Все Круги Ада. Освобождение

      Махаммед подошел и взял Графа за подбородок, пытаясь заглянуть в зубы. Тот побледнел, его глаза налились бешенством; наконец, не выдержал унижения, схватил чифликчи за руку и, с силой сжимая ее, потянул вниз. Махаммед зашипел, вырываясь. - Стоять! - крикнул Сеид, видя, что покупателю не удается освободиться от потерявшего самообладание товара. Граф отпустил руку и потупился, сдерживаемый приказанием. Господин со скрытым восхищением смотрел на тяжело дышащего, бледного раба. Он гордился им, как гордятся горячим скакуном, которым хвастают перед товарищами. - Зверь! - сказал, указывая на него. - Бешеный, дикий зверь! - Этот зверь больно кусается, - хмуро заметил Махаммед, потирая руку. - Да, его непросто укротить. - Ну, это уже мое дело. - Махаммед шагнул к Графу, но нерешительно остановился. - Я все-таки хотел бы посмотреть на него. То, что ты о нем рассказываешь, конечно, интересно, но сам знаешь... - Он больше не двинется, - заверил его Сеид, со скрытой насмешкой глядя на покупателя. После этого Графа тщательно осмотрели и ощупали. - Этот твой раб даже не нем, в отличие от остальных. А если его поймают - он выдаст меня? - Нет, - покачал головой ага. - А если будут пытать? Сеид рассмеялся. - Ну, здесь он не уступит и немому. Это можно продемонстрировать, если хочешь. Граф бросил на господина быстрый взгляд и потупился снова; лицо его побледнело, хоть и оставалось неподвижным. - Вот видишь, он боится. Это нежный, чувствительный человек с белой костью, гордый и в чем-то наивный. Он спокойно готов принять смерть, но когда его бьют по лицу, дрожит и способен броситься на обидчика. Ты видел, как он выглядел, когда ты осматривал его? Он слишком горд, чтобы позволить себе издать хотя бы звук боли. Горд и скрытен. Будет молчать просто из упрямства. Кроме того, ему можно приказать молчать, и он превратится в немого. Вот, смотри. Граф! Граф молчал, опустив голову. - Граф! - уже тверже позвал Сеид. - Слушаю, господин, - чуть слышно отозвался тот, поняв, что от него ждут ответа. И тут ученый дал самую абсурдную команду, какая пришла ему в этот момент в голову. Граф стоял, не двигаясь, только бледнел все больше и больше. - Быстро! Раб схватил голову так, что побелели пальцы, покачнулся и стал медленно опускаться на колени, затем совсем опрокинулся на землю и замер в страшном напряжении. - Я отдал ему бессмысленное приказание, которое он не может выполнить, а раз не выполняет приказа хозяина, значит, ослушался... А кестек проучит его. Сейчас он чувствует страшную боль. Это может продолжаться два-три дня. За это время господин имеет возможность найти непослушного раба, отменить приказ, что сразу же снимет боль, и может наказать. Если же нет, то по истечении этого срока он умрет. Этот, - он кивнул на раба, - проживет дольше - у него от природы необыкновенно сильный организм. Кроме того, я сделал его вечным - это так же усилило сопротивление. Граф может просуществовать в таком состоянии более недели. Махаммед не спускал глаз с поверженного невольника. - Как ты докажешь, что это действительно так? Я не вижу ничего, что причиняло бы ему боль. На это почти откровенное обвинение во лжи Сеид остался невозмутим - он никогда не питал особых иллюзий относительно умственных способностей этого чифтчи, ничего не понявшего после того, как ученый подробно объяснил ему механизм управления рабом. - В конечном счете, ты можешь сам попробовать причинить ему боль. Я хочу только сказать, что при своей силе он еще и акробат, его способности неповторимы. Это прирожденный убийца. Он знает несколько видов борьбы. Все это можно продемонстрировать. Граф! - Но у него слишком маленькие руки. - Неужели его рукопожатие показалось тебе таким слабым? - съехидничал Сеид. - Мой приказ отменяется, Граф. Через некоторое время Граф расслабился, медленно открыл глаза и посмотрел на господина. Потом слабо попытался встать. - Не надо, лежи, - остановил его Сеид. - Это слишком тяжелое испытание, - обернулся