Код черный

"К счастью, плохие дни окончены! Пришло время дней еще хуже!" © 20 июня 2016 г. Тем вечером Джонни… стучится в комнату 302-F. Привычный жест за этот месяц. Все пороги обил. Если каким-то неведомым образом Райли узнал номер его одиночки… то и он не постесняется спросить у Сандерсона, где обитает лейтенант Засранец. Время около десяти, скоро отбой, потому что подъем по распорядку тоже в безбожные семь. Но Роуч открывает быстро и даже не удивляется вопросу. Редко кто следует этому вегетарианскому уставу, обычно база засыпает к полуночи. Роуч кивает. За его спиной раздается голос — Сандерсон, я намерен заснуть через десять минут. У Гари есть сосед, ага. По внутреннему уставу базы отдельная комната положена либо офицеру, либо семейной паре (да, и такое случается в этом безумном мире милитари и хаки, и смешанных войск). Поэтому Гари, как и Кайл, делит комнату с рядовым Андерсоном, а Гэррик с рядовым МакКормиком из Дельты соответственно. Между собой участников одной группы стараются не смешивать и не селить вместе, чтобы избежать лишнего напряжения — они успеют достать друг друга за условную неделю в Сомали. Чем меньше видишь соседа, тем меньше бытового накала. В некоторых правилах есть смысл, будто штатный психолог знает свое дело. Джонни же повезло получить немного уединения за выстраданное два года назад офицерское звание. Эх, и почему наши заслуги волнуют родителей только на этапе средней школы?! Но так только на домашней базе. В плане отдельной каморки. Во всех прочих местах они равны с Прайсом и любым рядовым. И на выездных миссиях все спят на голове друг у друга: в полевом лагере можно впятером спать в тесном нутре одинокой палатки площадью десять футов, валетом ногами к голове соседей… и это будет нормой. Пока шестой несет свой отрезок дежурства снаружи. Сам сон является роскошью. Да и концепции палатки — тоже, потому что порой приходится ночевать под открытым небом — вне зависимости от погоды и времени года. Вообще необычных правил множество. Точнее традиций, к которым спустя пару лет привыкаешь, а гражданскому они кажутся лютой дичью. Например, на гостевых базах можно использовать «мокрую точку» с лимитом в один галлон воды в сутки на ВСЕ гигиенические процедуры, в военном быте есть свои нюансы. Физические границы стираются, становятся гибкими, иначе не выжить. Не зря считается, что тюремные рамки очень похожи на солдатские. Но сейчас же они на месте, личные границы. Физические и ментальные. И Соуп чувствует их края, заканчивающиеся краями дверной ручки. Да, он уже на месте. Джонни замирает, воровато оглядывает пустой коридор западного крыла, хотя к Роучу не проявил такой предусмотрительности пару минут назад, и стучит дважды. Похлопывает себя по карманам, будто нервно, но на самом деле в поисках огня. И удерживается от попытки провести пятерней по непослушным волосам. Это все этот нелюдимый засранец вызывает в нем такую чесотку под кожей. Из-за двери — дерьмовой и тонкой, как и все казенное имущество — не доносится ни звука, будто там никого и нет. И малодушно это кажется приятной перспективой. Сейчас уже десять вечера, только что прозвучал сигнал отбоя, поэтому заподозрить лейтенанта в нарушении правил Соуп не может. Уж скорее в том, что тот лег спать, как в доме престарелых в восемь вечера, чтобы быть в своей идеальной раздражающей форме к утру. Пф-ф. Вы выбили бинго, мистер МакТавиш в отгадывании чужих мотивов? Где получить выигрыш? Джонни уже со странным облегчением делает шаг назад, чтобы вернуться к себе, мелочно обрадованный… неуместно вспомнивший, как мать заставляла его дружить с непопулярным новеньким Кроу в третьем классе младшей школы. А затем дверь резко открывается и серые глаза Райли на опасно случайное мгновение встречаются со взглядом Джонни. И столь же быстро взгляд этот опускается куда-то в район ворота его футболки. Райли искал свою неизменную маску, видимо параноидально бесшумно, ожидая увидеть на пороге комнаты неведомых врагов, охотящихся за тайной его лица и логично проникнувших на военную базу для этого. И вежливо постучавших. Джонни понимает это по тому, что отворот балаклавы слева обнажает бледную кожу Гоуста с кусочком глубокого шрама — тот не допустил бы подобного стриптиза добровольно. Он не того типа «доброволец»! Он — бросающийся на противотанковые ежи герой… — Салют, — говорит Соуп и показывает двумя пальцами, как держит невидимую сигарету у подбородка. — Как жизнь? Черт, да МакТавиш сегодня просто бог приветствий! Кёнигу уже досталось этой искрометной радости атеиста. На