Дьявол носит школьную форму

sean paul — she doesn't mind

      В престижном закрытом мужском интернате имени Чо Чувона обучаются только лишь дети богатых родителей. Школа славится своим строгим воспитательным процессом, качеством получаемого образования и отличными условиями — недаром все олигархи Кореи так рвутся отдать сюда своих горе-наследников, а сами наследники кичатся фактом своего обучения здесь. Когда-то там, в прошлой жизни, один Мин Юнги ехал в машине по горной дороге и до ужаса злился на то, что его сюда сплавили, отстранив что от нормальной жизни простого подростка, что от старых друзей. Однако тот Мин Юнги, который стоит сейчас на огромной торжественной сцене в актовом зале, приняв из рук их директора свои документы, тому может лишь усмехнуться и плечами пожать — ой, дурак, какой же дурак.       Не знал тот Юнги, что привык жить тусовками и алкоголем, что в этой тюрьме, которую он так ненавидел, он познакомится с теми, кого будет считать своими друзьями поближе всех тех, с кем он раньше общался.       Того самого парня, которого встретит уже через несколько долгих минут после прибытия. Это ведь было забавно: первое, что Юнги от Чонгука услышал, было совсем не приветствием, а лишь подтверждением абсурдных моментов из жизни теперь уже лучшего друга.       Как там было в той гневной тираде, что Чон говорил одному из приятелей по телефону?       Ах, точно: «Ёбаный рот, отец так и сказал мне: «Чонгук, если ты не перестанешь быть по парням, то ты мне больше не сын», и знаешь, что? Он сдал меня в закрытую школу для мальчиков. Он хочет, чтобы я прекратил быть геем, но сдал меня в закрытую школу для мальчиков. Тут нет вагин, Югём. Тут только члены, страсть к которым мой папаша хочет у меня отбить. Логика — это что-то на умном».       Или Тэхёна. Он ведь вторым был, ведь так? Мин тогда про себя окрестил его Блэр, а самому Тэхёну хотелось дать по ебалу с первого взгляда — за понты, длинный язык и заносчивость. Надо будет напомнить ему, что в их первую встречу Ким сокрушался, что педиков никто не сжигает: интересно, готов ли он сам немного поджариться?       Если хорошенько подумать, то можно понять, что с первой секунды в этой тюрьме стало ясно: год будет весёлым.       Не знал тот Юнги, что любил курить траву и прибухивать, что в этой тюрьме он перерасставит приоритеты — и сам не заметит, как же так получилось. Станет более мудрым, отзывчивым, вдумчивым. Научится многому, станет лучше учиться — ровно настолько, что получит грант в SKY.       И встретит того, из-за которого будет готов смотреть на каждого в зале с гордостью, вызовом. Держа крепко за руку, никого не скрываясь и вскинув подбородок заносчиво: давайте, попробуйте что-то сказать. Но никто не говорит, по крайней мере, достаточно громко — только лишь шепчутся, косятся, тыкают пальцем.       Пусть тыкают, решает Юнги, получая свой аттестат.       К чёрту их.       Он, Мин Юнги, больше ни хрена не жалеет о том, что предки отдали его в эту дорогую тюрьму. Он приспособился, он научился здесь многому, а также рад сообщить, что действительно счастлив быть там, где он есть.       В конце концов, всё ведь сложилось отлично, ведь так?       В суете и в общем гомоне он видит Намджуна: друг стоит напротив родителей и выглядит очень расслабленным — так, словно отпустил все терзания и готов сделать уверенный шаг в новую жизнь. И когда они с Хосоком хотят уже подойти к семье Ким, то замечают Чимина, уверенно проскочившего сквозь толпу из выпускников и их родственников. А до ушей доносится бойкое:       — Здравствуйте! Намджун так много хорошего мне о вас говорил, что я счастлив наконец познакомиться с вами! Меня зовут Пак Чимин, и я лучший друг вашего сына! Лучше уже не найдёте!       — Намджун говорил Чимину что-то о предках? — негромко тянет Хосок Юнги на ухо.       — С каких пор Чимин вообще его лучший друг? — отвечает Юнги встречным вопросом. — Разве друзья хотят прыгнуть на член своих бро и мечтают умереть с ними в соседних креслах-качалках?              — Я, если честно, в восторге от этого парня, — качает Чон головой, негромко посмеиваясь. — Мне кажется, что у Намджуна нет шансов. Его просто-напросто измором возьмут.       — Не могу считать их плохим тандемом, если быть откровенным, — тянет Юнги. — Намджун весьма флегматичен, а Чимин очень напорист и он ему искренне нравится. Это будет... баланс?       — Да, будет отлично, если у них всё-таки сложится. Почему-то я знаю наверняка, кто займёт моё королевское место, — и Хосок в кулак прыскает, покачав головой.       — Не так уж и плохо. Малой заслужил, — одобрительно говорит ему Мин.       — Может, поищем наших лучших друзей?       — Было бы славно. Но я их что-то не вижу с момента вручения.       — Поэтому я и говорю тебе их поискать, — несколько давит Хосок на последнее слово.       «Пока их не нашёл кто-то другой». Это то самое, что в карих глазах читается с лёгкостью.       Юнги нет причин чуйке своего (чёрт возьми!) парня не верить, как нет причин для того, чтобы не напомнить Чонгуку с Тэхёном, что сейчас не время ни проявлять отношения, ни, уж тем более, их выяснять.       Они смотрят друг на друга с долю секунды. Именно столько каждому требуется, чтобы вздохнуть.       — Да, давай их поищем.

