Все Круги Ада. Освобождение

Игорь шел, распираемый злостью и стыдом. Если бы Граф попытался догнать его, он, наверное, действительно убил бы его, но не выполняя его просьбу, а потому, что ему было необходимо сорвать на ком-либо злость. И Оксана, встретившаяся ему по дороге, выбрала не лучшее время, чтобы заговорить о Графе. Она так и сказала: - Игорь, я хочу поговорить с тобой о Графе. - Да что вы все! - взорвался он. - Граф, Граф, как помешались! - В чем дело? - Ее голос стал холодным. - Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Студент постарался взять себя в руки. - Извини, сорвался. Слишком много всего было. Но дался вам этот Граф! - Это касается как его, так и тебя. Тебя даже больше. Меня интересуют твои отношения с ним. - Оставь, - поморщился Игорь. - Я больше не имею с ним никаких отношений. - Нет, имеешь. И ты знаешь, что я хочу сказать. - Я знаю только, что ты в него влюблена по уши. - Глупости! - вспыхнула Оксана. - Никогда этого не было. - Тебя обхаживает Федор, и тебе кажется, что это любовь. Но ты сама знаешь, что Федор ему и в подметки не годится. Было время, когда я представлял его рядом с тобой, и это несмотря на то, что он уголовник, негодяй, да и просто сумасшедший. Я мечтал, что удастся вырвать его из этой грязной среды, сделать своим единомышленником. И он так любил тебя. Мне казалось, что он действительно достоин твоей руки. Но теперь я говорю: забудь его, не вспоминай даже. Он предал твоих товарищей. - Конечно, предал! Но в том, что их нет сейчас с нами, повинен и ты. Ты втянул его туда, куда у него не было намерения попадать. Во всяком случае, Дмитрий говорит, что это так. Граф человек своей среды, какой бы они ни была, но ты перенес его в другую обстановку. Какое у тебя было право все ему показывать, ведь ты же знал, что он за человек! Он не мог поступить иначе. Он не наш, органически не наш. Не мог быть нашим. И ты должен был понимать это, когда вел его на сходки. И вот я хочу знать, почему тебе удалось заставить его действовать против своей воли, почему он сейчас ждет приговора вместо того, чтобы бежать. Я уверена, что ты играешь здесь нечистую роль. Все слышали, как он тебя назвал: господин. Господин! Ты - его господин. Почему? - Я не могу тебе этого объяснить. Если ты слышала, как он меня называет, то слышала и то, что он не хочет, чтобы я объяснял все это. - Ты не можешь объяснить, почему он тебе подчиняется? - Это не моя тайна. - Я не спрашиваю о его тайне. Меня интересует, почему тебя называют господином, тебя, именно тебя, какое ты имел моральное право стать господином человека? - Он не человек! - Конечно! Толкнул его на предательство, а теперь ненавидишь! - Оксана, говорю еще раз: забудь его. И не только из-за предательства. Да, я не могу его простить, и повесил бы без угрызений совести, если бы не одно "но". Но это "но" - не моя тайна. Так же, как и наши взаимоотношения. Я не могу объяснить этого тебе. - Ты не можешь объяснить, какая подлость сделала тебя господином? Что это? Шантаж? - Нет. И моей вины в этом нет. - Без твоей воли этого не случилось бы. Злой воли. - Я всегда желал Графу добра. - Это добро, что он ползает перед тобой на коленях? Да после этого ты хуже его! - Это было бы так, если бы на его месте находился другой. - В тебе говорит ненависть. - Нет, просто ты придаешь этому слишком большое значение. Для него такой акт естественен. - Для Графа? - Да. - Да что ты говоришь? Ни для одного человека не может быть естественным становиться на колени. А для Графа... - Он не человек! Поверь, я имею в виду не его предательство. Он действительно не человек, не такой, как ты или я. Представь себе, что это животное... - Как ты можешь говорить так? Ты! Ты, который столько говорил о равенстве, о демократии! - Ты просто не понимаешь меня. - И слава богу! Слава богу, что я не могу понять, как можно ставить человека на колени или считать животным. - Вот как? Вспомни, что он делал сам! - Но он был твоим другом. - Он предатель. Ты, кажется, совсем забыла, кто он на самом деле. Открой глаза! Граф убивал, унижал, он растаптывал вокруг себя все живое. А то, что теперь пускает слезу... Поверь, после всего, сделанного им, можно только удивляться, что ему в тягость наш приговор. - Вы его убили? - Он сам убьет, кого хочешь. Лучше