короткий миг ему кажется, что Райли слабо кривит рот под балаклавой — словно Джонни вырвал его из какого-то муторного дурного сна — не в отвращении, а будто собрался что-то сказать, но слова показались ему неподходящими по весу для произнесения. На его поясе поблескивает тяжелый пояс с обвесом и пряжкой, перчатки без пальцев открывают сбитые грубые костяшки на второй фаланге правой руки. Костяшки боксера, Джонни знает. Гоуст благоразумно решает не отвечать, а просто делает шаг вперед за порог. Ни слова не упомянув про отбой. Соупу не приходит в голову, что лейтенант кажется не раздевается перед сном, судя по его готовности выйти на задание в любой момент суток, в плотно зашнурованных ботинках. Спустя три минуты Джонни выдыхает горький дым в темное ночное небо, все такое же ясное как час назад, когда он смотрел на него в одиночестве по пути в душевую. Легкость все еще при нем. И мир кажется простым и справедливым. И непопулярный Кроу не так уж раздражает, оказывается. И он косится на лейтенанта, замершего спиной к нему. Тот одновременно и присутствует и будто отсутствует. Соуп знает, что молчание может скрывать под собой тяжелые неповоротливые мысли… либо же абсолютный космический вакуум, когда в голове пусто и нечем заполнить эфир. Так у него в голове обычно. Два состояния. Ему кажется, что сейчас Райли подходит второй вариант. Хоть он и умеет притворяться обычным… он молчалив к вечеру, будто заканчивается отпущенный запас слов, будто они ограниченный ресурс, и этом нет неловкости сейчас. Райли нечего сказать. Хотя даже когда есть — тот будто заставляет себя переступать черту, собирает слова из разных уголков своей головы. Это странно. Не понимает Джонни таких людей и как себя с ними вести. То есть окружающие люди обычно либо начинают без умолку трещать о себе, либо позволяют Соупу взять на себя эту миссию — привычный социальный договор. А с Райли… сейчас с ним у него не поворачивается язык включить привычную радиоволну в эфир. Ему кажется это бессмысленным, притворство, потому что не поступает обратной связи, чертовски неблагодарная публика. И сам лейтенант сегодня готов заполнить эфир разве что еле слышным дыханием. Хотя Соуп не против мирного молчания. И… тем не менее — Райли не был бы здесь, если б не хотел, так ведь? То есть… Он хочет тут находиться. И молчать, ага. Джонни начинает постигать тонкую науку логических выводов на основе двойных отрицаний и сослагательных наклонений. Хотя глянь на них три недели назад — так прогресс дипломатии невероятен!.. они вышли посмолить ночное небо, а не пытаются поубивать друг друга в военной тестостероновой перебранке в процессе миссии. — Начал курить, когда попал в пехоту, — зачем-то говорит МакТавиш, сам своим мыслям противореча, прерывая молчание. — Ну, знаешь, кто-то жует табак. Кто-то тянет жвачку, чтоб сосредоточиться… Он вспомнил свои девятнадцать лет. Все это будто в тумане. — Первые два года заказывал положенный блок и менял на несчастные «плитки Логана» по выгодному курсу! (Так стали называть шоколадную плитку в сухом пайке американские пехотинцы пятьдесят лет назад, главное условие производства было, чтоб шоколад был питательным-бодрящим, с высоким содержанием какао, но не вкусным, британский шоколад на порядок лучше, если что). Редкостное дерьмо, элти, горькое, что твоя постная мина за маской, таяло где угодно, но не во рту!.. Еще и с добавлением овсянки для баланса клетчатки! А ты? — Джонни имеет в виду курение, а не пристрастие к сладкому. Гоуст кивает. Что можно трактовать, как аналогичное положение дел, согласие, игнорирование. Либо как послание — помолчи, МакТавиш, я слушаю тишину. Что за клятый человек — хоть в разведку посылай, ни слова не выбьешь. — Емко, — ядовито кидает Джон. И прикрывает глаза. Его доброе расположение духа ничем не сбить сегодня. Все дерьмо выбито во время пробежки, самостоятельно. — Я тоже, — говорит тот неожиданно. — Правда в контексте зависимости мне это не нравится. Джонни смотрит в темноту, на силуэт лейтенанта. Фонарь над корпусом освещает их обоих бледным холодным светом. И крохотные мотыльки стремятся к лампочке за стеклом. — О да, готов спорить, что тебе не нравится все, что может даже походить на зависимость, — подкалывает он. — Интересно, как давно ты ел сахар. — Чистый или в разновидности фруктозы… — ну и душнила, думает Джон. Райли оборачивается, и Соуп автоматически опускает взгляд ниже прорези для глаз, чтобы не встретиться с ним взглядом, тактично. И Джонни невольно замечает, что на правой щеке у подбородка у лейтенанта еще один глубокий блестящий рубец, уходящий по диагонали вверх под черную ткань. Не совсем «улыбка Челси» (распространенная среди шотландской гопоты), направление угла не то, но все же… мозг подкидывает картинки, как на Райли вырезАли эту отметину… такого здоровяка наверняка нужно было вырубить или держать впятером… — Ой, кто-то сегодня в настроении отрицания!.. — бормочет Соуп отстраненно, отгоняя от себя картинки драк. