
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Первое правило пофигизма: успокойся.
Примечания
Давайте создадим Деревню, где будут жить психически здоровые люди, которые в первую очередь думают о себе и своих близких, а не вот это вот всё блятство на тему всеобщего блага
Посвящение
NoDisco с непередоваемым Кисуке, Выйдар с его работой "Скажи«даттэбайо», и я скажу, кто ты", Эпсилон Тукана и работой "По наследству от бабушки"
Ребята, ваше рацио действительно вдохновляет!
Глава №1. Договор между кланами
12 ноября 2023, 06:10
Вдох и выдох.
Самая простая техника, которая даже не требует чакры, чтобы успокоиться. Всё то, что основано на естественных реакциях организма: вдох на четыре секунды — задержка на четыре секунды — выдох на четыре секунды. Никакого стресса перед важными собраниями, никаких лишних мыслей — опасная огненная чакра бурлила со всех сторон, нацеленная конкретно на нас троих, угроза без слов и действий, но, учитывая каким сенсором я был — лучше бы сказали прямо, хоть спокойнее было, честное слово.
Сенджу и Учиха раздражали абсолютно одинаково, но, первое правило пофигизма: всё идёт нафиг, что не относится ко мне непосредственно.
Дыхание на счёт в этом плане очень помогало.
Сконцентрируйтесь на важных вещах, которые в вашей жизни можете определить только вы.
Слава здравомыслию, я додумался взять с собой Ясу и Сэтоши, а не кого-то другого — другого и взять было нельзя. Непосредственные наблюдения показывали, что Учихи реагируют на чакру чрезвычайно остро — в основном, на эмоции, которая несёт чакра, поскольку хороших сенсоров среди Учих не было.
У меня была теория на этот счёт, предполагающая, что любая чакра инстинктивно несёт в себе информацию, в основном эмоциональную, что означало бы, что чакра не является маной в том смысле, в котором силу представляют большинство фэнтези романов. Можно ли считать чакру разумной? Следовало проверить это как-нибудь позже. Не просто сила, но разумная сила — звучало безумно, но, по крайней мере, у меня не было доказательств ошибочности этой гипотезы так же, как не было и подтверждений.
Как бы то ни было, возможно, мозг Учиха устроен как-то по-другому, чтобы они были способны принимать и обрабатывать информацию, которая поступает от шарингана, вследствие чего они так остро реагируют на эмоциональные сигналы чакры.
Кстати, можно ли это использовать, как сенсорную технику? Можно ли научиться различать эмоциональные сигналы чакры, если они существуют? Можно ли общаться без слов, только с помощью эмоциональных сигналов? В конце концов, если бы что-то подобное было бы осуществимо, это стало бы просто невероятным шифром — что-то настолько незаметное, невозможное отследить, если не знаешь что искать, и, возможно, не настолько сильно зависимое от расстояния, как кажется.
Как бы то ни было, все эти исследования придётся оставить на потом — все исследования чакры, печатей, шарингана, бьякугана, поведения Учих и т.д. — примерно на то время, когда мы заключим союзнический договор (если нас сейчас не убьют) и построим мирную деревню (если нас с этой инициативой не задавят), а то в постоянном напряжении и ожидании нападения держать лабораторию весьма проблематично.
Вот Хаширама с Мадарой мечтают о мире, Итама мечтает стать медиком, Каварама ещё не определился, Изуна о своей мечте молчит как чёрт, а я вот мечтаю, чтобы от меня отстали и не мешали мне заниматься тем, чем мне хочется.
Мирные времена, когда никто не дёргает по поводу битв, сражений и смертей, для этого подходят как никогда лучше.
Так что я старался максимально успокоиться — никакая моя мысль не должна спровоцировать Учих, которых я со своими сопровождающими и так изрядно раздражаю одним своим присутствием. Сенджу с Учихами вообще в плане знания друг о друге всякого разного походили на ненавидящих друг друга родственников — Учихи с их «бревно для заточки куная» и Сенджу с их «вороны для охоты».
Ясу и Сэтоши хотя бы относились к Учихам не как к врагам, которых необходимо немедленно уничтожить, а как к попутчикам в одной лодке. Как мне объяснила Ясу, никто из нынешнего поколения не виноват в начале клановой войны, каждый потерял близких и любимых, так есть ли смысл в этой ненависти вообще?
