Код черный

Есть разные ритуалы, способствующие сплочению коллектива. Видать, именно это знает неутомимый капитан Джон Прайс, хороший он мужик, да Джонни уже упоминал, да и кажется с человеческой точки зрения понимает больше, чем показывает. Отчего-то Соупу кажется, что тот вкладывает более глубокие смыслы во все их взаимодействие не только на миссии, замешивает ли он вечерами ментальный клеевой раствор, чтобы людские кирпичики держались между собой? Чтобы выстояли против удара тараном в экстренной ситуации. И… он отчасти принимает это. Правильно. Прайс, добродушно хмыкает, когда утром встречается с командой в кабинете — все помятые после скудных пяти часов сна. Джонни половину ночи не сомкнул глаз, джетлаг и мысли о миссии. Перед тайм-аутом будет короткий инструктаж — на следующие «семейные» планы 141-й. Семья из пяти усыновленных головорезов… Поправка — иногда шести, блудный американский сын Аллен сейчас не в стране, халтурит на других опекунов. Роуч сонно залипает в телефон, Кениг в кепке и капюшоне кажется дремлет на стуле в углу. Райли все еще похож на статую в человеческом обличии, он активно ментально «отсутствует», как только может — что это, медитация? Его подлатали вчера в медотсеке, не смотря на то, что американцы сразу наложили швы еще до самолета. И он держит левую ногу нарочито выпрямленной, перегородив путь к двери, как живой барьер. Газ в этот момент привлекает внимание МакТавиша и показывает на какую-то цыпочку с сайта знакомств на экране телефона. А Джонни пытается, моргая, взглядом передать ему «не светит», как азбукой Морзе. — Ну что, парни, перед вылетом соберемся, чтобы откупорить гостинец Хранителя? — его усы чуть шевелятся, будто он сдерживает улыбку. — Вы что все как после пароварки?.. МакТавиш, полностью не проснувшись даже к полудню, заставляет себя усмехнуться: — Но возлияния на базе запрещены, нарушаем правила? — он позволяет легкое дружеское подтрунивание. Но затем добавляет, чтобы не переборщить. — Сэр? Прайс смотрит на него с шутливым разочарованием: — Как ты сдал офицерский, если так плохо разбираешься в бюрократии, Джонни? — это тоже новое, после миссии кэп начинает звать его по имени. — Это будет не злоупотребление, а… дегустация… Слыхал о таком в своем шотландском захолустье? Раздается смешок Роуча и Газа, кажется, все просыпаются. Ой, посмотрите, как все любят над ним смеяться. Однако Джонни не сдерживает улыбку и сам. Напряжение и мрачное настроение немного отпускают его. — Там они опрокидывают в себя самогонный двухнедельный скотч, не чувствуя вкуса, — внезапно раздается из угла, где якобы дремлет Кениг. — Как китайцы собирают вечером рис, посеянный утром… И Роуч начинает откровенно ржать. А Кайл просто отворачивается, сдерживая ухмылку. Вы понимаете, да, всем нравится издеваться над Джонни! — Попрошу, если вы, британцы… — он осекается, но чувствует, что лицо невольно покраснело. — Черт, австрийцы! — ни черта не понимаете в алкоголе и гоните свою фруктово-ягодную отраву… — он набирает воздуха в рот, готовясь отстаивать алкогольную честь родины. — Привезти тебе бутылку? — спрашивает Кениг внезапно миролюбиво. И Джонни с оскорбленным видом отвечает: — Да. Он вообще на все предложения старается отвечать утвердительно. Судьба мало что дает сама. Дают — бери. — Только что подтвердил свою теорию, тебе плевать, что пить… — теперь он слышит усмешку в чужом голосе. — Даже я не стал бы пить шнапс… А Кайл справа от него слегка покашливает, так что Джонни подозревает, что тот скрывает смех. Предатель. Всем нравится смеяться над Джонни!.. За этим Прайс его пригласил в группу?.. * Когда все расслабленно поднимаются, получив точку — следующая цель снова в том же районе, чертов Ближний Восток, на границе с Кувейтом, но на этот раз масштабнее, Ласвелл соберет информацию от источников за неделю, пока они отдыхают, Джонни надеется, что в этот раз не придется вылавливать живьем какого-то мерзавца вновь — Роуч Сандерсон разминает спину, будто он дьявольски устал от вчерашнего перелета. — Ну так что, МакТавиш, в деле? — его темные глаза встречаются со взглядом Джонни, и тот не сразу понимает, что тот