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает тот с неуместной угрозой. Угрозы эти с Джона — как с гуся вода. Он ударяет ногтем большого пальца по сигарете, стряхивая пепел. Сегодня лейтенант в дурном расположении, понятно. Быть может, это связано с фазами луны и активностью психически нестабильных нейронов. — Да ничего особенного, чувак, — Соуп невинно улыбается, хотя знает, что расковыривает гнездо ос — он всегда любил опасные затеи. — Просто… ну, для свободолюбивого парня довольно странно выбрать такую служебную профессию, не находишь? Ну типа… мы же буквально вариант тайного карманного спецназа… чуть более элитно, чуть менее законно, оттого и больше послушно… серединка на половинку. Он хмыкает и чешет висок, позабавленный собственным сравнением. А лейтенант будто переваривает эту идею. Казалось, это всем очевидно. — В каком смысле карманный? — Райли потерянно всматривается в его лицо. Так что на короткое мгновение Соупу становится даже совестно, что он копнул так глубоко в этот прямолинейный бетонный разум, отлитый из износостойкого материала… это все домашние увольнительные после ранения — разбудили в нем философское настроение. На него всегда так действовало безделье. — Можно делать вид, что ОТГ-141 это вольные наемники, но все мы знаем правду… — самоирония всегда была его сильным местом. Джонни пожимает плечами: — Господи, да не заморачивайся ты. Просто… типа думаю помаленьку об экзистенциальных вопросах, как все! Когда не спится… Можно подумать, ты о таком не размышляешь перед сном? Райли от этого перевода на его личное мнение… или же сон теряется. Будто затронуто какое-то запретное. Будто теоретизировать он может, но не о себе. Будто у него и нет отродясь его «мнения»… будто в слове «сон» есть какие-то для него триггерные запретные оттенки. — И что… ты хочешь, чтобы я ответил? — спрашивает лейтенант отстраненно. Эмоций в его вопросе ни на йоту. Словно тот действительно не понимает, что от него требуется и уточняет у Джона запрос, чтобы соответствовать. Странный биполярно настроенный Райли, который хочет покурить с Джонни пару раз в неделю, но не знает, как и о чем общаться. «Ох, — думает Соуп. — А ведь все сегодня начиналось так хорошо.» — Да ничего, Саймон, — идет на попятную Джон, тем не менее пытаясь скрыть свое усталое раздражение. Он сгибает и разгибает левое колено, которое затекло, пока он сидит на ступеньке. — Никто ничего не хочет услышать. Просто… светский треп. Как у обычных людей… Вся наша работа — навозная куча для генералов, госдепа и мирового правительства… и мы кучка неудачников-жуков, которая выполняет их хотелки, сворачивая из дерьма причудливые фигурки. Типа попустись… оставь свой излишний пафос для капитана!.. Джонни кажется на мгновение, что собственное имя действует на Райли как-то отрезвляюще, будто оплеуха, или обвинение в лицемерии и подхалимстве.Тот подбирается, собирается в комок из растерянного социопата… меняет агрегатное состояние. — Не надо меня анализировать, Джонни, — говорит он спокойно. Будто распознал все манипуляции Соупа. И будто нащупывает- или усиливает — свои привычные щиты. — Со мной это обычно не работает… — Обычно? — спрашивает Соуп. — Знаешь, чем отличается Демократия от Диктатуры, Райли? — и не дожидаясь ответа, сам продолжает, подгоняемый злым азартом. — В Демократии ты сначала голосуешь, а затем получаешь приказ… в Диктатуре же на голосование не тратят время! Наше отличие… что ты делаешь вид, что потратил время… будто выбрал ту жизнь, что у тебя есть… — Со мной не работают и провокации, — коротко бросает Райли. Он как-то меняется, устало скрещивает руки на груди, делает шаг назад. Соуп читает эти движения краем глаза, ему не обязательно смотреть в упор. Привычка, выработанная годами ночных наблюдений за обстановкой… МакТавиш знает, что попал в точку. По тому, как лейтенант отступает… от правды. Кто бы мог подумать, что пятиминутный перекур закончится спором о смысле существования. Видимо, это и развлекает в нем Райли — то, что он любит выворачивать наизнанку неверно надетое. Быть может, на тупой службе даже в «элитном» подразделении не так много