***

duncan laurence — arcade

      У него затравленный взгляд и дыхание рваное. А ещё губы распухшие: Чонгук только что целовал их снова и снова, снова и снова, словно в каком-то там исступлении, словно зависимый — остановиться не мог, ловил ртом чужое мычание и чувствовал крепкие пальцы, что цеплялись за спину. Тэхён не отталкивал, нет — наоборот, покрепче к себе прижимал, отдаваясь процессу, но в поцелуе была чёртова горечь.       Может быть, из-за того, что теперь им будет сложнее.       Может быть, из-за того, что отец и мама Тэхёна так и не приняли его рвение учиться в художественном, куда он, конечно же, поступил без труда.       — Я люблю тебя, — возможно, туалет — не лучшее место для подобных признаний, но в данный момент оно безопасно: пока все толпятся в актовом зале, сюда едва ли кто-то зайдёт. Поэтому Чон позволяет себе вольность подобного рода, снова мягко целует, огладив чужую скулу нежными пальцами, и ощущает, как Тэхён щекой жмётся к ладони, ловит касание, глаза полуприкрыв.       — И я люблю тебя, Чон, — срывается с губ зацелованных. Они так ярко горят сейчас, что есть только два варианта: или терзали другими губами, или ударили, честное слово. Чонгук знает наверняка: у него сейчас точно такие же.       — Я никому не позволю обидеть тебя. Ты мне веришь?       — Да, Чонгук, верю.       — Ты обещаешь мне не бояться так сильно? Обещаешь позволить мне поддержать тебя и в случае чего — защитить?       Чонгук это шепчет едва-едва слышно, вжимая Тэхёна в прохладный кафель стены. Как когда-то давно вжимал в туалетной кабинке десятки чёртовых раз, пока они катались на эмоциональных качелях в попытках что-то понять для себя и осознать, что между ними творится. Сегодня без пошлостей — Чон хочет дарить только любовь и только лишь нежность, хочет поздравить своего прекрасного бойфренда с тем, что тот уже сделал огромнейший шаг и поступил туда, куда правда хотел. Всем назло, игнорируя стороннее мнение и столкнувшись с непониманием, Тэхён действительно настоял на своём.       Чонгук хочет его защищать. А понимая, как в мире много вещей, к которым Ким ещё пока не готов, хочет оберегать и поддерживать во всех робких шагах.       Тэхён изменился, и Чонгук это ценит так сильно.       Чонгук изменился, и он собой горд.

