Все Круги Ада. Освобождение

Я не собирался оставаться здесь. Позже, собравшись с духом, выбрав подходящий момент, я стал пробираться к дверям - начать все сначала. Но был замечен и остановлен. Я не пытался сопротивляться, чтобы не подымать лишнего шума - это повредило бы и им, и мне. - Ты куда? - спросили меня. - Мне нужно уйти. - Зачем? - Я не могу этого сказать. - Не может! Да он хочет выдать нас! - Донесет этим паршивым свиньям! - послышались голоса. - Что с ним нянчиться? Сразу прикончить надо было! Возиться с ним на свою голову... Меня повалили на стол, один зажал рот, другой навалился на колени и на руки, третий схватил за горло. Я не вырывался - в конечном счете, это было лучше, чем ждать в лесу зова господина. Но задавить меня не так просто, а мои убийцы спешили, переругивались шепотом и подгоняли друг друга, когда за дверью раздался голос: - Луис, брат мой! Господин! Если он сейчас войдет сюда и застанет такую картину, то подымется шум, и тогда мои гости пропали. А потом начнут расспрашивать меня, а я не смогу солгать хозяину, расскажу про попытку побега. Чужаки смешались, я вырвался и быстро вышел, опередив появление монаха в трапезной. - Да, господин. - Чем ты занят? - спросил он, заглядывая через мое плечо на замершие фигуры псевдо-купцов - я специально оставил двери открытыми, чтобы они не подумали, что я доношу на них. Им было чего бояться: скажи я сейчас слово и, возможно, ни один из них не избежал бы виселицы. - Веду с путниками душеспасительную беседу о смирении перед милостивой волей господней. - Мир нуждается в нем. Но смирил ли ты свою гордыню, готовясь к беседе? Не заразишь ли их сердец строптивостью? - О да, господин. - Падре, - строго поправил он. - Я смирился, падре. - Хорошо, тогда продолжай. Ночью я жду тебя, - тихо добавил монах, повернулся и пошел по коридору прочь. Я смотрел ему вслед, пока не вспомнил, что меня ждут, вошел и прикрыл двери. Они не сводили с меня глаз - мой поступок казался им странным, но еще больше удивил следующий: я снял с себя пояс и протянул тому, кто давил меня. - Лучше этим. Так можно будет сделать вид, что я повесился сам. Не надо, чтобы на горле оставались следы пальцев. Тот замер в замешательстве, потом протянул руку за удавкой. Но главарь перехватил ее. - Ты ведешь себя странно, - заметил он. - У вас есть два выхода: или удавить меня сейчас, или отпустить, может быть, мне опять удастся сбежать отсюда... Но я просил бы первое, хоть это и опасно для вас. - Почему? - Потому что если о моей смерти узнают до того, как вы уйдете из монастыря, то, возможно, вам не уйти никогда. - Это понятно. Я спрашиваю, почему ты просишь, чтобы тебя убили? - Если я уйду, меня ждет смерть гораздо страшнее, чем муки удушья. Главарь встал и подошел ко мне вплотную. - Если уйдешь... А если останешься? - Я не собираюсь оставаться. - Отвечай! - Все будет на своих местах, как до этого. - Значит, тебе предстоит умереть не от болезни. Так понимать твои слова? Почему же ты хочешь уйти отсюда? - Зачем тебе знать это? - Что же не говоришь, если умирать собрался? Я ведь могу заставить. Например, расскажу твоей братии, что ты собрался улизнуть из монастыря... - Не надо, я скажу. Я сплю с человеком, который только что приходил. Он держит меня насильно. Среди этих людей раздался смех, главарь тоже усмехнулся, но оборвал их. - Что же здесь такого? Все грехи от женщин, их вина, что человек изгнан из рая. А этот твой падре не дурак, даром что монах. В прежней своей жизни я предпочитал женщин, потом прозрел, но никогда не задумывался, что есть и такой вариант. Но... Я думаю, ты можешь пригодиться не только своему монаху. Он обошел вокруг меня, осматривая с ног до головы. Я стоял, не двигаясь, - твердо решил, что насиловать меня им не позволю. Самое худшее, что могло меня ожидать, когда в трапезной найдут трупы гостей, - виселица, а это не так уж и страшно. - Ладно, ты хочешь сбежать, - сказал Эверсон. - Но откуда уверенность, что тебя