рефлексирующих особей, способных взбесить призрачного лейтенанта. — Ну так, а зачем иначе мы здесь? — усмехается МакТавиш, делая еще одну ставку…. — Ты анализируешь меня, я тебя. Все квиты, наполнены противоречиями и мыслями, которые иначе не зародятся полированной пустоте… так кажется приятельствуют обычно… Разве не этого ты… ждешь? — спрашивает он, упираясь взглядом в прорезь балаклавы с легким вызовом. Он не говорит «хочешь», потому что кажется Райли не мыслит в такой парадигме. Он живет в топографии двух плоскостей — ожидания и оправдания их. Предсказуемости мира, заготовленных ответов, выполненных приказов, снятой перед сном маске, но оставленных на ногах ботинках, в армированных прутьях, в которые залита его привычная жизнь вперемешку с бетоном привычек. Это все делает Гоуста Гоустом. Внешний каркас. И кажется, Джонни никак не может туда утрамбоваться… он слишком дергается и кричит… нарушает… ему тут тесно. Ему везде тесно. Гоуст сглатывает. Соуп выжидает. — Нет, — грубо отвечает Гоуст. Он этим ответом выпихивает Соупа с его вопросами из этого армированного основания его жизни, в которое тот не помещается… зачищает территорию, возводит пустоту на прежнее место. Это ликвидация ущерба. Был ли он нанесен? Да, конечно. Кто ожидал, что будет легко. Джонни сам мало что ждет от жизни, уж точно не ожидает. Но честность он любит. У него получше с желаниями и рефлексией. И он припер ублюдка к стенке, вот тот и взбесился! Джон сегодня решительно настроен — рассмотреть то, что ускользало от него последние пару месяцев, что-то мелочное и сломанное в лейтенанте Райли. Отчего Прайс решил, что склеенная чашка так же функциональна, как и новая… или — что даже ценнее? — А чего ты тогда… ждешь?! — спрашивает Джонни подчеркнуто вежливо. — От всего этого… у такого продуманского парня, как ты, должно быть ноль спонтанности и сто к тактическому планированию!.. поэтому извиняй мои подозрения!.. Райли наконец отворачивается в сторону, непривычно раздраженно отправляет щелчком окурок в урну на углу. И дергает маску на подбородок, будто ставит жирную точку сам для себя, будто закрывает дверь в каюту, и закрывает свой рот. А затем также молча делает шаг в сторону. — Дружеские или личные отношения по протоколу являются неуставными… — говорит он твердым и ровным голосом. — Это грозит нарушением соглашения о безопас… Соуп фыркает, прерывая этот скучный поток. — Ни маска, ни цитирование устава не делают тебя независимым, лейтенант, — иронично бросает Джонни его оскорбленной спине. — Ты зависим от напарника в каждый момент миссии… ты зависим от дальновидности кэпа при распределении ролей, от международных отношений, влиянии MI6 на ФБР в конкретный промежуток… ты зависим от чужого одобрения больше, чем хочешь показать… Гоуст, кажется, в бешенстве… от самого факта, что кто-то столь методично спорит с его мироустройством и внутренним уставом… Джонни на всякий случай поднимается на ноги. Чтобы не смотреть снизу вверх… Райли моргает, будто оказался тут по ошибке. Но кажется, есть что-то еще более раздражающее, для того, чтобы оспаривать его принципы, нужно представлять, куда бить… а значит… И в этот ужасающий ясный момент Гоуст понимает, что кто-то непозволительно внимательно пялится на него, уже давно… Не физически, как он привык… а хуже. Кто-то смотрит в его голову, в самую далекую темноту… этот сумасбродный чужак… новичок… пытается заглянуть в этот колодец без дна, посмотреть, что там на дне — уязвимости, боль и слабость системы… кто-то хочет… сломать то, что было выстроено и функционировало… Соуп видит, как пальцы лейтенанта бессильно сжимаются в кулак, и тот быстро убирает руку в задний карман тактических штанов, и разворачивается в молчании и возмущении. Его инфантильный гнев на вкус словно лимонная содовая. Бодрит. Джонни всегда был чертовым адреналинщиком — кто еще пойдет в подрывники? — Оставить, старлей, — хрипло доносится до Соупа. И он выдыхает… Джонни смотрит на удаляющуюся широкую спину Райли. Такого упертого и построившего ментальный занавес между своей душой и внешней скорлупой, так что сам не поймет, где есть что. Да, теперь Соуп пытается нащупать механизм этого взрывного устройства. Он был довольно близко… пока еще не коснулся, но увидел переплетение проводов… Будто слепец, нащупал шрифт Брайля под подушечками пальцев в полнейшей темноте… Кажется, Гоуст живет в полнейшей темноте. Соуп неожиданно ощущает себя уверенным и стабильным, горячая волна поднимается от шеи к затылку, словно он только что избежал чего-то опасного, и при этом он