Я почти с облегчением тогда осознал, что не все в клане мечтают самоуничтожиться об Учих с боевым кличем «умри, красноглазый демон».
Так что здесь я стоял как посол от Сенджу с договором о союзничестве (предложение Бака-Хаши о мире пришлось кинуть ему в лицо, потому что тогда его бы кинули в мой труп). Сенджу считали, что мы милостиво предлагаем Учихам союз, Учихи считали, что милостиво принимают союз, я с психологической точки зрения делал ставку на рационализм и псевдорационализм в молодом и старом поколении (мы не имеем право отбросить ни одно), поскольку каждый предпочитает считать себя умным.
От этого и надо плясать. От гордости.
Смертный грех, конечно, но какой удобный.
Вдох. Выдох.
Старейшины смотрели на меня также ненавидяще, как и все Учихи, отличие было лишь в каком-то презрительном интересе. Может, они считали, что я не представляю для них угрозы (каюсь, сам так считал), может, думали, как бы унизить меня с моим почти безумным предложением, как бы то ни было, Ясу и Сэтоши остались снаружи, а из поддержки тут был только Мадара, который мог похерить всё хуже Хаширамы. Формально, пан или пропал, насколько уместны будут эмоциональные реакции? Если Учихи могут их считывать, пусть даже неосознанно, уместно ли спокойствие или мне необходимо было себя раскачать до истерической искренности?
Вдох.
…
А не пофиг ли?
— Нас всех перебьют, — предельно честно ответил я, бумаги с предложением о союзе лежали на столе.
Они молчали, и, поскольку никто из эмоциональных Учих не сказал ни слова, я сделал вывод, что мне можно говорить.
И я собирался говорить. Потом они могут нас троих хоть закопать, сейчас я собирался высказать им примерно всё, что думаю об этой клановой войне и её политической роли в стране.
— Нас всех перебьют, потому что либо мы уничтожим друг друга, либо все вокруг уничтожат победителя. Кланы Учиха и Сенджу являются сильнейшими кланами в стране Огня, и наша постоянная война политически выгодна: аристократы, имеющие конфликт, сразу знают, кого нанять из шиноби, которые будут убивать друг друга без оглядки на профессиональную солидарность, бизнес-конкуренты считают своим долгом нанять противоборствующий клан, кузнецы, изготавливающие оружие и доспехи, скорее всего, молятся на нашу войну — это их отдельная статья доходов. Оружие стоит денег, еда для шиноби, которые не имеют права заниматься сельским хозяйством, стоит денег, в конце концов, похороны стоят денег. Единственный способ для шиноби, не имеющих специализации, эти деньги заработать — миссии, которые заказывает Даймё, дворяне и купцы — у крестьян нет на это ни денег, ни права, даже если им были бы необходимы некоторые навыки шиноби, пусть и не для убийства.
Война Сенджу и Учиха создаёт политический баланс, и закончиться она может только тем, что умрут оба клана, чтобы сохранить эту политическую стабильность. Если остался кто-то один, значит, остался кто-то сильнейший. Кто-то, кому нечего противопоставить в одиночку. Этот кто-то — неважно кто, Учиха или Сенджу, — для всех остальных априори является угрозой. Он сильный — ему идут миссии, он обучен — его нанимают для устранения, он — сильнейший. Даймё это тоже невыгодно: он остаётся с целым кланом убийц, которых он не может ни остановить, ни подчинить.
Репутация обоих кланов, несмотря на титул «сильнейшие», ужасна. Поводов бояться тьма: огненные техники, мокутон, развитая сенсорика, самые профессиональные техники гендзюцу. Нас называют демонами, лесными тварями, нам желают смерти, боятся быть нашими союзниками — никто не знает, чего от нас ожидать. Даже клан Узумаки, несмотря на родственные связи и союзный договор, не пришлёт подкрепления ни нам, ни кому-либо другому — они отказываются вмешиваться в войну, которая политически стабильна, и вообще в политику.