хочет. — Эм, да… — он же не может слиться со следующей миссии? Прайс говорит, будто сразу понял вопрос верно: — В восемь в кабинете, — он сгребает бумажки на столе. Судя по его виду, он в увольнение не собирается, лишь отпускает их, как детишек на отдых. — Не трепитесь языком перед Дельтой. И да, Соуп… только две бутылки! Пфф. Они все еще обсуждают импровизированную вечеринку. Как закрытый английский клуб для джентльменов. Они что — чертов Кингсмен? Кениг со своей огромной неповоротливой фигурой как ни странно первым покинул кабинет. Кайл шепчет, тот собирается смотаться к себе домой, решить какие-то семейные дела. Роуч подпихивает его в спину, чтоб выметался, не загораживая проход. Райли медленно поднимается со своего стула — безмолвный и медленный, собираясь выйти последним. МакТавиш подхватывает ветровку, трет лоб — он парадоксально мерзнет теперь после жары пустыни от акклиматизации — и направляется к выходу. В дверях он слышит оклик капитана: — Лейтенант Райли, задержись, сынок, — его голос тверд и снисходителен одновременно, удивительный талант. И он будто и не отвлекается от своих бумаг, чтоб не драматизировать. И Соуп против воли напоследок косится на сразу напрягшегося лейтенанта, замершего нелепо посреди ряда стульев. Он старается скрыть интерес, быстро отворачивается, и прикрывает за собой дверь тактично — так уж вышло, что последним вышел он, а не Гоуст. Интересно, собирается ли Прайс провести с тем какие-то психологические беседы?.. Или… Джонни хмурится — может, хочет отчет о поведении самого МакТавиша?.. Та… эмоциональная сцена с поясом смертника. Да, они с Райли выходят диаметрально разные, но оба по уши в дерьме от этих своих привычек… Проблема Гоуста — он не может оставить никого живого после себя, даже если это необходимо… а Соуп — не может позволить кому-либо несправедливо умереть. И как тут работать?.. * Джонни смотрит, как краснеет лицо Газа, когда тот прилично надирается с трех порций, шутки его становятся все дебильней. Не то, чтобы МакТавиш против. Кэп тоже выглядит расслабленным, камуфляжная куртка на его груди уже расстегнута, и седые волосы на чужой груди заставляют Соупа сдерживать дурацкий смех, а в уголке рта Прайса торчит обмусоленная незажженная сигара. Он с азартом о чем-то спорит с Роучем, рисует на бумажке схему захвата с ограниченным ресурсом людей. Сандерсон в ответ повторяет «неа» каждые тридцать секунд, как заведенная пластинка. Джонни опрокидывает в себя глоток скотча, уже пятый. Теплый свет казенных лампочек в люстре не дает подобраться тьме с улицы. Газ кажется что-то рассказывает Кенигу, развалившемуся в углу дивана у подлокотника — который тоже не рад находиться здесь. Лицо его под маской не выглядит примечательным, никаких шрамов, серые глаза и темные русые волосы, однако тот не стремится к контакту глазами, смотрит сквозь собеседника. Но Кайла это не смущает — тот травит какую-то армейскую байку про мексиканских телочек (у них пизда горячее, да, вот что говорит он). Джонни слабо улыбается. Он молчалив. Или это как севшая эмоциональная батарейка — назаряжал всех вокруг за время миссии, теперь нужно помолчать. Тепло согревает шею, наконец-то он согрелся, он чувствует как печет лицо. Так иногда бывает… когда какое-то моральное дерьмо покидает его голову. Ноют дельтовидные мышцы, может от чертова захвата лейтенанта вчера, Соуп скребет загривок короткими ногтями, чтобы как-то снять спазм. Кажется будто вечность за сутки прошла. Он наблюдает за командой — привычка фиксировать поведение не только цели, но и друзей. В общем, все ведут себя точно так же, как и в бою, ничего нового и острого… градус в крови только повышает акценты. Становится ярче… знаете, ярлык? Которым вас мысленно окрещивают шапочные знакомые. «А, этот весельчак-драчун Ларри?»