьями, не были съедобны.       - Ты можешь переплыть на ту сторону, - сказала Шшигильда.       Оа по колено вошел в море, но тут же с испугом выскочил назад.       - Нет, не та вода. Соленая. Я не смогу в ней плыть.       Ариты дышали легкими, но, погружаясь в воду, закрывали ноздри мембранами и вбирали воздух через кожу. Соленая вода была для них непереносима. Плыть, держа голову над водой и вдыхая через нос, Оа не смог бы - ариты всегда держались под водой, а не на ее поверхности, так как объем их легких был слишком мал для этого. Переправиться же верхом на сийгураке тоже не удалось. Знавшее до этого только уютные равнины, животное не шло в воду, хрипело, теряя пену, и, после всех попыток, взбесившись, наконец, вырвалось и больше не подходило к хозяевам.       Так нелепо оказавшимся в ловушке попутчикам не оставалось ничего другого, как только ждать и надеяться, что вода все же спадет, и спадет до того, как они погибнут от голода.       Следующие несколько дней они ели сийгурака, которого удалось подстрелить из оружия Шшигильды. Хизрак с опаской наблюдала, как арит, побродив по острову и найдя несколько подходящих камешков, развел из сухого кустарника костер и жарит свою порцию мяса. Он предложил попробовать и ей, но она с отвращением отказалась.       Но вот мясо кончилось, и оба медленно слабели от голода. Шшигильда, в основном, отлеживалась в пещере, залечивая недавние раны, Оа бродил по острову, выискивая наиболее молодые побеги кустарника, которые было бы можно разжевать. Ариты были мало привычны к растительной пище, хизраку же, которой он приносил свою добычу, травянистая жвачка помогала мало. Через две недели она уже даже не вставала - сил оставалось слишком мало, чтобы тратить на это. Время от времени арит пробовал крылья - их уже удавалось безболезненно расправить, но взлететь... Лишь поднявшись на камень и прыгая вниз, ему удавалось продержаться в воздухе совсем немного. О том же, чтобы вырваться из плена - не было и речи.       Но однажды Оа принес слишком жесткие, слишком старые побеги, которые кололи даже руки, не говоря о том, чтобы их есть: все съедобное было уже оборвано. Они безо всякой надежды перебирали эту жалкую добычу, и арит сказал:       - Мы не сможем выжить здесь. Вода не падает, и мы оба умрем от голода.       - Ты все же хочешь попытаться переплыть на тот берег?       Он сделал отрицательный жест.       - Бесполезно. Я задохнусь, не доплыв и до середины. И погибну зря. Но ты можешь съесть меня.       Хизрак настороженно вскинулась.       - Точно так же, как и ты меня? - подозрительно спросила она.       - Я твоя добыча. Когда спадет вода, ты вернешься к своим. А мне идти некуда, я уже мертв, мертв с тех пор, как вы поймали меня. Мы умрем здесь оба, а так ты сможешь продержаться немного дольше.       - Какой в этом смысл? Мясо надо есть сразу, иначе оно становится несъедобным. Я объемся сегодня, завтра, а потом что? Мне нужны мои крылья! Я хочу на берег! Ведь это мое время, мой гон! А я умру здесь.       - Жареное мясо не портится так быстро.       - Я не ем жареного!       Арит сжался, пугаясь собственных слов, и сказал тихо:       - Тогда ты можешь съесть мою руку, потом - вторую. Я знаю, даже без травы шашейна можно остановить кровь и отдалить смерть. Я буду долго живым и не испорчусь. Надо только сильно перевязать то место. Я не умру сразу, и мяса хватит надолго.       Шшигильда широко раскрыла пасть.       - А кто же будет приносить мне эту гадкую траву? Лучше иди, поищи, может быть, найдешь что-нибудь еще.       Оа послушно вышел из пещеры. Бродя от куста к кусту, обрывая жесткие колючие листики, он совсем потерял бдительность. Они были так одиноки на этом острове, что опасаться, казалось, некого. А если даже и нет, то где спрятаться среди этих камней и редкой, по пояс, растительности? Поэтому для арита оказалось полной неожиданностью, когда его внезапно накрыла тень и чье-то сильное тело толкнуло вперед, на камни. Лишь почувствовав укол жала в шею и услышав низкий горловой крик, он сообразил, что это хизрак, старый самец, прилетевший ли сюда на запах самки во время гона, или просто заметивший на скалах одинокую фигурку Оа, но напавший внезапно и решительно.       