ждет смерть? - Я не могу этого сказать. - А если... - Нет, ты не заставишь. Главарь помолчал, посмотрел на меня исподлобья и спросил: - Где мы можем поговорить наедине? - В саду... только недолго... - Пошли. Мы вышли в темный монастырский сад и бродили по нему, не произнося ни звука - главарь что-то обдумывал. - Ну так вот, - сказал он, заметив, что я оглядываюсь на освещенные окна: меня могли позвать, было уже достаточно позднее время. - Так вот, давить тебя в монастыре никто не собирается. Ты пойдешь со мной завтра утром, пойдешь, хотя бы для того, чтобы не донес на нас. Я помогу тебе выбраться отсюда, но от себя не отпущу. Мне понадобилось время, чтобы переварить это решение. - Выслушай меня, - проговорил я, оглянувшись еще раз. - Ты видишь, что я не сопротивляюсь, и убил одного из ваших по ошибке. И мне кажется, я могу попросить у вас одну услугу. Я подождал, что скажет мой собеседник, но главарь молчал, и я заговорил снова. - Я поеду с вами, так или иначе мне надо выбраться из монастыря, но хотел бы попросить... Когда мы уйдем отсюда, где-то около полуночи, со мной произойдет... Не знаю, как это назвать... Наверное, припадок. Я все равно не смогу идти дальше и хочу, чтобы, как только меня начнет ломать, кто-нибудь убил или хотя бы удержал, не позволил мне уйти назад. Опять наступило молчание. Эверсон обдумывал, я ждал. Наконец, он спросил: - Как тебя зовут? - Разве это имеет какое-нибудь значение? - Я спрашиваю. - Зови меня Луисом. - Луисом? Вряд ли это твое настоящее имя... Ну, да ладно. Я - Эверсон. Так вот, Луис, я слышу от тебя странные вещи. Ты монах, хоть нисколько на него не похож. Ты можешь жить, но просишь, чтобы тебя убили. Мало того, ты не просто пытаешься наложить на себя руки, а говоришь о какой-то страшной смерти, которая настигнет тебя, едва ты покинешь стены монастыря. Ты этого не хочешь, но каким-то образом старый монах заставляет тебя ложиться в свою постель. Ты силен как бык, но стоит поднести к твоему горлу нож, как ты складываешь ручки и, по-моему, тихо радуешься. И при этом на сумасшедшего тоже не похож. Мало того, ты лишаешь разума других. Я, дурак, уже потерял его. Что в тебе такого? Чем ты приворожил своего монаха, чем околдовываешь меня? Ты сразу удивил меня, в первую минуту встречи. Потом меня поразила твоя красота - такие, как ты, дорого стоят на Константинопольском рынке... - Ты не сможешь меня продать. - А я и не собираюсь продавать. Я возьму тебя себе... Я смотрел на него, и он остановился. - Что с тобой? У такого молодого человека не могут быть такие уставшие глаза... Чем я могу помочь тебе? - Ничем. - И все же? Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Кроме, конечно, того, что ты просил до этого. - Это бессмысленно. Я не проживу и дня за воротами монастыря, использовать меня тебе не удастся. - Но сказать же ты можешь. Я колебался. - У приора... есть брелок - крохотный черно-красный камешек на золотой цепочке. Если его достать, я остался бы жить. - Довольно странное соотношение - камешек и жизнь. Ответить я не успел - меня позвали: в этот час мне следовало уже быть в келье. Мы вернулись и легли спать. Я выбрал себе место на полу, в углу, поближе к двери, надеясь, что когда ночью буду идти к приору, никто не проснется и не увидит моего унижения. Я не мог спать, с отчаянием ждал зова браслета, и когда это произошло, поднялся и тихо прокрался к выходу. Меня не останавливали, и я подумал, что все спят, но, уже закрывая двери, случайно оглянулся и наткнулся на взгляд Эверсона. Волна горячего стыда подкатила мне к горлу, заставив поспешно отвернуться - он знал, куда я иду... Вернувшись от хозяина, я лег и сразу уснул - усталость взяла свое. Не знаю, сколько мне удалось проспать, но проснулся я оттого, что кто-то сжал мои руки и навалился сверху. Я открыл глаза. Эверсон! Его намерения не оставляли сомнений, я слишком хорошо вижу в темноте, чтобы ошибиться в выражении его лица. Очевидно, этот человек никогда не