Молчание и покорность

Мы выбираем не случайно друг друга. З. Фрейд

Настоящее

Окутанный мглой берег выглядит границей в потусторонний мир, за которой нет ничего. Туман скрадывает звуки, поглощает солнечный свет, глушит эмоции. Я медленно опускаюсь на край деревянной скамейки и дрожащей рукой достаю из кармана охотничьей куртки новенькую пачку сигарет. Снимаю шуршащую обертку, открываю, подношу к лицу, с наслаждением вдыхая запах табака. Знакомый запах любимого «Парламента», которому я верен уже почти двадцать лет, затуманивает мозги. С упоением достаю третью сигарету с конца в нижнем ряду и переворачиваю ее фильтром вниз. Счастливая. Моя счастливая сигарета. Улыбаюсь уголком губ, любовно оглаживаю стройный ряд никотиновых палочек и медленно достаю одну. Я намеренно медлю, наслаждаясь последними минутами тишины и покоя. Высечь искру сдыхающей зажигалкой удается лишь с третьего раза, так что я уже готов бросить это дело и пойти в дом за спичками, а лучше просто начать действовать. Да, сделать хоть что-нибудь, побежать, позвонить, сказать, начать строить догадки. Да. Я на грани. Я вот-вот закину порядком изжеванную сигарету обратно в пачку, выброшу в воду зажигалку и вернусь в дом, чтобы разбудить Диану, объяснить ей, почему наш первый совместный настоящий отпуск придется прервать, но не успеваю. Едва слышно зашипев, кончик сигареты зажигается рыжей точкой, и облачко дыма возносится вверх, нерушимое даже малейшим дуновением ветра. Я криво усмехаюсь своим мыслям. Опять поступаю неправильно. Как, впрочем, и всегда. Я хуевый человек. — Ты чего это тут? — на плечи опускаются нежные женские руки, и я коротко жмурюсь, а потом вскидываю голову вверх, заглядывая в ее горящие тревогой голубые глаза. — Прости, — хрипло отзываюсь я, а потом наклоняюсь и тушу едва ли начатую сигарету о камень. Аккуратно кладу окурок рядом с собой на скамейку. — Друг звонил. Я должен уехать ненадолго. — Артур! — восклицает Диана, обиженно насупившись. — Ты же обещал! Вздыхаю, беру ее за руку и тяну на себя. Она послушно обходит скамейку и садится рядом, прижимаясь всем телом ко мне. Поглаживаю ее узкую бледную ладонь, перебираю пальцы, прокручивая крохотное колечко на мизинчике. — Диан, — начинаю я, — моего брата Пашку избили. Он в больнице. Я туда и обратно, хорошо?.. Девушка вопросительно вскидывает бровь, и я устало вздыхаю. — Сам не знаю, что он там натворил. Мой друг какой-то слишком загадочный, чушь несет, я толком ничего не понял. Но у Пашки черепно-мозговая, и, кажется, рука сломана. — Я поеду с тобой, — решительно отвечает Диана, поднимаясь на ноги. Ее голос по-прежнему звенит обидой и раздражением, но я никак это не комментирую. Длинные хвосты пледа, в который она замотана, как в кокон, касаются речной воды. Она кривится, подбирает края и возвращается в дом, а я провожаю ее равнодушным взглядом и остаюсь сидеть на берегу, дожидаясь, когда за нами приедет машина.

