Все Круги Ада. Освобождение

      Агитпоезд дернулся и замер. Во все окна и двери полезли разношерстные звери, брязгая оружием, стреляя и крича матом. Изо всех купе отвечали, но отпор был слишком слаб - состав еще до этого значительно потрепали белые, людей и боеприпасов мало, перестрелка затихла минут через двадцать. Агитпоезду было суждено стать жертвой банды. Оксана отпустила голову Алексея - поздно, мертв. И нечем отстреливаться. Когда ворвался враг, она отбивалась до последнего, но он, сообразив, что кроме собственных кулаков и ногтей, ей рассчитывать не на что, решил попользоваться. Зажал в угол и полез руками. Девушка оттолкнула его и бросилась к выходу - не вышло, затащил назад. Борьба все еще продолжалась, когда двери в купе отворились, и на пороге появился новый махновец. Он не вошел внутрь, так и остался на пороге, быстро обыскивая глазами углы. Несмотря на то, что ей было не до этого, Оксана сразу узнала его: Граф! Челюсти сцеплены, на смуглых скулах - горячий румянец, глаза возбужденно блестят, в них, как хмель, плавает жестокое упоение - он в своей стихии. Граф сразу сообразил, что здесь происходит, усмехнулся, глядя на Оксану, повел дулом нагана, давая знак нападавшему. - Отойди, это моя. - А не жирно будет? Где ты раньше был? Подожди, и на твою долю достанется. - Отойди! - Убирайся! - раздраженно крикнул махновец и попытался захлопнуть двери, но неудачно - Граф не пошевелился. - Ты меня знаешь. - Пошел... сука! - бандит снова придвинулся к Оксане, обхватил ее за талию. - Отойди! Махновец не ответил, преодолевая сопротивление девушки, рванул платье. Оксана снова забилась в его руках, пытаясь выскользнуть. Ударил выстрел, посыпалось стекло, и он оглянулся - Граф, привлекая к себе внимание, стрелял в окно. - Последний раз говорю. - Ах ты... Махновец выхватил револьвер и тоже выстрелил. Но Граф успел отскочить и ответить. Он никогда не бил мимо - противник выронил оружие и пополз по стене на пол. Это произошло так быстро, что Оксана не успела и перевести дыхания. Два хищника подрались за добычу, и победившим оказался пришелец. Переступив через труп, он шагнул к девушке. - Нет, - сказала Оксана, пытаясь заслониться от него руками. - Да. - Граф сжал ее плечи. - Ты пойдешь со мной. - Нет! - закричала она и рванулась от него. - Пусти! Не прикасайся ко мне! - Ну, зачем же так? Неужели ты хотела его? - Он пнул ногой тело убитого. - Он тебе больше понравился, да? Бандит осторожно, но крепко обхватил ее, взял на руки и понес прочь. Оксана вырывалась, била его по лицу, царапала, но из его тисков освободиться было невозможно. Когда его увидели с этой ношей на руках, со всех сторон посыпались смешки, шутки. Граф на них не реагировал, усадил Оксану на коня перед собой и шагом поехал в лес. Поезд подвергался разграблению. - Успокойся, - заявил "волк", - от меня ты все равно не уйдешь. Оксана, казалось, действительно смирилась и замерла, потупившись. Но это было только видимостью - она напряженно и мучительно думала, пытаясь найти спасительный выход. Вот рука ее медленно и осторожно потянулась к его кобуре; он не двигался, и она уже положила на нее ладонь, нащупывая застежку. В этот момент Граф перехватил ее запястье. - А вот этого не надо. Привлечет внимание. - Он бросил поводья и обнял ее. Она сжалась, боясь дохнуть - его руки жгли ее раскаленным железом. Он заметил ее реакцию. - Тебе неприятно, когда я прикасаюсь к тебе? Неужели я так противен? - Граф наклонился и зашептал ей на ухо: - Я красив, молод, силен, многие были бы рады со мной... Я умею защитить и быть нежным, я могу сделать тебя счастливой. Скажи, чем плох Граф? Разве твой Федор, рыжий дурак, может сравниться со мной? - Он замолчал, ожидая ответа, но его не было, и тогда снова заговорил, но уже выпрямившись, быстро и резко: - А ты помнишь, как ударила меня ножом? Как ты отказала мне, когда я всего-то и хотел, что видеть тебя? Тебе не кажется, что теперь мой черед? Пора платить за все. Сейчас хозяином оказался я, так что будь добра, слушайся меня. - Он опять наклонился к ней. - Ты будешь со мной, до конца. Потому что я хочу этого. Но сейчас война, не забывай! Трофеи делят и распоряжаются ими победители. Не бойся, это будет недолго. Я не успею причинить тебе вреда. Оксану замутило от ужаса, когда Граф снял ее с лошади и положил на траву, тут же, под деревом. Он действительно обходился с ней, если можно так выразиться, нежно, боялся причинить ей боль, но вырваться, разжать его объятия у нее не хватало сил. Девушка отбивалась и молила не делать этого. Очень редко признавая себя слабой, она понимала, что в этой ситуации слишком слаба, чтобы защититься. Граф был глух к ее мольбам, он припал к ней, покрывал поцелуями ее