забудь о нем. Больше ты его не увидишь. - Что вы с ним сделали? - Оставь меня в покое! Ты же слышала, что решил совет! И ты сама голосовала! Так в чем же дело? Он всю ночь передо мной на коленях ползал, умоляя повесить его, а не заставлять делать это. Так я теперь больше всех виноват? Я был против, ты - за! А теперь обвиняй меня, благо, есть перед кем показать свою невиновность! - Его нельзя было оставлять одного, если ему так плохо. Ты должен был помочь ему. - Помочь? Ну, так иди, помоги ему сама, если такая милосердная! Давай, иди, убей его! Игорь развернулся и поспешил в город. Он был слишком зол, чтобы продолжать разговор дальше. Сегодня Панов сказал ему, что совет окончательно решил удалить его из своих рядов. Его, Студента, который стоял у истоков возникновения ячейки, который все свои силы и помыслы направлял на дело революции. К раздражению примешивалось гнетущее чувство вины. И в этом тоже был виноват Граф. А сестра, не зная, в чем дело, теперь читает ему нотации! Оксана действительно отправилась на берег. Из слов брата ей стало ясно, что Графу слишком плохо. Она не хотела идти, да и не должна была. Что ей за дело до этого уголовника, провокатора, аморалиста? Никогда и ни в чем между ними не было ничего общего, ничего, что дало бы ей повод беспокоиться о его судьбе. Все это было ей ясно, но она ничего не могла с собой поделать. Оксана ни за что не призналась бы, что попала под власть непреодолимой притягивающей силы, всегда исходящей от Графа. Силы, заставлявшей тянуться к нему, любить и прощать, вопреки всем своим принципам, всей своей жизненной позиции, и ненавидеть, беспричинно и безжалостно. Силы, которая не позволяла пройти мимо, забыть, проигнорировать, которая останавливала ненавидящих его, запрещая наносить ему последний удар, которая самых гуманных людей заставляла делать его своим рабом, хотя бы просто из страха потерять его. Той силы, про которую когда-то Эверсон сказал: заставляет мучаться любовью и любить мучать. Оксана никогда бы не призналась себе, что любит этого страшного, чуждого и такого прекрасного во всех своих пороках, такого притягательного в своей хищной силе, человека. Да, она переживала, волновалась о нем, но ее принципы не позволяли ей заглянуть в свое сердце. Она не могла полюбить такого человека. Он был уголовником, с извращенной моралью, извращенными поступками. И свой интерес к нему девушка объясняла желанием его "исправить", тем более, что чувствовала свою власть над ним. Именно потому в ней как бы уживалось два отношения к нему. Как член общества, порядочный человек, она чувствовала к Графу отвращение, осуждала, и именно с этой позиции поддержала приговор к повешению. Но, несмотря на это, теперь она шла на берег, где, по словам Игоря, искал смерти этот ужасный человек, и сердце ее сжималось от сострадания, требовало помочь, поддержать... Граф сидел там, где его оставил Игорь, и на появление девушки никак не отреагировал, подбрасывал на ладони золотую цепочку, смотрел в песок. Ей не удалось вырвать из него ни слова. Ни обвинения, которыми пыталась вывести его из себя, заставить вспылить, ни слова сожаления не действовали. Граф, казалось, находился в трансе. И она поверила, что он действительно мог ползать перед Игорем, вымаливая смерть, что она может больше никогда его не увидеть, - все равно, уйдет ли он или умрет. И тогда Оксана присела напротив него, осторожно, ласково погладила по щеке. И отшатнулась: Граф поднял на нее настолько холодный, настолько безжизненный взгляд, что ее слова утешения показались нелепыми. - Я сделал все, что вы хотели. Чего тебе надо еще? - Граф, что с тобой происходит? - Уходи. - Граф! Он молчал. Она не могла понять, что привело его в такое состояние. Ей ни за что не верилось, что Граф мог так раскаиваться из-за проваленной явки, потому что был провокатором, лишенным человеческой морали. Она не могла понять, почему ему так тяжело наказание. Казалось, его оставили в живых, - что такому человеку, как он, еще нужно? Да, он убил, но убивал слишком много. Да, убитые были его сообщниками, но он ведь со спокойной совестью предал ее товарищей. Она не могла понять, что еще, кроме желания выведать, втереться в доверие, могло заставить его войти в состав их ячейки, если он придерживался других