Успокойся

— Назвали Чоро, — закончил делиться новостями про новорождённого сына Глава клана Акимичи Тэмотсу-сан. — Такой серьёзный малый. Никогда не думал, что младенцы могут так себя вести. — У тебя младенцев не было никогда, откуда бы тебе знать? — Глава клана Яманака Иошинори-сан, почётный отец двух «ангелочков», пригубил чай. — Так что не чоро мне тут. — Эй! — шутливо толкнул его в бок Тэмотсу-сан. — Не чоро. Всё мы и без твоих напоминаний знаем, какие у тебя дети. Шикару промолчал. У него самым главным драконом в доме была жена. Хидаши-сан тоже промолчал. По техническим причинам, он был в отрубе. Навёрстывал упущенные за несколько недель часы сна. У Тобирамы-сана, который вернулся из месячного отпуска, не забалуешь. Да и сам Тобирама-сан себя не баловал: развеявшийся клон принёс ему ужасную головную боль и знания о том, как медики измывались над ним в течение пяти месяцев. Обнаружив подобное преимущество, Тобирама-сан, видимо, решил закрыть все долги и встретить новый год без груза на плечах и сожалений в сердце. Один момент ему мешал — другие люди не могли пользоваться столь чакрозатратной техникой каждый день. Так что пока Тобирама-сан собственной персоной трясся над планом Академии, другие вместе с «нашими драгоценными администраторами» прорабатывали систему рангов. Не было целесообразно делить людей только по количеству чакры или по силе, но как их делить-то на первых порах вообще? Понятно, что у некоторых есть своя специализация, некоторые во всём хороши (или во всём плохи, как говорит Шикару-сан, дилетанты широкого профиля). По крайней мере, на первых порах было принято решение проверять навыки боя (система должна быть совершеннее, несмотря на то, что идеал недостижим, к нему необходимо стремиться). Хотя Шикару подозревал, что Тобирама-сан занят не только документами и спаррингами с шиноби из разных кланов, особенно если судить по тому, с какой головной болью тот лежит по вечерам. Что заставляет его так торопиться? Как с этим связаны Учихи? Точнее, их скрижаль? Не ясно. Не хватает данных. Мадара-сан мог что-то знать, даже скорее всего, что он что-то знает, но Ками-сама, это же Учиха. Если вы его друг и вежливо просите о чём-то не говорить, Учиха унесёт этот секрет с собой в могилу. Проблемно. Хаширама-сан оглушительно рассмеялся. Рассмешить его было действительно легко. — Ха-ха, вы трое, кажется, действительно близки! — Изуна-кун хмыкнул, поддержав смех Хаширамы-сана. — Эх, навевает воспоминания. — О ваших тайных встречах с моим братом? — невозмутимо уточнил Изуна-кун. — Тобирама хорошо постарался, чтобы об этом никому не было известно. — Тайных встречах? — переспросил Иошинори-сан. — Я не думал, что во время разборок между вашими кланами было время на тайные встречи. — Потому что Тобирама их организовывал, очевидно. Брат и Хаширама слишком плохи в маскировке, — Хаширама-сан поперхнулся. — а я тогда просто хотел их убить, мне было не до скрытности. — Тобирама-сан хороший организатор, — согласился Тэмотсу-сан. — Собрать такую толпу народа и заставить их заниматься делом всегда сложно. У каждого своё мнение, кто-нибудь что-нибудь обязательно не понял… в общем, мрак. — Говоришь прямо как Глава клана. — поддел его Иошинори-сан. — Я и есть Глава клана. — Ладно-ладно, — ухмыльнулся Иошинори-сан. — Но резон в твоих словах есть. Порой мне кажется, что надо было раньше заставить своих охламонов пахать на будущее буквально. Очень эффективное средство. — Кстати, насчёт организации, — внезапно вскинулся Хаширама-сан. — Недавно встал вопрос о