***

Пашка выглядит болезненным, уставшим, но хотя бы не умирающим. Я, честно сказать, уже готовился к худшему. Я знал, как могла выглядеть черепно-мозговая, да и полунамеки друзей-мусоров, что это «пиздец», и вовсе вгоняли в панику, так что всю дорогу до города я судорожно сжимал руку Дианы, а к зданию больницы едва ли не бежал, так что ей пришлось взять меня под локоть и заставить идти медленнее. У палаты, правда, я и сам замираю, как вкопанный. Навстречу поднимается товарищ — майор Круглов. — Как он? — встревоженно спрашиваю я после короткого вежливого приветствия. — Говорит со следователем, — мрачно отвечает Круглов, устало потирая пальцами виски. — Уже оклемался. Его же вчера вечером нашли в подворотне, а сегодня уже вон показания дает… — Ты позвонил мне только утром?! — почти рычу я, нервно засовывая руки в карманы. — Юр… — Мне тоже только сегодня сообщили, что мелкий — твой брат! — ворчит он, тщательно контролируя градус раздражения в голосе. — Дело будет вести Сеня Пшеничный, но есть вероятность, что это станет головной болью Карпенко… Стой, ты куда?!. Но я уже его не слушаю, направляясь к двери и, не обращая внимания на изумленные крики, влетаю в палату и захлопываю за собой дверь. Следователь Сенька поворачивается всем корпусом, и доброжелательная улыбка тут же сменяется искренним недоумением. — Привет, Арсений, — игнорируя тактичное «вы», я говорю нарочито грубо, не скрываю своего отношения к нему и подхожу ближе. Брат лежит на подушках с замотанной бинтами головой и гипсом на руке, но в общем-то выглядит неплохо, если не считать ранки в уголке губ и синих теней под глазами. — Привет, мелкий, как ты? Брат кидает взгляд сперва на следователя, потом на меня и открывает рот, но Пшеничный даже не дает Пашке ничего ответить. — Кхм. Простите, мы разговаривали. — Я заметил, — холодно отвечаю я, чуть презрительно скривившись. Этого выскочку я знал и раньше: сталкивались по работе и околорабочим делам. Он мне плешь едва ли не проел своими доебами о системе безопасности. И чего туда лез? Кто просил? Хотя, если так подумать, я недолюбливал его и раньше, но сам не мог понять, за что. Может, за чересчур педиковатую внешность, но ведь так сейчас модно, да? Вон Пашка тоже челку отрастил, красит теперь ее во все цвета радуги. И хренью еще всякой обвешивается. Конечно, Пшеничный себе такого на работе не позволяет, но я увидел его однажды в торговом центре с какой-то симпатичной девчонкой. Вот уж где он не стеснялся цеплять на себя бабские колечки-браслеты-подвески! В подростковом магазине с китайским «модным» барахлом! Хотя, сам Сенька тоже сошел бы за подростка. И не скажешь, что ему уже за тридцатку… — Артур, — Паша слабо улыбается, возвращая меня с небес на землю, — выйди, пожалуйста. — Выйду, — обещаю я, ни капли не смутившись, — но сперва я хочу знать, как ты? И кто тебя так? Брат размыкает губы, чтобы ответить, а потом резко замолкает, будто понимает вдруг, что любой его ответ вызовет еще больше вопросов. — Потом, хорошо? — миролюбиво просит Сеня, ненавязчиво касаясь моей руки. Я дергаюсь, смотрю на него злым предупреждающим взглядом, но решаю не раздувать конфликт. — Ладно, — я поджимаю губы и торопливо покидаю палату, сразу попадая в лапки Дианы. В ее глазах читается немой вопрос, но мне совершенно нечего сказать. — Идем купим чего-нибудь поесть, — произношу я, пытаясь выкроить себе немного времени, — знаю я Пшеничного. У него этот «допрос» надолго затянется. Здесь есть неплохой ресторанчик…

***

— Что ты имел в виду, когда говорил, что делом Пашки будет заниматься Карпенко? — спрашиваю я, нажимая кнопку лифта с цифрой «6». — Да бред, я сболтнул не подумав, — отмахивается Круглов. — Не парься вообще. — То есть, мужик, который избил моего брата, к банде Хусейна не имеет никакого отношения? — вкрадчиво продолжаю выпытывать я и, получив отрицательный ответ, задаю очередной вопрос: — Тогда ты тут что вообще делаешь? Я сам мог забрать Пашку из больницы. — Мог, — кивает Юра и выглядит до того невозмутимым, что я понимаю: от меня что-то скрывают, — но я хотел убедиться, что он без приключений доберется до дома. Удивленно вскидываю бровь. — Ты сам понимаешь, как тупо это звучит? Он ничего не говорит, и мы в полнейшем молчании доходим до палаты, но перед дверью Круглов вдруг останавливается. Вздыхает тяжело и признается: — Слушай, я здесь, потому что об этом попросил Паша. Он не хочет, чтобы ты давил на него и выспрашивал. Он уже все рассказал следователю и не хочет пересказывать снова… — У меня такое ощущение, что о случившемся знают все, кроме меня, — рычу я, складывая руки на груди. Злость клокочет в груди, привычка контролировать все здесь на самом деле особой роли не играет. Во мне говорит обида, ведь я столько лет заменял мелкому отца, прикрывая его задницу на всех фронтах, а теперь он мне не доверяет! — Я имею право знать или нет? — И да, и нет, — пожимает плечами Юра, смущенно почесав нос. — Он ведь взрослый человек, не обязан ничего рассказывать… Я, до этого момента просто бесившийся, что меня не ставят в известность, вдруг чувствую, что начинаю всерьез беспокоиться. Что такого должно было случиться, чтобы Паша не хотел об этом рассказывать? Или?.. — С ним что-то сделали? — осторожно спрашиваю я, сразу предполагая худшее. — Нет! — резко отвечает Круглов, махнув рукой. — Но о деталях и обстоятельствах он не желает рассказывать. Это его право, и точка! Я здесь, чтобы ты не нарушал его права и… Договорить он не успевает. Дверь в палату резко открывается, едва не съездив ему по носу, и на пороге показывается Пашка с сумкой в руке. Повязка скрывается под модной шапкой бини, гипс — под объемным шарфом. — Ну наконец-то! — восклицает брат, бросая сумку на пол. — Я уже вас заждался, думал сам на остановку потопаю! Взглядом оцениваю его обтянутые узкими рваными джинсами ноги-спички, модные синяки под глазами — героиновый шик! — и эту, блять, шапку… — Головной убор в помещении мужчины снимают, шкет! — раздраженно кидаю я, но шапку не срываю. Паша на это только кривит губы и, повернувшись к Юре, лучезарно ему улыбается. Круглов устало кивает в ответ. — Не понял! — бурчу я, глядя на брата расширенными от удивления глазами. — Я тебе что-то сделать успел? Я же уезжал, все ок было! — Все ок, — дергает плечом Пашка и, переступив через дорожную сумку, оттесняет меня плечом и направляется к лифтам.