… или «Этот печальный клоун Джек, вечно рыдает о бывшей?» …или… «Этот придурок Джонни-инфантил, который грустнеет, когда выпьет? И начинает думать о жизни?». Пфф. Невольно он бросает взгляд в западный угол комнаты. Чертова привычка делить любую местность по сторонам света. Да, лейтенант Гоуст-Райли тоже ведет себя как всегда в худшем из значений этой фразы. Он опирается задницей на подоконник, вытянув раненую ногу, темная толстовка закрывает запястья до неизменных перчаток, руки скрещены на груди будто в защитной позе, и наблюдает за всей бригадой — с интересом патологоанатома за живым человеком, типа не его профиль. На подбородке, кажется, новая маска… вместо костей нижней челюсти на ней изображены истершиеся полоски… вот, кто отрывается от коллектива почище МакТавиша, да? Рядом с ним на подоконнике стоит тяжелый наполовину полный бокал скотча, от которого тот, видит господь — вряд ли пригубил хоть глоток. Такой же тяжелый, как взгляд, которым Гоуст пялится на Кайла Гэррика, будто оценивает на жизнеспособность — сколько тот выживет в соляной кислоте например. Хорошо, что бедный Газ не видит этого взгляда. Что он тут делает?.. Мог не приходить! Джонни быстро отводит взгляд, чтобы не быть замеченным. Иначе в чем смысл наблюдения. Трет левое запястье под часами, разгоняя кровь. Ему в общем-то насрать на мутные внутренние порядки, пока это не касается его жизни напрямую. Влезать в эту Санта-Барбару чужих бед с башкой… неа, увольте. МакТавиш чувствует тепло в животе. Он вдруг понимает, почему кэп устроил эти сентиментальные посиделки. Черт знает, заподозрил ли он что прошло напряженно… эмоционально? Может, Роуч доложил вообще обо всем? Джонни он вообще больше не допрашивал. Но Прайс понял, что всем нужно примириться, и расслабиться, ага… Джонни наливает себе еще скотча на пару пальцев в рокс, чтоб не перебрать, болтает одобрительно по стенкам. Он протащил три бутылки, а не две, два — это некрасивое число! А затем, выдохнув, поднимает свой зад с твердого стула. И направляется в угол комнаты. Западный. Он успевает перехватить мгновенный тревожный взгляд капитана… Все это привычка контролировать обстановку, внимательный он мужик, Джонни усмехается ему и отдает честь, не замедляясь. И Прайс кивает ему, отворачиваясь, но МакТавиш знает, тот наблюдает за всеми ними все равно цепко. Выполняет внеурочную миссию. Джонни невозмутимо подпирает поясницей подоконник слева от лейтенанта Гоуста Райли, который даже не шелохнулся от этого вторжения. Можно было бы подумать, тот не заметил… но МакТавиш видит, как бицепсы под его пальцами в перчатках на мгновение напряглись, пальцы впиваются в ткань, будто тот сдерживает желание отойти, либо… либо что-то еще. Ударить? Повисает молчание. Соупу неожиданно становится смешно и он улыбается, может, виной тому расслабление от легкого опьянения. Он давно не боится людей в жутких масках. — Твое здоровье, лейтенант, — говорит коротко он, оборачивается и протягивает свой стакан к его плечу, ожидая ответного. Не хватало собачиться со своими, когда и так вокруг одни враги, думает он. Райли резко оборачивается, впивается взглядом в лицо Соупа, его глаза на мгновение встречаются с глазами Джонни — и тот понимает, что обычно Райли тоже избегает смотреть в глаза. Может, потому что сейчас в них мелькает секундная беспомощность. И тот не хочет, чтобы кто-то читал подобное… Пауза становится чуть неловкой, а стакан Соупа все так же с вызовом висит в воздухе. Райли вдруг тяжело выдыхает, будто ожидал чего-то иного, склоки… — Хммм, я не… — хрипло начинает он, будто отвык пользоваться голосовыми связками. Затем расплетает свои руки, оборвав фразу, берет свой стакан в нерешительности. Пропал весь нехитрый словарный запас? — Не очень люблю скотч, — вымучивает из себя лейтенант. — А я по слухам — ни черта в нем не разбираюсь! — легко отвечает МакТавиш. Социальная смазка алкоголя делает все драматичное не более чем ерундой, Джонни больше не хочется скандалов. И кажется, Гоуст читает это по его лицу. Вот зачем нужны взгляды в глаза, лейтенант! И демонстративным выверенным движением он касается стакана Джонни, противореча себе. Раздается легкий звон — колокольчик ангелов. Будто Райли сделал что-то такое, к чему не привык. Взгляд его теперь тщательно пялится на руки МакТавиша, избегая глаз, будто он надеется найти подвох там, если не в лице. Джонни отворачивается, опрокидывает в себя половину глотком. Ловит на себе взгляд капитана Прайса в котором ему чудится