«Я хочу, чтобы ты знал: мне следует перед тобой извиниться. За то, что пусть ты никогда не обещал мне чего-то, я всё равно встрял в тебя по уши. Ровно настолько, что готов бороться с тобой за тебя. Не за нас и не за себя — это второстепенно. Мне важно, чтобы ты был в порядке, идёт? Поэтому пусть ты не давал мне гарантий, я хочу дать тебе свои собственные. В любой ситуации я буду рядом с тобой, пока я тебе нужен, не отвернусь и внимательно выслушаю. Не осужу. Поддержу. Я уважаю каждый твой страх, понимаю его и принимаю, так что готов работать над этим с тобой»

      И от своих слов не отказывается.       — Я приложу все усилия, — шепчет Тэхён. — Никаких больше решений за двоих сразу, идёт?       И, расплывшись в дурацкой, совершенно глупой улыбке, Чон снова подаётся вперёд, прижимает к стене и целует, целует, целует — так глубоко, как это только возможно, так нежно, насколько нежно вообще может быть. И Тэхён вновь к нему льнёт: из злого короля стал принцем прекрасным. Пока ещё хрупким во многом, но от этого не менее ценным.       — ...давно с ним обсуждали и пришли к выводу, что финансы — это лучше всего. Сочувствую из-за художественного: тяжело, когда ребёнок не понимает, что рушит свою жизнь на корню, однако мы с Чонг...       Чонгук, отстранившись так быстро, как это только возможно, враз застывает.       Узнаёт голос, что мгновенно замолк.       И по взгляду Тэхёна ему за плечо понимает, что и в собеседнике дорогого родителя гадать не придётся — Боже, какая ирония, что всё случилось именно с ними и именно в подобном составе.       — Вы двое что здесь, блять, делаете?.. — тон отца низкий и хриплый: кажется, вспомнил, из-за чего не захотел видеть сына когда-то, а потому сплавил его в закрытую школу.       А теперь, видать, удивляется, что Чонгук-гей нашёл в закрытой школе для мальчиков парня.       Однако нюанс в виде мужчины, в котором без труда видно знакомые (любимые, чёрт бы побрал) черты лица лишает Чонгука возможности дать достойный и колкий отпор.       За его спиной Тэхён застыл изваянием.       Тот человек, которого Чон-младший только что обещал защитить.

      «Никаких больше решений за двоих сразу, идёт?»

      Виновато оглянувшись через плечо, Чонгук дарит ему кривую усмешку, в которой нет ничего от хорошего, но есть много тёплого с ноткой печали.       А затем надевает привычную маску.       Он постоянно носит такую в Сеуле.       Перед всеми, на самом-то деле, кроме Тэхёна, Хосока, Юнги и Намджуна с Чимином.       Что страшного в том, чтобы надеть её ещё раз?       Он постоянно носит такую в Сеуле.       Он привык и он справится.       Потому что он обещал защищать и поддерживать.       — Айщ, — и, разведя руками, чешет виновато затылок, — нехорошо получилось.       — Нехорошо?! — Ким-старший белеет прямо у него на глазах, когда задаёт этот вопрос. Отец же парадоксально багровеет от гнева, потому что хорошо понимает, что происходит. — Ты что здесь с моим сыном делал, малолетний изврат?!

«Никаких больше решений за двоих сразу, идёт?»