Хизрак был черным - неразумным далеким родичем изумрудных хизраков. Он тут же принялся рвать мясо с плеча арита, придерживая острыми когтями вздрагивавшие под ним крылья. Оа чувствовал, как по спине ползет кровь, и немо плакал от боли. Но вдруг хищник отпустил его и взлетел. Арит не видел, что помешало ему есть, и не знал, радоваться ли этой паузе. Вот заскрипели камни, раздался еще один крик, тоном выше, - крик самки, и рядом с Оа завязалась ожесточенная схватка. Шшигильда сильно ослабела после ранения и долго голодая. Она не могла взлететь, и черный самец, то и дело бросаясь вниз, рвал ей вскинутые крылья, норовил ударить хвостом, сам оставаясь недосягаемым. Но самка все же была в расцвете гона. Притворившись, что окончательно ослабела, она приникла к земле, и когда хищник спикировал на нее, чтобы нанести последний удар, внезапно вскинулась вверх, как пружиной подброшенная мощным хвостом, и, обвивая противника все телом, удерживая его столь опасный хвост на расстоянии от себя, глубоко погрузила длинные клыки в его шею.       Когда яд хизрака перестал действовать на Оа и он смог перевернуться, оглядеться, Шшигильда уже разделила свою добычу, жадно глодала одну из лап.       - Вставай, - сказала, на мгновение оторвавшись от поглощения пищи, - буди свой огонь. Мы проживем еще несколько дней!       Эти несколько дней были всем, в чем нуждался арит. Настало время, когда, расправив крылья, он смог подняться в воздух.       - Я могу летать, хизрак! - радостно закричал он, кувыркнувшись в воздухе. - Я летаю!       Выползшая из пещеры Шшигильда печально смотрела, как, все еще неуверенно работая ожившими крыльями, арит направился к тому берегу и исчез за деревьями. Она в тоске расправила свое крыло, мучившее ее болью во время сна, не способное перенести на свободу. Черный хизрак опять порвал одно из них, и арит каждый вечер смазывал его той самой мазью, которой Шшигильда когда-то лечила его самого - это было единственным, что сохранилось из их запасов. Теперь он освободился, а она остается одна, пленница не могущественных врагов, не кровожадных хищников - всего лишь какой-то соленой воды, бессмысленно вставшей у нее на дороге.       Но арит вернулся. Тяжело летя над самой водой, он принес двух шако, положил перед ней и устало сел на камни.       - Это тебе. Свою долю я съел на том берегу - всех не смог бы перенести через воду. Я слишком долго не летал и даже налегке держусь в воздухе с трудом. Но я принес плохие вести.       Хизрак перестала рвать мясо.       - Что такое?       - Нельзя ждать, что вода спадет. Только здесь, напротив, берег подступает так близко. А дальше море зашло вперед намного больше, можно идти весь день и не дойдешь до его конца. Те равнины, по которым мы ехали, теперь под водой. Море поменяло свое место. Шипту разгневался на наши племена и забирает наши земли.       - Вам-то что! Вы можете жить в воде.       - Но не такой. Мы живем в болотах, а больше - на земле. В воде мы только рождаемся и охотимся.       - А мы рождаемся на земле.       - Но вам тоже нужна для этого вода, только немного.       - Какое это имеет значение для меня!       - Я буду носить тебе пищу. Но что, если море решит идти дальше и поглотит этот остров?       - Что я могу сделать? Я лишена крыльев и не умею плавать.       - Но у меня не хватит сил перенести тебя. Даже если я научусь летать так же хорошо, как прежде. Ты больше меня. - Если бы здесь были деревья, можно было бы бросить одно в воду, и ты перетащил бы меня на нем. Но все равно ты слишком слаб.       Арит задумался.       - Если связать крепкую веревку, такую, чтобы хватило от берега до берега, то можно притащить сюда дерево с той стороны. А потом переправить тебя на нем обратно. Тащить за веревку с берега легче, чем лететь над бревном. Наверное, я смог бы сделать это.       И вот настал конец унылому ожиданию. Оа летал с берега на берег, охотясь в ближайших лесах и принося на остров охапки длинных волокон мягкой древесной коры. Шшигильда отъедалась и они в четыре руки плели веревку, беспрестанно проверяя ее на прочность - если бы она порвалась в решающий момент, хизрак была бы унесена в открытое море, и вытащить ее ариту не удалось бы - он еще мог осилить такую ношу, зацепившись где-нибудь на берегу, а для этого канат должен быть достаточно длинным. Лететь и тянуть за собой колоду с Шшигильдой у него не хватило бы сил.       