дружелюбная усмешка. А затем слышит как справа от него лейтенант весьма неловко шуршит перчатками у подбородка. Джонни не поворачивается к нему, он не пялится. Он теперь откуда-то знает, что у того наверное есть какие-то глубокие причины носить маску… и он не собирается лишать его этой приватности. — Отвратительно, — доносится до него вердикт. И Джонни не остается ничего иного, как расхохотаться — видимо, не только у него в команде «нет вкуса», раз Райли тоже не зашло это пафосное пойло. * У Джонни тоже есть свои трюки, некие копи-механизмы преодоления. Типа — как он справляется. Иногда ему нужна просто передышка. Он может просидеть в ебаном бразильском Пантанале с неделю, по уши в грязи, кишащей насекомыми и личинками москитов… Вы знаете что такое бразильские болота?! Совет вам — не узнавайте на опыте. На юге штата Мату-Гросу начинается тектоническая впадина… влажная тропическая низина, полная непроходимых полуразложившихся растений, мутной воды и отборных тварей, предпочитающих грязь… И желающих отложить личинок в твой уретральный канал, если ты столь недальновиден, что не надел защитный костюм, чтоб поберечь свой хер… Ага… Не думайте, что Джонни такое встречал, ему хватило и страшилок. Так вот, не отвлекаясь от темы!.. Можно сколь угодно трепаться по связи, заполнять отвратительные бланки отчетов после, лететь в грузовом отсеке военного самолета… Но все, что МакТавишу нужно потом, чтобы восстановиться — это одиночество. Он стоит на крыльце у черного входа, шарит по задним карманам в поисках огня. Наконец находит пачку. Фонарь на углу слева чуть освещает асфальтированную дорожку. Чуть дальше высоченный забор, колючая проволока по верху и камеры наблюдения раз в двадцать футов. Почище Вестминстера, блин. Вот оно — его одиночество на сегодня. Отличный повод вырваться из любой компании, побыть одному на десять минут. Джонни выбивает сигарету, с пятой попытки прикуривает, зажимая зубами фильтр. Дурная привычка — вечно мусолит. И пялится в темноту и вверх, на небо. Переменная июньская облачность дает рассмотреть клочки звезд в просветах. Он почти не вздрагивает позорно, когда дверь позади него скрипит. Однако оборачивается резко, от тусклого света коридора. — Черт, — бормочет он под нос. И, скрывая удивление добавляет. — Напугал меня… Это… злоебучий лейтенант. Притащился сюда за ним, чтобы нарушать его лично выстраданное одиночество. Тот подходит и встает правее, тактично в трех футах, опирается своими ручищами на перекладину крыльца, точно так же пялится в темноту, будто ищет, что Джонни там нашел. И молчит примерно две тяги. Джонни кажется, что он теперь тоже будет напрягаться в его присутствии… не понимает он этого человека! Ведь все что можно уже сделал, и примирительно выпил, и не достает его словесно… что еще нужно?!.. Джонни внутренне начинает заводиться от раздражения и многозначительных игр-молчанок. Настроение его от алкоголя как игра в калейдоскоп. Он параноидально начинает заготавливать злые резкие ответы заранее, не зная чего ожидать. — Слушай, ты… что-то хотел? — спрашивает он дерзко. Потому что этот голем уж точно сам из себя не выдавит нужное без пинка. Из недр чужого горла доносится хриплое глубокое хмыканье — он что себя, Томом Харди вообразил?.. Нечто среднее между гудением и стоном. — Угостишь? — спрашивает тот коротко. Джонни резко оборачивается, пялится в балаклаву, сгорбленные плечи. Райли не смотрит на него, а так же пялится вдаль в темноту вечера. Ведет себя невозмутимо. — Держи, — более мягко говорит Соуп и протягивает пачку. Звучит клацанье олдскульной зиппо — которая открывает свою крышечку и ее нужно заправлять, такие любят снимать в фильмах режиссеры, когда кто-то поджигает заправку в финальной сцене… И только спустя секунду Джонни осознает, что зажигалка у Райли все это время была своя в кармане… он тоже курит? Намерен украсть его единственную отдушину передышки от людей? Джонни нужен план В, точнее — точка B, где его никто не побеспокоит. Займется разведкой базы после увольнения. — Почему ты не рассказал капитану, что я облажался? — говорит хрипло Гоуст, выдыхая дым вниз. Джонни косится на