Прямо как девственник… технически

— В жизнь бы не подумал, что устрою собрание по такому поводу. А как ты? Планировал когда-нибудь такое обсуждать? — спросил Праул Айронхайда и, не дождавшись ответа, пробормотал дальше: — Я вовсе не обязан устраивать официальное совещание ради такого абсурда. В моей должностной инструкции нет ничего подобного!.. Такой параграф я бы запомнил наверняка. Другие офицеры лишь промолчали. Подобная сфера и правда не входила ни в чью должностные обязанности, разве что Рэтчет — после краткого обозначения проблемы и последовавшего полного ужаса и беспомощности взгляда со стороны Праула — как Глава Медицинской службы принял ответственность на себя. Тактик привык проводить встречи командного состава по поводу всевозможных глупостей человеческого вида, но, стоило на самую малость посвятить его в древние религиозные обряды далёкой родины, вмиг забыл, как держать бразды правления. Несомненно, обязанность по созыву встреч лежала на его плечах и без полного кворума было не обойтись. Однако конкретная тема ставила его в тупик. В отличие от войны религия упорядочиванию не поддавалась, а окружающие невероятно… оскорблялись, когда он якобы всё портил, подходя к сакральным вопросам с мирскими методами. Так что началось всё с зыбкой почвы сомнений, кого вызвать непременно, кого вызвать вообще и кого точно исключить. И, просто на всякий случай, он взял и созвал всех. Ну, не совсем всех-всех, но обладатели офицерских званий, желающие присоединиться — а также те, кто во время составления списка оказался под дверями кабинета Праула, — были настоятельно препровождены в зал совещаний с наказом сидеть и слушать, потому что, да, это важно. Из-за явного непонимания происходящего на лице Санстрикера сменялись выражения одно мрачнее другого. Он примостился у дальнего конца стола на самый краешек сиденья стула, словно ждал, что собравшиеся офицеры вот-вот вынесут ему приговор. На его коленях покоился сломанный реактивный ранец брата. Рядом устроился… до сих пор с энергонным пайком в руке… Мираж, однако для аристократа будто ничего удивительного не было в том, что Праул схватил его и приволок на сумбурно организованную встречу, и вообще он каждый день только того и ждёт. Безмятежно откинувшись на спинку стула, он словно приглашал офицеров тоже немного подкрепиться. Сидевший на противоположной от них части стола Праул так и продолжал вполголоса высказывать своё мнение о цели сбора. Одной рукой он закрывал оптику, второй — стискивал датапад с повесткой дня. Сочленения пальцев трещали, но выпускать его Праул не собирался. Как и Бластер, он не мог поднять взгляда на собравшихся мехов. Бластер тщательно рассматривал стол — Праул прятался за безопасностью ладони. Совещание официально началось без единой попытки соблюсти формальности. — Скажи им, — пробормотал Праул из-за ладони. — Расскажи им то, что рассказал мне. Я повторять это не буду. Мне столько не платят. Его голос понизился до едва слышного бормотания, и последнюю фразу услышал лишь Айронхайд. Рэтчет пару раз моргнул, глядя на него, и наконец сказал: — Полагаю, мой выход. Однако, поднявшись, медик засомневался, подать ли суть дела максимально деликатно или максимально информативно. Ничего засекреченного обсуждать не планировалось, однако большинство мехов не любило углубляться в детали конкретно этой темы. Личная жизнь их религиозного лидера именно что личная. И уважать чужую личную жизнь — банальная вежливость. В итоге он решился на компромисс. Какого бы бота это ни касалось, причин утаивать важную, опасную для здоровья ситуацию нет. Да будто ему самому хоть за что-то доплачивали! Ну-ну. Тонуть — так вместе. Он оказался в это втянут, потому что ответственность за здоровье Прайма целиком лежала на Главе Медицинской службы. Здоровье Прайма включало и его психическое здоровье. На искру и разум Прайма сильно влияла Матрица. Забота о Прайме, по умолчанию, привела к тому, что Рэтчет — исключительно из-за слишком глубокого проникновения Матрицы во все системы Оптимуса — знал до шлака много в религиозных таинствах. Сама же Матрица являлась не просто Матрицей Лидерства автоботов, она была Матрицей Созидания. Таким образом почти с самого начала военная структура автоботов