Успокойся

Всё было готово. Сложнее всего было убедить Ашина-сан в том, что печать я создаю чисто для того, чтобы попробовать свои силы. В конце концов, что мне мешает создать какую-нибудь фуин, если во мне есть какой-то процент крови Узумаки? Работать всё равно предстояло с членами клана Узумаки, которые остановились в Конохе, но суть в том, что они не будут работать даже с семьёй (к которой я принадлежу, что прекрасно для меня), если Глава клана будет против. Ашина-сан — профессиональный параноик, я в курсе, что в своё время Сенджу Буцуму он к архивам клана и близко не пускал. Хаширама тоже пролетал — а мне нужны были эти архивы. Даже не все, в самом-то деле, я что, псих что ли, к Узумаки без разрешения лезть. Мне от этих красноволосых демонов нужны были печати, которые были бы способны запечатать существо, что не является в полной мере живым. Ну, точнее является, но всё-таки тень есть тень, Отражение Воли, как его называл Я-провидец, если я ничего не путаю. Необходимо было создать печать, которая что-то бы запечатывала в пространстве и не выпускала бы. Ни при каких условиях. Мастера фуин в обязательном порядке создавали что-то, что отключило бы работу их печати (даже взрыв-теги можно так заблокировать). Любую печать фуин можно открыть, другое дело, какие условия для этого могут понадобиться. От Хагоромо ещё это пошло, который так запечатал мать на Луне, что до сих пор есть возможность того, что она выберется. Мне не надо было никаких условий — мне нужно было, чтобы ловушка захлопнулась навсегда. Я человек простой, я не хочу проблем своим потомкам. Если у меня потомки будут, конечно, особенно если учитывать ставшие неоднозначными отношения с Мадарой. Ничего, у нас есть наши братья, чтобы заполнить этот пробел. Как бы то ни было, пригодились мои выкладки по Хирайшину. То, что техника создаёт отдельное пространство — пространство пустоты, так сказать, в котором объекты не имеют формы и веса и являются материальными точками, а также время их существования в этом пространстве стремится к нулю — понял далеко не сразу. Вопросы стал задавать, когда клоны стали не перелетать точку, в которой должны были оказаться, а недолетать до неё. Причём, пространство было для каждого своё, поскольку клоны, которые стремились в точку старта друг друга, не столкнулись. Было решено приделать к этой штуке систему координат — на глазок я явно бы не попал. Да и в любом случае, это был бы бесполезный растрат чакры, так что надо было что-то делать. Тень может свести с ума хвостатого, что ей люди? Однако в самом пространстве пустоты точка просто существует везде и нигде одновременно. И существует меньше любой возможной единицы времени — создал телепорт, хотел, чтобы в мире шиноби охренели, молодец, блин. Клоны, которые экспериментировали с системой координат, очень часто либо развеивались, либо оказывались в точке, из которой начинали. Дошло до меня не сразу. По крайней мере, пока клон не прихватил с собой по приколу камень и не отпустил его в пространстве пустоты. Камень оказался там, где стоял клон, когда начинал, клон стоял в стороне (снова промахнулся) и офигевал. Так я понял, что все предметы, которые находятся в пространстве пустоты, стремятся к начальной точке. Дальше дело пошло веселей. Было решено пожертвовать в скорости (не критично, где-то меньше секунды, пусть и медленнее, чем оригинальная техника) и соединить материальное пространство и пространство пустоты в точке — точка есть тело. Поскольку пространство материи и пространство пустоты были связаны и без этого, в реальном мире (пространстве материи) стало возможно перемещаться со скоростью телепортации на какие угодно расстояния. Формально, это был телепорт (каким был оригинальный Хирайшин), связанный с техникой телесного мерцания. Доработанная техника выигрывала у старой в точности и меньших затратах чакры, пусть и проигрывала в скорости (невооружённым глазом разницы не было видно, но я это чувствовал. Шаринган был бы точнее, но Мадара явно поймёт, зачем мне всё это, и любой Учиха скажет Мадаре о моих исследованиях, так что шаринганом предположение буду проверять после всего этого). Пострадала также незаметность — о тихом убийстве в ночи теперь можно было забыть, боевой Хирайшин из-за столкновения двух пространств в точке тела создавал эффект