том, кто самый сильный в Конохе. Торью считает, что будет несколько человек, которые будут примерно на одном уровне по силе, но наши аналитики требуют хотя бы формально назначить самого сильного. Вроде как, это положительно скажется на репутации Конохи. Что думаете? — Что думаем насчёт репутации или насчёт того, кто самый сильный? — усмехнулся Изуна-кун. — Второе, — невозмутимо уточнил Хаширама-сан. Шикару задумался. Кто самый сильный? Сложный вопрос. Как оценивать силу, если каждый имеет свой субъективный взгляд? Кого считать сильным: того, кто всех победил? Победить можно по-разному: можно давить чистой силой, а можно обхитрить. Клан Нара придерживался этой тактики, которая при желании становилась стратегией. Не обязательно быть самым сильным, если у тебя достаточно мозгов, чтобы этого самого сильного убить. Необходимо придерживаться баланса между силой и умом, но порой достаточно лишь ума или лишь силы. Самый сильный — непростой вопрос. Но если взять самую простую оценку, то выйдет четыре человека: Тобирама-сан, Мадара-сан, Хаширама-сан и Изуна-кун. Они все примерно равны по силе и часто сражались между собой, чтобы можно было оценивать объективно. Их техники встречались в бою, и Шикару знал, как они будут друг на друга действовать. Странно, что чаще всего между собой сражались Мадара-сан и Хаширама-сан, редко меняясь с братьями, а вне боя Мадара-сан чаще всего находится возле Тобирамы-сан. Или где-то поблизости. Особенно после отпуска — теперь Тобираму-сана без Мадары-сана встретить стало практически невозможно. Что же между ними произошло? — Тобирама-сан, очевидно, — ответил Хидаши-сан. Голос его был хриплым со сна, однако у него было достаточно сил, чтобы встать и присесть к столу — удивительно, особенно после таких недель. — О, — Тэмотсу-сан поставил чашку. — Не думал, что вы воскреснете на этом вопросе. — У меня уже просто рефлекс, — отшутился Хидаши-сан, принимая чашку. — Слышу имя Тобирамы-сана и восстаю. — Совсем он вас замотал, — покачал головой Тэмотсу-сан. — Нужно же когда-то отдыхать. Спать и есть там. — Вы ему это скажите, — хмыкнул Хидаши-сан. — Особенно когда сможете отогнать от него его Учиху. И когда у него перестанет болеть голова, и он сможет вас выслушать. — Я ему это всё время говорю, — невозмутимо ответил Тэмотсу-сан. — Порой мне кажется, что о здоровье в нашей деревне беспокоюсь только я и наши медики. — Порой мне кажется, что вам не кажется, — рассмеялся Хаширама-сан. Ага, если только забыть о Мадаре-сане, который в последнее время сильно заинтересован в здоровье Тобирамы-сана. Но на его решения влиять не пытается, несмотря на своё беспокойство. Да и Хидаши-сан был прав, попробуйте теперь от Тобирамы-сана отогнать его Учиху. Что бы Хокаге сейчас ни планировал — помимо системы рангов, Академии и всего прочего (мирная деревня, где не придётся воевать и не будут умирать дети — кажется, Хаширама-сан говорил примерно так) — Учиха об этом знает. Беспокоится, поддерживает, как может, пинается с Хокаге локтями на приёме у Даймё, как двое мелких хулиганов, поит отварами от головной боли, массирует голову, позволяет себя расчёсывать, бегает по деревне с криком «давай сразимся!» за Тобирамой-сан и просто с криком — от него. Если так посмотреть, Тобирама-сан плотно вошёл в голову этого Учихи. — Почему? — М? — Хидаши-сан непонимающе наклонил голову. — Почему ты считаешь, что Тобирама-сан — самый сильный? — терпеливо повторил свой вопрос Шикару. У него были кое-какие предположения, но хотелось бы услышать чужие доводы. — Потому что