стала теократией. Пусть войска, скорее всего, и последовали бы за Оптимусом, даже не будь тот истинным Праймом, главой армии он стал далеко не только благодаря харизме, высокой морали и умению вдохновлять. Среди автоботов хватало скептично настроенных и апатичных мехов, но ни одного атеиста среди них не было. Разве что диноботы шли наперекор дарованному Праймасом праву руководить, но диноботы, как ни крути, оставались извращением естественного цикла кибертронской жизни. Никто внимания не обращал на их языческие представления о том, что пост надо заслужить. «Доказывать» право командовать другими, пф-ф-ф, что за глупость. Они тут кто — десептиконы? Командование армией, однако, оставалось для Праймов нетипичным. Исконно и всегда главный долг Прайма лежал в области религии. Праул успешно избегал глубокого погружения в причины праймовских сакральных потребностей, полагая, что пометка «Обусловлено индивидуальными особенностями» от Медицинского сектора не требует разъяснений. Рэтчет сообщал, что нужно принять командование; Оптимус ненадолго переходил под врачебное попечение, а Праул пребывал в блаженном неведении, пока уединение лидера не прекращалось. Прайм возвращался и брал управление на себя, и всё шло своим чередом. Видите, да? Очень организованно, ни капли эзотерики. Вот так должно быть. Праул с лёгкостью подстраивался под недолгие периоды уединения Оптимуса Прайма, даже научился распознавать признаки, предшествующие медицинскому карантину (разумеется, такому, который не обоснован ранением). Время от времени их бесценного лидера одолевало неясное уныние, которое перетекало во вспыльчивость, раздражительность и тягу к физическому применению силы даже против собратьев-автоботов. Праул полагал, что всему причиной груз ошибок или, возможно, подавленное чувство вины или злобы на долгий ход войны, но отправка Прайма на линию боёв только повышала риски и ничем тому не помогала. И именно поэтому проблемой занимался Медицинский сектор. До того, как им занялись медики, автоботы просто позволяли дурному настроению Прайма проходить своим чередом. И в начале войны даже были случаи рукоприкладства. Тогда Праул ещё не поднялся в чине, чтобы быть тому свидетелем, но Рэтчет был. Он лично видел, как Оптимус Прайм беспощадно набрасывался на ближайших из его товарищей и, будто что-то бездумно искал, разрывал в порыве ярости их корпуса. А потом вина за содеянное практически сокрушала и Прайма. Срывание злобы на десептиконах в такие периоды не помогало. Под ударами Оптимуса всё равно оказывались его друзья. Об этом поведал Рэтчет полному столу притихших автоботов, но не стал рассказывать о молитвах, экспериментах, психологическом восстановлении, которые суммарно привели к пониманию корня проблемы. В перепадах настроения Оптимуса виновна была Матрица. В нападениях на автоботов виновата была тоже она. Некая точка схода между интенсивностью физических нагрузок и уровнем дружеской приязни перезапускала Матрицу и вновь создавала некую связь между нею, избранным носителем и Праймасом. Только так могли объяснить механизм Рэтчет и целая толпа причастных специалистов. Рэтчет также не стал сообщать собравшимся об ужасающе неэтичных поисках максимально эффективного решения. Никто не хотел ассоциировать Создателя с жестокостью. Нападение на друзей выглядело кардинальной противоположностью той физической активности, которая могла перещёлкнуть Матрицу. Рабочая теория тех времён звучала так: Матрица и Праймас желают видеть их Прайма искренне любимым, окружённым почитателями и вовлечённым во все сферы жизни его подопечных. Если Оптимус Прайм при первых признаках воздействия Матрицы станет активнее в интимной сфере, добавленные физическая активность и эмоциональная близость теоретически быстрее ту перезагрузят. Оптимусу подобная теория понравилась, и большинству автоботов она тоже очень даже понравилась. В конце концов когда-то давно, до обретения Праймовства Оптимус трудился в доках, а об интимной близости в рабочих зонах договаривались с той же скоростью, сколько потребовалось бы на удачно выкрикнутый в гуще толпы непристойный намёк. Оптимус оказался более чем счастлив вернуть привычное положение вещей, а наполнявшие ряды фракции рабочие мехи эту дружелюбную