***

Но как же мне хорошо, что я тебя нашёл. И смотрю на мир на этот дикий, как на шоу… Мачете — Ныряй без остатка

***

Прошлое

Вода из крана капала с интервалом в два вдоха-выдоха. На вдохе я плотно сжимал губы, на выдохе — размыкал, выпуская воздух из легких. Дышать было больно на самом деле: горло все в следах от его пальцев, на ребрах огромная фиолетовая гематома. Я боялся, что там может быть трещина, но идти в больницу не хотел. Ничего мне, конечно же, не было бы за это, в полицию против моей воли обращаться не станут, мне же уже девятнадцать, но врать про какие-то драки в подворотнях тоже не смог бы. Не смог бы, и всё. Хотя, конечно, это глупости. Настоящая причина в том, что мне было гадко от одной только мысли, что врачи увидят этот кошмар, будут трогать меня руками, будут… — Ты чего это тут сидишь? — свет в ванной комнате зажегся одновременно с вопросом. Я открыл сомкнутые глаза и в упор посмотрел на удивленного брата. Сводного по крови, но родного по духу. Мелкий замер в дверном проеме, замялся, посмотрел на меня неуверенно, а потом подошел ближе. Я знал, что выгляжу нормально. Отчим никогда не бил по лицу, а следы на шее я скрыл высоким воротом свитера, но Пашка все равно смотрел с подозрением. — Стираю, — я ответил спокойно и для наглядности указал на стиралку. — Она уже закончила, — заметил мелкий, приподнимая бровь. — Только что, — сразу же нашелся я с ответом и медленно, не вставая с пола, подполз к стиральной машинке. Ноги и спина онемели от одной позы, но я старался не показывать брату свою боль. — Иди в школу собирайся… Пашка упер кулаки в бока и недовольно скривился. Я чувствовал этот взгляд затылком. Блять, смотрит совсем как моя мама! У нее понахватался, шкет! — Артур, сегодня суббота, — пробурчал наконец он, а я только рассеянно кивнул, выгружая вещи в таз. Точно, суббота. В школу не надо. Как я мог забыть?.. — Артур, что происходит? Покачал головой, рассматривая выстиранную простыню. Пятна крови и спермы отстирались. Отлично. Я зарылся лицом в чистое ароматное постельное белье и вздрогнул, когда мне на плечо легла мальчишеская рука. — Эй, что случилось? — встревоженным, совсем не детским тоном спросил он. — Иди, — хрипло попросил я, чувствуя, как на глазах закипают слезы. Прочистил горло и произнес уже более твердо: — Иди чайник поставь. Там… твой отец принес печенье. И еще рулет в холодильнике. Иди, я подойду. Он ушел, а я дал себе пять минут, чтобы собраться. Мелкий ничего не знал и узнать не должен был. Ему одиннадцать, он еще и не думает о таких вещах. Умывшись ледяной водой, я набрал немного в рот, чтобы прополоскать пересохшее горло, и только потом взглянул на себя в зеркало. Ублюдок. Трус. Слабак. Педик. Хотелось плюнуть в рожу собственному отражению, но я только плотно сжал губы и отвернулся. Ничего. Это ничего. Подхватив таз с бельем, я направился на балкон, чтобы развешать это добро по веревкам. Внизу во дворе играли дети. Они лупили палками куст сирени и весело кричали, и я тоже невольно улыбнулся. Я любил детей. Жалко только, что своих у меня не будет. Под задорный писк ребятни я закрепил простыню прищепками, прокрутил, освобождая новый участок веревки, и, когда тянулся за очередной прищепкой, заметил на подоконнике забытую отчимом пачку сигарет. Его излюбленный «Парламент». Забыв о белье, я взял ее и принялся крутить в руках, рассматривая страшную картинку с пораженными какой-то болезнью легкими. «Курение — вред, а некурящих нет», как любил поговаривать он, вытаскивая из новой пачки третью с конца сигарету и переворачивая ее фильтром вниз. «Счастливая», — пояснял он, оставляя ее напоследок. В пачке осталось ровно три штучки. Счастливая сигарета давно уже не третья с конца, все перемешалось, но… Дрожащими пальцами я достал одну сигарету, взял зажигалку и аккуратно прикурил, впуская дым в легкие. На глубокий вдох все еще не было сил, от боли, кажется, сбивался сердечный ритм, но мне и не нужны глубокие затяжки. Выпустив дым в небо, я с наслаждением прикрыл