Все Круги Ада. Освобождение

      Когда Оа вылупился из яйца, впервые взглянул на свет, мир предстал пред ним зеленым, таким же зеленым, как и его кожа, разве что немного ярче и темнее. И потом, когда он вышел из воды, когда учился летать и владеть своим первым оружием, зелень этого мира никогда не изменяла ему, согревая его холодными ночами, укрывая от опасности, принося пищу и вечно новое, неожиданное. Оа не мог бы жить без этой зелени, в этих болотах он родился, в них надеялся и умереть.       Он рос, мужал, становился опытным и самостоятельным охотником. И уже втайне готовил все такое же зеленое гнездо, куда он вскоре должен был привести свою первую самку и оберегать свою первую кладку.       Все изменилось внезапно, на охоте. В тот раз он впервые наткнулся на хизрака. До этого у него еще не было такой крупной и опасной добычи. Совсем еще молодая, изумрудная крылатая самка змеи доставала из поставленных им силков попавшихся шако - пернатых голосистых существ, живших у корней деревьев и целыми днями скакавших с ветви на ветвь, голося, подобно завывающему ветру. И тогда Оа залег, подкрался к добыче кустами, и уже положил на тетиву стрелу, когда вдруг страшная тяжесть обрушилась на него сверху, подмяла под себя, ломая крылья, выбила оружие из рук... Мощный зеленый хвост взметнулся над головой арита и конец его, с ужасным жалом, способным парализовать своим ядом жертву во много раз крупнее Оа, вонзился в его шею, по телу разлилась слабость, мир из зеленого превратился в белый, поплыл в сторону. Старый опытный хизрак наклонился над добычей.       - Шшигильда, смотри кто попался.       Самка хизрака оставила силки, подползла к нему.       - Кто это, отец?       - Это арит, один из тех тварей, что прячутся по болотам.       - Арит? Какой странный! У него нет даже хвоста...       - Зато у него есть лук, и с его помощью он хотел убить тебя. Будь осторожна, их тут может быть много. Они вкусные, но опасные.       Оа не мог пошевелиться, но молился про себя болотным богам, чтобы начали есть с головы. Зеленые змеи обычно, парализовав жертву, убивали ее перед тем, как поглотить. В отличие от черных хизраков, своих отдаленных родичей, лишенных разума и в одиночку рыскавших по просторам зеленой планеты в поисках добычи, пожирали которую живьем, только парализовав, и лишь до того времени, пока жертва была жива. Но и зеленые хизраки иногда могли последовать их примеру - во время ритуальных пиршеств, из мести... А здесь он охотился на дочь старого.       - Будем есть его сейчас?       - Нет, дочка. Я же говорю, здесь их может быть много. Да и пора подумать о празднестве твоего ухода. Смотри, он еще молодой, мясо у него нежное... За полгода мы его откормим - будет, чем угостить родичей, не просто ятысы и сийгураки, ведь этот скот есть у всякого.       И старый змей взвалил Оа себе на плечи, потащил прочь от родного леса, родных болот.       Деревянное селение хизраков находилось так далеко от воды, так не походило на уютные камышовые гнезда, что у любого арита вызвало бы отвращение. А здесь его посадили на цепь в одном сарае с ятысами и сийгураками, дурно пахнущими, покрытыми гнусной шерстью теплокровными четвероногими - домашним скотом хизраков; сковали по рукам и ногам, и он не видел ни неба, ни своей любимой зелени. Сломанные во время нападения старого хизрака крылья, туго связанные грубыми шерстяными веревками, распухли и болели, пересохшая кожа потрескалась и зудела, и Оа задыхался, в полузабытьи видел родные болота, свое гнездо...       На утро в сарай пришла Шшигильда. Ей было интересно поближе рассмотреть странного арита. Она заходила то с одной стороны, то с другой, и Оа, на которого уже перестал действовать яд змеи, пытался отползти подальше, забивался в угол.       - Ну что, любуешься? - спросил появившийся чуть позже старый хизрак. - Он твой. Об угощении на твой уход еще долго будут вспоминать. Только ты смотри, позаботься о нем. Его надо хорошо кормить и поить, чтобы он набрал побольше жира. Он у них бывает очень мягкий и вкусный. А еще по несколько раз на день поливай его водой, не то он не проживет и недели. Но будь поосторожнее, он может быть опасен.       Наречия аритов и хизраков сильно отличались, но все же происходили от одного корня. Просто, ариты сохранили свой язык чистым, древним, внеся в него лишь немного новых слов, как правило, связанных с новыми предметами. Хизраки же, дальше продвинувшиеся в цивилизации, и язык изменили больше. Но все же разобрать, хотя бы приблизительно, о чем говорят хизраки, Оа мог и понимал, что его не собираются пожирать сейчас, а готовят к какому-то большому празднеству. И он с ужасом думал о тех месяцах, что ему придется просуществовать здесь, в этом деревянном жилище, окруженному кровными врагами и их животными.       