Wisteria

      Цветы - забавная штука. Вы никогда не ожидали, что они будут расти внутри, в ловушке в горшке; вы никогда не ожидали, что они будут цвести идеально. Они должны быть этими дикими тварями, борющимися с сорняками за себя. И все же каким-то образом они это делают. Они живут в неволе. Они не просто живут-я еще не встречал цветка, который не обладал бы каким-то крошечным совершенством в своем роде. И даже с последним кусочком света, который вы можете дать ему, растение все равно будет пытаться расти. Однажды мне пришло в голову, что люди почти точно такие же, как цветы. В темноте или на солнце мы все равно растем... Разница только в том, что мы можем выбирать, где мы растем, и сколько воды мы даем себе, и сколько света или темноты. Но мы не занимаемся сексом с помощью фотосинтеза, ветра и чего-то еще. Я много об этом думаю. Только не секс с ветром. Эта мысль вернулась ко мне рассеянно, пока я не обращал на нее внимания. Большинство хороших вещей часто случаются. Я стоял в центре своего цветочного магазина, пристально вглядываясь, пытаясь вспомнить, все ли я накрыл, прежде чем уйти рано вечером. Я вспомнил подсолнухи. Каждый вечер я закрывал магазин в 9 часов и убирал подсолнухи с витрины, чтобы они сидели в витрине, поворачивая головы и срывая сморщенные, мертвые листья. Это давало им больше всего шансов получить свет, когда солнце освещало эту часть улицы в течение нескольких часов. Это был первый раз, когда я ушел рано с тех пор, как купил магазин полтора года назад. Когда я перетасовал высокие ведра с подсолнухами из одного конца длинной комнаты в другой, я с ужасом понял, что они могли бы провести еще несколько часов на солнце и, может быть, жить лучше или дольше и красивее, если бы только я решил уходить пораньше, если бы только я уходил на два часа раньше. И у меня снова появились глубокие философские мысли о цветах. - Я не сумасшедший. - сказал я ведру с гортензиями, стоявшему у моих ног. Они не ответили. В любом случае, по вечерам солнца почти не останется. Октябрь прижался лицом к стеклу моего магазина, и мне стало холодно, когда я ударился об него рукой, ставя подсолнухи на место рядом с крошечными тыквами, которые я выставил для украшения. ДА. Я взрослый мужчина, украшающий крошечными тыквами цветочный магазин, говорящий цветам не судить меня и чувствующий себя виноватым за то, что ушел в 6 часов вместо 9. Клиентов не было уже несколько часов, а это означало, что в проходах не проливалась земля, не раздавались назойливые требования, никто не подбирал с пола пенни, когда пожилой гражданин пытался расплатиться. Тишина и покой, прерываемые только низким гулом холодильников вдоль одной стены и нью-йоркским движением за дверью. Никто не будет беспокоиться, если я закрою заведение пораньше. Действительно. Чувство вины, давившее на мои плечи, было совершенно излишним. Я посмотрел на часы на стене, решив не уходить до шести. Было 5:53. Я медленно шел по проходам, петляя от одной витрины к другой, пока не добрался до прилавка в глубине. Борьба с завязанными узлом завязкок моего фартука заняла целую минуту. Я не торопился и тоже стянул свою испачканную черную футболку, логотип магазина на ее груди почти сразу оторвался. Самая красивая рубашка, которая у меня была, лежала глубоко в ящиках под стойкой. Моя праздничная рубашка. Для вечеринок. Потому что я, очевидно, ходил на множество вечеринок. В одной рубашке. 