Все Круги Ада. Освобождение

Граф явился в лабораторию во второй раз за этот день. - Господин... - Подожди, - оборвал его Сеид. - Видишь, я занят. Когда он оторвался от экрана, невольник терпеливо стоял в углу, безучастно рассматривая мраморный пол. - Ну, что ты хотел? - Я убил того... второго. - Он шагнул вперед и положил нож на стол. Ага тупо уставился на лезвие в запекшейся крови. - Так, - сказал, не подымая глаз. - Значит, продолжаешь свое? Граф молчал. - Идем. - Сеид встал. - Посмотрим. Труп уже успел застыть, и ага не стал даже осматривать его. Небрежно ткнул ногой. - Возможно, он все равно бы умер. Никто, кроме тебя, не выживает. Ведь это уже третий, кому я пытаюсь вживить кестек с тех пор, как ты ушел. Но ты пойдешь к Ибрагиму, скажешь... - Он уже ждет. Только тут Сеид посмотрел на Графа. - Обо все позаботился, - процедил, суживая глаза, - все приготовил, да? Напакостил, а потом ползешь: наказывай, господин, но будет по-моему? Это ты имеешь в виду, когда говоришь о послушании? Думаешь, мне больше ничего не нужно, как только шкуру с тебя спускать? Я-то спущу, но этим дело не кончится. В подвале, сразу с порога, раб стал снимать рубашку, но Сеид остановил его. - Не спеши, пороть я тебя не буду. Становись так. - Лицом к стене? - Как хочешь, хоть вверх ногами. Ибрагим, надень на него цепь и иди, ты мне больше не понадобишься. Граф стал на колени, вдел руки в браслеты. Немой невольник, в чьи обязанности входило наказывать провинившихся, быстро заковал его и поспешно, с поклонами, удалился. - Теперь слушай. - Сеид подошел к Графу сбоку, чтобы видеть его лицо. - Сейчас я уйду и буду звать тебя. С цепи ты не сорвешься, так что, думаю, проведешь здесь не один день. Потом, когда тебя выпустят, ты запишешь все, что чувствовал, и все, что с тобой было. Так что постарайся все запомнить. Я отучу тебя своевольничать, заставлю понять, кто здесь хозяин - ты или я. Так и имей в виду: если повторится еще что-нибудь подобное, я просто замкну кестек. Это очень просто, только особо построенная команда, и тебя скрутит. Поваляешься денька три, потом отпустит, отдохнешь немного, так, чтобы не сдох, - и все с начала. А в свободное время будешь вести дневник о своих ощущениях, - поверь, это очень интересующая меня информация. Посмотрим, что ты тогда запоешь. Кестек станет водить тебя по кругу, ты будешь валяться беспомощный, в агонии, блювотине и моче, все, что ты сможешь знать - только боль. И так месяц за месяцем. Наступит момент, и ты забудешь свой гонор, свое упрямство, свободу. Ты будешь думать только об одном - о смерти. Станешь молить, чтоб она, наконец, пришла и избавила тебя. Не от рабства, не от оскорблений, а только от животной боли. Ты сам станешь животным, потому что тебя перестанет волновать что-либо, кроме твоего тела, разрываемого агонией. Но смерть не придет. Сколько это может продлиться? Граф не оборачивался - упрямо смотрел в стену перед собой. - Замыкай. Все равно, пока я жив, другого ты не заведешь. - Посмотрим. На пороге Сеид обернулся. Граф не смотрел ему вслед, но теперь, думая, что его уже не видят, что-то шептал, прижавшись лицом к холодному камню стены. На четвертый день Сеид спустился в подвал, подошел к обессилевшему, повисшему на цепях рабу. С приближением хозяина боль отпустила его, он тяжело поднял голову, пытаясь встать на колени, но поскользнулся и сорвался вниз. Ошеломленный Сеид наблюдал, как, упрямо сжав зубы, Граф пробует подтянуться на цепях, скользит в луже крови. Левая его рука была перегрызена до кости, пол, стена, лицо - все стало бурым. Ага подскочил к нему, пнул ногой. - Ах ты... щенок! Ты что делаешь! Сдохнуть захотел? Граф рванулся, скрипнув зубами, стал на колени. - Ты звал меня, - прошептал, опять устало