и любвеобильную манеру их лидера столь же радостно поприветствовали. И такое даже сработало, почти. Прямолинейная добавка физической активности и близости успокоила Прайма и привела к намного меньшей угнетённости, но оказалась полумерой. Раздражительность и беспокойный поиск снизили интенсивность — и не прекратились. Они проявлялись вновь и вновь, а вместе с ними и непредсказуемые вспышки жестокости, от которых интерфейс не помогал. Медики что-то недодумали. Случайность, мимолётная встреча швырнули лекарство прямо Рэтчету в руки. Щедрый и утопающий в тактильном гедонизме Оптимус сотрясал платформы всех, кто отвечал ему взаимностью, и вдруг всё просто… закончилось. Он удовольствия ради интерфейсился с половиной армии, но тревожный поиск оборвался, сомнительные повадки полностью исчезли и сменились его нормальным миролюбивым величием. Медицинский сектор вцепился в ту пачку любовников из последней ночи, провёл смущающе подробный допрос каждого из них и, как итог, сформулировал новую, выведенную из первой теорию. Её проверка затребовала более тщательного планирования и стала для всех намного более неловкой. Оптимус Прайм, как ни удивительно, лишь мрачно смирился перед неизбежностью повторения. — Таков мой долг как Прайма. Я доверяю Праймасу вести меня по правильному пути. И лучше так, чем потерять над собой контроль и врезать кому-нибудь в полную силу, — сказал он тогда Рэтчету. — По крайней мере, я могу это понять. Интерфейс — один из самых ценных даров нам от Праймаса, а прикосновение к искре другого меха зачастую становится для нас ближайшим взглядом, которым мы можем взглянуть в Его лицо. Рэтчет, опыта которого в исцелении последствий неосторожного интерфейса хватило бы с головой и шести медикам, чаще воспринимал тот самой бестолковой деятельностью из всех возможных и самой далёкой от религиозных откровений. И вдруг он, ну, почувствовал, что всё это время что-то упускал. Мудро промолчав, он лишь кивнул. Он и так делал максимум, чтобы каждый вступивший на службу автобот прошёл проверку на типовые передаваемые во время интерфейса вирусы и при необходимости получил лечение. Сейчас он пытался сохранять беспристрастность и не дать личному мнению окрасить его объяснение, однако естественный для него сарказм, красочные диаграммы и заголовок «Пособие по монашеской жизни для тормозов», возможно, не особо скрывали прагматичность его мнения на тему крайне возвышенного вопроса. У него просто нет времени на придыхания. Прайм в последнее время, если говорить прямо, был не в духе, и Рэтчет узнавал симптомы. Какой-нибудь более мистически настроенный мех расписал бы события в вычурных эвфемизмах о священном затворничестве, связующей нити между богами и смертными, восстановлении баланса между Матрицей и Праймом, но такого меха предоставлено им не будет. У них есть только Рэтчет, а Рэтчет описал им ожидаемое будущее в прямее некуда выражениях, которые, возможно, травмировали бедного Миража до конца его существования. Аристократическая прослойка Айакона жить не могла без таинств религиозных обрядов и невразумительных мистических праздников. А теперь Рэтчет сорвал с оптики Миража пелену беззаботного неведения, пропустил через шредер и вместо неё приколотил чёткие и ясные иллюстрации реальности. Укоряюще несчастная оптика Миража шла в унисон с Бластеровым — «Я бы и без этого знания прожил» — взглядом в стол и Прауловым — «За что мне всё это?» — нежеланием смотреть на кого бы то ни было. Но если уж они застряли на Земле без возможности дать Медицинскому сектору втихую позаботиться о Прайме, то Рэтчету на их ментальные травмы было налить. Так оно всегда и происходило: являющаяся передатчиком между богом и смертными Матрица оказалась заперта в смертном теле и таким образом теряла синхронизацию с Праймасом. Ей подобное положение вещей не нравилось, и она жаждала перезагрузки. Так проблема всегда и решалась: им нужно пожертвовать Матрице девственника. — Девственника, — слабым голосом повторил Праул. — Я на такое не гожусь. Никто не понял, имел ли он в виду свою некомпетентность в определении кандидатуры или то, что не был девственником сам. Все немного опасались, что при попытке прояснить Праул сразу уйдёт в отставку. Сидящий рядом Джазз