чувствует волну адреналина — лучше и ярче, чем за весь этот год, наконец-то ощутив себя на месте. Молодым и живым. Будто остров посреди бушующих волн бессмысленности назначений, чужих баз и незнакомых лиц… у него теперь есть какое-то основание, в котором он черпает силу. Пока вокруг другие люди мечутся в поисках спасения. Он не нуждается в спасениях… и он славно делает свою работу. И лучше рефлексирует свои мотивы, чем многие. И… хорошо разбирается в опасных механизмах. Окей, не вопрос, лейтенант!.. Из всех необъезженных мустангов на базе в Херефорде, в 141-й конюшне ты один из самых диких? — Джонни сдерживает смех, у него снова хорошее настроение. Ему никогда не давалась конная езда. Трещина в третьем слева ребре — тому доказательство. Ему кажется, что впереди его ждет много опасного и идиотского взаимодействия. Но сейчас, летним вечером ему это кажется… многообещающим и смешным… то, что разнообразит рутину. И он любит суку-опасность во всех ее проявлениях. Это заставляет его быть живым. * июнь 2016 г. И… с тех пор все становится относительно… ровным. Идет своим чередом. Хотя это кажется иррациональным. Будто тем вечером обрывается эта нить начавшегося взаимодействия и какого-то контакта между Соупом и лейтенантом Райли. Превращается в злую окончательную точку. И МакТавиш знает, кто тому виной. Кто выстраивает непроницаемую стену между собой и окружающим миром… еще тщательней, пойманный на слабости. Будто пытается исправить ошибку случайных пары разговоров. Будто казнит себя за эту ошибку. Хотя Соуп просто романтик. В течение следующей недели вся группа живет обычной жизнью по распорядку, проводят каждый в своих делах, каютах, пока Прайс не вызывает их на брифинг. Надо пользоваться бездельем. Соуп восстанавливается, привыкает к тренировкам и команде, больше не ершится. Джонни видит неуловимые перемены… И думает — то ли прошли те самые злополучные два месяца на склейку частей… то ли просто все заработало, как надо? Но больше он не видит напряженного недоверия между Алленом и Газом. Или затаенного вызова в глазах Сандерсона, когда тот подкалывает Кайла на строевой подготовке. Может, они просто расслаблены в рутине военной казармы? А на миссии снова все пойдет по пизде?.. Что ж, скоро шанс это проверить предоставляется. Джонни умывает лицо, набирает воды в рот в питьевом фонтанчике. Гоуст вежливо игнорирует его. Роуч и Газ наоборот, захватывают в водоворот междусобойных шуток. Они совместно тренируются в мягком зале, а в одну из суббот, когда на базе почти никого нет, кроме малочисленных новобранцев Альфы, Гари притаскивает ополовиненную бутылку скотча в спортзал и они с наслаждением ее приканчивают. И так тянется еще менее недели до их следующей миссии в очередной жаркой осталой стране. Все это время они торчат на базе. Пасмурное плотное небо не проливается дождем, низко нависает над стадионом, будто нагнетая давление, слышны крики построения новобранцев. Душно. Один короткий увал на среду и четверг- потому что Прайс отлучается в офис в Лондоне по какому-то новому делу. И все с замиранием ждут, что тот принесет с этого собрания… все извелись от безделья. Кэп собирает их через день, он выглядит скучающим и спокойным, выдавая информацию и вводные нюансы — нудно и методично, на этот раз без суеты и адреналина — как при первом неудачном тест-драйве. О количестве групп захвата, времени вылета, он включает проектор и показывает снимок карты в реальном времени — спутниковый рельеф песчаной пустыни, извилистая дорога и граница. Джонни проводит оставшиеся пару дней в своей комнате, либо в тренажерном зале вечером, чтобы было меньше народу. Кёнига он больше не встречает во время тренировок, но тот сидит молчаливым истуканом позади всех на сборе… а в спортивном зале вечерами тренируется лишь парочка американских агентов, что тоже скучают в ожидании распределения, но игнорируют его появления. И… эта следующая миссия почти не стоит упоминания, потому что ничего особенного не происходит. Нечего даже вспомнить, чтобы изложить в рапорте — все проходит скучно и рутинно — в подмогу капитан Дэвис дает пять человек из Дельты — неслыханная щедрость. Три машины сопровождающих, но ни одной вертушки. Потому что справиться без лишних чисток и шума с десятью вооруженными головорезами на двух боевых машинах пехоты сложно. Головорезами, цель которых — доставить ценный груз из Белуджистана в Иран в бронированной фуре. Курьеры от террористов-белуджи… у всех своя служба доставки. И эта, кажется, входит в стоимость товара. Им предстоит перехватить три БМП (с контрабандными беспилотными аппаратами и системой дальнобойной артиллерии) по границе Пакистана с Ираном, со стороны последних — ох уж эти талантливые диковатые умельцы. Куда сомнительного происхождения устройства должны направиться дальше — кэп не сообщает группе, мрачно упоминая Кейт — мол, Хранитель не велел трепать им лишнего на этот раз, что говорит о том, что операция грязная, политически. И груз не имеет значения. Джонни знает смутные вводные. Белуджистан воюет с Ираном и Пакистаном с полвека — это этнический конфликт, за свободу отобранной территории. Белуджи не признаны ни одной из сторон конфликта, и вносят разлад в местные меньшинства с обеих сторон границы. Они сунниты, это религиозное, и воюют с шиитами в обеих странах. Эдакие анархисты… Но не факт, что это не финансовая операция обмена — серого оружия на зеленые деньги капитолия, чтобы потом пустить их в оборот для достижения более глобальных целей. И черт знает, куда по плану направляется эта небольшая грязная поставка… Хотя вариантов в голове МакТавиш может перебрать не так уж и много. Куда может направляться опасный груз? В неблагополучные страны, заинтересованные в отбракованном оборудовании, которым плевать на его происхождение и качество. От Восточной Европы, где горит пара социалистических диктатур, не имеющих собственных мощностей для технологической оборонки… до Восточной Азии, пытающейся изобразить научно-промышленный успех гонки вооружений на голодных полях, засеянных рисом?.. Прайс на этот раз коротко ведет их с Газом по линии границы в хвосте охраняемой колонны, не вмешивается физически. За рулем их гражданского пикапа один из Дельты, сержант Кеттл. А Роуч с Гоустом должны позаботиться о голове колонны контрабандистов, заходят с точки B по перпендикулярной дороге. Со стороны Ирана. Это как со змеями, главное — отрубить голову. За пятнадцать минут они с Кайлом сбивают первого водителя, затем останавливают оставшиеся бронированные машины — всего пара выстрелов. Один грузовик врезается в головной пикап. И Соуп почти скучает, выгоняя водителя из кабины и заставляя встать на колени. Пока рядовой Смитсон готовит стяжки. Смуглый малый не поднимает глаз. Просто в очередной раз Штаты хотят себе звездочку, что в этом конфликте они не участвуют, серые кардиналы во внешней политике. Они в этот раз миротворцы… меняют маски, как это удобно. МакТавиш думает о том, что десятки подобных колонн успешно преодолевают все границы мира, когда большой брат не смотрит в их сторону. На этих же революционеров они обратили внимание. Предотвратили. Значит, так было выгодно. Это политика, сынок. Он сплевывает скрипящий на зубах песок, поднимает взгляд на оранжевое небо. И видит, как Гоуст одной левой вздергивает на ноги упавшего боевика. Путь до военного аэропорта занимает больше, чем сама горячая фаза действия. Скучно. Однако Прайс рад этому факту больше самого МакТавиша. Ведь по логике — так и должно происходить каждый раз!.. Скука и рутина — это хорошо. Ну, и сегодня на них с Кайлом простая часть… в отличие от прошлых двух раз. Кэп кстати кое-что меняет… Джонни не знает, что произошло, просил ли… сам Гоуст, особенно после того их этического спора… Но отныне Джонни стоит в паре с Кайлом, как и просил в прошлую миссию. Как и было в первый раз. И на тренировках и на разведывательных вылазках. И сейчас кэп сам их ставит в пару. Прайс никак не комментирует это свое решение — он вообще не отчитывается ни перед кем. А Райли не шевелится ни на дюйм, когда в самолете распределяются напарники. И Соуп видит в этой неподвижности нарочитость. Джонни пытается найти подвох, или угадать — действительно ли капитан… ну типа — согласился с ним? В этом дело? Что они с Гоустом просто не подходят для совместной работы?.. Что говорят на разных языках?.. Ну знаете, эти психологические языки любви — кто-то любит молчаливое насилие (лейтенант!), а кто-то ценит подарки и время? (Джонни!). Он усмехается. Или же Прайс почувствовал холодное напряжение между ними, более освежающее, чем первая горячая неприязнь? Словно настоявшееся. Или… Джонни не хочет думать о том, что лейтенант Саймон Райли вывалил все же свое желчное мнение о пригодности и незрелости самого МакТавиша… о его смелом сомнительном предположении о приятельстве… о том, что он неверно прочел сигналы?!.. Джонни учится доверять чужому слову, своим ощущениям… и быть гибким. И не чувствовать себя униженным за смелость слов. В общем, теперь он проводит больше времени с Кайлом. И рад этому. Но он не может не анализировать, что получал