      Чонгук, вздохнув, пучит губы и тянет:       — Мне правда нужно отвечать на этот вопрос? А внутри всё гниёт заживо. А за спиной Тэхён не понимает пока, что происходит.       — Вам не понравится то, что я расскажу, — замечает с ухмылкой. Не понимает, что Чонгук прямо сейчас отвечает на его негромкий вопрос.       — Будь так любезен, — цедит отец его парня, а собственный пытается влезть с экспрессивным:       — Ким-ним, это мой сын. Я могу объяснить!..       — Нет, ты не можешь, — обрывает Чонгук, плечами пожав и не позволяя ему разрушить спектакль. — Разве ты сейчас был в туалете с нами двумя? Или учился весь год? За двоих решает, да, но...       — Говори, — чеканит Ким-старший. Всё-таки его защищает.       — Скажем так, мой отец — тот ещё логик, и когда снял меня с одного пацана во время страстного траха, то отправил в школу для мальчиков, — широко улыбаясь, начинает Чонгук. — Тайны из того, что я гей, я не делал ни единого дня. По этой причине у нас с вашим сыном не задалось как-то сразу, ну, вы понимаете, верно? Прости, Тэхён. Извини, Тэхён. Но в мире правда есть вещи, которые твой глупый бойфренд слишком хорошо понимает и принимает, чтобы сейчас не вступиться.       — Мы с ним даже дрались. Можете спросить у Ким-сонсэннима, он пытался меня допросить, почему губа разбитой была. Каждый здесь знает, что мы недруги. И сегодня я решил его проучить, последний день, как-никак. Унизить врага своего. Мне не стыдно, — и, фыркнув, пожимает плечами. — Теперь ваш сын, Ким-ним, целовался с мужчиной. Не забудьте всей семьёй в церковь сходить и замолить это грешное дело, перед поступлением в ВУЗ время есть.       — Это действительно так? — брови нахмурив, рычит отец Тэхёна на сына. Чонгук почти закрывает того собственным телом, но сдерживается.       А на помощь внезапно приходит отец — со стоном уронив голову на руки, причитать начинает:       — ...я думал, что он хоть как-то исправится, но всё бесполезно, Ким-ним. Моё упущение, моя невнимательность, я выплачу вашей семье компенсацию, будьте уверены. Просто оставьте мне реквизиты. Ваш сын так шокирован, я не могу его осуждать, любой на его месте был бы...       — Ну да, блять, конечно! — подливает Чонгук масла в огонь, в душе тихо радуясь, что голос у него не дрожит. — Я же гей, самое страшное на этой планете! Куда страшнее войны или чумы, развращаю маленьких мальчиков и ем их на завтрак!       — Вот видите, Ким-ним, мой Бог, мне так жаль...       — Буду надеяться, что компенсация будет приличной, — вместо ответа чеканит тэхёнов отец, после чего смотрит на сына и только и может, что головой покачать: — Идём, сын. Не стоит задерживаться в компании этих людей.       ...Первое, что Чонгук видит, когда отец, хорошо прооравшись и наказав его сразу на месяц, выводит его из туалета грубым толчком — это толпу дурацких зевак.       Второе — это застывших в ней Юнги и Хосока, а также Чимина с Намджуном.       Осталось доиграть последнюю часть спектакля.       Снова надеть дурацкую маску.       Он постоянно носит такую в Сеуле.       Что страшного в том, чтобы надеть её ещё раз?       Он постоянно носит такую в Сеуле.       Он привык и он справится.       — Педик едет домой! — восклицает, громко хлопнув в ладоши. — И больше не будет триггерить вас всех здесь! Надеюсь, вы рады, ублюдки! Рады, что вашу гетеросексуальную жизнь больше никто не нарушит фактом того, что просто живёт на той же планете!       А потом отец его за руку хватает и тащит на выход из школы, к чёрту из тюрьмы золотой.       Не дав попрощаться с друзьями.       С Тэхёном не дав попрощаться. Чонгук так сильно плачет ночью в подушку, как никогда не плакал до этого. Но он даже представить не может, как в ту же минуту рыдает Тэхён на другом конце города. Тэхён, который всё понял. Тэхён, который до конца осознал, что ни пасовать, ни сомневаться больше не будет. Жаль только, что для этого ему пришлось попрощаться со старой SIM-картой и тем самым парнем, который заставил его осознать, как можно порой по-настоящему чувствовать.