убеждений. Не зная о кестеке, она не могла представить, что привести к ним его могло что-то другое. Но то, что говорил Игорь, было правдой: Граф страдал. И не хотел ее помощи. Не хотел даже понимания. Замкнулся в себе, отталкивал ее, ту, чьи малейшие проблески внимания совсем недавно ловил с радостью и благодарностью. И все же, несмотря на свое состояние, Граф первым заметил "волков". Возможно, потому, что ждал их. При появлении далекой цепочки людей, приближавшейся со стороны города, он очнулся. - "Волки". Уходи. - Идем вместе. - Уходи. Они заметят тебя. - А ты? - Что тебе надо от меня? Я же сказал: уходи! - А ты? Граф вскочил, больно схватил ее за плечи, встряхнул. - Уходи! Слышишь, ты... идиотка! Я не буду тебя защищать! Не слова, но его холодный, безжалостный взгляд убийцы, безжалостный и к другим, и к себе самому, подействовал: Оксана отошла в сторону, оглядываясь, направилась под защиту скал. Граф, казалось, сразу же забыл о ней. Он аккуратно спрятал цепочку, которую до сих пор не выпускал из рук, под камень, потом вернулся на прежнее место и лег, уткнувшись лицом в песок. И Оксана поняла. Она бегом вернулась к нему, опустилась на колени рядом, стала тормошить за плечо. - Граф! Не делай этого! Не надо! Идем вместе. Вставай! Граф встал. С тем же выражением лица, не говоря ни слова, он поднялся и ударил ее по лицу. Девушка отлетела в сторону, упала на песок. Граф проследил, пока она не исчезла среди камней, и занял прежнюю позу. Он не пошевелился, когда вокруг него взбили песок ноги "волков", позволил связать себя и поставить на ноги. - Что это с ним? - спросил один, удивленный его поведением. - Да, наверное, наглотался своих порошков! Эх, Ганя на себе волосы рвать будет, когда узнает, кого мы поймали, пока он где-то прохлаждался. А ну, давайте окунем его в воду, пусть очухается. А то еще самое интересное пропустит. Графа потащили к морю. Оксана не ушла, спряталась в скалах, абсолютно убитая поступком Графа. С того места, где она залегла, не было слышно слов, но прекрасно видно все происходящее. Без Гани расправа текла вяло, ни у кого из "волков" не доставало фантазии придумать что-либо оригинальное. - Надоело мне все это, - сказал Никитка наконец. - Пора кончать. - Ганя будет вне себя, если мы его просто прирежем. Помнишь, он сжечь его хотел. Давай сейчас... - Да ну, возиться долго. У меня в городе встреча еще... - Да что там голову ломать. Вон, яма уже готова. - Ну, так кончай. - Стойте, не надо. Мы сделаем лучше. Оксана видела, как Графа потащили к могиле. Он был еще жив, так как послушно переставлял ноги и после толчка в спину сам прыгнул вниз. Девушка в ужасе зажала рукой рот, осознав, что происходит. Яму засыпали и сравняли песок, чтобы скрыть следы. - Ну что, пошли? Чулок помотал головой. - Постой. Я слышал, когда живьем хоронишь, земля шевелиться должна. "Волки" обступили могилу полукругом, присматриваясь к свежевзрытому песку. Но он был неподвижен. - Подох уже. - А ведь Граф опять заставил нас сделать то, что ему было нужно, то, что хотел, - задумчиво, как бы про себя, сказал Никитка. - Что ты болтаешь! Что он хотел? Мы покончили с ним. Это мы сделали с ним то, что захотели. - Да? - Никитка поднял глаза на стоявшего рядом с ним. - А зачем же тогда здесь была могила? И почему он не защищался? - Не защищался потому, что наглотался порошков, - ответил Чулок, но уже как-то неуверенно. Наступила тишина. "Волки" уставились на место могилы. Затем Чулок, а за ним и остальные, сначала медленно, потом все быстрее, отправились прочь. Они молчали и не оглядывались. Едва "волки" исчезли из виду, Оксана выскочила из своего укрытия и бросилась разгребать песок. Израненные острыми осколками раковин и камнями руки кровоточили и горели огнем, но она, сцепив зубы, продолжала свое дело. Ей не верилось, что Граф еще жив, этого не могло быть, ни один человек на его месте не выжил бы, но уйти просто так - не могла. Она спешила, и все же дело двигалось слишком медленно. "Волк" приготовил для себя на удивление глубокую могилу. Но когда, наконец, добралась до него, то отшатнулась с ужасом. Она ожидала увидеть все, что угодно - труп, искаженное агонией лицо, слезы благодарности за спасение. Вместо этого Граф открыл глаза и устало, отчужденно сказал: - Не стоило этого делать.