него на этот раз, это его покой нарушили, он в своем праве любопытства. Алкоголь в крови делает все не столь важным. Балаклава лейтенанта сейчас подвернута, так что подбородок и глотка Райли остаются открытыми. И МакТавиш видит тривиальный тонкий шрам уходящий под ухо и доходящий почти до кадыка, будто тому пытались перерезать горло… Вот оно значит как, маска скрывает не только сомнительную личность, но и физические следы… — Ты за этим пришел сюда? — спрашивает Джонни. — Трепаться о произошедшем, что является уже частью истории?.. Он тоже может играть в эти дебаты. Райли замолкает на мгновение. Будто оценивает аргумент Соупа — в какой контейнер для сортировки отходов отправить этот ответ. — Ты должен был доложить, — снова повторяет он безэмоционально. — Чтобы подобное больше не повторилось, нужно признавать ошибки. Меня не надо прикрывать. Слова его тяжелы — будто он столетний старец, читающий псалтырь в подземке, пропитаны холодным догматизмом. Джонни не любит догматизм и слово «должен» в одном предложении с собой от незнакомцев. — Раз ты такой умный, то и доложи, маленькая мисс Счастье, — бросает он беззлобно. Райли пожимает плечами, кажется, затем выдает. — Я и доложил. Удивлен, что не ты сделал это. Соуп поворачивается к нему. Кончик сигареты тлеет в паре дюймов от губ, тот дует на пепел. Он не спрашивает, что сказал ему Прайс — это их дела. — Тогда… чего ты от меня-то хочешь? — спрашивает он недоуменно. Тот вновь непонятно хмыкает, будто на этот вопрос в его головном компьютере нет ответа. Джонни забирает полупустую пачку с парапета. Он чертовски не накурился с этим пустым трепом, впустую прогорело. Вот почему он хотел побыть один… Поэтому он тащит пальцами еще одну. Если бы и Райли оставил его одного — вообще было бы прекрасной компенсацией. Дым обжигает легкие, он выдыхает через нос, нервно чешет волосы пятерней. Нужно будет подстричься. Джонни глотает горькую слюну — он не из тех кто плюется. Если уж ты куришь чертову отраву, то и все последствия принимай внутрь, как мужик, а не харкай на чистую дорогу, как деревенщина. Тишина становится чуть спокойней — будто этот социопатичный лейтенант вывалил все что хотел, а теперь просто торчит тут, пялясь без цели. Внезапно Джонни приходит в голову еще одна идея. — Это… Прайс подослал тебя сюда? — он вспоминает тревожный взгляд капитана. И то, как тот кажется полоскал мозги лейтенанту. — Сказал пойти подружиться с тем мальчиком?!.. Как твой опекун?.. — Джонни ничего не может поделать от язвительности своего тона. Райли оборачивается на него, быстро смотрит в лицо — но в темноте сложно угадать, что там тот хмурится. — Он… — Райли делает паузу. Он вообще как многозначительный медленный робот. Или только теперь? — Он сказал, что было бы неплохо… — Так и знал, — Джонни ударяет костяшкой по металлу, опирается локтями, делает еще одну глубокую затяжку. — Можешь сказать, что все нормально, пусть кэп расслабится… я не доставлю проблем. Джонни размышляет, почему он такой неебически умный, но не сидит в чистом кабинете… он просто быстро распутывает разные проводки, да, не только на смертельном поясе, но и человеческие… — Можешь идти, Гоуст, все в порядке, — бормочет Джонни, пытаясь выставить этого послушного убийственного солдата. — Я не намерен сдавать тебя… ты все выполнил, свободен. — Это уже звучит на грани хамства, но Соупу плевать. Райли не двигается с места. Он растирает в пальцах окурок, превращая табак в труху, рвет фильтр. Он в перчатках, может позволить себе пачкать руки. — Я еще немного постоял бы… Джонни повидал много разного дерьма. Тот отдел, который у нормальных людей отвечает за удивление, у него уже сжался до размеров горошинки за мозжечком и с каждым годом службы усыхает все больше. Поэтому ситуация не подходит под удивительную. МакТавиш слушает ровное дыхание лейтенанта справа. Тот так и не опустил свою маску, но Джонни не из тех, кто пялится, понимаете? И не из тех, кто задает вопросы. В общем — он не лезет под чужую шкуру крючками, это ведь из пыточного арсенала. Этого дерьма им хватит на работе. А на базе все должны отдыхать… пусть Джонни и помешали в этом