лицо, шею, руки, гладил ее волосы. Оксана упиралась ему в грудь, царапалась, кусалась; наконец, ей удалось высвободить одну руку, но все же дотянуться до его кобуры не удавалось. Беспомощно она шарила по его поясу, и лишь случайно нащупала любимый нож своего врага, складной, с распятием на рукояти. Как ни был Граф занят, он все услышал рядом с собой мягкий щелчок надежного механизма и успел отскочить прежде, чем лезвие вошло ему в спину. Оксана тоже поднялась на ноги, сжимая в руке оружие. Оба тяжело дышали и с напряжением смотрели друг на друга - каждый ждал нападения. С "волка" сразу сошло возбуждение, когда он увидел ее отчаянную ненависть. - Ты... хочешь убить меня? Я так тебе отвратителен? - Не приближайся, - ответила Оксана хрипло. Она слишком хорошо понимала, что справиться с ним у нее сил не хватит. Граф некоторое время смотрел на нее, потом озлобление промелькнуло в его взгляде, он сделал неожиданный выпад и выхватил нож из ее рук прямо за лезвие. Оксана вскрикнула и бросилась бежать, но упала, споткнувшись. Здесь он снова настиг ее, подхватил на руки и понес назад. Лошадь ждала на том же месте, ее не пришлось ловить. - Ну? - спросил Граф, когда они тронулись. - О, ты плачешь? Ты ненавидишь меня. - Интонация его опять поменялась, голос стал глухим и усталым. - Но скажи, неужели тебе действительно так противно, когда я обнимаю тебя? Ты не хочешь, чтобы я тебя касался? Разве лучше было бы, чтобы я оставил тебя той скотине? Молчишь?.. Он привез ее в лагерь махновцев, посадил в землянку и, забрав предварительно все оружие, запер одну. В землянке, у противоположной от дверей стены, стояли нары, сбоку от них - стол, с молоком и хлебом на нем, на полу возле входа - ведро с водой и ковшом, рядом висел тулуп. Вот и все. Окон нет, двери заперты, вырваться невозможно. Оксана села на нары и задумалась - ничего хорошего впереди у нее не было. Здесь, на фронте, она уже слышала о Графе. После того, как он исчез из города, никто не знал, что с ним произошло. Но вот по окрестностям прокатился слух о некоем Графе, махновце, славящемся своей жестокостью и хитростью. Он часто действовал в одиночку, проводил самые рискованные операции, но благодаря своей ловкости всегда избегал поимки. Он был первым палачом в банде, приводящим в исполнение смертные приговоры, несколько раз один проникал в штаб противника и вырезал офицеров. Белые назначили за его голову высокую цену, красные охотились за кровавым убийцей. Сами махновцы опасались его шальной безжалостности и презрения к опасности. Его конь Стикс также получил довольно широкую известность. Арабский жеребец славился своим умом и беззаветной преданностью хозяину. Обладающий гипнотическими способностями Граф выдрессировал его лучше любой собаки, Стикс, казалось, понимал любое его слово или знак, и никого не подпускал к себе кроме него. Смуглый всадник на вороном, без единого пятнышка, коне наводил ужас и заставлял охотиться на него. После того, как девушка слышала о его преступлениях, да и знала его довоенное прошлое, не удивительно, что она впала в отчаяние. Уже спустился поздний вечер, когда скрипнула дверь и вошел Граф. Оксана прижалась к стене и мерила взглядом краткое расстояние между ними. Он зачерпнул воды и пил, искоса поглядывая на нее. - Ешь, - сказал, вешая ковш. Взял тулуп и ушел, опять заперев двери. Девушка устала, и сама не заметила, как легла на нары и закрыла глаза. Проснулась она оттого, что почувствовала рядом чье-то присутствие. Было утро. Около нар, совсем близко от нее, держа за руку, присел стоял Граф. Оксана вскочила, но руки он не отпустил. - Не бойся, я не трону тебя. Ты с красными? - Да, - ответила она после колебания, отвечать ли вообще. Но, в конечном счете, ему и без того было известно, с какого поезда он ее снял. - И ты хотела бы попасть к ним? - Да. - Тогда слушай. Меня здесь не будет до вечера. Ты не должна пытаться сбежать, стучать, кричать, шуметь вообще, хорошо? Никто не должен знать о твоем присутствии. Спи, читай, возьми нитки, там, на полке, и зашей платье. Но только не шуми. Вечером я приду, и мы поговорим. Оксана молчала. - Я не хочу, чтобы ты стала жертвой Гани. - Чем ты лучше его? - Я же сказал, что не трону тебя. Ты будешь вести себя тихо? - Хорошо. Граф как-то странно посмотрел на нее и ушел. Наверху слышались голоса, крики, и Оксана сжималась каждый раз, когда шаги раздавались очень близко. Наконец, он пришел, мокрый с дождя, с парным молоком. Почти насильно заставил ее поесть, потом набросил тулуп и, приказав соблюдать тишину, вывел наружу. Дождь лил сплошной стеной, и за его шумом не было ничего слышно. У входа стоял Стикс. Граф посадил ее перед собой и пустил лошадь шагом. Лишь миновав посты, Стикс перешел на