молний, причём весьма заметный. Одно радовало, попробуй по молнии ещё попасть, она достигает скорости, которая равна почти половины скорости света. Шиноби всё ещё люди, они скорости света достичь физически не могут. С фуин было всё намного сложнее: Ашина-сан преподавал мне основы (всем моим братьям и весьма непродолжительно, никого из нас фуин не интересовал в качестве основной техники). Но основы — это основы, а печать, которая не имеет механизма отключения — это совсем другое. Вопроса не стояло, изобретать её или нет. Мне не хватит ни знаний, ни времени, чтобы такое чудо изобрести, но переработать старое — всегда пожалуйста. Иошито-сан серьёзно отнёсся к предупреждению провидца создать печать, которая будет способна поймать тень. В клане Узумаки образовалось что-то типа традиции — каждый ученик, когда становится мастером, создаёт одну печать, которая будет способна это сделать. Вариантов было много, вопрос в том — что дорабатывать? Все эти существующие печати имели механизм, который был способен их открыть, какую будет легче всего переработать и какую будет легче всего использовать в бою? Необходимо было что-то, что легко замаскировать, что-то, что не имеет больших размеров (печать размером с футбольное поле, что???) и что-то, что можно быстро использовать. И что-то, что будет ловить только Тень, а не всех подряд. Тень не придёт одна. Тень хороша в том, чтобы сводить с ума, если бы она была хороша в бою, разве не пришла бы она и не убила бы Хагоромо? Она к нему не подходила. Вообще за десять лет жизни провидца Тень начала активно действовать только к концу девятого года, однако когда провидец передавал Индру Хагоромо — её не было. Свела с ума Исобу, но к Хагоромо не приближалось — был ли смысл в её действиях. Был — провидец говорил хвостатым о снисхождении Кагуи и он был один. Тень не могла бы справиться с провидцем сама, очевидно, даже если провидец был посредственным бойцом и чакропользователем даже по меркам тех времён. Насколько она слаба, настолько высока вероятность, что сражаться придётся с целой толпой людей. Она имеет другие сильные стороны, например, незаметность для сенсоров. Идеальный тихий убийца, зачем ему быть невероятно сильным? Некоторые шевеления были и раньше, Коноха существует уже год, но уже активно развивается и берёт заказы. Появились системы рангов шиноби и заказов, смертность на заданиях падает, цены на заказы снизились по сравнению с некоторыми кланами, и у нас больше специализация — охотиться конечно будут на Главу этой деревни. На Хокаге. На меня — а я в деревне сижу, вокруг которой странный щит непонятного назначения, к Узумаки хожу, у которых все покупают взрыв-теги, и в Страну Железа, с которой у всех нейтралитет. Да и недавно меня объявили самым сильным человеком в Конохе — там явно не маленькая толпа собирается на моё убийство. А я прямо к ним иду. За Тенью. Знал бы Мадара в полной мере о том, что я задумал, связал бы меня и спрятал от беспокойства куда подальше. Учихи. Очень романтично. Если взять все существующие печати для поимки Тени, принцип их действия можно разделить на три вида: запечатывание в генерируемом печатью пространстве лично, запечатывание в предмете, запечатывание в пространстве с помощью ловушек. Мне нужно было последнее, ведь у него легче всего было отключить механизм открытия печати. Тем более, существовали печати, которые не действовали на полностью живые организмы, то есть, я бы не запечатал по ошибке человека навсегда. Я абсолютно уверен, что в случае уничтожения такой печати человек был бы мёртв, в отличие от Тени, которая просто бы осталась в том пространстве, так что я был рад, что у меня была возможность не запечатать по ошибке человека. Была печать, которая выпускала из бумаги цепи, похожие на цепи чакры Узумаки, скручивали жертву и затаскивали в пространство бумаги. Принцип открытия был прост — надо было просто забрать часть чакры из печати. Я чувствовал себя идиотом, пытаясь её переработать, в конце концов, циркулем квадрат не нарисуешь, как ни старайся, однако, с несколькими дополнительными символами вокруг печати (мои клоны уже лезли в саму печать с доработками, это была крайне болезненная смерть), при подаче чакры печать уничтожалась и содержимое оказывалось внутри пространства, похожее на пространство пустоты. То