Все Круги Ада. Освобождение

      Уже поздно ночью бей осторожно открыл дверь и, на ощупь переступив высокий порог, медленно спустился в подвал. Глаза его были прикованы к человеку у противоположной стены. Бей подошел и наклонил факел, разглядывая. Граф спал на своей соломенной подстилке. Он уже успел одеться, и рубашка прилипла к его израненному телу, побурела от просочившейся крови. Сафар распрямился, но взгляда не отводил, смотрел в уставшее, чуть осунувшееся лицо, печальное и беззащитное во сне, на такое же беззащитное, расслабившееся тело, красивую кисть, выглядывавшую из-под лица. Сафар смотрел... Это был тот, кого он с детства вспоминал с ужасом и ненавистью. Он помнил его, безжалостного, неуязвимого и веселого, пьяного от крови его родных, покрывавшей его руки и лицо. Он помнил его убивавшим его родителей, подростков-сестер, отца. Но сейчас, вместо привычной ненависти, странное чувство печали и усталости от всего, что его окружает, передалось, казалось, ему от этого, так поразившего его днем, а сейчас по-детски тихо дышащего во сне человека. Что-то странное и манящее было в нем для Сафара, и бей томился этой загадкой, заглядывал ему в глаза днем, приказывая его жечь железом, прислушивался, когда его подымали на дыбу. Граф молчал, он отказался от сопротивления, но перестал сопротивляться только аскерам, хозяину же по-прежнему бросал вызов, каждую свободную от боли минуту ища глазами его взгляд, скаля зубы, не убирая из глаз насмешки. И было что-то еще. И один, и второй не могли отказаться от смерти. Сафар инстинктивно чувствовал в нем то же увлечение смертью, что знал в себе. Убивая и рискуя своей собственной жизнью, он испытывал ни с чем не сравнимое возбуждение, не просто страх, но хмельное любопытство, истому. Как и Граф, он не мог жить вдали от смерти. По разным причинам, но и он, и Сатана были подобны в этом родстве с разрушением и гибелью. Но что испугало спагию больше всего... Сафар вспомнил, как невольник, когда его вязали к дыбе, не обращая внимания на возившихся с ним аскеров, серьезно, не мигая, смотрел на хозяина. И, встретившись с ним глазами, турок вдруг понял, что должен убить его, сейчас же, немедленно, подойти и перерезать горло. Желание сделать это было настолько велико, что он забыл обо всех своих прежних намерениях и, на ходу вынимая кинжал, шагнул к рабу, схватил его за волосы и потянул назад. Аскеры удивленно расступились, видя, как изменились желания бея. Но как только голова раба откинулась, открывая горло, и странный, нечеловеческий взгляд оторвался от хозяина, внезапное желание сразу исчезло. Спагия отступил назад, тряхнул головой, сбрасывая остатки наваждения, произнес про себя имя Аллаха. Он не собирался убивать Графа, не так быстро и не так легко, и удивился, что это на него нашло. - Ты испугался, бей. Отпущенный им раб снова посмотрел на него, но уже иначе, со скрытой улыбкой, со спокойным пониманием, так, словно между ними произошло нечто, ведомое только им двоим, одна общая тайна. И бей понял. Все дело было в том взгляде, глубоком и поглощающем. Раб имел бесовскую силу, способную заставить человека действовать так, как ему хотелось. А хотелось ему легкой смерти. Это было колдовство, и Сафар ударил невольника по лицу. - Не смей на меня так смотреть, шайтан! - Ты испугался, - повторил раб. Да, Граф уже смотрел иначе, снова, чуть заметно, но с вызовом ухмылялся, задирал хозяина. Больше тот взгляд не возвращался, словно ничего и не было, но спагия теперь остерегался смотреть рабу в глаза. Графу пришлось дорого поплатиться за свои слова, турок ни за что не хотел признать, что действительно ужасно испугался. И только это, только желание отомстить, увидеть ужас в глазах самого раба, изгнать из них эту отвратительную насмешку, помешало Сафару ослепить его из опасения, что колдовство вернется. Но вот Граф почувствовал присутствие в подвале постороннего, или это свет факела разбудил его, но он проснулся и, видя над собой господина, сел на соломе, поднял на него уже совсем другие, не дерзкие, а усталые, печальные глаза. Глухо звякнула цепь - это вчера бей приказал заковать его, опасаясь второго позорного побоища, как это случилось днем. Теперь, зная, насколько невольник опасен, они следили, чтобы он ни на минуту не оставался свободным. Но сейчас Сафар молчал, и Граф не произносил ни слова, и тогда господин повернулся и пошел прочь, оставляя позади