это очевидно, — Хидаши-сан пожимает плечами. Шикару замечает, что остальные внимательно слушают. Даже излишне внимательно. — Тобирама-сан самый быстрый ниндзя, верно? Я видел применение техники Летящего Бога Грома на поле боя, не думаю, что его кто-нибудь способен обойти по скорости. Тобирама-сан всё время говорит про то, как эта техника чакрозатратна, но с его резервом это не является проблемой. Потом — клоны. Это сейчас Тобирама-сан использует их в бумажной работе, но что насчёт боя? — Он их для боя и создавал, — внезапно вклинивается Изуна-кун. — Почти сразу после создания они с моим братом тестировали технику в спарринге. На клановом полигоне. Мне кажется, он сам не ожидал, что её можно будет использовать таким образом. — Ну и вот. Скорость, клоны, резерв — трёх этих пунктов вполне достаточно, чтобы суметь одолеть большую часть клановых шиноби. А у Тобирамы-сана помимо этого ужасающая сенсорика и нестандартное мышление. И ко всему прочему — он изобретает техники. Не крадёт, не совершенствует старые — изобретает новые. — Хидаши-сан отпил чай. — Тобирама-сан — ценный союзник. И ужасающий противник. Помолчали. — Резонно, — вздохнул Иошинори-сан. — Значит, я нашим аналитикам так и передам, — заключает Хаширама-сан. Шикару думает. Думает о том, насколько же Тобирама-сан действительно ужасающе силён. Даже если Хирайшин действительно тратит столько чакры, сколько описывает Тобирама-сан (в чём Шикару сомневался, Хокаге был склонен преувеличивать), у него было достаточно этой самой чакры, чтобы для него это не было проблемой. По словам того же Тобирамы-сана, теневые клоны были чакрозатратной техникой (Шикару, которому довелось использовать клона один раз, был с этим согласен), однако проблема была в том, что инь распределяет всю чакру пользователя на всех клонов равномерно — даже бьякуган не сможет отличить подделку от оригинала. Кто-то с маленьким резервом или плохим контролем может нечаянно сдохнуть просто сделав слишком много клонов и потратив слишком много чакры. Тобирама-сан делает клонов каждый день. Что это значит? Он постоянно раскачивает свой резерв. В пассивном режиме сенсорика Тобирамы-сана сканирует всю страну Огня. На пассивный режим почти не тратится чакра — вернее, тратится, но для шиноби эти потери чакры незначительны в повседневной жизни и являются естественными потерями в сражении. Что это значит? Для Тобирамы-сана не составит труда найти кого-нибудь, отследить и убить. То, что Хидаши-сан не упомянул, потому что, возможно, это до сих пор не было применено в бою или он считает это чем-то секретным, — Тобирама-сан умеет воздействовать на людей посредством эмоциональных сигналов. Он долго мог говорить о том, что теория насчёт Учих сенсоров подтвердилась, что чакра несёт эмоциональные сигналы, но суть в том, что никто не тратит чакру в пространстве так, как он, и немногие решились бы её использовать так, как он. Никто не сумеет — и не сможет, не хватит сил — успокоить пятьдесят разгорячённых шиноби, готовых начать драться прямо здесь и сейчас, ни с кем не считаясь. Тобирама-сан смог. Тобирама-сан может использовать стихийные техники, не используя печатей. Запредельный контроль чакры — запредельное владение техниками. И медтехники. У Шикару мурашки побежали по спине. В каком-то смысле, если Тобираме-сану что-то взбредёт в голову — неважно что, убить всех, заставить всех пить чай варварским способом, прекратить все войны или ещё что — останавливать его придётся всей Конохой. И Шикару не знал, есть ли гарантия, что получится это сделать.