Умирают взрослые, умирают дети, умирают старики — такими темпами от нас не останется даже воспоминания. О какой гордости пойдёт тогда речь, если всё, что о нас будут помнить, это только наша война, бессмысленная и бесконечная. Никто не помнит, с чего она началась, те, кто помнил, даже не потрудился записать об этом, и теперь они лишь прах. Мы не знаем, с чего всё началось, мы не можем даже предполагать, сейчас наша война сводится к бессмысленному «Это же Учиха, что тут думать». Даймё ссорятся, не поделив какую-нибудь четвёртую жену, а дети пяти лет из наших кланов становятся смазкой для кунаев: выжил — молодец, нет — и не был достоин.
Никто не хочет думать, никто не хочет понимать — ненавидеть проще и легче, наши предки ненавидели, мы ненавидим, о наших детях речи не идёт, потому что мы, возможно, умрём до того, как хотя бы сможем жениться. А если всё-таки сможем, наши потомки будут плевать на наши могилы, ведь мы оставили им мир, полный ненависти, пепла и бессмысленности. Гордость нельзя употребить в пищу, из идеи нельзя построить дом, где можно будет безопасно жить, всё, что остаётся, это только слова и смерть. Мёртвым всё равно, убьём ли мы друг друга или нет, их духи уже давно в Чистом Мире, в месте, где никому нет дела до этой войны — они уже умерли и это изменить нельзя.
И если говорить о нас, о Сенджу и Учиха, разве мы не хотим остаться? Разве мы не хотим выжить? Мы можем умирать ради идеи и гордости, но разве нам запрещено жить ради наших идей и гордости? Почему нас толкают к пропасти, а мы и рады, слишком занятые друг другом и войной, чтобы обратить внимание, куда мы идём.
Война, которая никто не знает, с чего началась, не имеет смысла, кроме политической стабильности. Она бессмысленна, но она унесла столько наших близких, что уже не смешно.
Я втянул воздух через стиснутые зубы. Слишком эмоционально. В горле першило, но навряд ли мне предложили бы тут воды. Высказав всё давно наболевшее, аж стало легче дышать. Я не бесчуственная скотина, равнодушие и пофигизм — две разные вещи, но эта война затрагивала напрямую меня и мою семью, мою новую жизнь, от чего становилось страшно.
Вдох. Выдох.
На меня сверкнули красными шаринганами, но я не смотрел в ту сторону, не смотрел на старейшин или Мадару — я собирался говорить и, раз мне нужен союз, я собирался говорить о выгоде этого союза, плевать мне было, кто там мне светит красным в лицо.
Если же два сильнейших клана объединятся, никто не посмеет сказать «нет» этому союзу. Союз в нашей ситуации — это политическая власть, это бóльшие деньги за наши услуги и, в первую очередь, это наши живые дети. Шиноби в стране все в плохом положении, независимо от клана или личной силы, будь воля Даймё, ни чакры, ни независимых шиноби, скорее всего, не существовало бы. Шиноби — грозная сила, но без союзников мы слишком слабы и управляемы. Мы не имеем власти, мы не имеем права выращивать себе еду, при дворе нас считают полуразумными опасными животными, лишь инструментом для убийства. Но эта ситуация может измениться — эта ситуация должна измениться, и всё зависит от того, как кончится эта война. Перебьём ли мы друг друга или выживем, назло или вопреки.
Кто-то хмыкнул, но мне, если честно, было всё равно. Мне нужны были их умы, которые бы находились во власти идеи, которая заключалась бы в том, что они могут быть умнее, чем их предки, что они могут перехитрить окружающих, что они действуют рационально — люди везде одинаковые, старейшин Сенджу я убеждал примерно также, по крайней мере, тех, кого не сломил болезненный оптимизм и ужасающая сила Хаширамы.
— Вы проведёте в комплексе неделю, ожидая нашего ответа, Сенджу Тобирама, — я перевёл взгляд на пожилую женщину, которая говорила, — Мы дадим вам ответ по истечению этой недели и отпустим вас с ним.
Я поклонился — шиноби всё ещё имели японский этикет, пусть тот, вроде, и был много раз проще, чем обычный японский.
Я не знаю, я могу сравнить только с этикетом при дворе Даймё.
— Благодарю вас.