себя задумчивый, всеведающий взгляд невольника. В этом взгляде была только усталость, без ненависти и страха, и именно это так испугало Сафара. Прошло больше двух с половиной месяцев, прежде чем Сеид собрался с духом и отправился с визитом к Сафар-бею. Он боялся. Боялся узнать о судьбе Графа, услышать, что он уже мертв, и в то же время боялся, что тот все еще жив, что Сафар истязает его, - а он хорошо знал, на что способен бей, - боялся посмотреть ему в глаза. Но Сеид ничего не мог с собой поделать, каждый день не находил себе места и рвался к Сафару. Он проклинал себя за то, что позволил Графу уйти к бюлюк-баше. Но тот сам выбирал. Экзеты казались ему страшнее. И вот настал день, когда ага не выдержал и отправился к родственнику. Но лишь перед отъездом, проведя в его имении полтора дня, отважился спросить о Графе. - Граф? - переспросил Сафар. - Ты говоришь о том рабе, которого мне продал? - Да. Сафар засмеялся. - Идем, - сказал, вставая с миндера. - Ты мне напомнил об одном деле. Идем, Сеид-ага, - повторил, видя, что ага замешкался, - я покажу тебе интересную вещь. Он вывел гостя во внутренний сад, свернул с дорожки под тень деревьев и усадил на мгновенно подстеленные миндеры. - Приведите, - кивнул слуге и проводил его задумчивым, но довольным взглядом. Сеид оглянулся вокруг, но ничего особенного не заметил. - Я не понимаю... - Да вон же, - улыбнулся Сафар, показывая рукой. Ага посмотрел и поджал губы - среди деревьев был приготовлен кол. Привели связанного Графа. Он хромал и щурил глаза, отвыкшие в подвале от яркого света, подставлял под солнечные лучи бледное, затекшее кровоподтеками лицо. Кол заметил сразу, но посмотрел на него только один раз и больше в ту сторону не поворачивался. На Сеида тоже взглянул лишь мельком, словно не узнал. Все его внимание занял хозяин. Ага видел, как они встретились глазами, и вдруг с удивлением почувствовал нечто вроде ревности. Эти двое отлично понимали друг друга без слов. При всем том, что стояло между ними, связь, возникшая за столь короткое время, позволяла им иметь ту близость, взаимопонимание, какого ага не смог добиться за долгие годы. Он смотрел, как медленно возникает насмешка в глазах Графа и как, глядя на него, Сафар все больше выходит из себя, бледнеет, и понимал, что правила их борьбы закладываются в этом молчаливом, непонятном для посторонних обмене взглядами, а все, что происходит потом, - лишь игра, дополнение к нему. Эти двое общались на ином уровне, недосягаемом для других. Возможно, они сами не понимали, что делают, но ага уловил не ненависть, не страх, а взаимное уважение. Каждый из них понимал и уважал противника. И это было достойно ревности. Но Сеид так просто отрекаться от невольника не собирался. Он представлял себе, что с Графом может случиться все, что угодно, но только не кол. Обычный человек может продержаться на нем довольно долго. Сколько придется ждать смерти Графу? Его передернуло, когда один из аскеров, принуждая раба стать на колени, ударил его под дых, и тот согнулся, закашлялся, давясь кровью. - Оставьте его, - остановил слуг спагия. - Я же сказал, что ползать у меня в ногах он будет сам. Если захочет. - Сафар-бей, - сказал ага тихо, - продай мне этого человека. Сафар удивился. - Зачем он тебе, ага? - Продай. Ты его искалечил, но я дам тебе ту же сумму, что ты заплатил за него раньше. Сафар внимательно посмотрел на Сеида и рассмеялся. - А ведь ты его жалеешь, ага. Сейчас жалеешь. Что же раньше не жалел? Он ведь тебя боится больше, чем меня. А хочешь, я его спрошу? Ведь он у тебя приучен, что хозяин должен спрашивать у него разрешения всякий раз прежде, чем приказать? - И громко обратился к рабу: - Ты слышишь? Хочешь, чтобы я продал тебя твоему прежнему господину? Граф метнул на Сеида далеко не благодарный взгляд. - Нет, - сказал быстро. И добавил уже совсем дерзко: - Лучше бы ты делал то, что собираешься, без лишних слов. - Ого! - опять засмеялся Сафар. Сеид даже стал подозревать, что он пьян. - Чем же это тебе так по вкусу кол? - С его высоты я смогу плюнуть в твои довольные глаза. Ответ рассердил бея. - Собака! Я заткну тебе рот, чтобы ты не мог выть и своими причитаниями тревожить соседей. Посмотрим, как ты запоешь, когда кол вылезет через твою глотку! Граф насмешливо скривил искусанные губы и плюнул господину под ноги. В следующее мгновение слуги, стоявшие за его спиной, повалили его и стали топтать. Граф