Все Круги Ада. Освобождение

      Дом, в котором жила Оксана, был расположен почти на самом берегу, в молодом, ясно-зеленом садике, - раньше его здесь не было, это она посадила и деревья, и яркие цветы. Хозяйка дома, Дарья Степановна, - полная сорокалетняя женщина с совсем молодыми карими глазами, светящимися добротой и лаской, с крупными рабочими руками, красноватой обветренной кожей, любила свою постоялицу, как родную дочь. Ее ласковые натруженные руки никогда не упускали случая провести по волосам девочки, позже, когда она подросла, - облегчить ей работу. Глядя на неспешные движения этой спокойной женщины, вряд ли кто-нибудь сказал бы, что она обладает гордым и независимым нравом. Дочь самолюбивого донского станичника, эта красавица влюбилась в цыгана из кочевавшего мимо табора, перебивавшегося в то время случайными заработками на ярмарках с помощью дрессированного медведя. Отец, разумеется, стать его женой ей не разрешил и после короткой, но бурной борьбы Дарья пришла к выводу, что согласия его добиться не сможет, потому собрала свои пожитки и сбежала из дому с любимым. Но табор тоже встретил ее враждебно, и тогда молодая пара откололась, пришла к морю, где и осела. Благодаря своему медведю и удивительному дару находить общий язык с животными, цыган очень скоро получил работу в цирке, сначала - с медведями, спустя какое-то время взял номер со степными волками. Потом родился сын Андрей, красавец Андрей, так похожий на отца. А через три года у него появился брат Федор, рыжеволосый, в мать, круглый мальчишка, в отличие от старшего - непоседа и сорвиголова. Это был счастливый дом, им завидовали, о них говорили и плохое, и хорошее. Но без несчастья не бывает, пришло оно и сюда: погиб отец. Горе согнуло Дарью, она за одну ночь постарела, стала седой. Это была та из немногих пар, где привязанность и в первую брачную ночь и через несколько лет остается одинаково ровной, и связь ее рвется мучительно, утрата долго не забывается. От мужа у Дарьи остался лишь дом с небольшим хозяйством и стая волков. Он сам ловил волчат и обучал их, поэтому принадлежали они не цирку, а ему. Но после его смерти продать их не удалось - не было желающих работать с волками, к тому же они плохо слушались чужих. Перестрелять же их Дарья не позволила - они принадлежали ее мужу. Так и жили эти хищники, словно обычные собаки, у них в загоне, в основном, под опекой Оксаны. Проку от них не было, разве что воры никогда не лазили, но возни... После смерти мужа Дарья согнулась от горя, но не сломалась: нельзя сломаться, ведь на руках оставались дети, и их нужно растить. Она сдала комнату - теперь лишняя копейка не помешала бы. Так в их доме появилась Оксана и быстро сделалась членом семьи. Дети выросли. Сначала Андрей, а потом и Федор стали ходить в море, приносить деньги. Андрей, как старший, всячески оберегал брата, старался помочь ему, прикрыть от трудностей; он стал ему как бы вторым отцом, и Федор платил ему взаимной любовью. Казалось, между ними нет и не может быть ничего невыясненного, тайного, братья во всем были откровенны друг с другом и советовались всегда. Дарья Степановна прочила Андрея в мужья Оксане, казалось, это было бы единственным и желательным итогом. Но вот новое несчастье свалилось на уже уставшие плечи Дарьи - Андрея убили. Его принесли уже застывшего, всего в запекшейся крови, избитого, с перерезанным горлом. Андрей никогда не говорил, что у него есть враги, да еще такие, что способны на убийство; добрый, работящий парень, он не мог влезть в какую-нибудь авантюру, по крайней мере, так казалось Дарье. Почему? Почему же нашлись такие, что посягнули на ее радость, последнее ее счастье - детей? Почему нашелся человек, отнявший у нее сына? Федор смотрел на плачущую мать и темнел лицом. Брат любил Андрея не меньше матери, и смерти его оставить просто так, без возмездия, не мог. Он пошел искать убийцу - если этим не занимается полиция, займется он. Стоило только походить по кабакам, расспросить потихонечку - и найдется кто-нибудь такой, кому известно хоть немного в этом деле. В конечном счете, ведь не дух же святой убил человека, чтобы за ним не осталось следов. Так и вышло. Лев узнается по когтям: из рассказов и намеков - кто же укажет на убийцу прямо, - Федор узнал, что по всем приметам это