глаза. Оперся локтем о перила, позволяя себе пару минут чистого кайфа. Все хорошо. Я справлюсь. Уже на кухне меня ждали новые расспросы. — Артур, что происходит? — не отрывая взгляда от журнала с комиксами, поинтересовался Пашка. — Не спрашивай, — как можно более беззаботно ответил я, добавляя в заваренную для меня чашку чая сахар и кусочек лимона. — Но… — Пожалуйста, не спрашивай, — более настойчиво повторил я и сел напротив брата. На столе уже стояла вазочка с принесенным отчимом печеньем и порезанный шоколадный рулет из супермаркета, но меня начинало подташнивать от одного вида еды. Да еще и Пашка… — Что читаешь? — Комиксы, — ответил он, не отрывая взгляда от текста, — папа принес. Такие крутые! Не знаю, где он их взял! — Он же был в столице, — напомнил я ему и снова ощутил противную липкую тошноту. Из столицы мелкому привезли комиксы, а мне — пачку импортных презиков и смазку с вишневым запахом. Чай показался омерзительным на вкус, и я понял, что не смогу сделать ни глотка. — Я что-то не хочу, — вяло произнес, отставляя чашку подальше. Паша взглянул на меня удивленно, а потом перевел взгляд на тикающие над головой часы. — Тетя Люба скоро придет, — будто невзначай кинул он и снова вернулся к чтению. Я только губы поджал. Тетя Люба. Моя мама, которая его воспитывала с семи лет. Женщина, которую он упрямо не называл матерью из уважения к родной матери. Я его понимал, в принципе. Мама могла быть только одна, как и папа. Я понял, зачем он напомнил, что скоро ее смена закончится. Намекал, что мне стоило бы пойти подышать воздухом. Он прав, я задыхался в этой квартире. Едва хватило выдержки дождаться маминого возвращения. Коротко поздоровавшись, я накинул на плечи ветровку, под ее неодобрительный взгляд сунул в карман пачку сигарет и вышел, ничего не объясняя. На улице стало действительно попроще. Детей уже загнали по домам, бдительные бабули ушли смотреть новости и сериалы, а лавки оккупировала молодежь. Я прошел мимо шумной компании, не всматриваясь в лица, и направился прямо к маленькому магазинчику на углу. Только у прилавка вспомнил, что у меня совсем нет денег. Продавщица скользнула по мне равнодушным взглядом и все внимание обратила на стоящую за мной покупательницу. Жрать… хотелось. Если так подумать, я не ел больше суток. Желудок скручивался узлами, но горло все еще саднило. От его члена или от его пальцев — я не знал, но глотать больно. Я вышел на улицу, вдыхая сладкий сумеречный воздух, и достал пачку «Парламента». В сотне метров от меня компания ржала над какой-то смешной шуткой, а потом от нее отделилась высокая мужская фигура. Это все происходило так быстро, что у меня сразу закралась мысль, что они ждали меня. А может, и смеялись с меня. Опустив глаза вниз, я убедился, что выгляжу как минимум не странно. Нет, все ок. Серые спортивки, кроссы, старая мешковатая куртка. Типичный представитель спального района, который никак не может выспаться. Когда инспекция закончилась, я поднял глаза вверх, натолкнувшись на возникшего будто из ниоткуда парня. — Привет, — улыбнулся он спокойной и задумчивой улыбкой, глядя сверху-вниз, но не свысока. Нет, он всего сантиметров на пять выше, но… — Ты из третьего подъезда? Тупо кивнув, я продолжил вертеть в руках пачку сигарет и смотреть на незнакомого парня, который, впрочем, с не меньшим интересом рассматривал меня. — Не присоединишься? — наконец спросил он, махнув рукой назад, видимо, на компанию позади себя. Я заглянул ему за спину, заметив, что две девчонки наблюдают за нами, но остальные что-то увлеченно обсуждают между собой. Они не выглядели опасными, агрессивными, пьяными, но… — Зачем? — хрипло поинтересовался я, вскидывая бровь. — Мы знакомы? — Нет, к сожалению, — вздохнул парень, а потом протянул мне руку: — Мур. — Мур? — я криво улыбнулся, — как Деми? — Как Мурат, — совершенно серьезно сообщил он и вопросительно вскинул бровь. Я до неприличия долго смотрел на него, отмечая все новые и новые детали. Даже сумрак не мог скрыть от меня ласкового