Неделя так неделя, Хаширама вообще думал, что Учиха с ответом затянут месяца на два.
Непередаваемый оптимист, мой брат.
***
Во имя безопасности, нас поселили в одну комнату в доме, стоящем отдельно от других, но так, чтобы до него было легко добраться. Находиться можно было только в комнате и метра два вокруг дома (всё под строгим наблюдением, разумеется), в сторону, где находились, видимо, семьи с маленькими детьми, ещё не бравшими в руки кунай (лет четырёх, хотя подвоха можно ожидать от кого угодно), нельзя было даже дышать. Впрочем, мы трое не были заинтересованы в убийстве Учих или ещё чего, о чём они там думали, впрочем, в сенсорике то и дело мелькали эмоциональные сигналы, которые я мог интерпретировать как недоумение (я надеялся, что был прав, но была острая необходимость в большем количестве данных). Несмотря на всю подозрительность, весьма обоснованную, мы трое не имели проблем со скукой. Во-первых, мы постоянно находились под угрозой смерти. Во-вторых, мы знали, как себя занять. Ясу, весьма талантливая художница, была занята тем, что изображала Учих, которых смогла запомнить, в весьма компрометирующих позах, улавливать реакции на эти рисунки было невероятно весело. Сэтоши медитировал на сестру, в чём-то он, конечно, аскет, ему для удовлетворения нужно было не так много: сестра, её рисунки и вовремя чё пожрать. Я же в основном отсыпался. Серьёзно, под надзором Учиха, которые собирались сохранить нам жизнь хотя бы на неделю, спалось удивительно хорошо, тем более, заниматься какими-то своими исследованиями и экспериментами на территории (пока что) вражеского клана не представлялось возможным, а у меня реально было мало времени на сон все эти годы. Ну, во-первых, я выродок, что означало, что моя позиция в глазах Главы клана летела в чёрную дыру, а я первые года два даже не понимал, чего этот дядя там от меня хочет: другой язык, другая культура, другой мир — я был занят банальной адаптацией. Чакра весьма сбивала меня с толку. Потом, когда до моей любопытной задницы всё дошло, было уже, считай, поздно: бунтарские порывы прощались Хашираме за то, что он: а) наследник клана, б) пробудил мокутон. Я же, поскольку а) выродок, позор клана (это про мой альбинизм) б) карбона́рий, мои рейтинги упали до отрицательных значений. Что это значило? Если я умру, клану будет хорошо. Если я выживу, мне надо доказать, что я этого достоин. По крайней мере, пока мама не была убита, было полегче, потом Сенджу Буцума совсем поехал крышей, и я со всей ответственностью заявляю, что он не был ни хорошим отцом, ни хорошим воспитателем, особенно если учитывать букет комплексов у Хаширамы, Итамы и Каварамы. Меня-то хрен воспитаешь, я, считай, сам себя создал, «сам себе всё подчинил». Потом, когда Хагоромо застали уставших и весьма помятых после боя друг с другом Сенджу Буцуму и Учиху Таджиму и убили обоих, жить легче не стало. Во-первых, Главой клана стал Хаширама. Во-вторых, Главой клана Учиха стал Мадара. Два идеалистических придурка с идеей о мирной деревне, два сильных дебила с инициативой, я влез в это всё абсолютно по своей воле и из нежелания того, что эти двое всё окончательно похерят. Изуне, который случайно застал этот клуб революционеров, я так и сказал: моя мечта — это чтоб от меня отстали со своими требованиями, что возможно только тогда, когда нет войны и не приходится беспокоиться о постоянной возможной смерти своих братьев и соклановцев. Изуна, имевший подобные чаяния, согласился, наверное, всё-таки больше из-за своего «обожаемого нии-сана», но согласился ведь! Четыре года прошли ничуть не лучше, чем пятнадцать лет до этого: постоянная слежка, чтобы два клана не оказывались по разные стороны баррикад, лебезение перед дворянами и Даймё, чтобы, не дай Здравый Смысл, ничего не заподозрили, работа сенсорики на износ — чакру Учих я сейчас, кажется, могу определить вообще в любом состоянии. Сколько людей было поставлено на карандаш и проверено-перепроверено, сколько фактов биографии было изучено, сколько психологических экспериментов поставлено — да по