прижимаясь лицом к стене, - и я должен был освободиться. - От чего? От браслета? - Хотя бы от цепи. Сеид порвал на нем рубашку, перевязал и, позвав Ибрагима, приказал расковать его. Освобожденный раб сразу же лег. - Вставай! - закричал ага, злясь на себя не меньше, чем на него, ненавидя его слабость и упрямство. Граф, по стенке, но встал, взглянул на господина. - Пошли. Держись за меня. Ибрагим, помоги ему. Нет, стой! Принеси воды и хотя бы облей его. Такой запах в операционной мне не нужен. В лаборатории, усадив Графа в кресло, сделав ему укол, Сеид стал приводить в порядок его рану. - Давно ты это сделал? - Не знаю... Там ведь время не так идет. - Да, там у тебя было время одуматься. Что же ты скажешь теперь? Граф поднял на него глаза. Он невероятно быстро приходил в себя - с его способностью восстанавливать кровь умереть от кровопотери было очень трудно. - Скажу, что тебе придется отправить меня обратно. Сеид взял его за подбородок. - Думаешь, не отправлю? - Отправишь. У тебя нет другого выхода. - Я замкну кестек. - Замыкай. - Не ты ли обещал мне послушание? - Я покорен. Делай со мной, что хочешь, но со мной одним. - Ты раб! Как ты смеешь ставить мне условия! - Наказывай, господин. Сеид кончил обрабатывать рану и отошел, отвернулся, делая вид, что переставляет что-то на столе. - Будто мне очень интересно смотреть, как ты сдыхаешь. - Мне тоже. Но что делать? - Ничего, дай время, я найду, что делать. Граф откинулся на спинку. - Я тебе и сейчас скажу, что. Если тебе действительно так необходимы другие, то ведь еще не поздно все переиграть сначала. Сними мне голову или замкни кестек - и оперируй кого хочешь. Ты видишь, я уступаю, уже не говорю о том, чтобы никогда никого не калечить. Почему бы и тебе не уступить мне хоть немного? В конечном счете, ты теряешь меньше. - Я действительно теряю очень мало. Какая разница, кого оперировать. Но ты-то теряешь все. И поэтому я не хочу убивать тебя. У меня тоже есть совесть. - Да что же ты не даешь мне ни жить, ни умереть! - закричал Граф. - Это тебе совесть позволяет? Жалко тебе яда - сгнои меня в своих подвалах, зарежь на столе. Я ведь не прошу легкой смерти, выбирай ты, что тебе больше нравится. Но пути назад, к жизни, у меня уже нет. Что же совесть твоя молчала, когда ты калечил меня? Ты не можешь не оперировать других, я тебе мешаю? Ну что же, я принадлежу тебе, делай, что хочешь, наказывай! Замкнешь кестек? Замыкай! Сколько это будет тянуться? Месяц, год, вечно? Пусть! Пусть я не увижу ничего, кроме боли, но я ведь не увижу и того, что ты делаешь, я не увижу калек, подобных себе! Ты, изверг! Чудовище!.. Сеид обернулся, чувствуя, что ярость лишает его зрения. Сейчас бы он мог убить его собственноручно, но все же постарался взять себя в руки. - Хорошо, - сказал холодно. - Иди к Ибрагиму. Я замкну кестек. Граф сразу осекся, поднялся с кресла. - Спасибо, господин, - прошептал, кланяясь. Оставшись один, Сеид подошел к столу, принял какой-то порошок. "Стар я... - подумал горько. - Поздно начинать все с начала. Ведь немного - и сердце не выдержит..." Он стоял, вслушиваясь в безмолвие лаборатории, пока оно не стало давить на него, тогда пошел в подвал. Граф сидел у стены, но с появлением господина стал на колени. - Оставь, - поморщился Сеид. - Я не буду никого оперировать. Иди, выполняй свои обязанности. Сеид не убил Графа. Тогда, отослав его в подвал и оставшись один, он, вслушиваясь в тишину лаборатории, задумался, как это она, такая дорогая ему на протяжении многих лет, всегда царствующая в этом помещении, гарантирующая плодотворную работу, вдруг перестала быть привычной, потому что вот уже не один год рядом с ним находился Граф. А вместе с ним сюда ворвались боль и накал страстей. Вечное напряжение, вечное