есть, время существования объектов в нём стремится к нулю. Если не подать чакру в символы, печать просто распечатает объект, однако, если выход будет уничтожен, то и объект тоже. Ведь время его существования будет стремиться к нулю, что означает полное исчезновение. Из такой печати не выбраться и такая печать не могла физически запечатать людей или растения в себя. Оставался вопрос в размерах. Печать, тем более, с моими дополнениями, была достаточно громоздкой, диаметром где-то с меня, а я не был уверен, что у меня будет время её установить. Впрочем, пофиг, Хирайшин мне в помощь и клоны. Главное, чтобы Тень попалась в печать. Как страховка были даже выписаны символы, которые тянули чакру из окружающего пространства. Обычно, такая чакра уничтожает символ (если уж природная чакра человека может убить), но эти успеют напитать печать достаточным количеством, прежде чем уничтожатся. Техники стихий было решено не использовать, они были слишком медленными и тратили драгоценную чакру, упор был сделан на скорость и количество клонов. Они (техники) были хороши в стиле аватара, в конце концов, с моим резервом мой противник кончится быстрее, чем кончусь я, однако в ситуации, когда ты не знаешь о противнике почти ничего, лучше было не рисковать. Ушел, предупредив чисто формально. Кажется, Шикару-сан что-то заподозрил, но ничего не сказал. За барьером меня уже ждали. Многих Тень привела, сколько их тут, сотен семь? Для боевого Хирайшина — раз плюнуть. Всматриваюсь в их напряжённые лица, они что-то кричат, но я не вслушиваюсь. Была идея залить уши воском или ещё что-то придумать, чтобы не слышать её, была идея, что сводила с ума она словами. Воздействовала на разум — как-то же она лишила разума Исобу. Хвостатые были частью мира, я помню, как провидец говорил об этом, что же надо было использовать, чтобы сгусток чакры стал агрессивным неупровляемым монстром? Как бы то ни было, с людьми ей надо было работать аккуратнее, люди намного хрупче бессмертных монстров из чакры. Создал пятёрку клонов — те должны были создать как можно больше формаций печати по периметру, увидел, как мелькнула молния. Правильно, с Хирайшином можно не останавливаться и чертить прямо в режиме боя. Где могла скрываться Тень? Подрубил сенсорику и на секунду отвлёкся — оказывается, снаружи чакра обтекает барьер, отчего невозможно почувствовать, что находится внутри. Стала понятна настороженность шиноби — никто не хотел лезть в место, где непонятно, что творится. И, видимо, наконец несколько кланов договорились нас уничтожить — моему появлению они не были рады. Сильные ребята, некоторые даже быстрые — то, что в боевом режиме Хирайшин нельзя находиться долго, было его недостатком, но моих навыков тайдзюцу было достаточно для того, чтобы переждать пять минут, необходимых для перегрузки мозгов. Может быть, в будущем получится убрать этот недостаток. Как бы то ни было, сейчас он не имел значения — резать глотки он мне не мешал. Земля дрогнула. Вот и стихийные техники. Пользователи дотона обычно стремяться закопать своих противников — мои противники не отступали от классики. Проблема в том, что земля опускась слишком медленно. Медленно, медленно, медленно — эти шесть сотен были слишком медленными для меня. Я чувствовал их, чувствовал каждого, они не могли даже дотронуться до меня, но мне нужны были не они. Мне нужна была Тень. Я знал, что она была где-то здесь. Мой кунай столкнулся с чьим-то клинком, и я почувствовал. Она не прячется, она внутри. Я ухмыльнулся. План в голове созрел мгновенно — у меня в принципе не было плана, мне просто надо было её поймать, уничтожить её, я хотел, чтобы её не существовало — и пространство материи столкнулось с пространством пустоты. Тряхнуло даже меня — но в первую очередь, молнией тряхнуло моего противника. Тела шиноби защищены большим количеством чакры — если обычного человека откинуть спиной в стену так, как друг друга откидывают шиноби, от него останется кровавое месиво из мяса и костей. Так что его не спалило в пепел — но весьма болезненно убило. И я увидел её. Тень. Я ухмыльнулся. У меня было почти 85% резерва, Хирайшин и твёрдое желание запечатать Тень и убить. А также, судя по тому, что клоны развеялись, целый периметр, рассчитанный на поимку Тени. У Тени — желание выжить. Посмотрим, кто кого.