той же чувствительности Учих к эмоциональным сигналам — лишь бы потом ничего не делать. Во имя мечты, считай. Были ужасные периоды «во имя мечты», когда вообще жил только на ударных дозах кофеина в чае, быстрых углеводах в сахаре и желании выжить, буквально не закончив предыдущую миссию сразу в другую: Хаширама был занят кланом, Мадара был занят своим кланом, Изуна был занят помощью брату, организация почвы для перемирия легла на мои плечи и тогда я собирался сделать всё, чёрт подери, идеально. Мой внутренний пацифист был против того, что я жду кунай в печень от ребёнка лет четырёх. Мой внутренний гедонист хотел заниматься исследованиями, пить с таким трудом добытый чёрный чай и не думать о проблемах. Внутренний коммунист требовал расстрелов — партии, фабрики — рабочим, поля — крестьянам, кухни женщинам и мне — дополнительный выходной. Пока выполнял только его последнее требование, просыпаясь по привычке в пять утра и засыпая сразу после обеда, до следующего утра. Кормили, конечно, вкусно, но вопрос в логистике — порции явно были намного меньше тех, к которым я привык. Как бы то ни было, на третий день я уже не стесняясь засыпал сразу после завтрака, чтобы проснуться только где-то к обеду, и мне было искренне жаль, что продлится это всё не так долго. Когда ещё выпадет такая возможность, когда мы будем строить деревню, объединять территорию, переселять людей с одного места на другое (что доставит много проблем, учитывая, сколько поколений оба клана жили на своей территории), приманивать гражданских и торговцев (шиноби всё ещё не имеют права выращивать себе еду, а когда заимеют, то кто будет этим заниматься из насквозь военизированных кланов? Не, гражданские лица в нашей будущей «опг» будут очень сильно нужны и важны, даже с учётом того, что мы сами сможем им предложить) и тэ дэ. Что вообще должно быть в военизированном поселении, которое мы собирались построить? Если оно будет основано на союзе двух кланов (с учётом того, что Мадара предполагал, да и я так думаю, что к нам могут присоединится другие кланы), в первую очередь, нам нужно, так сказать, общее руководство. Главы кланов будут делать всё для клана, на данном этапе и навряд ли в ближайшие лет сорок мы сможем расформировать структуру клана, но нам нужно, чтобы шиноби привыкли работать не только с родственниками из клана. Значит, нам нужно поставить их на миссии в команды. Миссии должно принимать общее руководство, оно же должно изучать психологические портреты людей и их способности и грамотно ставить в команды. Какие должны быть команды? Должны ли мы упираться на баланс или на сильные стороны и комбинировать людей по ним? Сколько человек должно быть в команде? Если мы идём от баланса, то нам нужна разведка, дальний бой и ближний бой. Как добавить в эту команду медика? Нужен ли он, если полноценный боевой медик из всего клана Сенджу — один Хаширама? Навряд ли ситуация лучше в клане Учиха, а задача полевого медика: быть незаметным, чтобы (хе) не заметили и он смог подобраться к пациенту, и быстро бегать, чтобы (если что) покинуть поле боя. К Хашираме это, конечно, не относится, этот если начнёт драться до смерти сравняет с землёй всю страну Огня, а потом Мадара добавит — из чувства мести. Получается, три человека в команде. Как комбинировать команды? Нужны ли нам команды с конкретной специализацией? Как быть с полевыми медиками: в каком случае их стоит добавлять в команду? Однозначно нужна команда, специализация которой — разведка. Учихи в этом плане хороши, но с сенсорикой Сенджу всё может стать ещё лучше. Значит что? Сбор информации, разведка, скрытые миссии — однозначно команда, основанная на специализации. Нужен ли им медик? Навряд ли. Цель таких команд — быть как можно незаметнее, в идеале они не должны ввязываться в бой, избегать места сражений и сбегать с поля битвы. При таком раскладе, ранения должны быть самые минимальные или не должно быть ранений вовсе. А там отдохнут — и снова в бой. Боевые команды — без специализации. Ближний бой, дальний бой, разведка. Что последний