жизнерадостно похлопал его по дверце. — Это… э-э… Это уже что-то. А почему девственника? Рэтчет мотнул головой в сторону Персептора. Тот перещёлкивал диаграммы, пока не нашёл одну про искровой резонанс. — Как можно заключить из данного снимка приискровой полости трансчастиц, коитус передаёт не только энергию, но и материю. Для наших систем возможно создать или уничтожить определённый тип материи, чего нельзя сказать об энергии. Во время интерфейса равноценный обмен энергии создаёт позитивные сенсорные ощущения, в то время как обмен частицами запускает механизм перезагрузки по причине происходящего изменения состояний. Перезагрузка представляет собой ничто иное, как ответную реакцию на сжигание инородных частиц внутри искры и возникающий вследствие того выброс избыточной энергии. Пока он говорил, Праул решился сдвинуть ладонь от лица и осторожно выглянул наружу. Деловитость монолога успокаивала его, даже если он слушал лекцию об интерфейсе. Наука! Наука это хорошо! Религия? Нет уж, к религиозным делам он даже не знал, как подступиться. Теология и вовсе не наука, просто собрание трактовок. Он сосредоточился на словах Персептора, будто те могли исцелить его после выступления Рэтчета. — Девственники продуцируют больше энергии? — спросил он. — Больше частиц? — спросил Айронхайд одновременно с ним. — Я могу разработать излучатель, — заявил Уилджек. Все замолкли. — Пожалуйста, без твоих излучателей. — Не будь таким, Праул! — Даже не думай. — Но Рэтчет же… Персептор замотал головой: — Количество энергии и массы частиц неважны. Дело скорее в неискажённой природе нетронутой искры. Полость трансчастиц не очищается полностью после контакта с другой искрой, определённое количество частиц заменяются частицами соответствующей массы и частоты. Будучи идентичными, они, если не несут вредоносного кода, не претерпевают атаки со стороны искры, но в то же время не наследуют полных её свойств. Они сохраняют маркеры своего происхождения, отслеживаются на сканировании, проведённом эоны спустя, и распознаются, в случае сгорания, как полностью чужеродные. Девственник же содержит, если рассматривать его с позиции состава трансчастиц, исключительно однородные и потому уникальные частицы. С минуту все обдумывали услышанное. Обычно чем сильнее Персептор оживлялся, тем быстрее тараторил, а под конец в качестве дополнения к лекции он запустил ещё и презентацию. Та весьма отвлекала, а кое-где её бы даже сочли порнографической. — Погодите, так мы ищём того, кто никогда не перепихивался, или того, кто никогда не смыкал искру к искре? — спросил Санстрикер и, когда все взгляды устремились на него, пригнулся над реактивным ранцем. Офицеры будто только сейчас его заметили. — Что? Я лишь спрашиваю, мы ищем для Прайма запечатанный порт, чтобы он мог в него вломиться, или… — Умоляю, не заставляй представлять, как Прайм в кого-нибудь «вламывается», — простенал рядом Мираж, у которого уже края оптики позеленели. — Это богохульство. Раскрепощённость натуры Оптимуса, навещавшего платформы чуть ли не каждой из соседних к Миражу кают «Ковчега», очевидно, не до конца развеяла его представление о Прайме как ничем не запятнанном сосуде духовных благ. Скрупулёзно составленная система социальных и религиозных взаимоотношений аристократии воспринимала интерфейс мерилом социальных уровней: лучше целибат и отказ от телесных радостей, чем интерфейс со стоящим на ступень ниже. Оптимус Прайм, бывший докер и в теле и энергоне своём ценитель простых удовольствий, не вписывался в такое видение Прайма. Война частично сошкурила с Миража, воспитанного в тактичном пренебрежении реальностью, множество убеждений его касты, однако экскурс Рэтчета всё же стал жесточайшим ударом. Набравший полную лекторскую скорость Персептор не замечал смятения Миража. — А, прошу прощения. Я должен был сразу прояснить определение «девственности» в данном контексте. В нашем случае мы говорим не о девственности в глобальном смысле интерфейса, а ищем того, чья искра сохранила чистоту частиц и энергии. Праул кивнул и, переведя оптику на датапад, открыл новый документ для наброска объявления по кораблю. Вот это для него! Один короткий запрос по глобальной системе оповещения, и дело будет