***

Их клан не был сильным или знаменитым. Скорее, таких кланов во всех странах великое множество, отличаются они друг от друга не сильно, и им нечем похвастаться, никак не тягаться с такими монстрами, как Сенджу или Учиха, или Узумаки. Лесные духи, Красноглазые демоны и Красноволосые дьяволы — они были сильны и знамениты и их боялись не зря. Их боялись. Так что он был удивлён тому, как все вокруг были возбуждены будущим убийством Призрака. Призрак… Сенджу Тобирама. Он лишь слышал о нём, никогда не сталкивался с ним в бою и не видел, как он дрался. Но он слышал, каким ужасным противником он был, и каждый раз, когда их отряды возвращались с большими потерями, он видел хмурые лица своих соклановцев и знал, что Призрак причастен к их убийству. Так что ему не было понятно то, как все вокруг алчут этого события. Столько кланов, столько разных стран объединились ради этой цели, ради убийства сильнейшего в Конохагакуре, и это вдохновляло. Их было так много, разве они не могут убить всего одного человека? — Их всех перебьют, — слышит он слова старейшины, и в его голосе слышится горечь, злоба и бессилие. — Что?.. — переспрашивает он, и весь восторг стекает с него холодным потом и мурашками. — Сенджу Тобирама самый опасный из всех ныне живущих шиноби, — старейшина качает головой и возвращается к ступке. — И он убьёт их всех. Потому что они пришли убивать его. В горле становится сухо, и он гулко сглатывает, пытаясь вернуть подвижность языку. Старейшина никогда не ошибался: всё, что он когда-либо говорил, горько и иронично, сбывалось самым жестоким образом, и теперь ему кажется, что они, медленно сходящие с ума от триумфа, которого так и не достигнут, дружными рядами шагают в пасть к биджу. — По-почему? — слова не выходят из горла, и он в ужасе от возможного ответа. — Почему он опасен? И старейшина фыркает. — Потому что он не считает себя сильным. Он не думает, как сильный. Он мотает головой. Что это за ответ: «не думает как сильный»? Разве сильный может думать по-другому? Старейшина явно видит его замешательство, потому что поясняет снисходительно, объясняет, как маленькому ребёнку, вещи, которые явно не должны быть так очевидны, как кажется. — Как думает сильный, м? Он не видит в окружающих угрозы, он знает, что немногие могут убить его. Он может решить, как ему сражаться, в полную силу или нет, может позволить себе милосердие, может позволить себе трындеть в бою, как это делает Сенджу Хаширама или Мудрец знает, кто ещё. — старейшина замолкает на несколько секунд, а у него холодеет спина. — Сенджу Тобирама мыслит так, как мыслит слабый. Старейшина молчит, и тишину прерывают мерные удары в ступке, крики людей с улицы, которые теперь кажутся ему обречёнными, его собственное дыхание. — Слабый мыслит так, будто видит в каждом угрозу. Слабый расталкивает всех вокруг локтями, чтобы дотянуться до солнца, перегрызает зубами глотки, кидается в самоубийственные атаки на более сильных — всё, лишь бы выжить. — старейшина прикрывает глаза. — Шиноби считают себя сильными. Говорят, смотрят друг на друга сверху вниз и абсолютно уверены, что никогда не умрут. Говорил ли Сенджу Тобирама в бою когда-нибудь? Нет, конечно. И не скажет ни слова. Он со всеми дерётся в полную силу. Он всех считает угрозой — и из-за этого он такой ужасающий противник. — Он не пощадит никого из вас, — и слова старейшины бьют его обухом по голове. Весь восторг ушёл из него, уступив место ужасу. Он идёт туда — в логово твари, которая не ведает милосердия, которую нельзя будет обмануть, которая не будет их недооценивать. И им не сбежать — ему не сбежать. Он вынужден подчиняться Главе своего клана, и ещё никогда мысль о предательстве не казалось ему такой… приемлемой. Он сам мыслит как слабый, в каком-то смысле, он не хочет умирать так — в бою с тварью в человеческой шкуре. Он вообще не хочет умирать. — Я абсолютно уверен, что договору между кланами Сенджу и Учиха намного больше года с чем-то. Призрак ни одного Учиху не убил, хотя любого другого, кто попытался его преследовать или драться с ним, убил. Стоп. Ни одного Учиху? — Ше-шесть лет?! — Шесть лет, получается, да. Может, дольше, но после смерти