прищура кофейных глаз и изогнутых в игривой улыбке губ. Зато этот самый сумрак тенями прекрасно подчеркивал острые скулы, прямой нос, волевой подбородок. Что-то неуловимое в его внешности проскальзывало с востока, что-то — с юга, но в основном его лицо было лицом славянина. — М-м, Артур, — представился я, торопливо пожимая его широкую ладонь. Улыбка на лице Мура стала еще шире. Он снова кивнул в сторону своей компании. — Так что, присоединишься? Мне ужасно не хотелось вообще двигаться с места и идти в чужую компанию, тем более, когда я понятия не имел, зачем меня туда зовут. — Я не хочу, — помотал головой я, отступая на шаг. — Извини, настроения нет. Мур только пожал плечами и позволил мне уйти. Идти, разумеется, было некуда, но оставаться во дворе теперь не хотелось. Внимание не казалось желаемым, причины его мне были не ясны, чувство самосохранения на стреме, поэтому я ушел вглубь дворов, на ходу закуривая предпоследнюю сигарету. Я уже почти достиг необлагороженного куска набережной, когда услышал за спиной торопливые шаги. Обернулся и встретился взглядом с запыхавшимся Муром. — Фух, ну и быстро же ты ходишь! — посетовал он, упираясь руками в колени и пытаясь отдышаться. — Я тебя еле догнал! — Зачем? — поинтересовался я, старательно контролируя дрожь в голосе. Нервно выдохнул дым, сделал еще одну затяжку. Мур пальцами зачесал назад свои чуть вьющиеся каштановые волосы и снова улыбнулся. — Да так, — он пожал плечами, — компания надоела. — А моя компания, значит, заинтересовала? — вопрос прозвучал почти агрессивно, хотя я меньше всего сейчас хотел бы получить в табло и мне стоило закрыть хлеборезку и не идти на конфликт с парнем, который преследовал какие-то непонятные мне цели. — Слушай, Мурат… — Мур, — поправил он, подходя ближе. — Мур, — послушно повторил я, обнимая себя рукой за талию. — Я типа хотел бы побыть один, понимаешь? — Типа волк одиночка? Понима-аю, — оскалился он, засовывая руки в карманы. — Я тоже волк одиночка… Слух, мне помощь твоя нужна. Я уже чувствовал подвох и отступил еще на шаг. Уже ждал, что он начнет мне затирать что-то про наркоту или еще какую хрень, но он вдруг вздохнул: — Идем, поможешь, — и направился в противоположную от реки сторону. — Куда? — машинально поинтересовался я и как баран поплелся следом. Взгляд приковывала широкая спина Мура, скрытая старенькой дутой курточкой, и я вдруг понял, что уже года три ни с кем вот так не шатался по дворам. Друзья были в школе и там же остались, в воспоминаниях, а в универ я не пошел. От армии откосил, — спасибо маме, — на работе все были как-то в своих делах и заботах, девушка… девушки меня не интересовали. — Мур! Ты куда?! — Да идем, тут дел на пять минут, — помахал он рукой и продолжил идти вперед, даже не проверяя, плетусь ли я следом А я плелся. Даже больше: я ускорился, догнал его и зашагал рядом. Мы молчали, неспешно ступая по улице навстречу неизвестности. Я курил, а он просто подставлял лицо желтому свету фонаря и улыбался той самой теплой мальчишеской улыбкой. Он старше меня года на три, определенно. А еще что-то в его внешности цепляло. Я заметил крохотную сережку в мочке уха и еще две сверху на хрящике. У Мура были длинные черные ресницы, темные изогнутые брови и высокий лоб. Его лицо можно было назвать благородным, чистым, открытым, приветливым, он… — Мы пришли, — сообщил он спустя всего минуту пути. Я с трудом отвел от него взгляд и оглянулся вокруг. Мы оказались возле кованого забора ботанического сада. — И что дальше? — тихо спросил я, докуривая сигарету до фильтра и кидая окурок в кусты. — Хотел нарвать моей волчице цветов, — хмыкнул он, перекладывая из куртки в задний карман джинсов перочинный нож, а потом, подумав, и вовсе снимая ветровку. — А ты на шухере постоишь. — Это ботсад, — напомнил я зачем-то, подхватывая брошенную мне верхнюю одежду. — Мур… — Да не ссы, просто посмотри, чтобы не шел охранник, — отмахнулся он и схватился руками за решетку ограды. Я гипнотизировал взглядом его широкую