дело рук "волков", видно, Андрей чем-то не угодил их Графу, вот он и убрал его. Больше некому. Это их почерк. Всякие сомнения пропали, когда однажды поздно вечером Оксана прибежала домой вся мокрая, испуганная и рассказала о своей встрече на берегу. Граф? Будь это кто-нибудь другой, можно было бы обратиться в полицию, но в этом случае от нее толку мало. Разбираться придется самому. Он просто не хотел признать, что желает лично расправиться с убийцей брата. Теперь Федор стал расспрашивать, где живет Граф, но все безрезультатно. "Где-то в горах", - отвечали ему, и добавляли: "Ты бы не нарывался". И все же жить он мог только недалеко от своих "владений", стоило только поискать. Но прошел долгий месяц напрасных поисков, были, кажется, исследованы все потайные закоулки и гроты поблизости, а жилище Графа оставалось необнаруженным. Федор совсем отчаялся, ему стало казаться, что если полиция не может справиться с его врагом, то он не сможет и подавно. И тут же простая случайность помогла ему: возвращаясь поздно вечером с промысла, он увидел на берегу огонек и постарался заметить место, чтобы на следующий день пойти посмотреть, что там такое. Это была высокая, довольно широкая, далеко выдающаяся над морем площадка, что-то вроде естественного балкона. Она хорошо защищалась от ветра каменными стенами - старая сосна, поднявшаяся на ней, согнула только верхушку, поддаваясь неуступчивой стихии. Почти повсюду площадка укрылась тонким слоем земли, принесенной сюда веками и поросшей редкой и жесткой травкой; далее от края разрослась густая зелень кизила, его кусты возвышались и по обе стороны чуть заметной тропы, приведшей сюда Федора. Посреди площадки лежал толстый ствол поваленного дерева, а возле него - камень у очага. Если бы не этот очаг, зажигавшийся, как было заметно, уже не один раз и совсем недавно, ничто не выдавало бы присутствия здесь жилища. Но Федор знал, что ищет, и, не давая себя обмануть, отправился исследовать кусты кизила. Среди его ветвей он обнаружил вход в небольшой полутемный грот, на "пороге" которого лежала подстилка из сухой ульвы. Федор старательно переступил ее, подозревая, что это своеобразная сигнальная система - сухие водоросли должны хрустеть, когда на них наступишь. Прошел в середину и остановился, удивленный. Грот был основательно обжит и представлял собой довольно удобное место. С внутренней стороны от входа висело подобранное покрывало, чтобы в холодные времена закрывать проход морозу. У стены стояло ведро с питьевой водой и ковшиком в ней; везде, кроме этого угла, на полу было расстелено свежее сено. Рядом с ведром - и тяжелый кованый сундук. В центре "комнаты" чернела буржуйка с коленчатой трубой, уходящей куда-то в темный угол - видимо, там было отверстие; рядом с буржуйкой - ящик для сидения, накрытый полотном. С противоположной стороны стояли самодельные книжные полки, дальше - деревянные нары, застеленные дорогой шубой, над ними висели гитара и еще какой-то струнный инструмент, названия которого Федор не знал, а на нарах лежал сам Граф. Он спал, не раздеваясь, ничком, спрятав лицо в согнутые руки. Удивительно, как полиция до сих пор не нашла его тут. Федор достал нож. Несмотря на то, что он обрадовался удаче, - такого успеха даже не ожидал, - его трясло: как-никак, он собирался убивать. Преступлением Федор это не считал, за смерть брата он был намерен мстить смертью, особенно если речь шла о такой личности, как "волк", но... Свершив это, человек перестает быть прежним. В конечном счете, даже освященная законом казнь - все то же убийство, только при круговой поруке. Поэтому Федору пришлось напомнить себе, кто такой Граф, что он сделал и может еще сделать, чтобы не отказаться от цели своего прихода сюда. Он взял себя в руки и стал медленно, стараясь делать это бесшумно, приближаться к нарам. Оставалось еще шага два, когда вдруг оказалось, что Граф наблюдает за ним. Нож выпал у Федора из рук. Из-под локтя на него был направлен тяжелый, усталый, даже безразличный взгляд. Словно не к нему идут с оружием. Граф долго не двигался и смотрел на замершего Федора, потом тихо спросил, медленно и устало выговаривая слова: - Тебе-то я чем насолил? Я тебя не знаю. Тот не ответил, ожидая страшной для себя развязки. Он мог убить Графа спящим, но как совладать ему с