5:54. Я влезал в рубашку медленно, и застегнул ее от нижней пуговицы до верхней, потому что где-то читал, что это занимает больше времени. Этот идиотизм-единственный способ объяснить, каково это-быть собственным боссом и кричать на себя за то, что ты дрянной работник. - Никто не умрет, если я закроюсь раньше, - рассудил я, обращаясь к вазе с розами на прилавке. Черт возьми, да, я могу уйти, когда захочу, и никто меня не остановит, я могу уйти прямо сейчас. Ключи. Порывшись в кармане, я заскочил в подсобку, схватил куртку и закрыл дверь. 5:57. Интересно, что бы сказали мои прадедушка и прабабушка, которые всю жизнь усердно трудились, а потом, увидев меня, рано ушедшого на вечеринку. О Боже. Я даже никогда не встречался со своими прадедушкой и прабабушкой. Я думаю, они были итальянцами. 5:58. Колокольчики, висевшие на входной двери, звякнули, когда вошел посетитель. Парень быстро двинулся и тут же исчез в одном из проходов, но я успел заметить темно-синюю форму, заткнутую за пояс, где висели пистолет и лихорадочно отполированный значок. Я знал, что он полицейский, и комок подступил к горлу. Не потому, что я думал, что он арестует меня за уклонение от моих обязанностей или что-то в этом роде, но... Иногда цветы растут в разных направлениях,не в тех что мы думаем. Несмотря на цветочные пословицы, этот парень дал мне повод остаться. Я был благодарен. -Мы сегодня рано закрываемся,-удовлетворенно крикнул я ему, стоя у входа в магазин. - Я умру, если не получу эти цветы. Голос был более глубоким и сильным, чем я ожидал от кого-то такого... невысокого. Единственной частью этого парня, видимой через проход, была макушка его мышино-каштановых волос, взъерошенных ветром. По крайней мере, я мог хоть что - то видеть сверху. -Ты последний.- ответил я. - Спасибо. По крайней мере, он старался говорить более дружелюбно. Я повесил куртку на дверную ручку задней конторы и снова натянул фартук через голову, туго завязав его вокруг талии и прикрыв как можно больше своей красивой рубашки. Не рискуйте, если не хотите платить за химчистку. Офицер методично двигался по проходам, осматривая цветы, но переходил от одного к другому. Я мельком увидел его брови, глубоко нахмуренные, должно быть, самым могучим из нахмуренных. - Вам нужна помощь? -Спросил я -Нет, -фыркнул он. - Я сам могу заниматься всей этой романтической ерундой.Понял? - Ну, если хотите, я могу сделать для тебя что-нибудь на заказ. Я увидел, как он снова задумчиво нахмурил брови. Наконец он сказал: Да, хорошо. Я повернулся спиной к полицейскому и собрал инструменты, разбросанные по рабочему месту, ножницы и степлер, плоскогубцы и кусачки. Романтическая чушь, как он выразился, определенно не была подходящим поводом использовать мою бумагу на тему Хэллоуина для упаковки цветов, но я все равно вытащил лист. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, сможет ли этот парень еще больше взволноваться от гнева. За моей спиной послышался стук сапог по линолеуму, а затем шелест пластика и цветов, когда он поставил на прилавок букет, который выбрал. - Только эти. - Его голос внезапно стал тише. - Пожалуйста. Я повернулся к офицеру с бумагой в руках. - Какого рода... Я резко остановился. Я уже давно не произносил его имени. - Марко?-Коп ухмыльнулся, шокирующе и бездыханно, что изменило все его лицо. -Жан.