выполняет во время сражений? Можно ли его поставить медиком? Нам определённо не нужна команда, которая может только в ближний или в дальний бой — проигрышная комбинация тактики. Что тогда делает третий? Медик — рабочий вариант, но они не всегда разведчики, да и не всегда разведки нужны, кто ещё? Тактик? Не подходит, только если достаточный уровень для участия в бою, в конце концов, никто не должен отсиживаться в сторонке. Можно ли сделать группу больше, чем три человека? Однозначно да, три — хороший баланс, но баланс нужен не всегда и не во всём. Та же разведка, как пример. Должны ли медики существовать отдельной структурой? Скорее всего да, однако в командах они тоже могут присутствовать. Какая у нас должна быть структура деревни, в таком случае? Предполагается, что основной трудовой ресурс будущей деревни — шиноби. Что могут предложить пользователи чакры? Они могут убивать и защищать — самая распространённая миссия. Ещё одна специализация — шпионаж. Как мы можем перейти на мирные рельсы? Предполагается, что мы строим демократию в условиях феодальной Японии — выборный глава, свободный рынок, система образования. Что может шиноби, кроме убийства и боя, что может принести деньги? Исследования местности. Поиски. Общественные работы, типа стройки — и мокутоном, и дотоном можно построить дом. Суйтоном можно полить поля, тушить пожары. Хьётон — для постройки жилищ в условиях сильного холода, возведения стен, для транспортировки чего-нибудь скоропортящегося. Катон — сильный холод и всё с ним связанное. Вариантов можно придумать много, другое дело — будут ли ценящие личную честь шиноби этим всем заниматься? Не все. Точно не все. Как их убедить это делать — вернее, чем? Почувствовал, что кто-то закрыл мне солнечный свет в районе морды лица. Чакру-то я срисовал уже давно, сенсорика, в конце концов, что-то вроде профдеформации — хочешь не хочешь, но даже в, так сказать, неактивном режиме сенсорная карта у меня размером со страну Огня, если судить по структурам, которые равномерно распределены с нашей стороны границы и с той. Солёная же вода и так прекрасно чувствуется, не земля, всё-таки. Я на солнышке стараюсь много времени не проводить, если быть честным. Всё-таки альбинизм, отсутствие меланина — никакой естественной защиты от негативного воздействия ультрафиолета. Удивительно, что глаза красные, как шаринганы без томоэ, насколько я слышал, у альбиносов глаза обычно кажутся голубыми и лишь иногда выглядят красными, поскольку радужка прозрачная и выглядит красной из-за кровеносных сосудов. Как бы то ни было, красные глаза или синие — зрение было далеко не идеальным, что тоже не сюрприз, но хоть слух был ничего, насколько я мог судить. Впрочем, с моей развитой сенсорикой, меня вообще можно ослепить и оглушить, хуже от этого не станет. Ну, или я так от того, что и в прошлой жизни со своим минус четыре на один глаз не сильно парился на этот счёт. Стереоскопическое зрение, конечно, у меня не работало, но это не значит, что я, например, не попадал ложкой в тарелку, наливал чай мимо чашки и так далее. Также, благодаря большой разнице между глазами, у меня не была размыта общая картинка: мир я видел вполне чётко, пусть и несколько плоско, из-за чего очки не сильно любил. То ли не правильно мы их подобрали тогда, то ли ещё что — при любом удобном случае они протирались тряпочкой и ставились в специальную коробочку. Дорогая вещь, как никак, надо было с ней обращаться осторожно. Зато вот снимаешь очки и, улыбаясь людям в рожи, говоришь: Не вижу никаких проблем. Ладно, что-то задумался. Чужая чакра, чужая тень — любой шиноби от такого явного присутствия моментально проснётся, что, кажется, от меня и ждали. Я, точно зная, что это не Мадара и не Изуна, которые союзники и заговорщики в одном лице, и не молодое поколение Учиха лет четырёх-шести, которым интересно посмотреть на живого, здорового и не враждебного Сенджу (сколько эти головастики ходили здесь и шептались, а как я во сне перевернулся — как будто сдуло, смешные дети), не подвёл и открыл глаза. Это оказалось