человеком, выходящим безоружным против десятерых и остающимся победителем? Его не взять ни силой, ни внезапностью: реакция Графа стала пресловутой, он уклонялся от брошенного с двух шагов ножа. Это была машина, машина убийства и насилия, не занимающаяся больше ничем и только для этого и предназначенная. Что может сделать с ним обычный человек, который за всю жизнь подрался по пьянке, может быть, раза два? Федор даже не бросился бежать, парализованный страхом и сознанием своей беспомощности, когда Граф поднялся и лениво направился к нему. Движения бандита были как-то неестественно замедленны, особенно неестественно для всего того, что о нем говорили. Тем не менее, это не помешало ему неуловимым движением схватить Федора за запястье. Он чуть сжал пальцы и повел руку вниз, и вслед за рукой, корчась от нечеловеческой боли, опустилась его жертва. Граф не отпускал, испытующе глядел ему в лицо - это был его излюбленный прием демонстрировать свою силу. - Молчишь? - с легким удивлением спросил он. - Терпеливый? А ты знаешь, что я могу с тобой сделать? - Тихий голос его зазвучал угрожающе. - Отвечай. - З-знаю, - не в силах перевести дыхания от боли, всхлипнул Федор. Граф отпустил его, поднял упавший нож и сел на постель. - Говори, - приказал, когда Федор поднялся на ноги. - Зачем ты сюда пришел? - Убить тебя, - покорно ответил тот, потирая болевшую руку. - За что? Я не знаю тебя. Такого, как ты, - он явно намекал на рыжую шевелюру и розовую румяную кожу своего незадачливого убийцы, - такого, как ты, я запомнил бы сразу. Возможно, Граф был болен, потому что вел себя как-то странно, заторможено, взгляд его был тяжелым и неподвижным. А может, его сегодня просто посетило плохое настроение. Как бы то ни было, Федор решил, что терять ему нечего, и стал отвечать резко и дерзостно, стараясь задеть. - Ты убил моего брата. - Может быть. Как его звали? - так хладнокровно спросил Граф, словно речь шла о погоде. - Андрей Хоменко. - Грач? Вот бы не сказал, что он твой брат. - Граф вздохнул, пальцем пробуя лезвие ножа. - Что ж ты не точишь-то? - Я не знаю никакого грача, ты убил моего брата. - Грач - это его кличка среди "волков". А ты не знал? - Андрей не был "волком", - возмутился Федор, - он никогда не пошел бы в вашу банду!.. - Но пошел же. - Он собаки не обидел. - Собака - не человек. Он топтал людей ничуть не хуже меня. - Ты врешь! - Федор покраснел от возмущения, казалось, он сейчас бросится на своего обидчика с кулаками. - Ты пытаешься оболгать Андрея. - Какой же мне смысл врать? - так же невозмутимо и медленно проговорил Граф. - Твой брат был не просто "волком", он хотел стать вожаком. А тех, кто копает под меня, я убираю. Кстати, от кого ты узнал, что это сделал я? - Ни от кого. - Как бы растерян ни был Федор, у него хватило ума не выдать наводчика. Но думал он сейчас совсем о другом. Его поразила эта страшная новость. Выходит, Андрей, его любимый Андрей, добрый, ласковый, не способный никому ни в чем отказать, за жизнь свою не сказавший, кажется, ни одного грубого слова, - убийца? Бандит, притворявшийся любящим братом и заботливым сыном? Нет, такое немыслимо. Граф врет ему! Он убил невиновного, беззащитного человека. Но зачем ему врать? Чтобы оправдаться? Он может и без оправданий расправиться с ним так, что и не найдут никогда. - Сволочь, - проговорил он, с ненавистью глядя на врага. - Ублюдок! Если это правда, то это ты сделал его таким! Ты убил его не сейчас, а гораздо раньше, когда он еще ходил, разговаривал, улыбался... Это ты... Таких, как ты, уничтожать надо, уничтожать, чтобы и следа не осталось, чтобы забыли, что может существовать среди людей такая нечисть, чума! Чтоб... Но "волк" опять не дал ему договорить. Его лицо сделалось еще более мрачным и усталым, он зло прищурился. - Вы всегда бываете правы, да? Чистые и невиновные! Чувствуете себя правыми! - Тут он тяжело ухмыльнулся. - Так ты хотел убить меня? Значит, взял на себя высокую миссию освобождения страждущего человечества от чумы и нечисти? Мессия! Ну что же, попробуй. - И бросил нож к его ногам. Граф опять лег на нары в той же позе, в какой его застал Федор, только голову медленно и как-то лениво отвернул к стене. - Давай. Только, чтобы побыстрее, - произнес тихо и, видимо, решив, что Федор сам не справится, добавил: - Слева, под лопаткой... Если этого будет мало, перережешь горло. - Он еще раз искоса взглянул на него и, увидев, как тот позеленел, сказал. - Не бойся! Для этого не обязательно смотреть в лицо. Предложение было настолько неожиданным, что смысл его не сразу дошел до Федора. Некоторое время он непонимающе глядел на вытянувшегося перед ним врага, потом взял в руки нож и подошел к постели. Тот чуть прогнулся, укладываясь плотнее, и замер в ожидании. Но ждать ему пришлось слишком долго. Федор не шевелился, только так сжимал в руках нож, что белели пальцы. Граф приподнялся на локтях, обернулся к нему и уставился в лицо. - Ну, в чем дело? - хмуро прервал затянувшееся молчание. - Я... не могу. - Что? - Ты предлагаешь мне... заколоть тебя? - Ну, да, да, - нетерпеливо процедил "волк" - Коли! Чего ты ждешь? Ведь ты же за этим пришел сюда, я правильно понял? - Но... - Федор угрюмо смотрел на него и не понимал, чего ждать. Мало кому может прийти в голову требовать подобное. Скорее всего, Граф просто изощренно издевался над ним. - Это не так просто, да? - Я не сделаю этого. - В голосе Федора звучал оскорбленный вызов. - Конечно, ты взял верх, знаешь, что я никуда от тебя не денусь, и можешь насмехаться надо мной. Издевайся, но только удовольствия ты от этого не получишь - я свободный человек и унижаться перед тобой не стану. "Волк" сел. - Это я над тобой издеваюсь? Я возомнил себя судьей и пришел к тебе? Что ж ты раньше-то думал? Посмотри на себя, ты не способен этого сделать, а берешься судить то, в чем ничего не смыслишь! Щенок! - Он чуть было не ударил его, но передумал. - Убирайся, - процедил, с силой сжимая пальцами край нар. - Убирайся к чертовой матери! Федор не двигался. -Ну? Тебя вытолкать? Маньяк, способный отправить на тот свет за одно только слово, сказанное против его воли, отпускает человека, признавшегося, что собирался убить его? Это, по меньшей мере, невероятно, особенно если учесть, что настроение "волка" находится отнюдь не на высоком уровне. Нет, здесь кроется какой-то злой умысел. Федор так и решил. - Ты собираешься напасть на меня со спины? - скорее, это было обвинение, чем вопрос. Выражение лица Графа опять стало усталым и безразличным. Он тоскливо махнул рукой, лег и отвернулся к стенке. Федор постоял, ожидая, потом повернулся и нерешительно пошел прочь. Шел медленно, каждую секунду ожидая услышать за спиной шорох шагов или окрик. И услышал: - Стой! - Тропинка от Графовой площадки шла вниз, удаляясь от моря. Здесь заглушался его шум, и голоса звучали совсем иначе, чем чуть выше, за несколько шагов отсюда. Федор оглянулся. "Волк" стоял как раз в том месте, где тропинка начинала свой спуск. - Как тебя как зовут, рыжий? - Федор. Граф подошел к нему. - Ну так вот, рыжий, ты будешь "волком". Подожди, - оборвал он пытавшегося что-то возразить Федора. - У тебя просто нет другого выхода. Я не стану убивать тебя здесь, сейчас. Но если ты попытаешься уйти от меня, я тебя все равно найду. И не стану расправляться сам, а отдам "волкам". Посмотришь, что с тобой сделают люди, убийство одного из которых ты так осуждал. Поэтому у тебя нет другого выхода. Ты научишься убивать, мой милый, никуда не денешься. Тебе понравится, обещаю. Завтра, в девять утра, у Чертовых зубов - сбор. Приведешь полицию - под землей найду, не рад будешь, что на свет родился. Не придешь - тоже достану. Все. Он даже не спрашивал согласия. Но зачем ему мог понадобиться Федор? По всем параметрам он не подходил к роли бандита. Уж не потому ли Федор приглянулся Графу, что ненавидел его? Не по этому ли принципу подбирал тот всех своих "волков" - людей, у которых были причины ненавидеть его и которые при этом чувствовали его полное превосходство? Какая ненависть может быть сильнее бессильной? Но зачем это ему? Просто из страсти ломать чужую волю? Как бы то ни было, но его власть проявлялась уже сейчас. Ненавидящий и подавленный Федор не посмел отказаться, не только из-за страха перед угрозами, но было что-то в его приказаниях такое, что всякое сопротивление делало бессмысленным. Федор потом всю жизнь будет проклинать себя за эту слабость, но сказать "нет" у него просто не хватило сил. И, чувствуя, что попадает в очень крепкую сеть, совладать с которой вряд ли возможно, согласился. Уходил от Графа уже "волк" Рыжий.