-наконец выдавил я. -Не могу поверить, что это ты, - сказал Жан. Я не мог придумать, что сказать. Молчание длилось несколько секунд, бешеный стук моего пульса в ушах и пространство между ними-мы просто смотрели друг на друга. Его взгляд скользнул по каждому дюйму меня, от темных волос, которые я не мог заставить себя вести, и вниз. Я почувствовал, что мое лицо густо покраснело, но там, где его взгляд был напряженным и пристальным, я был в отчаянии; я не знал, на что смотреть сначала. Я разглядел форму, но только после того, как увидел ткань на его широких плечах и покрытые шрамами костяшки пальцев, вцепившихся в пальто, и только после того, как узнал взъерошенные светлые волосы, которые сужались к самой темной брюнетке вокруг ушей и на затылке, жужжали так коротко, что, должно быть, были мягкими, как у лани. Я увидел на его груди металлическую табличку с именем “Кирштайн”, но только после того, как увидел твердую, знакомую форму его рта и встретился со его светло-карими глазами. -Это безумие, -наконец сказал Жан. - Я не знал, что это твой дом. - Это называется "Цветы Бодта". Я слегка улыбнулся, мое сердце тяжело забилось в груди. - Я знаю, поэтому я и пришел сюда ... - Его лицо тут же стало таким же красным, как и мое. - Я часто здесь бываю, работаю по соседству. Как поживаешь, парень? Прошло так много времени, пять лет? -Прекрасно,- ответил я. Прошло уже шесть лет. - У меня тут все работает... - Это здорово. - Он не переставал смотреть на меня, ни разу. - И ты тоже... Ты полицейский, да? - Я постарался, чтобы мой голос звучал непринужденно. - Да, полиция Нью-Йорка. К сожалению, я вырос крутым парнем. Жан неопределенно указал на свой пистолет. - Мне приходится часто пользоваться этой штукой, все эти парковочные талоны. Он снова улыбнулся мне застенчиво, его лицо все еще краснело. Я не мог смотреть на него слишком долго, не глядя на все вокруг, поэтому я отвернулся, положил инструменты и принялся за работу по размещению цветов, которые он выбрал. - Так для кого же они? - Ты извиняешься перед кем-то, кого поймал? Кажется, я видел это однажды в полицейском сериале.” - О ... - Жан смутился, вспомнив о цветах, и морщинка между бровями пролегла у него на лбу. - Нет, нет. Парни, которых я привожу, присылают мне цветы за то, что я не сломал им запястья. Это для моей невесты.” Невеста. - Господи, ты женишься? - Не говори так потрясенно. - Если кому и позволено быть шокированным, так это мне, - сказал я. И тут же пожалел об этом. Жан открыл и закрыл рот, не зная, что сказать, его лицо покрылось темно - красным румянцем до самых волос. -Поздравляю, Жан, - мой голос звучал бодро. Его имя крутилось у меня на языке. - Спасибо. И спасибо за цветы. Он кивнул на букет, который я завернул для него, аккуратно завязанный бантом там, где начали распускаться цветы. - Надеюсь, они помогут. Мне понадобится вся гребаная помощь, которую я смогу получить. Я рассмеялся, делая заказ в кассе, стоявшей между нами. -Ты хорошо выглядишь, - тихо сказала Жан. - Ты очень хорошо выглядишь, Марко. Я поднял на него глаза от кассы, но только на секунду, когда его взгляд остановился на мне. Я боялся того, что случится, если я буду слишком долго смотреть на него. -Спасибо, - сказал я. -Цветы стоят 18,99 доллара. - Что ты делаешь сегодня вечером? - Он выпалил эти слова. - Я ... э-э ... вообще-то я иду на вечеринку. Один из моих приятелей только что вернулся из командировки в Афганистан, так что мы празднуем... Вот почему я закрываюсь рано. -Ой. Я думал. Жан потер затылок. -Нет. Это просто замечательно. Да. Он выглядит старше, подумал я, но говорит все так же. Я выкинул из головы мысль о его шее еще до того, как она успела расшириться. -Что? - сказал я, слегка улыбаясь. - Я просто подумал, что это будет круто... Догоняй, - сказал он наконец. Я взглянул на часы-6:15-и дал кассовому аппарату закончить распечатку квитанции, передав ее ему, прежде чем что-либо сказать. Потом я улыбнулся ему, и лицо Жана