Все Круги Ада. Освобождение

В это время "волки" устроили очередное свое судилище. Граф отличался особой ненавистью к калекам, "неполноценным", и если в его руки попадался один из них, то живьем уйти уже не мог. Зная эту его слабость, "волки" выискивали таких жертв и тащили их на берег, позволяя вожаку порезвиться. Обычно после такого убийства он распускал их и потом долго не появлялся на глаза. А это было им на руку, позволяло отдохнуть от постоянного напряжения, какое вызывало ожидание очередной жестокой причуды главаря, которая могла относиться и к ним самим. Его Граф присмотрел на базарной площади, просящим милостыню. Совсем еще недавно мастеровой человек, он пришел с войны без ног и без руки. Всего месяц потребовался для того, чтобы сильного рабочего мужчину превратить в этот жалкий обрубок. Кому нужен он, беспомощный, иссеченный, кто будет его кормить? Если бы осталась хотя бы рука, еще можно как-нибудь выкрутиться: сапожником, или обувь чистить - люди пристраивались, чтобы хотя бы выжить, но он даже одеться сам не способен; вот и не остается ничего другого, как только милостыни просить. Где-то сильно штормило, и волна войны сотнями оставляла на берегу таких вот, пережеванных и искореженных ею. Вот здесь и находил Граф кладезь для своей жестокости. Три дня назад он увидел его и приказал своим, чтобы живым или мертвым, но достали ему этого человека и доставили на берег. Когда Рыжий с вожаком пришли на назначенное место, там уже все были в сборе. "Волки" обступили свою очередную жертву, покуривали, переговаривались, но трогать ее без хозяина не смели. Федор примкнул к ним, Граф же прошел в образовавшийся круг и остановился против солдата. Пожилой, весь в морщинах и шрамах, в старой шинели, обрезанной, чтобы не волочилась за платформой на колесиках, он казался особенно маленьким среди этих высоких парней, выжидательно возвышающихся над ним. - Ты знаешь, кто я? - спросил Граф с холодной бесстрастностью. - Граф? - Ему действительно уже сообщили, что его ждет. - Да, Граф. И тебе, наверное, известно, зачем ты здесь? - Я не сделал тебе никакого зла, всю жизнь работал, зарабатывал на жизнь вот этими руками. Я гнил в окопах, защищая тебя же! Отпусти меня, сынок. За что ты хочешь убить меня? Я... - Замолчи! Я тебе не сынок. Сейчас говорить буду я. - Граф снял куртку и бросил ее кому-то на руки. - Ты калека. Ходишь просить милостыню по базарам. Ты обуза для себя и для других, ты мешаешь жить спокойно. Твой вид взывает к совести и пробуждает страх. Твоя жизнь - агония и унижение. От тебя остался только кусок тела, который ест, потеет, справляет нужду и спит. Скажи, на что ты способен еще, кроме как спать и есть? В этом мире неполноценным места нет. Те самые люди, что тебя отправили на войну и покалечили, теперь из жалости, дурной жалости, носятся с вами, оставляют на свете, просто не зная, что с вами делать. А ответ один - уничтожать. Ведь на войне, здоровых и полных жизни, там они вас не жалели? - Тебе легко судить. Но что бы ты сказал, окажись ты на моем месте! - Да, я сужу тебя. И мой суд приговорил тебя к смерти. Граф, лицо которого стало вдохновенным, произносил слова, как проповедь, но неожиданно задумался. Сегодня он, отходя от своих привычек, почему-то не торопился убивать. - Кто тебе сказал, что ты имеешь право судить? Солдат не был способен защититься, но отбивался, как мог - словами. Просить ему не позволяли ни годы, ни человеческое достоинство, да это было и бесполезно: Граф все равно прервал бы его. А вожак сегодня удивлял "волков": до сих пор не дотронулся до калеки ни пальцем, с пафосом произносил речи, а тут вдруг перешел на шепот, присел около безногого, почти вплотную и что-то быстро и горячо шептал ему в лицо. Среди его окружения послышался неодобрительный ропот: ждать скучно, а вожак все тянул и тянул. Он обернулся и крикнул злобно: - Молчать! Шире круг, я сказал! Потом опрокинул калеку на спину и рывком, близко заглядывая в глаза, словно боясь что-то упустить, взрезал ему горло. Сегодня с Графом было что-то неладно, болезненная неустойчивость его настроения особенно бросалась в глаза. Встав, он обвел злыми глазами "волков", и взгляд его остановился на бледном, дрожащем Рыжем. Совершенное только что у него на глазах убийство поразило Федора, вызвало в нем ужас и отвращение. Это заметил главарь. - Ты! Тебе что, не нравится? Не нравится? - Он подтащил его к трупу. - Смотри. Я не знаю ни имени, ни прошлого этого человека. Я убил его, а твои побратимы разочарованы, что мне не пришло в голову истязать его. Вот это. - Тут он нагнулся и, окунув ладонь в кровь, показал ее Рыжему. - Ее запах и вид пьянят их. Ты один боишься крови! - И убийца с презрением толкнул "волка" липкой окровавленной рукой прямо в лицо. Не смотря на внешнюю легкость, удар вышел сильный, и тот опрокинулся, отлетев к ногам остальных. Вот в эту минуту и неплохо было бы заступиться за того, кто навлек на себя гнев ненавистного вожака. "Волки" ненавидели этого тирана, но стоило только одному из них начать протестовать, как все тут же переходили на сторону главаря. Эти люди не зря называли себя "волками". Федору промолчать - и, может быть, все