сделано. — …Конечно, девственника в словарном смысле слова найти для нас практически невозможно, так как глубокое медицинское сканирование нарушает изоляцию от внешнего воздействия. В целом открытие камеры искры позволяет чужеродной материи проникнуть к искре, а первичное обследование при вступлении в ряды автоботов гарантирует, что ни один из нас не удовлетворяет требованиям… Пальцы Праула застыли. — …Чего мы хотим достичь, так это религиозной трактовки нетронутости, что представляется отсутствием инородных трансчастиц, переданных в ходе сношения. — Ладонь Праула медленно поднялась от датапада, чтобы вновь закрыть оптику, в то время как Персептор жизнерадостно указал на схему и продолжил лекцию, совершенно не замечая и растоптанных надежд Праула: — Случаи базового интерфейса и медицинских обследований нисколько не важны. Наш девственник может быть экспертом в любых видах интерфейса или даже играх с искрой, кроме слияния искр. — В прямом смысле в любых, — добавил Рэтчет. — Нашим последним девственником был Смоукскрин, и только полного слияния он попробовать и не успел. Тогда они потратили несколько дней лишь на сортировку кандидатов и поиск хоть одного, который достаточно хорошо помнил историю своих похождений, чтобы вычеркнуть слияние искр из списка возможных взаимодействий. Такова была проблема индивидов с многомиллионной продолжительностью жизни: рано или поздно отдельные случаи близости сливались в едва разделимый поток интерфейсов. Персептор кивнул: — Только религиозная трактовка и имеет значение. И хотя этика запрещает нам проводить излишне инвазивное изучение нашего субъекта (я имею в виду Оптимуса Прайма, естественно), было установлено, что трактовка инородности трансчастиц полностью зависит от метода передачи. При обычном интерфейс-взаимодействии они не передаются. Во время же прямого соединения искры к искре передаваемое число неисчислимо. — Да какая разница? — потребовал Айронхайд. — С чего Прайму сдался кто-то, с чьей искрой не успели поиграть? Где тут религия? Я думал, что для нашего Прайма как раз нормально подминать всех и каждого. Миража передёрнуло. Рэтчет на миг нахмурился, а потом фыркнул. — Я могу выложить вам ещё научных теорий, — сказал он, — но это полный шлак. Нет-нет! — Он вскинул палец в сторону подскочившего Персептора. — Полнейший шлак. Ты ничего не знаешь наверняка и подгоняешь обоснования, а это шлак. Религиозная теория… Двигатель Праула жалобно взвизгнул. — …заявляет, что Матрица пытается перезапуститься, чтобы вспомнить своё божественное происхождение. Только приискровая полость, насыщенная трансчастицами, сохраняет уникальность при ковке тела. Сливаясь искрами с другими, мы берём их энергию и материю их искры — и отдаём свою взамен. Девственники же не тронуты никем, кроме как Праймасом, вот так-то! — Рэтчет хлопнул в ладоши. — Ближе пути к слиянию с Праймасом Матрица найти не может. Айронхайд дёрнулся возразить, помешкал, всё же промолчал и опустился обратно на стул, скрыв смущение хмурой гримасой. Религиозным мехом он себя не считал, однако и насмехаться в лицо Создателю не решился бы. Праул рядом с ним будто сожалел, что вообще когда-то включился в онлайн. Бластер теперь пялился в потолок. Джазз размеренно составлял некий список, который на первый взгляд выглядел намётками порносаги, но вообще-то представлял собой его интерфейс-историю со всеми автоботами, кого он мог вспомнить. Этот список с огромным интересом читал Уилджек. Мираж враждебно поглядывал на Персептора и его нечестивые информационные слайды. Санстрикер не мог решить, что ему делать с вываленной на него информацией, а Рэд Алерт за время собрания так и не поднял взгляда от своего датапада. Пока дело не касалось обеспечения безопасности, ему было всё равно. Наконец Рэтчет окинул всех взглядом: — Итак, вот наша цель. А теперь переходим к самой весёлой части. Праул вздрогнул и с тревогой развернулся к медику. — Я наверняка знаю, — продолжил тот, — что ни один из автоботов на Земле данному требованию не соответствует. Джазз прекратил печатать и растерянно моргнул. — Откуда ты знаешь? — спросил он. — Но я также знаю наверняка, — мрачно усмехнулся Рэтчет, — что девственнику не обязательно быть автоботом. После этих слов вопрос Джазза повторил