Райли… за пару минут их немногословных перекуров? Достаточно молчаливые встречи на три минуты, смысла которых Соуп теперь не может понять… только то, что Гоуст хотел там находиться, пока не был пойман с поличным. Кажется, больше, чем сам Джонни. Потому что Джонни может получать подобное от доброго десятка людей… он не находится в пустыне одиночества, с единственным фонтанчиком воды. То есть — он может добровольно уходить в эту пустынную аскезу, но может и возвращаться. У него есть варианты… Но, черт с ним… МакТавиш радуется плохому миру больше чем горячей войне. Он концентрируется на том, чтобы привыкнуть к новой базе, к новым сослуживцам… поймать ритм. Иногда с Газом он спаррингует перед обедом. Гэррик довольно неплох в этом: оказывается, в детстве ходил на кудо. И это тот случай, когда Соуп может чему-то научиться. Ему нравится Газ. Нравится его бесхитростный и честный подход к жизни и людям. Если Кайл говорит — «чувак, это было хуево!», то Соуп может быть на 99% уверен, в том что так оно и есть. Никаких двойных смыслов. И он частенько говорит подобное, когда Джонни неудачно отрабатывает захваты на тонких матах. Газ не льстит ему, а просто потешается, уворачиваясь. А затем показывает, где МакТавиш ошибся, без надменности и яда. Его карие глаза насмешливо сощуриваются, когда пальцы Соупа соскальзывают с неудачного обхвата, он делает выпад локтем в лопатку, и МакТавиш тяжело бухается на срипучую поверхность из кожзама. — Ты просто лошара, Соуп, не с той стороны, — он показывает. Джонни нормально умеет во все это дурацкое нормативное позерство, но никогда не обучался целенаправленно. Три-четыре приема — удары ногами в колено и головой в лицо, грязно. Кайл же обучался этому несколько лет — использовать инерцию тела соперника, чтобы облегчить себе задачу… проследить траекторию движения, и дальнейшее развитие событий. это познавательно. А Джонни любит учиться. Вы спросите — так кому может не нравиться такой талантливый бесхитростный парень, как Кайл Гэррик? О, у Джонни есть как минимум один вариант ответа. Мрачный и немногословный вариант, торчащий как острый каменный выступ на ровной песчаной поверхности… И именно поэтому, когда Гэррик за ужином пихает его под локоть в ребра, так что Джонни давится ненавистным мясным хлебом — какой ленивый беззубый мудак придумал это блюдо? — и шипит на ухо: — Кажется, ты раздражаешь лейтенанта «Мертвая голова» своим оптимизмом и тем, что не скучаешь по нему!.. Джонни сначала подавляет кашель, отпихивая руку Газа. Затем с трудом поднимает взгляд на полусвободные столы, в поисках обсуждаемого объекта. — Заткнись, druisire (блядун-потаскун)! — кашляет Соуп, чувствуя слезы на глазах. — Еще немного и отработал бы на мне прием Геймлиха (ну этот, когда давятся в фильмах)!.. — С тебя не многовато ли приемов, мальчик для битья? — издевается Газ. — Проклятый заносчивый… — бубнит себе под нос Джонни, но замолкает. Райли сидит по диагонали спиной к стене — кто бы сомневался — но чертовски занят своим подносом, низко склонив лицо, уж точно не смотрит в их сторону. Трапезничает он, что ваш королевский регент — не в плане изящества, а в плане аристократически вялого аппетита. Между ними с двадцать ярдов, так что удивительно, что там Гэррик рассмотрел. — На меня твои банши-проклятия не работают, — говорит невозмутимо Кайл, отпивая воды. И возвращается вниманием к ужину. Будто не он начал эту тему. Джонни не поправляет его, что эта нежить — ирландская. — Что… ты имеешь в виду? Что я его… бешу? — недоуменно спрашивает МакТавиш. Он не замечает в поведении Гоуста ничего… эммм… странного. В плане — он привык, наверное, выработался иммунитет от этого отравленного молчания. Точнее будет сказать — он не замечает в странном поведении лейтенанта ничего более странного!.. У всех странностей отныне есть градации. Джонни их сортирует по возрастанию. Они все живут в Странной Стране. Их маленький функционирующий приют душевнобольных. И он боится представить — каков его список… поэтому он толерантен, да. — Не, чувак, поверь мне, — Кайл многозначительно поднимает брови. — Ему что-то… — он шевелит пальцами, — не нравится, сечешь? Сильнее обычного… И это — «чувак, поверь» заставляет Соупа задуматься. О разном. Помимо осознания того, что Газ не такой добродушный распиздяй, как производит впечатление. Но об этом он и раньше догадывался. С кретинами Джонни даже молчать не очень любит. Просто в отличие от молчаливых наблюдателей вроде Кёнига или Прайса — Гэррик более спонтанно выдает свои мысли, без прелюдий, но часто в цель. Не