порозовело. - Пойдемте со мной на вечеринку, если вам не нужно сразу же отнести их домой. - Что... О нет. Она может подождать. Может быть, я и ошибся, - мрачно сказал он, - но я не собираюсь ползти обратно к ней. -Ты совсем не изменился, - вдруг яростно подумал я. - Пошли, - сказал я вместо этого, прогоняя и эту мысль. Я схватил пальто и бросил фартук на прилавок. Мы вместе вышли из магазина на освещенную вечерним светом улицу, разговаривая, пока я запирал дверь. - Так... что это за вечеринка? - нерешительно спросила Жан. - Та вечеринка, на которую ты приводишь полицейского и ждешь, что он начнет танцевать, - беспечно ответил я. -Что за... - Я шучу. Мой приятель Эрвин только что вернулся из второй поездки в Ирак, былв армии. Он не был дома почти два года и потерял руку в бою... Ему пришлось нелегко. Значит, кто-то собрал все это вместе, чтобы он чувствовал себя как дома. - Звучит здорово. У вас есть место, где я мог бы оставить свою форму? Быть полицейским на вечеринке-значит быть либо стриптизершей, либо кайфоломом. - Его запоздалая мысль, букет небрежно сжался в кулаке: - И эти гребаные цветы. -Оставь их в моей машине, - предложил я. - Там я оставлю свои вещи. Бар всего в нескольких кварталах отсюда. Мы подошли к моей машине, припаркованной чуть дальше по улице от магазина, к моему крошечному экологичному малышу, к которому я привык за несколько лет , и Жан фыркнул. -Да, пожалуйста, судите мою машину, - рассмеялся я, - На чем вы ездите, на "Хаммере"? - Ты прочитал мне слишком много лекций о проклятой окружающей среде, чтобы я мог по-настоящему оценить эти вещи. Когда я отпер двери, Жан открыл пассажирскую дверь и бросил цветы на сиденье. Он расстегнул достаточно пуговиц на форменной рубашке, чтобы стянуть ее через голову, натягивая белую футболку, которую носил под ней, вместе с ней вверх по телу, пока его плоский живот и гребень грудной клетки не обнажились и не покрылись мурашками от холода. Во рту у меня пересохло. Я не знал, на какой машине он ездит. Я не знал, кто купил ему черный пиджак, который он накинул поверх футболки, и кто идеально отмерил его в разрезе плеч и талии. Я не видел его шесть лет. Но знакомство с ним было настолько ошеломляющим, что земля на мгновение словно закружилась. - Ты идешь?- Жан посмотрел на меня поверх машины, подняв брови. - Я ... да, - я бросил куртку на водительское сиденье и заперл дверь, отступая на тротуар и шагая рядом с ним. Как может незнакомец быть таким знакомым? Некоторое время мы шли молча. Город был жив и двигался в это время ночи, движение бампер к бамперу рядом с нами, пока мы не свернули на более тихую улицу, вдоль которой выстроились дома. Я заметил, что он смотрит на меня, не смущаясь, где-то на середине этой улицы. - Все еще такой напряженный, - сказал я, наконец встретившись с ним взглядом. - Что, я действительно выгляжу по-другому? -Да,-ответил он. - И да, и нет. - Как? - Ты избавился от этого гребаного пореза.-Жан рассмеялся. - Что, тебе так понравилась моя стрижка, что ты сам ее сделал? Я коснулся затылка, где парикмахер сделал подрез. - Парень вроде как сам это сделал, - засмеялся я, - так что я его оставил. Мои уши всегда холодные. Смех Жана превратился в дым от его дыхания на холоде. - Ты все еще все время улыбаешься. Это не изменилось. И у тебя все еще есть ровно одна хорошая рубашка, которую ты держишь для особых случаев. - Что ... как ты узнал? Он снова рассмеялся. Когда светофор сменился, мы перешли улицу, и после еще одной долгой паузы Жан снова заговорил: Он никогда не пытался активно продолжать