спину, угадывая под тканью футболки перекатывающиеся мышцы, и, сглотнув вязкую слюну, обвел взглядом периметр. В темноте сложно было что-то рассмотреть, я слышал только шелест кустов и едва слышные звуки ломающихся стеблей, и сам не понял, в какой момент начал улыбаться. Мне стало смешно от абсурдности ситуации и непонимания мотивов этого странного парня, но почему-то я чувствовал непонятное тепло от того, что не один. — Артур! — он подозвал меня ближе. Я видел в его руках букет красивых роз, каких не встретишь на цветочном рынке. — На, буду тебе передавать по одной. Заверни в мою куртку, а то они колючие пиздец!.. Он успел передать мне почти все, когда я вдруг в темноте за его спиной заметил свет фонарика. — Мур! — задохнувшись от страха, я схватил его через прутья решетки и притянул к себе ближе. Так близко, что мы оказались едва ли не лицом к лицу. — Мур, охрана! — Блять! — взвыл он, отцепляя от себя мои пальцы. А потом, бросив оставшиеся цветы на землю, перемахнул через забор. Свет фонарика стремительно приближался, я уже слышал крик сторожа, но не сдвинулся с места, пока кроссовки Мура звучно не ударились в асфальт. И только тогда мы оба припустили к проспекту. Я крепко сжимал замотанные в куртку розы и бежал так быстро, как только мог, даже не оглядываясь на бегу. Мы на всех парах неслись через дворы, даже когда поняли, что погони за нами не было. Редкие прохожие шарахались от нас, а Мур только хохотал, да так заразительно, что и я тоже начал истерично смеяться. — Сюда! — он дернул меня за локоть, втащил в проулок. Ледяной сквозняк ударил в лицо. От холода перехватило дыхание, на глазах выступили слезы. Я чувствовал, что больше не смогу бежать, и уже хотел попросить остановиться, но Мур вдруг и сам резко затормозил, так, что я едва ли не впечатался в его спину. — Фу-ух, — отсмеиваясь, выдохнул он, — вот это марш бросок! — Ты псих! — заявил я, расплываясь в улыбке, потому что и сам развеселился от его бурной радости. В груди кололо невыносимо, глубокий вдох сделать все еще не получалось, но зашкаливающий адреналин глушил боль. — Куда мы хоть… — Иди сюда, — Мур поманил меня пальцем к скамейке, а потом осторожно, как запеленованного младенца, забрал у меня букет. — А пахнут-то как, пахнут! Боже, я сейчас кончу!.. Он положил цветы на скамейку и осторожно раскрыл, придирчиво осматривая. А потом, присев на корточки рядом, принялся осторожно равнять их по длине и убирать колючки. — Черт, четное число, — нахмурился Мур, обрывая нижние листочки. Склонив голову к плечу, он вдруг взял одну розу из букета и протянул мне… — Что? — я инстинктивно принял цветок, повертел в руках, рассматривая нежно розовый бутон. Мур вскинул бровь и выражение его красивого лица стало насмешливым. — Не могу же я девушке подарить двенадцать роз! — И что ты от меня хочешь? — все еще недоумевал я, прокручивая стебель в руках. А потом до меня дошло. Это мне?.. — Я же не буду шататься по дворам с розой. — Почему нет? — дернул плечом он, а потом достал из внутреннего кармана куртки маленький чехол. — Подожди меня здесь, ок? Или… или лучше идем, постоишь на шухере! И я снова пошел за ним, продолжая сжимать в руках и свою розу, и шикарный букет для «его волчицы». Мы поднялись на третий этаж, и, быстро осмотревшись, он присел рядом с одной из дверей, достал что-то из чехла. — Отмычки? — я вскинул бровь, подозрительно прищурившись. — Угу, — промычал он, сосредоточенно ковыряя замок. — Еще чуть-чуть… Замок тихо щелкнул и дверь открылась. — Момент! — шепотом попросил он и, забрав букет, скрылся в темноте квартиры. Вернулся спустя минуту и, осторожно захлопнув дверь, пояснил: — Она вернется с работы через часик, а тут букет такой на столе «опа!». — Романтик, — хмыкнул я, спускаясь следом за Муром по лестнице. — И где ты научился так быстро взламывать квартиры?.. — Не то, чтобы я был сильным профессионалом, тут просто дверь сделана от честных людей, — вздохнул он, застегивая куртку. Потом посмотрел на меня, на цветок в моей руке и снова