противоборство, смертное отчаяние и безысходность, и при этом - что-то свежее, чистое, светлое. И какой же чуждой, мертвой стала лаборатория с его уходом - Сеид представил на его месте флегматичного и слабовольного Махмуда, и понял, что работа для него потеряла бы почти всю прелесть, имей он под руками эту бесформенную, несопротивляющуюся массу. В Графе теперь была вся его жизнь, и он боялся потерять его. Да и невольник привык к нему, и тоже, наверное, странным бы показался ему его новый хозяин. Это была привязанность, нежность и взаимопонимание двух давних, заклятых врагов. Опять между ними установились ровные, спокойные взаимоотношения. Добившись своего, Граф больше не бунтовал, Сеид не третировал его без надобности. Само собой подразумевалось, что один из них - раб, другой - хозяин, но внешне они общались на равных. Они почти всегда были вместе. Вместе работали, вместе отдыхали, и Сеид иногда даже не скрывал своей нежности к Графу. Он старался больше не ущемлять его достоинства и использовал только как помощника в работе и даже как друга. Что об этом думал сам Граф? Он был всегда спокоен и корректен, всегда готов выполнить любое приказание хозяина, но о своих чувствах молчал. Не трудно было заставить его говорить, приказать, вытянуть все, что он думает. Но Сеид ни за что не согласился бы тревожить его. Эта идиллия продолжалась почти семь лет. Ага был счастлив. Он не хотел терять Графа, но пришло время отдавать долги. Однажды ночью Сеид писал в своем кабинете. Граф давно ушел спать, а его, старика, мучила бессонница. Ничего не предвещало беды, когда сад его поместья озарился призрачным, тусклым светом. Чифликчи выглянул в окно, и сердце его упало. Кругом стояла тишина, все было как обычно, только посреди двора возвышался светлый, подвижный конус. Это были они, они, хозяева Сеида, его, господина и повелителя. Много, много лет назад, когда он был еще юношей, когда только увлекался чтением трактатов и мечтал посвятить свою жизнь науке, они нашли его, странные существа из далекого мира, чудовища, боги или экзеты. Они прилетели на небесном корабле, таком же, объятом призрачным светом, и сказали ему: мы дадим тебе самое важное - все эти автоматы, инструменты и лекарства, лабораторию, деньги и главное - знания, но ты должен сделать то, что нужно нам, ты должен вывести особую породу, породу, к которой принадлежал Граф. Где-то далеко, так далеко, что не поддавалось осмыслению разумом простого человека, существовала древняя и могущественная цивилизация, цивилизация разумных насекомоподобных существ. Они достигли пика своего развития, познали множество тайн природы, завоевали огромное количество миров, и теперь безраздельно властвовали над менее сильными и развитыми цивилизациями, превратив их в свои безвольные колонии. Всюду, где появлялись экзеты, царил ужас и смерть. При высоком техническом уровне развития их общество сохраняло рабовладельческую форму, все другие биологические виды превращались в рабов, скот, так как завоеватели были хищниками и строго придерживались биологического расизма. Их отношение к иным формам жизни не отличалось от человеческого. Как всегда, "цари природы" гордо попирали ногами "меньших братьев", используя их по своему усмотрению. Мир существовал для них, только для них одних. Но их постигла страшная и неожиданная беда. Существа эти были крупными, размером с лошадь, пауками. Питались они мясом, всяким мясом, и для этого использовалась почти вся фауна. Но был один вид, без которого они существовать не могли. Вид этот был древнейшим симбиотом экзетов и отличался особым составом крови. Только потребляя достаточное количество этого целебного вещества, пауки могли размножаться. Полтора века назад на их планете произошла