***

Подумать было над чем. Наверное, хорошо даже, что Ашина-сан втянул в ритуал Мадару, даже если я был обижен на то, что он меня не предупредил. Не сказал о последствиях, не сказал, что там может быть, что мне, возможно, придётся увидеть. Воспоминания, запечатанные Смертью — я ожидал многого, но, в целом, я отправился в своё подсознание, не обременённый переживаниями или сомнениями. Мне, как обычно, было всё равно. Что бы там ни было, я считал, что я смогу с этим справиться, что там не будет ничего такого, из-за чего пришлось бы так убиваться потом. Из-за чего Мадара там нужен был вообще. Наверное, мне даже легче было, чем всем тем людям, которые проходили ритуал до меня. Я «прошлую жизнь» всё-таки помнил и так. Что есть человеческая личность? Ряд решений, которые человек принимает на основе прошлого опыта. Любое решение — следствие того, что человек пережил, и основа того, как он поступит в будущем. Поэтому, я не думал, что буду воспринимать всё так остро. Я помнил о факте договора со Смертью — я знал, что я родился Тобирамой Сенджу не просто так, что я цеплялся за жизнь всеми конечностями, и я думал, что даже если я не помню, как и о чём я говорил со Смертью, это всё ещё я. Всё ещё эгоистичный я, который очень сильно хотел жить, — даже не важно, что душа бессмертна. Мне хотелось жить как та личность, что у меня уже была, мне не хотелось терять свои воспоминания, не хотелось становиться частью того, что поначалу было бы мне чуждо. Каждое рождение — очищение от памяти, от опыта, от прошлого. Чего бы ни пережила душа, ей ровно столько лет, сколько её вместилищу — её телу — сейчас. Душа бессмертна, но она не накапливает опыт, не испытывает эмоций, не болеет и не умирает — всё это происходит с телом, которому душа даёт жизнь. Душа не имеет пола, в конце концов. Мне не хотелось так. Мне хотелось жить. Мне хотелось остаться тем, кем я был. Мне не хотелось, чтобы моей душе было всего девятнадцать. Мне не хотелось умирать. Я даже не думал, что тем, кем я был, остался я, который появился провидцем в результате ритуала у Ооцуцуки Хагоромо. У меня, который имел имя Тобирама Сенджу, был Главой Скрытой деревни и имел трёх проблемных братьев, двух проблемных близких друзей и кучу народу на попечении, отсутствовал кусок памяти, длиною в десять лет. Остался ли я собой? Я не помню подробности второй сделки, но, видимо, я обменял один непрожитый день на что-то, что может защитить от Тени, но почему я это сделал? Я мог умереть в первый же день своего рождения, имело ли смысл так поступать? Имело ли смысл просить оставить свою память? Имело ли смысл, если… так, всё, хватит! хватит… Не думай об этом. Просто… прекрати. Я, который был родителем, я, который видел что-то в будущем, я, который умер, помогая сражаться с Исобу, который был лишён разума, умер. Остался там, в прошлом — он не был частью меня, мне не достался его опыт, его радость и грусть, его печаль, его смерть, в конце концов. Как от этого… больно, всё-таки. Ладно, забыли. Стоп. Мало ли, что там было — мало ли, что будет у меня. Не раскисать. Собраться. У нас ещё осталась Тень. Если бы не головная боль, я бы себе зубы в крошку искрошил. Никто, наверное, кроме Мадары, не знал, чем ещё занимаются мои клоны, помимо разработки «странной» печати и работой над администрацией. Я лично корпел над Академией, планом образования личинок будущих членов общества и иже с ними, потому что если бы я лично занимался этим делом, я бы точно крышей поехал. Я был слишком кровно заинтересован. Я бы оступился, совершил ошибку — что было недопустимо. Нет, лучше уж терпеть боль. Даже если Мадара моего мазохизма понять не мог, по крайней мере, не мешал. Клоны легко абстрагировались от ситуации лишь потому, что они были клонами и знали об этом. Дорабатывали стили боя со стихиями без печатей. Разведывали местность. Проверяли шиноби кланов соседних стран. Совершенствовали Хирайшин. Загвоздка была в том, что Летящим Богом Грома (боже ж, почему меня потянуло над пафосом поиздеваться, то ли дело теневые клоны и шпионы — всё лаконично и понятно), что в пространстве