улыбнулся. — Спасибо за помощь. — Пожалуйста, — тихо ответил я и тоже не смог сдержать улыбку. Унять бурчание в голодном желудке тоже не смог. — Точно, «спасибо» сыт не будешь! — радостно заявил Мур. — Идем, я тебя накормлю. И, как и прежде, уверенный, что я пойду за ним, он направился к маленькому мини-маркету, а мне ничего не оставалось, как идти следом. — Постоишь на улице, — решительно произнес он, останавливаясь у самых дверей, — и будь готов! — К чему?.. — только и успел спросить я, но ответа не дождался. Мур только потрепал меня по плечу и зашел в магазин. Через стеклянные двери мне ничего не было видно, да я и не рассматривал сильно, скорее погрузился в свои мысли. А подумать было о чем. Множество вопросов крутилось в башке, и ни на один из них я не знал ответа. Мой новый знакомый был странный, несомненно, и я мог бы без особого труда сейчас уйти, затеряться во дворах, но мне не хотелось уходить. Мало того, мне было грустно думать о моменте расставания. Ведь вечер рано или поздно кончится, и мне придется вернуться домой, к маме, к брату, к… отчиму. Он заявится ближе к утру, увалится спать, а завтра весь день будет выходной. И мне вновь нужно будет придумывать, чем самому заняться в воскресенье, чем занять брата. Но причина моего нежелания уходить была все-таки не в этом. Я опустил глаза вниз, на нежный цветок пыльно-розового цвета. Края лепестков казались ажурными и нежными, хотя сам бутон был плотным, молодым. А запах… запах божественный. Сладковато-яблочный, карамельный и… — Бежим! — Мур схватил меня за руку и дернул на себя с такой силой, что я едва ли не выронил розу. Толком ничего не понимая, я побежал следом, стараясь не упустить его из виду. Сзади кто-то громко кричал, и, может, мне действительно стоило остановиться, но я всецело доверял ему, даже когда он схватил меня за рукав и потащил через оживленный проспект, кидаясь под колеса автомобилей. Я закричал от страха, и в унисон со мной раздался визг шин по асфальту, скрежет, а потом вой автомобильного сигнала, клаксон, мат… Черт, кажется, кто-то кому-то в зад въехал из-за нас. — Стой, Мур, стой! — завопил я, но даже и не думал тормозить его, безропотно следуя через автомобильный поток. В ответ парень только рассмеялся и, продолжая лавировать вместе со мной на прицепчике между гудящими машинами, он наконец-то добрался до противоположной стороны дороги, в последний момент выдергивая меня из-под колес. Но на этом сумасшедшая гонка не закончилась. Не отпуская мою руку, он пробежал через арку, переулок и нырнул в темноту подъезда. Мы пронеслись через коридор, по лестнице на второй этаж и только там, остановившись у окна, я понял, что это городская достопримечательность — заброшка, место паломничества всех закладчиков и школоты. Мур наконец-то отпустил мою руку, хотя, «наконец-то» — это вовсе не то слово, которое стоило бы употребить. Без его теплой ладони мне вдруг стало холодно, пусть даже все тело пылало азартом и пьянящим чувством свободы. Мы ничего не говорили друг другу, просто стояли и пытались отдышаться. Из щелей разбитого окна тянуло сырым ночным холодом, окружающая действительность была безрадостной, но я почему-то не спешил жаловаться. Мне было кайфово в данный момент, да и последний час это уж точно. — Неплохо, да? — с ухмылкой поинтересовался Мур, и я, не открывая глаза кивнул, а потом только понял, что он спрашивал о чем-то другом. Когда я все же взглянул на него, то увидел зажатую в руке бутылку дорогого вискаря. И застонал. — Ты украл «Jameson», — констатировал я, присаживаясь на край широкого подоконника и укладывая ни капли не потерявшую товарный вид розу рядом с собой. — Ага, — ухмыльнулся Мур и тоже забрался с ногами на подоконник, опираясь спиной на откос. — А еще вот, тебе, — он достал из внутреннего кармана булочку в целлофановой упаковке и плитку молочного шоколада. — Сигареты, правда, не смог взять. Они же на кассе… Я только головой покачал, наблюдая, как он распечатывает бутылку, а потом достал пачку с