трагедия. Вся энергия, необходимая для функционирования их автоматизированных городов, была сосредоточена в одном огромном атомном реакторе. И вот вследствие аварии произошел довольно сильный выброс радиации. Необходимый, единственный в мире вид скота не пережил этого дня. Пострадала вся флора и фауна планеты, но именно эта порода, благодаря особому составу своей крови, оказалась наиболее восприимчивой к радиационному облучению. Пауки потеряли возможность размножаться. Шли лихорадочные поиски выхода, разрабатывались средства для продления срока жизни каждой особи, исключались любые возможности быстрого сокращения их биологического вида. Но необходимо было естественное размножение, требовалось найти или вывести новых доноров. И вот на всех завоеванных мирах шли попытки привить новый состав крови различным видам фауны. Кроме того, были посланы небольшие корабли-искатели к далеким, неоткрытым еще планетам на поиски новых форм жизни, на поиски видов, пригодных к преобразованию. Найти подходящий вид не удавалось. Требующийся состав крови сильно отличался от всех известных. Он был токсичен. Даже пауки, при всей их всеядности, могли употреблять ее только в небольших количествах. Радиация оказалась едва ли не единственной опасностью для вымерших доноров, во всех других случаях их биологическая особенность давала им огромные преимущества в выживании, но для других видов была опасна. Поэтому создать необходимую мутацию оказалось так сложно. И вот на планетах, не знакомых с цивилизацией экзетов, но с развитым разумом, выискивались способные ученые, которых снабжали необходимой техникой и информацией в виде ментограмм, и от них требовалось, применяя эти новые знания и технологии, опробовать все возможности по выведению необходимого вида на их планете. Высокоразвитая цивилизация экзетов владела огромными объемами информации, но не знала, как их использовать в данном случае. На неординарность инопланетного разума и особенности биологии новых видов рассчитывали эти космические цари. Потом, уже зная нужную планету, на которой возможно произвести доноров, экзеты начали бы войну. Это было и дешевле и быстрее, чем завоевание вслепую всех планет подряд. А время их поджимало. До сих пор ни одно существо, которому делали переливание необходимой крови, не выживало, а количество экзетов, несмотря на то, что им удалось сделать продолжительность жизни каждой особи почти бесконечной, неудержимо таяло, сильнейшая цивилизация вымирала. Они лихорадочно искали новых доноров. Такой донор может иметь различные отклонения в ту или иную сторону, но основной состав крови должен быть постоянным. Кроме того, такая кровь должна легко восстанавливаться, а сам донор - быть рассчитанным на большие нагрузки и послушен, независимо от того, разумен он или нет. С видами, лишенными разума, особых трудностей не могло возникнуть, на разумные существа не всегда согласились бы исполнять роль скота-донора добровольно. Именно поэтому оказался необходим кестек. Берясь за эту работу, Сеид не задумывался о последствиях. Он только ухватился за блестящую перспективу работать, заниматься любимым делом с аппаратурой, инструментами, возможностями и знаниями, которых до него никогда ни у кого не было. Он добился успеха и даже не знал, что был единственным на всей более-менее исследованной территории Вселенной, кому удалось выполнить свою задачу. Он сотворил Графа. Для этого ему понадобилась вся жизнь, и он, создав его, успел забыть, зачем это делал, ему не верилось, что экзеты еще когда-нибудь вспомнят о нем и вернутся, и строил планы об использовании рабов кестека на Земле. А потом ага привязался к своему рабу, полюбил его, и вот теперь, когда наконец-то почувствовал себя счастливым, появились экзеты.