Наконец, Оа взял один из концов каната и понес на ту сторону. Вдоль реки лежало достаточно поваленных деревьев, вымытых из земли внезапно подступившей водой, поэтому найти подходящее не составляло большого труда. Крепко обвязав колоду, арит вернулся на остров и они вдвоем с Шшигильдой перетащили ее к себе. И лишь на следующий день, хорошо отдохнув, Оа переправился с веревкой на материк.       Закрепив канат за крепкое дерево, он принялся изо всех сил тянуть его, стараясь делать это как можно быстрее. Шшигильда, выросшая в степях, боялась глубокой воды, а колода - слишком неустойчивое судно, особенно при морской волне. Но в этот раз даже напряженная работа не помешала ему заметить приближающуюся опасность. Сверху тенью падал на него хизрак. Оа был безоружен, к тому же не хотел и не мог отпустить веревку, поэтому закричал, пока змей не успел приблизиться к нему:       - Подожди! Не трогай меня! Там - Шшигильда, самка хизрака, она утонет, если ты убьешь меня.       Не так слова, как сам факт, что арит говорит на настоящем языке хизраков, заставил молодого самца помедлить, сделать лишний круг. Но, в конечном счете, перед ним был всего лишь арит, старый противник и законная добыча охотников. И хизрак бросился на предполагаемую жертву. Вопреки ожиданиям, безоружный противник оказал яростное сопротивление. Глубоко оцарапав опасно приблизившийся к нему ядовитый хвост, он с силой оттолкнул его от себя. Зашипев от боли, змей отлетел в сторону и пошел на второй заход. Оа этой небольшой паузы оказалось достаточно, чтобы отскочить за дерево и, как только змей опять бросился на него, арит накинул ему на шею петлю веревки, которую так и не выпускал из рук. Хизрак взвился вверх, оборвав тот конец каната, что крепился к дереву. Но зато другая часть веревки потащилась за ним, чего и добивался Оа. Колода с хизраком ударила о берег, и Шшигильда набросилась на самца, пытающегося сбросить с себя удавку, встала между ним и аритом, грозно шипя и расправляя беспомощные крылья.       - Арит мой! Не подходи к нему!       Она была окрашена в цвета гона, и хизрак отступил, подчиняясь.       - Арит добыча... - Он мой!       Изумленный самец смотрел, как Оа бесстрашно подходит к разъяренной самке и становится рядом с ней.       - Никто не тронет его, пока он со мной. Приведи сийгураков, мы поедем в твою семью. У меня ранены крылья, и я очень устала.       Самец вскинулся и сделал вокруг нее ритуальный круг, гордо расправляя крылья и громко крича свое имя - Шу. Ее просьба означала, что она признает его мужем. Такая легкая победа, без соперников и даже без схватки с самой самкой, несказанно обрадовала его.       - Арит...       - Он пойдет со мной. Или я буду искать другую семью.       Пока самец не введет самку в свой дом, она повелевает, и Шу понесся на быстрых крыльях за скакунами. Дорога к его селению была неблизкой, в несколько дней, поэтому по пути назад хизрак гнал животных, не жалея ни их, ни себя, - боялся, что вернувшись на берег, уже не застанет своей будущей жены. Потом он только наблюдал, как Шшигильда сажает арита на сийгурака перед собой, и уже ни о чем не спрашивал.       Оа лишь изредка, устав кружить над медленно передвигавшимися хизраками, садился на круп скакуна. Но его крылья все еще недостаточно окрепли, чтобы все время держаться в воздухе. А когда проезжали по краю леса и далеко в стороне блеснуло на солнце болото, он бросился туда, опустился на берегу топи и погрузил в нее руки. Шшигильда сразу же остановила сийгурака.       - В чем дело? - Успевший обогнать ее Шу вернулся назад.       - Подожди, - тихо сказала хизрак, глядя в сторону замершего арита.       А Оа смотрел на чужие, далекие от его дома, но все же такие родные болота, вдыхал их запах, вбирал в себя их цвет, их такой особый, всегда неповторимый мир, и прощался. Он знал, что ему уже никогда не доведется увидеть ни этих, ни родных болот. Впереди ждали бескрайние, однообразные равнины, изгнание в мертвых, тесных постройках хизраков и смерть среди чужого племени. Но он не мог вернуться в болота. Он, посмевший выжить среди хизраков, он, ставший причиной гибели цвета своего племени, обрек себя следовать за Шшигильдой до конца. Он шел умирать, и этот лес, эта топь были последними в его жизни.       