Шшигильда, тем временем, исправно поливала его водой и поила. Но когда она принесла ему мясо ятыса - свежее, еще теплое, он, хоть и очень проголодался за те несколько дней, проведенных здесь, отказался есть.       - Сырое. Нельзя.       Хизрак отшатнулась, услышав его голос.       - Ты можешь говорить?!       Оа молча смотрел на нее.       - Отец не рассказывал мне, что ариты говорят. Скажи что-нибудь еще. Какой странный язык.       - Наш язык не странный. Это вы извратили свой язык, живете не по законам, вдали от воды, в домах из мертвых деревьев... А мы сохранили обычаи и речь предков.       - Как ты странно говоришь... И сам странный. Без хвоста, без чешуи, и зубы маленькие... Как ты можешь ими есть? Гладкий... - Она протянула к нему руку, но сразу отдернула. - Ты укусишь меня?       Оа молчал, и хизрак все же дотронулась до него, провела рукой по плечу.       - Гладкий, совсем гладкий... На, ешь. - Она поднесла мясо к его рту.       Арит отвернулся.       - Нельзя. Сырое.       - Что значит "сырое"?       - Не приготовленное на огне.       - Вы едите горелое мясо? Какая гадость!       - Не горелое, а жареное. Мягкое, соленое.       - Отец говорил, что вы держите огонь у себя на болотах. Но он же страшный, жжется...       - Огонь нельзя трогать. Надо быть рядом с ним. Тогда он греет, готовит пищу, светит.       - Я не умею готовить пищу и боюсь огня. А отец говорит, что ты должен хорошо есть... А молоко сийгураков вы тоже сжигаете на огне?       - У нас нет сийгураков. Мы только охотимся на них.       - Я принесу тебе молока. А что еще вы едите без огня?       - Плоды шепу. Большие, мягкие. И сердцевину осоки. Она тоже сочная.       - Хорошо. Только, ты должен много есть. Ты худой...       - Лучше съешь меня сейчас... Я все равно не смогу здесь жить, - с тоской сказал Оа. - Я слепну без зелени, задыхаюсь без запаха болот...       Шшигильда посмотрела на него и вышла. Она не призналась никому из семьи, что говорила с пленником, понимая, какую это может вызвать реакцию. Старая закоренелая ненависть, вражда добычи и охотника непоколебимо стояла на заслоне малейшему взаимопониманию между двумя древними расами, а то, что арит и хизрак смогли просто поговорить, прикоснуться один к другому не с ненавистью, не с чувством голода и жаждой уничтожения, а просто с любопытством, объяснялось, скорее всего, тем, что до этого оба не встречали представителя другой расы воочию. Да, они много слышали друг о друге из легенд, из уст опытных охотников, может быть, даже пробовали мясо друг друга. Но то, с чем они столкнулись сейчас, оказалось совсем иным, чем было в рассказах. Не просто кровожадное чудовище, не просто добыча, мясо столкнулись здесь. Оба увидели перед собой разумное существо, говорящее, чувствующее, живущее своей жизнью. И пусть они стояли по разные стороны жизни, арит не забывал, что его ждет, что настанет время, когда именно эта змея вонзит в него зубы, а для хизрака он оставался угощением, предназначенным на стол в самый большой ее праздник, сейчас они все же могли смотреть друг на друга иными глазами.       Поэтому вечером, в темноте, сторонясь глаз сородичей, Шшигильда привезла на сийгураке огромную охапку свежесрезанного болотного камыша. Прокравшись в сарай, хизрак бросила ее ариту и молча исчезла. Оа посмотрел ей вслед и зарылся лицом в родную душистую зелень, принесшую с собой воздух и свободу болот, воспоминания о гнезде и родном племени...       Пару дней Шшигильда исправно кормила свою новую игрушку с рук. Но дело шло неважно. Ариты не были приспособлены просто рвать пищу зубами, как это могли делать хизраки, они ели с помощью рук. И молоко, которым поила его змея из большой деревянной чаши, большей частью проливалось, а поднося к его рту плод шепу, она всегда опасалась, что он укусит ее за руку. Поэтому, не выдержав, спросила:       - А если я развяжу тебе руки, ты бросишься на меня?       Оа отрицательно покачал головой.       - Я на цепи...       - Да, но все же...       Она подергала цепь, проверяя, прочно ли она прикреплена к стене и надежно ли держится ошейник, и лишь после этого развязала ариту руки. И сразу отскочила к дверям. Но тот и не думал кидаться за ней. Осторожно вытянул затекшие конечности, разминая их, и застонал от боли и наслаждения. Уже не один день сидел он так, лишенный возможности пошевелиться. Потом развязал ноги.       - Что ты делаешь?! - закричала Шшигильда, не зная, убегать ли ей, или попытаться парализовать арита.       - Развязываюсь, - спокойно сказал он и прошелся по кругу, насколько позволяла цепь. Потом опять уселся и взял шепу. - Видишь, я ем, как ты хотела. Набираю жир. Я не убегу. - Он показал на ошейник. - Его снять ведь не сумею.       Хизрак немного успокоилась и опять приблизилась к нему, но так, чтобы цепь мешала пленнику дотянуться до нее.       - Если вы не знаете огня, - спросил арит, - как вы делаете железо? Эта цепь, оружие, замки? Ведь расплавить его можно только на огне.       - Мы его не делаем, а добываем, - просто ответила Шшигильда. - Иногда мужчины нескольких семей собираются вместе и нападают на какое-нибудь селение аритов. Там мы забираем все железо, а потом делим между семьями.       - И съедаете всех жителей, разоряете гнезда, - холодно сказал Оа.       - Но ведь и ты хотел убить меня. И съел бы, если бы не помешал отец.       Арит не ответил.       - А почему ты не развязываешь крылья?       - Я не могу - не дотянусь. И очень больно.       - Больно?       - Старый хизрак сломал их, когда ловил меня. И веревки режут. Наверное, я уже не смогу летать.       - А зачем тебе летать? Ведь здесь же, - хизрак оглянулась, меряя на глаз размеры сарая, - негде летать.       - Да, летать мне уже не надо. Но все равно очень больно. Я даже спать не могу. Долго еще до твоего праздника?       - Долго. Принести тебе еще шепу?       - Я и так много ем. Больше не могу.       В тот вечер, перед сном, Шшигильда спросила у отца:       - А крылья у аритов такие же, как у нас?       - Такие же.       - Точно-точно? Каждая косточка одинаковая?       - Да, одинаковая. А зачем тебе? - спросил старый змей. Расспросы дочери мешали ему уснуть.       - Так, просто. Они такие другие, а крылья одинаковые, - ответила она, заинтересованно рассматривая и ощупывая свое крыло. - Почему, отец?       - Потому что древний бог Шипту, придя на эту землю и умирая, породил нас из своих крыльев. Левое крыло он бросил в болото и там родились ариты. Правое упало на равнины - и появились мы, хизраки. Но только ариты были очень жадные, и все кричали: "Нам, все наше, все леса наши, все болота наши, вся лесная и болотная дичь наша!" И поэтому Шипту дал им две лишние загребущие лапы и лишил хвоста с жалом, потому что яду в них и так много. А нам, хизракам, подарил власть над ятысами и сийгураками, чтобы мы были самые быстрые в небе, насыщаясь ятысами, гордо паря там, и самые скорые на земле, седлая сийгураков. Нам не надо мокнуть в воде, добывая пищу, и на нас - изумрудная кольчуга бога - чешуя. А ариты голые, они потеряли чешую - знак Шипту в своих топях. Поэтому мы избранные, наследники божественного Шипту, а они предназначены нам в пищу. Спи. Ты очень много занимаешься своим аритом. Лучше готовься к уходу. Ты уже выбрала, в какую сторону пойдешь? На юге живут богатые и могущественные семьи, в них сильные и красивые самцы. А на востоке ничего нет, кроме лесов и болот. Иди на юг. Там ты будешь счастлива.       - Я еще не знаю, отец. Я думаю. Ведь и на западе большие семьи.       На следующий день она не принесла в сарай еды. Зато с помощью сийгурака втащила большой чан с водой и несколько ножей. Когда же хизрак заперла дверь и сняла с жала чехол-украшение, арит встал.       - Ты ведь не будешь есть меня живьем?       - Залазь в воду и мойся.       И когда он вылез из чана, Шшигильда расправила крылья и кинулась на него, выбросив хвост вперед, так, чтобы пленник не успел нанести ей вреда до того, как она его парализует. Но Оа и не думал сопротивляться - цепь делала это бессмысленным. Просто поспешил покрепче зажмуриться, пока яд не сделал этого невозможным, чтобы не видеть своей смерти и крови, когда хизрак принялась терзать его живое тело, вонзила нож в измученное крыло...       Потом она вдруг отпустила его и исчезла, а Оа лежал до темноты, не в состоянии пошевелиться и даже застонать, слыша, как подходят и обнюхивают его тело ятысы, как медленно ослабевает действие яда. Наконец, он смог двинуть ногой, потом сесть. Он был цел, только крылья нестерпимо болели, но были свободны. Осторожно ощупал их все еще непослушной рукой: они были перевязаны грубой шерстяной тканью, сочившейся кровью, его кровью. Арит медленно придвинулся к чану с водой и опустил в него голову. Вода тоже имела вкус и запах крови, но возвращала ему жизнь с каждой минутой.