он к Махаммеду. - Так я его наказываю только за самые дерзкие проступки. - А бывают и такие? - Да... Он будет бороться за свободу. - Ну, это мы быстро из него выбьем. - Побоями ты от него ничего не добьешься. - Ага наклонился над рабом. - Ну что? Граф послушно лежал перед ним на земле, бледный, с искусанными в кровь губами. Его реакция на этот ставший уже обычным вопрос оказалась неожиданной - возможно, больше всего его задело то, что все это происходит при постороннем человеке. - Ненавижу! Знаю, ты можешь опять меня наказать, опять будешь унижать и издеваться. Но я ненавижу тебя, от этого ты меня отказаться не заставишь. Боже, как бы мне хотелось вцепиться тебе в глотку!.. Как бы я хотел видеть твою кровь! Мои руки меня не слушаются, иначе я сейчас не лежал бы у твоих ног, я бы заставил тебя стоять на коленях передо мной! Я никогда не откажусь от свободы, тебе никогда не заставить меня стать покорным!.. Когда-нибудь я освобожусь, и тогда ты не проживешь и дня. Ни ты ни твоя мраморная камера пыток, ни твоя дьявольская аппаратура! И этот день настанет, клянусь!.. Все. Я высказался, теперь можешь делать со мной все, что угодно. Какая ненависть, какая сила была в его глазах! Ага не мог не преклоняться перед его натурой, он просто с восхищением следил за ним. Да, его постоянный бунт мешал, турок не раз выходил из себя и клялся раздавить его, но все же... И вдруг ему стало страшно при мысли о том, что он делает. Ага никак не ожидал такого сопротивления, он рассчитывал, что "обработанный" им человек покорится своей участи, видя борьбу бесполезной. А этот... Но Сеид не мог изменить себя. - Покорный или непокорный, ты раб, мой раб, и будешь делать то, что я захочу, и я с тобой сделаю то, что захочу, и жить ты будешь, пока я захочу, - отрезал ага. - А нет - ты просто умрешь, вот так, ненавидя, бессильный, на коленях! Подумай! Казалось, он опять хлестнул Графа по лицу плетью, такое выражение стало у того. Он прошептал: - Смерти я не боюсь. - А мне все равно, чего ты боишься, а чего - нет. Ты должен выполнять. Вставай. - Ты говорил, что он покорен, - вмешался Махаммед. - Да, он может только говорить, но на это не стоит обращать внимания - дальше дело не идет. Главное, не снимай цепочку. Так берешь его? То, что должно было внести дополнительные сомнения в душу покупца, напротив, убило те, что раньше имелись. - У меня он замолчит, - повторял чифтчи. После этого Графа посадили на ишака, прикрутили к седлу за руки и надели чадру. За все это время раб не произнес ни слова, как кукла, послушно выполняя все, что ему велели, и не проявляя ни эмоций, ни инициативы. Такой приступ полной апатии обещал скорую вспышку бешенства, и Сеид поспешил сплавить его новому хозяину. Графа увезли, и чифликчи лег поспать. Но выспаться ему не удалось: измученный, тяжело дыша после быстрой езды, к нему явился Махаммед. - Ты говорил, что продал мне послушного раба! Что дальше болтовни он не идет!.. - закричал сразу же, как только увидел Сеида. Он был в такой ярости, что не послал слугу, а сам пришел выразить свои претензии. - Да... - ученый растерялся под его натиском. - Пойди и посмотри, что он делает! Я не позволю так обманывать себя! И Сеиду пришлось отправиться с Махаммедом. Во дворе валялось три трупа. Граф балансировал на краю крыши дома хозяина и отбивался от слуг. Оказывается, новый хозяин решил для начала выпороть раба, но Графу не сказал ничего, а приказ отдал аскерам. Свободный от всяких приказаний, Граф стал сопротивляться, и совладать с ним оказалось делом трудным. Это могло плохо кончиться, и Сеид поспешил исправить ошибку Махаммеда. - Ты же ничего не понял! - набросился на него. - Графу, Графу отдавать приказания надо! Пусть слуги не трогают его, иначе он сейчас разобьется. А теперь прикажи ему остановиться. - Как? - Ну, крикни ему: "Стоять, Граф". - Стоять, Граф! Тот замер и повернул голову к господину. - К столбу, - подсказал Сеид. - К столбу! - повторил Махаммед и широко раскрыл глаза от удивления: раб покорно направился к столбу, на ходу снимая рубашку. Бросил ее у столба, остановился. - Теперь пусть кто-нибудь поможет ему. - Как это - "поможет"? - Он сам не привяжется, и сечь себя не будет! - раздраженно рявкнул Сеид, видя, как Граф обернулся и выжидающе смотрит на него - он прекрасно знал, зачем здесь его прежний хозяин. - Но я предупреждаю, - продолжал ага, - такого, как он, второго нет, и если с ним что-нибудь случится... - Ты его так воспитал! - Во всяком случае, ты не можешь сказать, что он не способен убивать. - Ага кивнул в сторону трупов. Махаммед покосился на него и ничего не ответил - ему вдруг стало понятно, что Сеид знает о его тайных делах. Графа привязали. Сеид отвернулся - ему все это не нравилось. Наказывать раба не было никакой потребности, и этим Махаммед только провоцировал его на бунт. "Он изуродует его, - подумал, прислушиваясь к ударам. - Впрочем, какое мне дело?" Новый хозяин не вполне понимал назначение кестека и поэтому посадил Графа на цепь. Всей работой раба стало убийство. Махаммед приходил и втолковывал, кого, когда, где, - после чего отпускал его с цепи. Исполнения он требовал безотказного - его клиентами были люди высокородные и богатые. Но приказания отдавал бестолково, так, как можно отдавать их верному рабу, но не кестеку, Граф имел возможность увильнуть от выполнения. Впрочем, он быстро отказался от этой привилегии: до тех, кого он убивал, ему не было дела, их смерть даже доставляла ему удовольствие, зато стоило чуть заартачиться, просто из упрямства, и его вели в сарай на заднем дворе, наказывали. Граф быстро отказался от протеста, да от него ничего такого и не требовали, кроме выполнения приказа и возвращения на цепь. Поначалу раб просто изнывал от безделья - у Сеида он мог в свободное время сидеть в библиотеке, учиться у него, помогать ставить эксперименты, просто гулять по саду, а здесь - ничего, как собака. Но потом привык, отсыпался или размышлял о чем-нибудь своем. Тем больше удивился Махаммед, когда, услышав имя очередной своей жертвы, Граф вдруг заявил: - К Сулейман-паше я не пойду. И никакие угрозы, никакие истязания не могли заставить его отказаться от этого решения. Он угрожал, что выдаст господина, или умрет, или еще что-нибудь в этом роде. Махаммед вышел из себя и нашел человека, умевшего заставить сломаться самого упрямого. Кривой горбун, уродец, маленький и сморщенный, он, даже не называя своего искусства, вызывал страх. Бей отвел его в сарай и растолковал, что от него требуется. Затем велел привести раба. Через несколько часов прижигания своей жертвы каленым железом человек явился к Махаммеду. Приняв от него полагающиеся почести, бей спросил: - Ну? - Вашаллах, я сделал все, что мог, и заслужил свою плату сполна. - Что он? - Он молчит, бей. Махаммед встал и вплотную подошел к нему. - Молчать он мог бы и без тебя! Тебе не за что платить. - Но бей... Махаммед уже отвернулся, не желая продолжать разговора дальше. - Уберите его! - Бей... Подскочили слуги и под руки потащили его прочь. Махаммед вышел через задние двери во двор, прошел к сараю и стал на пороге. После яркого света ему показалось, что внутри совсем темно. На рабе еще блестела вода, с помощью которой его приводили в чувство; он стоял на коленях только благодаря поддержке столба - голова его бессильно легла на привязанные к кольцу руки. Почувствовав приближение господина, Граф поднял голову, посмотрел на него долгим пустым взглядом. Он по-прежнему оставался спокоен, кажется, сейчас даже был спокойнее, чем всегда; осунувшееся его лицо уже не было каменным, напряженно-неподвижным, теперь настоящее безмятежное спокойствие человека, переступившего последний порог, царило на нем, он даже улыбнулся грустной, усталой улыбкой. Но в ней чувствовалась и насмешка. - Ты упрям. - Да. - Но я заставлю тебя послушаться. - Нет. - Граф опять улыбнулся и покачал головой. - Я придумаю что-нибудь другое. - Мне все равно. Я очень устал. - Он снова спрятал лицо в руки и уже не отзывался.