отказывался от своих желаний, какими бы безумными они ни были. Но, если моя жизнь и зависела от его воли, то никак не честь. Не раздумывая долго, я отшвырнул его через всю комнату к противоположной стене. По пути он зацепил стол, наступил на кого-то, и в трапезной сразу все проснулись, поднялся сдержанный шум, кто-то засветил свечу... Очевидным было лишь то, что я подрался с их главным, меня схватили, прижали к стене, опять зажали рот, приставили нож к горлу. Я сразу перестал сопротивляться и меня убили бы, если бы Эверсон не остановил их. Вытирая кровь с лица, он поднялся на ноги и подошел к нам. - Оставьте его, - сказал тихо. - И ложитесь спать. Все в порядке. Меня отпустили и Эверсон приблизился ко мне вплотную. - Ты выглядишь как девочка, но ты сам Сатана. И я преклоняюсь перед твоей силой и твоими чарами. Что ты хочешь за то, что будешь со мной? Я стоял неподвижно, прижавшись к стене спиной, где меня оставили. Слишком быстро мне сегодня приходилось переходить от жизни к смерти и обратно, и это вымучило даже мои силы. - Зачем я тебе? Неужели ты не понимаешь, что это только бредовая выдумка старого, выжившего из ума монаха? - Мне эта выдумка нравится. - Найди себе другого, а меня оставь в покое. Я хочу только уйти отсюда, и все. Больше ничего не будет. - Мне нужен ты. Я ведь не прошу тебя оставаться со мной всегда. И потом, я предлагаю тебе заплатить. А ведь мог бы получить и без этого. - Как? Приказал бы своим подручным держать меня? - Я был болен, страшно устал, хотел спать и больше всего - сесть, но мне необходимо было все время сторожить движения своего собеседника. - Ну, это уже крайности. Хотя возможен и такой вариант... Чтобы тебе расхотелось сопротивляться... Я все-таки сел и закрыл глаза. - Завтра вы уведете меня с собой, и завтра же я умру, вернее, начну умирать. Я не буду спать с тобой. И даже если ты попробуешь насильно удержать меня... Но и это невозможно, если я кажусь тебе слабым, то это потому, что я не хочу сопротивляться... Да и без этого тебе не удастся удержать меня, потому что, повторяю, я умру. Даже если бы я согласился на все твои просьбы, это было бы невозможно. Лучше сразу убейте меня. - И все же, если я достану твой камешек? - Приор хорошо хранит его. - Посмотрим. Но ты можешь обещать, что поедешь с нами? - Да, мне нужно покинуть монастырь. Но тебе это ничего не даст. Я могу быть среди вас только до вечера, - терпеливо повторил я, - потом... - Я не знаю, что за смерть ждет тебя и как она связана с брелком. Но пока ты жив, будешь с нами. Эверсон отошел и лег спать. А утром поменялся со мной одеждой и приказал друзьям вывести из монастыря и не сводить с меня глаз. Моего согласия никто уже и не спрашивал. Выйти, подделываясь под него, оказалось довольно трудно, так как я был намного ниже и тоньше главаря, а моя сутана вообще не налезла на него. Мы благополучно вышли за ворота монастыря и меня тут же посадили на лошадь и привязали руки к седлу. Мне было в высшей степени все равно, что со мной будут делать, и я ехал за ними, с минуты на минуту ожидая действия браслета. Но прошел день, настал вечер, а потом и утро, а я не ощущал никакой боли, кроме как в затекших руках. Это значило, что Эверсону удалось выполнить задуманное, монах перестал быть моим хозяином, и теперь я уже ни за что не сбежал бы: это была единственная моя связь с кестеком, а я не хотел терять его из виду. Сеид не раз предупреждал меня о последствиях утери этой машинки или ее владельца. Поэтому я решил во что бы то ни стало дождаться главаря. Через два дня мы сели на корабль и отплыли в недавно открытую Америку. Я был привычен к морю, но мне всю дорогу не давала покоя мысль, что теперь от кестека меня будет отделять океан, а посему - любая случайность может решить мою судьбу. Все это время я жил как во сне, куда-то шел, что-то ел, равнодушно ложился спать уже в лесах Северной Америки, а утром опять садился на мулла... Мне ничего не оставалось, как ждать хозяина.