уже с земли отшвырнул одного ногой, но потом прекратил сопротивление. - Я заплачу в полтора раза больше, чем заплатил ты, - сказал Сеид. - Продай. Бей покачал головой. - В пять раз. Назови свою цену. Сафар следил, как избивают невольника. - Да я сам тебе доплатил бы, если бы у меня были деньги, - сказал он со смехом. - И в придачу отдал бы тебе всех своих слуг, если бы мог сделать этого человека слугой. - Он ведь и так может быть твоим слугой. - Нет. Во-первых, я убью его. А во-вторых, он вообще не может быть слугой. Никому. - Меня же слушался. - Посади дикого волка на цепь и скажи, что он ручной, потому что не убегает. Сеида опять передернуло: Сафар даже не подозревал, насколько точный образ он подобрал. - Я не отдам его. Он слишком много мне должен, чтобы я отдавал его. Он мой. Оставьте его, - обратился бей к аскерам и, когда невольник поднялся, сказал: - Слышишь, говорят, ты можешь быть хорошим рабом? Граф дерзко оскалился, что всегда выводило Сафара из себя. Один из слуг пнул его, заставляя снова стать на колени. - Я сказал, оставьте его! - Сафар перестал смеяться. - Он сам это сделает. Сам? - спросил, заглядывая рабу в лицо. И, не дождавшись ответа, приказал: - Сломайте ему палец. Только помедленнее. Потом был другой палец, третий... Граф не сопротивлялся, но и не сдавался, продолжал молча насмехаться над хозяином. - Да убей же его! - взмолился Сеид. - Сколько это может продолжаться? - Сколько угодно, пока на этот кол он не станет слезно проситься на коленях. Он старается заставить меня. Сначала принуждал убить его сразу, теперь хочет быстрее на кол. Он молчит, но я-то знаю, чего он добивается. Думает, я первый не выдержу. Но он будет ползать у меня в ногах и молить прикончить его. - Ты можешь не дождаться этого. Он умрет, когда твои слуги будут пытаться сломать его. - Посмотрим. Мы все делаем осторожно, чтобы он не подох раньше времени. Так что, - повернулся Сафар к рабу, - ты будешь сегодня просить? Граф сплюнул кровь и усмехнулся. - Пока что только ты просишь меня. Бей встал. - На дыбу его, - тихо сказал подбежавшему онбаше. - И не снимать, пока руки целовать не будет, умолять, чтобы ему позволили сдохнуть на колу. - Постой, Сафар-бей! - Сеид схватил его за руку. - Позволь мне поговорить с ним наедине. Недолго, пару слов. - Зачем? Он не хочет разговаривать, только ругается и скалит зубы. Хочешь, чтобы эта собака и тебе испортила настроение? - Позволь. - Как тебе угодно, Сеид-ага. Но смотри, он даже связанный опасен. Сеид подошел к Графу и сказал тихо, чтобы никто не слышал: - Что ты делаешь? Зачем ты его выводишь из себя? Разве не видишь, что он хочет сделать тебе как можно больнее? - В конце концов он сдастся. - Сафар говорит то же самое о тебе. Но ты ошибаешься. Он уже знает, чего ты хочешь. И стоит ему понять, чего ты боишься больше всего, как он использует это против тебя. Что, если он тебя не убьет? Покалечит, изуродует и посадит на цепь? Ведь он хочет тебе отомстить, и может понять, что лучше для этого подойдет не смерть, а жизнь, такая, какой ты больше всего боишься? - Сомневаюсь. Он причиняет мне боль, но ни разу не попытался унизить. - Я сам видел, как он ставит тебя на колени. - Таковы правила. Я раб, он - мой хозяин. Ты тоже ставил меня на колени, но ты делал это иначе. То было унижение. Другое дело, если я сделаю это сам. Я сразу перестану быть ему нужным. Он ломает меня, убивает, но никогда не оставит жить на цепи, как собаку. И не будет иметь как раба. - Ты и сейчас его раб. - Нет. Я - враг, попавший в его руки и которому он пытается отомстить. - Это может длиться очень долго. Граф печально, уже без вызова взглянул на него. - Я устал, ага. Я уже почти не чувствую боли, только усталость, я хочу лишь, чтобы это когда-нибудь кончилось. Не только Сафар, но все кончилось, понимаешь? Не мешай. - Ну так сделай то, чего он добивается. Стань на колени, попроси, и он потеряет к тебе интерес. Может быть, сразу убьет тебя. - Ты знаешь, что это будет только в том случае, если ты расскажешь ему, кто я. Тогда он сможет приказать мне сделать это. - Но у меня ты делал это без приказа. - У тебя было хуже. Сеид отвернулся. - Не беспокойся, я ведь дал слово, что не скажу. - Зачем ты приехал? Если только из-за меня, то не надо. Здесь некого успокаивать и не за кого волноваться. Мы оба получаем то, что ищем. Оставь меня. Мне уже осталось немного, неужели так трудно потерпеть?