так быстро далеко не прыгнешь. Вернее, прыгнешь, но о точности можно забыть. Необходим был стабилизатор — начальная точка, от которой бы расходились все линии координат в пространстве. Был ещё другой способ — создать печать, к которой все точки в Хирайшин будут стремиться. Но ещё с этой печатью возиться — долго, времени нет совсем. Скольким людям Тень уже мозги свернула, пора заканчивать этот праздник жертвоприношений в честь Кагуи. Тени нужен был Хагоромо, чтобы освободить его мать из печати. Нет Хагоромо — нет проблем, но она ещё не угомонилась. Значит, у неё ещё есть способ. Вопрос в том, что ей от Каварамы понадобилось. И от Сенджу вообще. Понятно, что Учихи — потомки Индры (мать моя женщина, а я думал, почему они так тащатся от словосочетания «строгая должностная инструкция», а у них всё это от меня просто). Да и Индра мог что-то придумать, скрижаль явно его рук дело. Вопрос только в том, что дорогой ребёнок мог там навертеть. И не только с ней, если судить по тому, как вдавлены кандзи «Воля» и «Дитя» в камень. Удалось исправить недостаток теневого шпиона — временное, конечно, решение, но лучше так, чем вообще никак. Если клон создавал шпиона, то шпион, которого развеивали, передавал с инь знания клону, а уж из клонов я информацию получать уже, считай, наловчился. Даже представить не мог, что между жизнью там и жизнью сейчас была ещё одна жизнь. В голову как-то не приходило, я же больше по классике жанра, а не по всяким неожиданным оборотам. Познавательный урок. Опыт, как говорится, очень строгий и жестокий учитель. Берёт за свои уроки, конечно, дорого, но и учит, не скупясь. Как мне ещё моя жадность до жизни прилетит в обратку, вот интересно. С другой стороны, было интересно, как все эти люди додумались объявить меня сильнейшим в деревне. Я же Глава, мне по статусу положено политику вести, а не бойцов — в бой. Хаширама бы подошёл — он личность вдохновляющая, речь толкнуть умеет, замотивировать на героическую смерть. Или Мадара — тоже неплохой вариант. Его, я уверен, боятся многие, так что выгодно было бы проворачивать всякие политические махинации. Типа, отправлять его покуролесить, а потом демонстративно остановить. И нам был бы профит — мы такого монстра можем остановить, и Мадаре — целая деревня требуется, чтобы его останавливать иногда. Но — нет. И теперь во всех книгах бинго, которые только существуют, стоит моя хмурая рожа. А поскольку я злостный попиратель традиций и устоев, она ещё и коротко подстрижена. Кунаем, потому что кунай всегда под рукой, попробуй у ниндзя кунай отобрать. Деревня, у которой есть «монстр», — выгодный политический ход. Деревня, которую возглавляет «монстр» — уже какая-то фигня. Чтобы мне Шикару-сан ни объяснял, я выгоды не вижу — нас же бояться будут на политической арене. Ладно, когда ты можешь хотя бы формально приказать ручному чудовищу, а когда ручное чудовище — твой начальник? Оно нам надо? Здравомыслия ради, блять. У нас же столько в Конохе сильных людей, почему это должен быть человек, который через десять лет собирается покинуть пост, начать вязать шапочки в уродливую полоску и завести десять коз. И, может быть, отправиться в кругосветное путешествие. — Самопожертвенный идиот, — услышал я бурчание, и через несколько секунд сильные пальцы начали массировать мои виски. Не сдержался — застонал от удовольствия. Мадара. Как бы я ни хорохорился, десять лет — долгий срок. Человек, который застревает с тобой на эти десять лет, определённо становится близким за это время. Ритуал гарантировал, что мы не изменимся, сколько бы лет ни прошло — десять, двадцать, сто, тысяча — мы вернулись в Коноху такими же, какими уходили из неё. Ничего в нас не поменялось. Десять лет провидца стали просто знанием, которое стоило учесть, просто ключом к разгадке скрижали, просто историей, которая осталась между нами — слова застревали в глотке, когда я пытался рассказать, что я видел в печати. Не было слов у меня. Не было — и всё. И всё же, что-то поменялось. Не с нами — но между нами. Я обрёл человека, который знал обо мне всё. Почти всё. Мне нечего было от него