на этом и кончилось бы. Но ненависть его, пробужденная произошедшим сейчас, оказалась слишком велика, захлестнула разум и заставила возмутиться. Он поднялся на ноги и стал перед главарем; лицо его, все в крови, покраснело еще и от гнева, руки сжались в кулаки. - Убийца! Тебе мало, что ты издеваешься над нами! Ты лезешь в город за несчастными калеками, словно крови, пущенной тобой здесь, на берегу, не хватает! Когда же ты насытишься? - Да, я убийца, - прервал его Граф неожиданно холодным и ровным тоном. - И я докажу тебе это. У тебя есть нож? - Слушая эти обвинения, он стал очень спокоен. Федор сбился. - Да... А что? - Возьми его и зарежься. Сейчас же, вот здесь, перед всеми. Ну? Ты же сам говоришь, что мне мало крови. - "Волкам" был хорошо знаком этот немигающий взгляд и ровный, лишенный эмоций тон, спокойный, но парализующий всякую волю. Странное дело, страшнее всего Граф становился не тогда, когда бесновался, а когда делался таким вот - холодным и спокойным. Не выполнить его приказа было невозможно. Глядя вот так, он мог пожелать все, что угодно, и любой из "волков" знал, что сопротивляться этому бессмысленно. Сначала наступал страх, а потом руки сами делали нужное, а главное, казалось, что иного выбора и нет, что ты сам решился на такой поступок. Но Рыжий еще не был знаком с подобной способностью вожака, поэтому попытался воспротивиться. - Зачем? - Ярость Федора стала быстро исчезать, он чувствовал, как огромная воля главаря ломает его и пригибает к земле. Ощущение было такое же, как тогда, когда Граф приказал ему стать "волком". Появилась готовность выполнить, нет даже чувства абсурдности происходящего. Федор ясно представил, как возьмет нож, обернет к себе и вгонит в живот. И это казалось таким естественным, словно иначе и быть не может. Но он все же не поддавался. - За что? - Я так хочу. Впрочем, можешь зайти вон за тот камень, если стесняешься. Выполняй! Или тебе помочь? Федор достал нож и раскрыл его. Круг распался, "волки" стали сзади Графа, и Рыжий остался один. Повернулся и медленно пошел к камню, лежащему в двадцати шагах отсюда, - нет, даже двадцати трех - он зачем-то считал, когда шел. Он чувствовал взгляды на своей спине, но сейчас, когда Граф уже не смотрел ему в глаза, гипноз исчез. И все же Федор понимал, что выхода у него нет. Если даже он воспротивится, попытается бежать, его поймают и убьют. А к своим они очень жестоки. Просто перерезанным горлом, как калеке, ему не обойтись. Измену наказывали здесь так, чтоб другим было неповадно. Станут долго, по очереди топтать, потом, если тело найдут, опознать его будет трудно. Он вспомнил обезображенный труп Андрея, принесенный в их дом. Выхода нет. Рыжий выругался про себя: бессмысленная смерть из-за прихоти не человека, нет, - бешеной собаки! Он встал на колени за камнем и посмотрел на нож. Все, что надо делать дальше, знал наизусть. Но тут кто-то сзади подскочил к нему, схватил за руку с ножом. - Погоди! Граф. В его глазах показалось что-то новое, необычное для него. Он был сильно встревожен и, казалось, к чему-то в себе прислушивался. - Постой, поговорим, - произнес вкрадчиво, сел на камень и потянул Федора за руку, приказывая сесть и ему. Рыжий повиновался. Он все еще не мог отойти, в ушах его стоял звон и мысль, что он уже мертв, не покидала его. Чего еще хочет от него этот гад? К ним подошли "волки", желая послушать, какие еще издевательства придумал Граф для их собрата. Но главарь не удовлетворил их надежд. - Убирайтесь! - крикнул он, оборачиваясь к ним. - На сегодня все. Представление окончено. Когда "волки" разошлись, Граф подвинулся к Федору ближе. Он все еще не выпускал его запястья. - Зачем ты делаешь это? - Что? - Зачем ты хотел зарезаться? - Ты же приказал. "Чего еще он хочет от меня?" - опять подумал Федор. Он уже не чувствовал ни страха, ни волнения, только усталость намертво застыла в нем. - Но ведь за этим камнем ничего не видно, вот здесь - ход наверх. Ты мог легко сбежать. Любой из "волков" так и поступил бы. Я специально сказал тебе отойти сюда. - Чтобы ты меня потом нашел и убил, как скотину? Нет, я лучше сам, без лишних издевательств. Граф помолчал. - Сколько ты уже среди нас? - Два месяца... Больше. Наступило долгое молчание. Потом Граф вдруг присел перед Федором, заглядывая ему в глаза своим острым, ищущим взглядом. Это было так неожиданно, что Рыжий отшатнулся. - Я задаю себе вопрос: зачем ты пошел к нам, "волкам"? Ты слишком хорош для нас, вряд ли у меня выйдет сделать из тебя то, что мне нужно. - Он замолчал, что-то обдумывая. Потом спросил уже громче, настойчиво пытаясь пробудить Рыжего от его странного сна. - Нет, ну зачем? Ведь тебе же совсем чуждо все то, чем занимаемся мы, тебя это возмущает. Правда? - Да. - Так почему же ты сразу не отказался? - Ты бы убил меня. - Я и сейчас могу тебя убить. И так и сделаю, если ничего не изменится. Ты сделал ошибку. Тебе придется или измениться, или умереть. Выбор за тобой. - Он встал. - Ладно, иди, ты свободен. - Что мне делать? - Что делать? - удивился его вопросу вожак. - А-а, понятно... Ничего. Иди домой. Живи, - усмехнулся он. - В следующую среду мы собираемся на этом же месте.