та пожилая женщина — одна из старейшин, которая поставила точку в обсуждении, которое так и не началось в моём присутствии. С учётом того, что никто и не подумал спорить с её «мы дадим вам ответ и отпустим вас с ним», мадам явно имеет авторитет. Причём, весомый. Пришлось вставать. Уважение, сложный японский этикет — намного больше мне нравилось на поле боя, где все «а ну сделал, засранец!», самое сильное местоимение «я, великий и могучий» («ore») и из обращений «ты, говнюк, я набью тебе твою рожу» («temee»). Тут же мы встречаемся с «washi» («ты будешь уважать мой возраст, сопляк»). И моё «ore» превращается в вежливое «boku» с «mas/des». Ладно, мне-то пофиг, я до конца до сих пор не въезжаю во всю эту тему, а от тётки мне надо, чтоб она на всю эту колду старейшин повлияла, и те союз одобрили. Можно было, конечно, вообще на «watashi» перейти, но от мужика это уже будет из оперы «я, ваш услужливый ковёр». Здравый Смысл, как же с русским проще было и воду лить, и вежливость изображать, и вообще. — Союзнический договор, — с места в карьер, — это ведь не то к чему вы стремитесь, верно? Вы хотите получить от него нечто большее. Я спокойно рассматривал её. Навряд ли Мадара или Изуна сказали ей об этом, такая женщина, как она, точно не была глупа. Младшие братья Мадары — близнецы Изаму и Кэйташи — тем более не могли ничего сказать. Как бы то ни было, догадаться, к чему мы стремимся, было не сложно. Несмотря на то, что последние годы мы, как могли, старались погасить конфликт и ненависть, люди устали от этой войны, которая длилась поколениями. Как бы Главы двух кланов не стремились к союзу, за ними всё ещё стоят куча людей, мнения которых надо учитывать. Старейшины, медики, воины, семьи, члены которых были Главами — на них нельзя просто забить. Их надо было убеждать — что было несколько проще, чем я ожидал — их надо было выслушивать. Да, мы стремимся построить типа демократичное селение — глава деревни, которого выбирают посредством голосования, это обязательная часть наших планов. Несмотря на это, предполагается только одна возможная «партия» — наша. И один глава. У нас будут льготы — будь добр их отработать. Будет бесплатное образование — для всех, не только для шиноби — с оговорками, что его придётся отработать на благо деревни. Льготы для торговцев — с условием, что ты работаешь в деревне. Фермеров вообще предполагается сманивать всеми правдами и неправдами — болезненная тема сельского хозяйства. И, несмотря на все ништяки, мы строим общество, отличное от того, которое выгодно правящей верхушке. Нам будут мешать. Мы не хотим постоянно сражаться — не только друг с другом. Мы хотим мира — мы хотим создать деревню, где не придётся постоянно наращивать чакру во имя её убийственности, где можно будет заниматься наукой, исследовать мир, где шиноби из гражданских не были бы уничтожены кланами — пользователи чакры полезны и не на поле боя. Те же медики, в конце концов. Мы хотим мира — и сейчас мы утопим в крови любого, кто усомнится в нашем миролюбии. — Верно, — я киваю головой, — мы хотим построить мирное скрытое селение. Не сразу, не с разбегу — но мирное. Она внимательно разглядывает меня, хмыкает чему-то. — Шиноби могут только сражаться и разрушать, — говорит она. — Нам позволят заниматься только этим. Кланы выживали в течение веков благодаря этому, как ты думаешь, какие мирные способности у нас могут быть? Вопрос с подвохом — особенно учитывая её «нам не позволят». Я не чувствовал от неё враждебности — по крайней мере, я так думал — может, какой-то интерес, не более. Но про наши «мирные способности» я уже подумал. Вот только что. Может, я не так её понял, может, я вообще дурак и ничего не понимаю в женщинах, но мне не казалось, что она собирается нам препятствовать. Скорее, её интерес проистекал из того, что она собиралась проверить, как мы собираемся провернуть то, что собираемся. Хотя бы посмотреть, какие у нас есть идеи. Может быть, даже подсказать чего или забраковать что-то совсем тупое. Я аж ухмыльнулся. Сейчас я вам всё расскажу, мадам.