скрывать — но и дальше того, что он знал, он не заходил. О чём не знал — о том просто не хотел знать. Может, догадывался, не знаю. Я ему доверяю. Я ему доверяю. Доверяю тот факт, что был девушкой в прошлой жизни, те десять лет, те слёзы на плече у Умэ-сан и тихое признание своих ошибок и извинения от Ашина-сан. Хороший он отец. И дядя. Кто из взрослых вообще готов признаться, что совершил ошибку, и попросить прощение у ребёнка, говоря, что не хотел причинить боль. Наверное, ближе, чем Мадара, у меня сейчас не было никого. Я открыл ему свой разум — и я знал, что он не сломает меня изнутри. Ему это было не нужно. — Я всё слышу. — Лежи тогда и слушай, — послышался вздох, и в нём ясно читалось недовольное «что за придурок». — Мы же с тобой это уже обсуждали. Я поморщился. Это была больная тема, но Мадара по каким-то своим учишским соображениям не препятствовал моему мазохизму, несмотря на то, что мог бы. Он достаточно силён, чтобы, если бы ему понадобилось, связать меня и оставить где-нибудь в безопасном тихом тёмном месте. Учихи — что с них взять. Трепетное отношение к моей свободе выбора останавливало его от радикальных действий, но не мешало ему действовать обходным путём. Я улыбнулся. Мадара и аники были просто ужасны в обходных путях. Два сильных дебила с инициативой, исключительно мощные остолопы, конечно, тактика Мадары в корне отличалась от любых общепринятых норм. Если аники притворно вздыхал, Итама с осуждающим молчанием поил меня отварами от головной боли, Изуна ворчал и все остальные тоже старательно намёкали мне, что: — Постоянная головная боль плохо сказывается на здоровье, Тобирама-сан. — Я учту. — Учтите. А то смотреть на вас тошно, — Спасибо, Тэмотсу-сан, за ваше беспокойство о моём здоровье. Мадара, в отличие от остальных, побуждал меня действовать, а не прекратить. Типа, чем быстрее закончишь, тем быстрее перестанешь себя гробить, давай я помогу. Тень не появлялась столько лет, почему мне так страшно, почему я уверен, что восемьдесят лет и Кагуя снизойдёт? Что меня пугает? Что заставляет не спать ночами и беспокоиться, беспокоиться, беспокоиться… Пихаться локтями, как две школьницы, на приёме у Даймё было, конечно, верхом нашей разумности. Постоянные шуточные стычки помогали разгрузить мой бедный мозг — не так жёстко, как тогда, при испытании теневых клонов, но и не так слабо, как простые тычки. Драки, догонялки, расчёсывание волос (откровенность за откровенность, Мадара) — физического контакта в моей жизни стало очень много. Если забыть о том, что Учиха спит в моём доме на моём футоне. А что? Учихи тёплые на ощупь, приятные, а то, что я во сне ворочаюсь — проблемы Мадары, да и он привык уже, кажется. Нельзя себя обманывать, Тобирама. Ложь не есть хорошо, почти так же, как ругательство. Я… блин. Ну, как это называется? Испытываю симпатию, можно сказать. К Мадаре. Симпатию. Чёрт. — Тобирама? Да и чё об этом переживать. Мадара, кажется, тоже испытывает. Стал бы он спать со мной в ином случае? — М? — Зачем тебе полосы на лице? Я усмехнулся. Полосы. Хаширама до сих пор думает, что у них какое-то значение и что это значение связано с моими братьями. Молодой был, глупый, двенадцать всего (девятнадцать лет предыдущей жизни не считаются), хотел выделяться на поле боя. А то «выродок» вместо прозвища порядком надоело. А у народа была краска. Краска, которой рисуют татуировки — что-то типа выжигания слоя кожи, закрепление на чакре, в общем, штука болезненная. По собственному опыту говорю. — Выделиться хотел на поле боя. Слышу смешок. Ну да, со стороны Учих я и так выделялся — дальше некуда. Белые волосы и кожа, красные глаза — ну откуда я мог знать, что Учихи меня «Призраком» окрестили? Хотя приятно, чёрт. Так и полосы на лице красные ещё потом, вот они охренели. Перед Сенджу Буцумой удалось отбрехаться тем, что Воля Огня (я тебе это припомню ещё, Хаширама), бла-бла-бла, вхождение во взрослую жизнь, ритуал инициации — кажется, поверил. — А полосы зачем? — Потому что дебил и взял краску для тату. Ну смейся, смейся, тебе можно. — И? — И прижёг, результат не видно, что ли?