Сенджу Буцумы Призрак совсем распоясался. Кто бы его остановил, брат его, что ли? Только Сенджу Хаширама может думать, что в жизни Сенджу Тобирамы он что-то решает, а я уверен, что он так и думает. Призрак отца родного ни во что не ставил, как тот ещё выродка во младенчестве не прирезал. А потом всё — поздно стало. — Старейшина усмехнулся. — Щенок вырос, набрался сил. И стал диким зверем, ха! Так он теперь ещё их Глава, кто бы даже формально попытался его остановить. Бояться его надо, бежать на край света или хотя бы изо дня в день ему доказывать, что угрозы мы не представляем. А эти придурки что? Лезут в пасть к биджу и думают, что уйдут живыми. Смертники, что сказать. Старейшина ещё долго бурчал, но он знал. Он знал, что старейшина беспокоился о них. И знал, что никто из них не вернётся. Ему казалось, что ну, семь сотен достаточно, верно? Каким чудовищем надо быть, чтобы смочь одолеть такое количество народу. Сенджу Тобирама был похож на Бога Грома, решившего покарать смертных, с чего-то решивших, что смогут противостоять ему. Они шли в Бездну стройными рядами, задумав совершить подвиг и убить чудовище, не подумав, что идут к нему в пасть. Сверкали синие молнии, и глаза ярким пятном вместе с полосами выделялись на белом, как мел, лице. Как маски Узумаки. Оно даже не выражает ничего. Призрак смотрел на них и не видел в них людей, ничего не видел. Они пришли с ним драться, но он не выглядел как человек, которого собирается убить толпа из семи сотен. Ему было бы всё равно, сколько бы их было: шесть сотен, девять или вообще восемьдесят тысяч. Он не видел в них даже противников, но он знал, что им не следует рассчитывать на его милосердие. Людей в них он тоже не видел — они не имели для него значения, он смотрел не на них. Сквозь них даже. А потом он побежал. Полетел синей молнией. Что ему были они — они не могли его достать, догнать его, хоть что-то сделать с его ужасающей силой. Он был в доспехе, но казалось, что это было абсолютно неважно. Они даже не могли попасть по его оружию, он резал их так, будто они были слабыми слепыми котятами, он искал что-то. Кого-то среди них. Он решил, что умрёт хотя бы быстро — он не ожидал, что когда его меч столкнётся с кунаем, тот внезапно ухмыльнётся. Он умер в ужасе от того, что привлёк внимание Призрака. Они не того называли Богом Шиноби, истерически думал он, пока вокруг него умирали люди так, будто и не должны были жить, Не того!

***

— Что это значит?! — кричу я, потому что Мадара и Хаширама решили убить друг друга потому что?! Я смог убить Тень, я возвращался домой, в Коноху, думал о том, как наберу горячую ванну, заварю себе чай и просплю пятнадцать часов без перерыва, наслаждаясь тёплым телом Мадары. Битва всё же вымотала меня, кто-то задел меня и кровь (раны головы всегда много кровоточат, это нормально) залила мне глаза. Это не было потерей с моей сенсорикой, но кровь высохла и неприятно стягивала кожу. Шикару напряжён, и, честно, в этом нет его вины, но я слишком зол сейчас, чтобы говорить ему об этом. Раздражение выливается в пространство бессмысленной потерей чакры, но Здравомыслие, похрен на это. Что я сделал не так, что Мадара и аники решили, что поубивать друг друга — заебись идея?! — Бля, — сплюнул. Всё-таки, чакры осталось где-то треть, и, ладно, это не было такой большой проблемой. Я и с меньшим количеством выживал и дрался. — Я за ними. Пошли людей за мной вслед. Отряд медиков. Пусть будут готовы в случае чего к тому, что обратно кого-то придётся тащить силой. Шикару резко кивнул. — Хай, Хокаге-сама. Подрубил Хирайшин и полетел к месту, где чувствовал чакру этих двух придурков. Почему раньше не заметил, как она яростно клубится на краю восприятия, почему отмахнулся от этого, как от чего-то неважного? Надо было всё бросать, Тень бы всё равно попалась, а эти двое действительно могли бы друг друга убить. От этой мысли стало плохо. А если уже, если не успею? Хирайшин не мог быть быстрее, я не мог, как я буду их останавливать? Почему они вообще решили, что необходимо решить конфликт дракой? Что вообще там может быть? Два великана — Будда брата и Сусано Мадары, боже, всё действительно так серьёзно. Бахнул