разговор, не чувствовал неловкости из-за того, что не разговаривал, но вот он был здесь, заставляя меня говорить. - Так ты владелец этого магазина? -Ага, - улыбнулся я. - Меня наняли помощником к старику, который владел им, и когда он решил уйти на пенсию, я выкупил его. Полтора года назад. -Я думал, ты собираешься стать художником, - тихо сказал он. Я поднял на него глаза. - Я думал то же самое о тебе. Его взгляд был напряженным, непоколебимым, когда мы смотрели друг на друга. Было много вещей, которые я мог бы сказать, но я этого не сделал. -Все меняется, - сказал он и замолчал. - Так кто же эта счастливица? - сказал я, стараясь быть небрежным, стараясь быть легким... Потом запнулся. - Это ... Это женщина, верно? Глаза Жана расширились, и он густо покраснел. -Да. Конечно. - Конечно, - говорит он. Свет становился все темнее и темнее, и над нашими головами зажглись уличные фонари. -Ее зовут Саша, продолжал он. - Я познакомился с ней, когда поступил в полицию. Она тебе понравится. Она только и делает, что смеется надо мной. - Значит, она хранительница. - Он слегка улыбнулся. - Когда она не упрямая маленькая дрянь, она действительно великолепна. - Звучит идеально. Я рад за тебя. Впервые Жан не взглянул на меня, когда я заговорил. -Она отлично готовит, - выпалил он из ниоткуда. - А... Саша? -Да. Приходи как-нибудь, она любит готовить для людей. Все, что ты хочешь, она может найти ингредиенты, клянусь богом. Даже грубое дерьмо. Я рассмеялся. - Звучит очень аппетитно. - Нет-нет, она действительно отличный повар, просто ей нравится находить действительно странные вещи для приготовления. Она сделала бизона, гремучую змею... Самые странные вещи. - Она ведь не занимается жареными жуками, правда? - Нет, но она испытывала искушение.-Жан поморщилась. - Я сказал ей, черт возьми, нет. -Звучит забавно, - искренне сказал я. - Я бы с удовольствием с ней познакомился. Мысль о том, что я сижу за кухонным столом, который он купил с кем-то еще, делала это еще более странным; эта искривленная, освещенная твитами параллельная вселенная, в которой я был, идя рядом с Жаном, которого я не видел много лет, не зная, где он живет, не зная его вообще. - Как далеко это место? - ответил Жан, засовывая руки в карманы пальто. - Недалеко. Теперь два-три квартала. - Мы шли молча еще некоторое время, наше дыхание вырывалось в воздух между нами. Пронзительный крик моего звонка удивил нас обоих до чертиков; я оставил его на самой высокой громкости с тех пор, как использовал его в качестве будильника этим утром, и старый телефонный звонок эхом отозвался на улице, как сирена. Я выхватил его из кармана и сразу же ответил, остановившись только для того, чтобы проверить, кто это, когда звонок прекратился. -Леви, - сказал я, еще больше удивившись. - Привет. Жан стоял там, где мы остановились на тротуаре, и хмурился. -Парень Эрвина,- шепотом объяснил я. Голос Леви в трубке звучал тихо. - Он не поедет. -Что? - Мы отменили вечеринку. Эрвин не пойдет. Он не хочет выходить из дома. -Господи,- ответил я, - что случилось? - Он не скажет. Я думаю, что у него был еще один приступ паники, но он не говорит. Леви всегда был спокоен и собран, до самой последней катастрофы, но я слышал напряжение в его голосе. - Что я могу сделать? Ты хочешь, чтобы я пошел в бар и рассказал им, или ты хочешь, чтобы я попытался поговорить с ним? - Бар закрыт, и сегодня он ни с кем не разговаривает. - Я могу прийти завтра. Он долго молчал на другом конце провода. Я взглянул на Жана и увидел, что он наблюдает за мной с мрачным выражением лица. Его глаза не отрывались от моего лица и, освещенные резким белым светом уличного фонаря, были рыжевато-коричневыми, цвета совиных крыльев, цвета полированного, выцветшего золота. Целую минуту я не понимал, что Леви снова заговорил. Я просто продолжал думать об этом слове, тони, вертя его во рту, пока оно не застряло у меня в голове. -Ты можешь это сделать?