размусоливает, а схватывает погоду с первого взгляда на ветер. У него более интуитивное понимания. «Сегодня будет ураган, МакТавиш!» — вот что коротко сообщит Газ. И это неплохая черта. В зале с ними ужинает около двадцати человек, приглушенный гомон со всех сторон отвлекает его. Соуп будто жужжание мухи пытается игнорировать. Джонни поднимает взгляд еще раз, и видит, что Райли словно ощутил их внимание, уже натянул свою дурацкую маску на подбородок, закончив трапезу. Невозмутимо, будто находится один в помещении. Скорее всего даже будучи один, тот так же остался бы в маске… Джонни щурится. Никто не отважился сесть за столик с причудливым лейтенантом. Не то, чтобы Соуп решился бы пошутить на этот счет… типа…. этот маскарад, конечно, выглядит странновато даже среди не задающих вопросы. Страннейший из спецотрядов, окститесь! Да-да, Соуп — чертовски толерантный парень, не сующий нос в чужие дела… не задающий вопросов, когда не надо. Даже во время полутора перекуров… Но… Но… СЕРЬЕЗНО… Тайна личности?.. Или… или не тайна?.. Тайна лица?.. Или личная причуда? Есть ли у этого обоснование? — Эй, Браво-0-7? — гаркает Газ. — Ты чо, завис?.. С другой стороны, Гэррик сам начал эту тему эмм… ну типа, что такого, если перетереть с ним? В конце концов — это нормальное социальное взаимодействие с напарником. О бывшем напарнике… — Слышь, Кайл, — говорит Джонни потише. — Ты… знаешь что-то особенное о… Гоусте? — бормочет он. Газ морщится, будто съел что-то кислое. Кидает быстрый взгляд на опустевший стол лейтенанта, будто проверяет, что разговор безопасен. тот уже устремился к выходу, его спина удаляется, обтянутая глухой черной толстовкой. — Мм, ходят разные… дерьмовые слухи, — говорит Газ неожиданно коротко. Он старается вложить в слово «дерьмовые» разнообразные оттенки двусмысленности — от опасного предупреждения до легкого презрения. Джонни почти удивлен. Он поднимает полупустой пакетик с апельсиновым соком и сжимает зубами соломинку. — Я слыхал только об охуительных историях его мрачного таланта, — отвечает МакТавиш, отодвигая поднос. Он тянется к зубочистке, скользит взглядом по солдатам, ковыряющим свой поздний ужин. — Можем обменяться данными, сержант… Джонни пытается нащупать в себе какое-то чувство стыда за то, что сплетничает… но нет. Все чисто — так отвечает его внутренний голос, будто на задании. — Я слы-ы-шал, что он глобально проебался в начале своей карьеры, так что весь их отряд взяли в плен, — говорит Гэррик, как шпион, внимательно глядя в сторону кухни, но никак не в лицо Джонни. — После этого никто не выжил, кроме самого нашего неуловимого полтергейста… Джонни хмурится. Он не слышал такого. Может, потому что он и не спрашивал целенаправленно? Не интересовался. Нужды не было. До него долетали только дурацкие страшилки в прошлом году про кого-то призрачного лейтенанта в вечной маске. Но ничего привязанного к реальной карьере и службе или даже личности, ничего, что имело бы доказательства. И… к тому же он не слышал ничего такого жареного, порочащего честь Райли, а не восхищения от руководства чужой самоотверженностью. — И с тех пор… наш загадочный поехавший лейтенант стал таким, каким мы имеем честь его знать, — говорит Газ саркастично. — Блистательным и красноречивым, словно конферансье. Может, его и не зовут так на самом деле, какая-нить защита свидетелей от Моссада! Может, он вообще сам заебошил тех бедных чуваков, что были в его роте… — добавляет он меланхолично. — Свидетелей-то нет. И выглядит вечно… — Кайл хмурится. — Будто морковный пирог ему в задницу затолкали… МакТавиш дипломатично кивает, хотя не совсем согласен с последним заявлением. Не то, чтобы он знаток в корнеплодах. — А я… слышал от Мэтьюсона лишь духоподъемную историю о зачистке мексиканского наркокартеля в одиночку… — говорит Джонни. — Какая-то история про личную месть наркобарону… Газ насмешливо фыркает. — Да, и черт его разберет — связаны ли наши истории между собой, в одно ли время они произошли?.. И хоть одна из них — правда? Так или иначе, он типа… пялится на тебя, — говорит Гэррик философски. Соуп закатывает глаза иронически. — Я знаю, он на всех нас пялится, будто представляет себя неким могущественным злодеем со способностью испепелять взглядом… но и на тебя — тоже. Просто чтоб ты был в курсе… И Соуп честно не знает, что делать с этой интригующей информацией. Помимо того, что он испытывает благодарность Гэррику за его братскую заботу… Кайл… присматривает за ним, ага. Так из незнакомцев и получается обычно команда. Или друзья. И не всем дано понять это.