первым, что пришло в голову, тем, что так часто использовал в последние дни, помимо клонов, чтобы уменьшить головную боль — эмоциональным ударом чакры. И заорал. — Прекратили оба! — горло разодрало резким выбросом чакры, и я не имел ни малейшего понятия, как это может на мне отразиться в будущем. На это было плевать. — Немедленно! Сусано исчез быстро, в отличие от Будды, и это вывело меня из себя ещё больше. Лицо Хаширамы выражало гнев, и он смотрел с этой яростью на меня — с тем выражением лица, когда он требует подчиняться ему, когда он приказывает. Я здесь грёбаный Хокаге. — Быстро объяснились оба! — Мы объяснились?! — Хаширама умел орать не хуже меня. — Пусть он объяснится! Он пришёл за тем, чтобы поставить перед фактом, что он собирается ухаживать за моим Торью и думает, что я это позволю?! — «Позволишь»?! — зашипел я. — Хаширама-сан, да вы, никак, с ума сошли. Я сам разберусь со своими отношениями! Не лезь в мою личную жизнь! — Я твой грёбаный старший брат и Глава твоего грёбаного клана! И я имею право! — А я твой грёбаный Хокаге! — плюнул я. — И я не твоя собственность. Хаширама дёрнулся, как от удара. Он помнил тот конфликт с отцом. Помнил, когда начался тот хрупкий нейтралитет, когда я перестал звать Буцуму отцом. — Я твой грёбаный отец! — А я грёбаный Сенджу! И я не твоя собственность. — Хаширама-сан, — его плечи опустились, будто на них упал небесный свод. — Просто… идите в Коноху. Я потом с вами поговорю. — Торью… — Потом, — я оттолкнул его руку. — с вами поговорю. Когда вы остынете. — Торью, я… — Идите! — я отступил на шаг. — Идите. Хаширама поджал губы. — Просто послушай меня, я не… — Не травите душу, — я покачал головой. — И идите. Это приказ. Хаширама отступил. Отвернулся. Я обернулся. Мадара, не сказавший ни слова, был напряжён, потрёпан и молчалив. Он не пытался ничего сделать, не пытался влезть в наш конфликт, явно зная, что сделал бы только хуже. Хаширама на него бы снова бросился, я бы разозлился ещё больше — всё стало бы просто хуже. Мне нужно было решить всё с ними обоими. И, желательно, отдельно. Хашираме нужно было извиниться. Мадаре нужно было… — Ухаживания? — спросил я, только сейчас в полной мере понимая, что сказал аники. Мадара помолчал. Шаринган не вырубал, глаз не отводил, отчего немного истерично думалось: «Выруби шаринганы, я не накрашенная». — Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, — я фыркнул, пусть только попробует, — Мне важно, чтобы… Бля, и как сказать теперь! Ками, как сложно. Мне, ну… хотелось, чтобы это было хорошо. Ухаживания, все дела, как у Хаято с его хахалем, хотя глупо, конечно. Особенно с тем, что мы и так вместе спим. — Прозвучало двусмысленно. — я криво ухмыльнулся. Надо же, какие у Учих желания, оказывается. — Мы не в том смысле вместе спим. — Ну, ты понял меня, — он устало махнул рукой. — Хотелось сделать тебе приятно, сделать всё, ну, по правилам, что ли? А то, то твоё «не думал, что этого стою» меня эмоционально убило тогда, конечно. — Серьёзно? — Да, серьёзно! — внезапно резко сказал он. Выдохнул, растрепал рукой волосы. — Всё с тобой серьёзно. Это же, считай, основа — знать, что за тебя кто-то беспокоится. Братья твои. Соклановцы. Я. Изуна даже. И я… мне доказать это хотелось, что ли. Что ты всего этого стоишь. Беспокойства, волнений, любви… Следует признать, что я действительно влюблён в тебя. — Это… — замолчал. И как сказать теперь? Что ждал этого? Что хотел, что уж говорить, но явно не так — в смысле, не думал даже, что ухаживания могут быть так важны. — Это неожиданно, конечно. Но знаешь… А что человек может знать, если ему прямо не говорить. Действительно. — Я бы согласился, — Мадара вскидывается, в его глазах отражается шок, и я улыбаюсь. — Ну, с тобой на всё это. Да блин, я сейчас уже согласен. Но за то, что вы решили с братом друг друга поубивать, весьма зол, знаешь? Мы рассмеялись. Внезапно я пошатнулся — выложился всё же нефигово. И чакры потратил до черта. Мадара поймал меня — это не имело практической пользы, но, следует признать, это было приятно. — Пошли домой, что ли? Я улыбнулся. — Пошли, — из горла вырвался очередной смешок. — Домой. В Коноху. И мы пошли.