-спросил Леви. -Мне жаль. Что делать? - Завтра. Не поднимай руку, или я убью тебя, - Леви повесил трубку. Я опустил руку и посмотрел на телефон, потемневший после окончания разговора. Я посмотрел на Жана и сказал: Вечеринка отменяется, чувак. Время его реакции, казалось, пошатнулось. Через минуту он поднял брови. - Что случилось? - Я думаю, это было слишком для него. Партия, все люди после всего, с чем он имел дело. Жалость захлестнула меня, и я почувствовал себя плохо из-за моего друга, но попытка помочь сделала бы еще хуже. - Эрвину просто нужно снова почувствовать себя в безопасности. И эта штука с рукой... - И что ты теперь собираешься делать? - тихо спросила Жан. Мне это и в голову не приходило. Не имея цели пойти в бар, мы стояли на тротуаре и смотрели друг на друга, больше никаких причин быть вместе не было. Мы растерянно уставились друг на друга. Выражение его лица заставило мой желудок сжаться. -Мы могли бы пойти выпить, - предложил я. - Или... мы могли бы пойти перекусить, или... Я не знал, что сказать. Мне вдруг захотелось увидеть его, побыть с ним, поговорить, но на вечеринке было многолюдно, и у нас появился повод пошутить и повеселиться. Но я не хотел оставаться с ним наедине, по-настоящему наедине, обедать, сидеть рядом с ним за столом-я не знала, как без него... Марко,- тихо сказала Жан. - Хм? Мое лицо горело. Он подошел ближе, выражение его лица было непроницаемым. На долю дюйма ниже меня, ровно настолько, чтобы он слегка откинул голову назад, так что его глаза были параллельны моим. Он изучал мое лицо, этот пристальный пронзительный взгляд, его брови нахмурились, изгиб рта, его губы были прикушены. Мое сердцебиение подскочило к горлу. Чуть ближе, крошечное пространство, которое ты двигаешь, когда выдыхаешь, и свет уличного фонаря отражается в его глазах. Я думал только о его карих,блядь,глазах. -Жан.-Тихо сказал я. Когда он целовал меня, мне было больно, но он всегда так целовался, когда боялся. Жан двигался всем своим телом, первобытным и реактивным, прижимая меня к выцветшему многоквартирному дому из коричневого камня, перед которым мы стояли. Его руки скользнули под мою рубашку к обнаженной коже бедер и притянули меня к себе, одновременно отталкивая назад. Я обвил руками его шею и крепко прижался к нему-он отчаянно целовал меня, отстраняясь и возвращаясь обратно, не заботясь о том, дышит ли он когда-нибудь снова. Я ослабил хватку на его шее и обхватила его лицо обеими руками. Жан задыхался, но все еще хотел этого, уткнувшись своим носом в мой, касаясь губами моих, самый мягкий вопрос. Я подождал, пока его дыхание немного выровняется. Голова прояснилась, пульс забился быстрее, чем за последние шесть лет, и я снова поцеловал его, запустив руки в его волосы. Он немедленно углубил его, ответ был резким и интенсивным, его руки нашли мою поясницу под рубашкой и прижали меня ближе, ближе, его пальцы погрузились в мою кожу, знакомый вкус, его запах... Я хотел его так сильно, что чувствовал это повсюду, вплоть до кончиков пальцев. - Пожалуйста, - только и сказала Жан, когда он оторвался, и это слово горячим дыханием коснулось моей кожи. - У меня дома. - Мой голос дрожал. - Я ... Моя квартира ... В трех кварталах отсюда.