последней сигаретой. — «Парламент», — уважительно закивал головой Мур, — мы сегодня можем чувствовать себя богачами… Я ничего не ответил. На самом деле моя семья была не бедной. Отчим работал на заводе, но получал хорошо, а мама работала в частной клинике врачом. Я мог был купить этот вискарь, но… Заняв симметричную ему позу, лицом к лицу, я тоже оперся спиной на откос и обхватил пальцами горлышко протянутой бутылки. Первый глоток алкоголя обжег горло. На глазах закипели слезы, в носу защипало. Но второй пошел лучше. Мур взял в руки пачку сигарет, открыл. — Счастливая? — вскинул он бровь, глядя на перевернутую сигарету. — На удачу? — Кури, — пожал я плечами. — Это все ерунда. — Согласен, — ухмыльнулся парень, обхватив губами фильтр. — Удача для лохов, а нам всех благ, да? Он прикурил, вдохнул дым в легкие, выпустил к потолку, а потом протянул ее мне, а я в ответ отдал ему бутылку. Мы так и сидели какое-то время, передавая друг другу бухло и курево, а потом, когда сигарета была докурена до фильтра, я понял, что идиот, потому что на голодный желудок успел угандошиться с пары глотков и пары вдохов… — Ешь, — произнес Мур, подталкивая ко мне булочку. — Угу, — кивнул я, дрожащими пальцами раскрывая упаковку. Мне вдруг показалось, что я просто обязан спросить у него кое-что очень важное: — И все-таки, почему я? — Ты? — хмыкнул Мур, пнув ногой мой кроссовок, заставляя чуть раздвинуть ноги, чтобы удобнее умостить свои. — Ну, та компания, в которой я был, оказалась скучной. — А я значит был веселый? — недоверчиво пробурчал я, вгрызаясь в чуть подсохшую булочку. — Не, у тебя лицо было похоронное, — тихо рассмеялся он, откидывая голову назад, — но иногда приходит время выбирать от чего ты хочешь умереть больше: от похмелья завтра или от скуки сегодня. Я сегодня хочу быть во всех смыслах пьяным, и не важно, насколько мне будет херово утром. Я зацепился за это «во всех смыслах» и уже предположил, что он наркоман, но он вдруг и сам будто прочитал мои мысли. — Нет, Артур, я не употребляю это дерьмо. У меня брат пару лет назад сторчался. Я зарекся. — Поддерживаю, — коротко сообщил я, делая глоток виски. Градус ударил в голову, и я совсем забыл уточнить, что значилось это его «во всех смыслах». — Ладно, значит я показался тебе забавным? — Не то слово, — совершенно серьезно ответил Мур, — не в смысле, что ты был очень забавным, а в смысле, что ты вообще не забавный. Ты просто… ты показался мне близким по духу. Когда прошел мимо, весь такой печальный, я вдруг понял, что мы можем помочь друг другу… повеселиться. Я задохнулся и сделал очередной глоток вискаря. Догадка вгрызлась в мой пьяный мозг жуком короедом. Повеселиться. Развлечься. Хорошо провести время. Почему бы и нет?.. С координацией движения у меня было плохо, но я схватился за шпингалет и резко поменял положение. Слабоумие и отвага, просто блеск. Я оказался рядом с ним так близко, что Мур и сам не сумел ничего сообразить. Лишь когда я коснулся его губ поцелуем, он вдруг легонько оттолкнул меня, увернулся, так что я едва не наебнулся с подоконника. Да я бы и наебнулся, если бы он не схватил меня за ворот кофты, удержав от падения. — Брат, прости, но у меня девушка есть, — хрипло напомнил Мур, глядя на меня округлившимися от удивления глазами. Я знатно тормозил и не сразу понял причину отказа, а потому не успел ничего сказать, извиниться, придумать отмазку, сослаться на то, что я и не мыслю, что творю. А Мур вдруг посмотрел на свою руку, которой все еще сжимал высокий ворот моего свитера, и… — Бля-я, — прохрипел он, оттягивая его еще ниже. — Черт, кто это тебя так? Я дернулся, освободившись от хватки, сел на место и сделал большой глоток вискаря, наказывая себя за глупость. Вот же учудил, пидорас вонючий! — …отчим, — ответил Мур на свой же вопрос. Я не стал отрицать или подтверждать. — А?.. — Закроем тему, — отрезал я, подтягивая колени ближе к груди. И уже потом, спустя какое-то время, прошептал: — Извини за это. Я в слюни. Перебрал. Больше не повторится.