Рэд Алерт, но уже гораздо громче и с оглушительным статическим треском. Кто бы мог подумать, он вдруг заинтересовался происходящим! Собрание, с его точки зрения, внезапно стало полностью посвящено Безопасности. — Вообще-то Матрица может даже предпочесть десептикона. По религиозным, знаете ли, причинам. — Скабрезная ухмылка Рэтчета намекала, что причина может быть другой и намного более физиологической. Не просто объединить народ Кибертрона и всё такое, а сплавить автоботов и десептиконов на самом глубоком уровне. Когда Рэтчет скинул ему файл, тревоги у Рэд Алерта меньше не стало, зато прибавилось заинтересованности в происхождении подобных выводов. Уронив лицо в ладони, Праул пробормотал, что подробностей знать не желает. Почему вообще стоило организовывать целое собрание? Он и подумать не мог, что инициатором такого собрания запишут его. Сидящий рядом Джазз не пытался прервать его стенания, а лишь для лучшей слышимости повысил голос. — Ага, значит, нужно заполучить кого-то из десов? — оживлённо спросил он. — Как мы это провернём? Бластер неуверенно поднял руку: — Можно? — Его голова была откинута назад, а взгляд всё так же оставался устремлённым в потолок, однако он чувствовал, что все на него смотрят. — Шлактиконы знают Праймаса. Мегз же хочет Матрицу и Праймовство — вынь ему да положь? То есть он сам по себе не против её важности и значения, смекаете? Он, конечно, вроде как… противоположность святости, не то чтобы его это смущало. И он напрямую не подавляет право своих верить, просто усложняет для них возможность это делать. — Бомбёжка храма в Алгоритме, — задумался Рэд Алерт. — Внутри ещё оставались десептиконы. Он тогда не запретил им ходить на службу, но не помедлил, когда сровнял с землёй весь квартал. — Вот-вот. Я к тому, что, если мы наймём девственника по религиозной необходимости, Мегатрон не станет нам мешать. — Двигатель Праула издал булькающий звук отвращения, и Бластер неловко кашлянул: — Только… э-э… Мне, видимо, придётся обеспечить для вас проведение кучи интервью о том, чего я бы правда, правда никогда не хотел слушать. Интерфейс-опрос вражеской фракции. Да он всегда об этом мечтал, как иначе. Поморщившись, Рэд Алерт закрыл пересланный Рэтчетом файл. — И, естественно, — напомнил он, — полной проверкой любого согласившегося десептикона я займусь лично. — Остался один вопрос: как нам распространить информацию среди них и не дать Мегатрону времени подстроить диверсию, — сложил Рэтчет руки на груди. — Пару раз, когда мы привлекали десов, мы выставляли такое чем-то вроде личного паломничества и, насколько мы поняли, участвовавшие десептиконы никогда не сообщали о деталях своим командирам. Или же те никогда не спрашивали. — Я бы точно не спрашивал, — невнятно раздалось из-под ладони Праула. На некоторое время, пока все сидели и обдумывали задачу, над столом повисла тишина. Наконец Уилджек огляделся по сторонам. — Я предлагаю построить сцену, — заявил он. — Что? — Цветную ярмарочную сцену! Для начала как-нибудь привлечём их внимание и выманим всех их с базы, а когда они окажутся на месте, то в стороне развернём сцену, к которой они смогут подойти все сразу. — Что-что? — Обязательно сработает! Мы сделаем всё быстро, они даже не сообразят, что мы задумали, а ведроголовый не станет прерывать религиозное действо, пока не разберётся, что там происходит, и, значит, кто-то из нас сможет застигнуть его врасплох и расскажет про желания Матрицы, а он… Он точно заинтересуется, ему всегда хочется знать такие штуки! А объяснять будет Праул, чтобы всё выглядело как официальные межфракционные переговоры... — Что?! — …и у Бластера будет немного времени, чтобы опросить хотя бы часть десов. Ну как вам? Даже не сомневаюсь, что сработает! — Кто-нибудь, пожалуйста, скажите, что у вас есть другие идеи. — Никто не предлагает более здравых идей, чем я. — Да у каждого первого они более здравые. — Озвучь хоть одну! — … — Как я и думал, — сказал и протяжно хмыкнул Уилджек, не скрывая самодовольства. Он всегда чувствовал, когда нащупал решение, и теперь мог спокойно сидеть и ждать, пока вихрь спора вокруг его предложения не утихнет. Рано или поздно все придут к согласию, другие автоботы лишь оттягивали неизбежное. Он оказался прав.