И когда арит медленно вернулся к сийгуракам, Шшигильда ничего ему не сказала, только, взглянув на него, зло крикнула Шу:       - Ну, веди же!       Она тоже знала, что ждет арита впереди.       Но в селении ее власть кончалась. Она становилась женой Шу, и значит, должна была ему во всем повиноваться.       До обряда бракосочетания муж запер Шшигильду в одной из комнат, и единственное, что ей удалось отстоять - это то, чтобы арит оставался с ней: бросать его одного в селении хизраков было слишком опасно. Все эти дни Оа спал у ее постели, ел рядом с ней, и очень раздражал приходящего к невесте Шу. Тому вообще не нравилось, что в его доме появился арит, не связанный для убоя и не поданный на стол, а свободно ходящий перед ним и разговаривающий с Шшигильдой, не нравилось странное отношение к этому исконному врагу его будущей жены.       А когда однажды Оа в его присутствии обмолвился, что в его родном племени не принято делать самок рабынями, взбесился совсем. И это именно Шу принадлежала идея заменить праздничную травлю дикого сийгурака травлей арита. Просто съесть его он не мог, не рискуя навсегда испортить отношения с будущей женой, но если арит падет жертвой всей семьи... В селении это предложение приняли с энтузиазмом, и Шшигильда была просто поставлена перед фактом. Она попробовала протестовать, но в ее новом положении настаивать на своем было не положено, само возражение уже считалось крамолой. Оа не надеялся, что ей удастся защитить его.       Поэтому, когда в ночь перед праздником бракосочетания дверь открылась и Шу знаком, чтобы не будить спящую самку, приказал ему выйти, арит послушно пошел за ним. Ему просто не хотелось, чтобы своим бесполезным протестом Шшигильда навредила себе. Возможно, о том же беспокоился и самец, это было их общее дело, поэтому они действовали как заговорщики, тихо и согласно. Сразу за дверью хизрак спутал ему руки и, цепко держа за плечи, отвел в другой сарай. Там, все так же молча, бросив на пол, подрубил ему крылья, одно за другим, и ушел, оставив меч рядом со связанным аритом. Этим мечом ему надлежало защищаться завтра. Во время травли жертву освобождали от пут и выпускали в круг из всех жителей селения, и тогда молодые самцы хизраков, самые сильные и отважные, по очереди пробовали свою удачу, пытаясь победить жертву. Для них это действительно было рискованным делом: нападать надо было в одиночку, пользоваться ядом и оружием запрещалось, а дикий сийгурак вооружен острым опасным рогом, так же, как арит завтра будет иметь острый меч. Единственное преимущество нападавших заключалось в том, что они всегда могли отступить и сменяли друг друга, постепенно выматывая жертву. Тот же, кого травили, сделать этого не мог, он оставался до конца. Именно поэтому Шу подрезал Оа крылья - вооруженный, ничем не связанный, он мог бы прорваться и улететь. А так ничто не угрожало сорвать травлю.       Утром в сарае появилась Шшигильда. Ей все же удалось настоять на том, чтобы увидеть арита еще раз.       - Тебе нельзя было идти за мной, Оа. Надо было возвращаться к своим.       - Я не мог вернуться.       - И мы тебя убьем.       - Я твоя добыча, хизрак. Добычу убивают.       - Ты был не добычей. Защищайся, Оа. Ни один из хизраков не позволит тебе убить себя. Но бывало, что ни один не мог убить сийгурака, если он был достаточно силен, и тогда ему удавалось прорвать круг и убежать в равнины.       - А куда бежать мне? Я давно мертв. И уже простился с болотами. Не бойся, я не испорчу твой праздник опять, не позволю так просто убить себя... Но меня съедят живьем?       - Никто не съест тебя живьем, клянусь Шипту! Я не позволю этого, я сама убью тебя.       Снаружи уже звучала, исполняемая на рогах сийгураков, громкая музыка, долженствующая пугать и злить приготовленное к травле животное. Вошедший Шу развязал арита и, вручив ему оружие, подтолкнул к дверям. Они распахнулись, и Оа, высоко держа меч, ступил вперед, на свет, в круг хизраков.       Так в тот день растерзали первого из аритов, сумевшего смотреть на хизраков, древнюю враждующую с ними расу, без ненависти. А спустя пару недель Шшигильда, первая из хизраков, что приняла арита, отложила свою первую кладку, и с одного из яиц вышел не обычный изумрудный хизрак, а шарки, залог будущего мира, чуть позже принесенный в жертву ревности мужа Шшигильды, первый из шарки принявший на себя удар гнева.