таким навязчивым и умилительно ебанутым способом. — Ты… нравишься Кенигу, — глухо говорит вдруг Гоуст. Если бы МакТавиш знал, предположил бы, что так может звучать чужое удивление. Будто тот сообщает ему какой-то необъяснимый факт, вроде инопланетного происхождения киви. Не зря же они волосатые — что это за фрукт вообще такой?! Джонни удерживается от фырканья. И от дебатов от киви. Откуда в нем этот дебилизм? — Черт знает, что за радары у тебя, лейтенант… — он пытается перевести в шутку. У Гоуста припасены аргументы. — Обычно он… не шутит. С нами. Со мной. — У вас хуевые шутки, или может у тебя, — улыбается Джонни. Затем тушит окурок о поручень. Соуп разворачивается к двери, намереваясь покинуть это поле, с позором уступив его врагу. Висит короткая пауза. — Или недостаточно… хуевые для вашего уровня, — философски бормочет Райли, пялясь куда-то в район горла Джонни. Джонни удивленно вскидывает взгляд. Тот теперь смотрит в темноту перед собой, не поворачивая лица. Что это мать вашу было, святые панталоны Бригитты?! Это шутка? Оно еще и шутит? — К твоему первому тезису, лейтенант. Не понимаю недоумения. Я бы выдвинул тезис, что обычно нравлюсь всем, — он дает повиснуть последнему самодовольному слову. — Но тогда я исключу статистическую погрешность. Нельзя игнорировать все вводные, да? Всем понятно, на что намекают эти прозрачные, как капли Килт Фоллс в ноябре (водопад на севере шотландии), слова. Повисает пауза. Джонни почти испытывает триумф. Или это мелкое самодовольство от шпильки, что лейтенант несправедливо невзлюбил его с самого начала. Может быть именно несправедливость Гоуста в первые недели и заставляет произойти следующему. Хотелось бы думать, что не капитан Прайс. — Ты нравишься всем, — безэмоционально повторяет Райли. И оставляет с этим заявлением Джонни одного. Господи блядский Иисус и апостолы!.. Это что, только что было охуенно бромантичное признание?.. Что этот молчаливый придурок просто не умеет общаться с людьми иначе? И Джонни просто удостоили чести! МакТавиш фыркает ему в спину и улыбается. Когда он в одиночестве выкуривает третью — фу, Джонни, это распущенность — то внезапно ему приходит в голову идиотское… Он возвращается в кабинет, в котором спустя полтора часа почти закончились несчастные две с половиной бутылки скотча. Замечает Райли на том же месте, у его поста на подоконнике, а Прайс и Гэррик теперь пялятся на какую-то металлическую штуковину в руках капитана. Джонни подходит ближе к лейтенанту. И выдает: — Райли, а ты доложил капитану о том, что я… вел себя опасно для команды? — он имеет в виду, что не собирался уходить, пока они его на утащили силой. МакТавиш знает, что скулы его горят. И когда он выпьет, его акцент становится грубее и отрывистее. Гоуст делает над собой усилие, смотрит в глаза Джонни. — Нет, не доложил, — коротко кидает он. — Тогда какого хуя… что от меня… я должен сам доложить об этом как на исповеди, по твоей логике порядка? — хрипло спрашивает он. — Двуличный любитель правил… И этот гнусный манипулятивный мерзавец на этот раз кажется улыбается, морщинки вокруг его серых глаз скрываются под тканью балаклавы. Пальцы лейтенанта теперь не сжимаются на скрещенных руках напряженно, а подушечками гладят предплечья, будто тот очень доволен… Тот усмехается в лицо МакТавишу, который чувствует себя дураком… — Нет, ты не должен, Джонни, — говорит Гоуст своим хриплым поганым голосом. Соуп даже дар речи теряет от такой беспринципности. В ушах бьется пульс… все чертов скотч. Чертов любитель двойных стандартов, а?! И… как он его назвал, а, постойте?.. Что он о себе возо… — Саймон, там все в порядке? — доносится голос Прайса, так что прерывает их напряженные гляделки. Может МакТавиш выглядит слишком возмущенным, раз капитан решает вмешаться. И Джонни резко отходит, будто его поймали на месте преступления, на секунду мнется, забыв, кого тот окликает. Недоуменно оборачивается на Гоуста. — Так точно, сэр, все в полном порядке, — отвечает лейтенант Райли со всей ровной вежливостью. Проклятый, играющий на нервах засранец!.. Вот что думает Джонни, отворачиваясь от него в сторону своего стакана.