рысь. Оксана не могла сориентироваться в местности и не знала, куда ее везут. Около часа бешеной скачки, и впереди появились огоньки деревни. Здесь Граф ссадил ее. Дождь прошел, воздух сделался чистым и гулким. - Ну, вот и все... Прощай. - Он опять поймал ее руку. - Впереди твои, мне туда нельзя. Прости, если сможешь, за вчерашнее. Но тебе не стоило бояться, я не причинил бы тебе вреда. Мне не хотелось бы, чтобы ты вспоминала обо мне с ненавистью, лучше забудь совсем... Оксану удивляли его слова и поведение. Тоска, которую он напрасно пытался спрятать, тронули ее. Когда-то Граф уже спасал ей жизнь. Теперь он не просил ничего, только не помнить зла. И она действительно забыла все, ей стало жаль его. Оксана не знала, как его отблагодарить, и поэтому обвила его шею руками и, притянув к себе, поцеловала. Но он вырвался. - Лучше не надо. Граф вскочил на своего Стикса и исчез в темноте. Оксана смотрела ему вслед, пока не затих топот его лошади, потом пошла по направлению к светящейся деревне, думая, чем ей объяснить свое присутствие, что сказать. Что из всего агитпоезда уцелела она одна? Что ее спас Граф, известный своей жестокостью, заочно приговоренный к смерти бандитский палач? Ее словам не поверят. И хорошо, если просто не поверят. А если примут за провокатора? Нет, придется придумать что-нибудь другое. А Граф в это время мчался по ночной степи. Он ненавидел себя. Ненавидел за досаду, ненавидел за то, что сделал, и за самую ненависть. Потому что знал: возвратись все назад, он поступил бы так же, иначе ему нельзя. Он сказал правду: между ним и Оксаной ничего бы не было. "Волк" давно дал приказ кестеку, запрещавший ему близость с женщиной. Да, он целовал девушку, но стоило ему не выдержать и решиться на большее - и кестек убил бы его. Он все равно не успел бы ничего сделать. И все же он был мужчиной, с естественными мужскими потребностями и стремлениями. Тело требовало своего. И, получив в свои руки Оксану, беззащитную, не способную сбежать, он не мог отпустить ее просто так. Слишком велико было его желание находиться рядом, прикасаться к ней... Граф выбрал ее случайно, и потом все время боролся с собой, из упрямства не умея отказаться от выбора, и в то же время не имея права следовать ему. И никогда не мучался так, потому что это желание было для него по-настоящему запретно. Даже если бы она отвечала взаимностью, даже если бы сказала "да". Боясь сдаться, Граф наложил на себя запрет и носил его, как вериги. С тех пор, как они расстались, прошло много времени, он встречал многих женщин, которые сами тянулись к нему, но никто и никогда не был ему нужен. Граф был слишком упрям. Тогда, в купе разгромленного поезда, он сказал себе: "Она будет со мной. Мне ничего не надо, только бы видеть ее. Я буду ее братом, буду ее защищать и охранять. Я никогда не отпущу ее. Мне нужно только видеть ее". Но, наткнувшись на ее враждебность, он понял, что она ни за что не останется с ним. И все же он хотел этого, хотя бы на мгновение. И тогда Граф решил, что это хороший повод для смерти. С ней бы ничего не произошло, но он лег бы под кестек счастливым, целуя ее, прикасаясь к ней, через всю бесконечность своей агонии, до того момента, как кестек растерзает его сознание, он пронес бы память, что все это - всего лишь небольшая плата за то мгновение счастья, которое он испытал, сжимая ее в своих объятиях. Голод одиночества принуждал его к этому. Но когда она сама попыталась убить его, Графу стало понятно, что, умирая так, он все же не будет счастлив, так как до последней минуты запомнит и ее ненависть, ее презрение. Кем он будет в ее глазах? Да и в своих собственных? И что с ней будет потом, когда она останется одна, безоружная, среди врагов? И Граф отвел ее к товарищам. Он отказался от нее, отказался от всего, и ненавидел себя за это так же, как и за то, что напугал и обидел ее. Граф резко натянул поводья и, вытащив из-за пояса обрез, стал стрелять в небо, которое тоже вызывало в нем ярость своими ясными звездами, всегда безмятежными, холодными звездами, сейчас мешавшими ему плакать. Стикс крутился под ним, дергая головой при каждом выстреле. Это был приступ бешенства, которого он давно уже не встречал у хозяина. Потом послышался топот лошадиных копыт - кто-то спешил на звуки выстрелов. Кто - свой ли, белый, красный, - Граф не знал. Но это враг, потому что он был тут, рядом, и мешал ему сходить с ума. Он выхватил шашку и помчался навстречу. Всадник приближался. - Эй, кто там? - крикнул неизвестный, пытаясь разглядеть скачущего. Граф не отвечал. Налетел на него и с одного удара срубил, заставив Стикса толкнуть чужую лошадь грудью. Потом долго еще крутился на том месте, где упал труп, пытаясь разглядеть, кого же он убил.