Дьявол носит школьную форму

lady gaga feat. colby o'donis — just dance

      На самом деле, эта история начинается здесь. Вот в эту секунду, когда огромная толпа учеников, стоящая на заднем дворе этой помойки, рассыпается на шеренги по классам, выслушав приветственную речь директора, и Юнги пиздец как некомфортно в местной школьной форме. Бежевые брюки колючие, белый воротник рубашки душит его, а коричневый пиджак стесняет движения — из-за давящего на кадык узла тёмно-бордового галстука постоянно создаётся ощущение, что у него в горле ком. Он не любит вещи такого пошива, предпочитает просторные толстовки и худи, узкие джинсы и хорошие кроссовки, а не кожаные мокасины, которые, кажется, сотрут его ступни до самых костей — и сейчас Мин раздражён, потому что уверен, что шов этих классических брюк перекрывает кровоток в его яйцах. Раздражён по тем же причинам и Чонгук, разумеется, который нехотя тащится в сторону их классного руководителя по правую руку. Ким-сонсэнним чертовски молодой, на самом-то деле, и, только заприметив его, оба хмыкают, переглядываясь: да уж, таким парнем без какого-то опыта манипулировать будет достаточно просто, так что проблем хотя бы здесь быть не должно.       А ещё Чонгук шепчет:       — А ведь он пиздец охуенный, смотри.       — Я не ценитель хуёв, Чон, — спокойно отвечает Мин, усмехаясь, — дрочи в одиночестве, ок?       — Ты не можешь не оценить, насколько он эстетически привлекательный, — морщит Чонгук нос. И это действительно правда: широкоплечий Ким Сокджин-ним действительно должен работать моделью или вроде того, а никак не школьным учителем, даже если ему за это платят охуеть, сколько бабла — смазливый до чёрта, губы пухлые, как у девчонки, чертовски ухоженный. Интересно, как много подростков дрочат на его светлый лик, лишённые женского внимания в этом адском месте? Юнги не знает. И знать, если честно, не хочет, потому что он всё ещё не гомофоб, но чужие фантазии его не привлекают от слова совсем. Например, фантазии Чонгука, который не только делится ими с огромной охотой, но и хмыкает на его тяжёлый взгляд, чтобы сказать:       — Ничего, чувак, немного одиночества, пара месяцев отсутствия девчонок и ты оценишь хуи по достоинству. На безрыбье и рак рыба.       — Пошёл ты, — предлагает Юнги.       — Гормонам своим это скажешь, — скалится Чон. — И если ты сейчас послал меня в задницу, то это для меня не проклятье, а божий дар, мать твою. Просто напоминаю тебе.       — Слушай, а ты точно не из тех мудаков, которые везде тыкают своими предпочтениями вне зависимости от того, хочет их знать собеседник или же нет, нахуй, а потом ущемляются, что их обижают?       — Слушай, а ты точно не из тех мудаков, которые только делают вид, что они не гомофобы, но, по сути, обманывают самих себя?       — Нет, чувак, я не из таких мудаков. Типа, я не имею ничего против того, если вдруг мой сын или моя дочь лет через -дцать скажут мне, что их привлекает свой пол. В этом нет никакой проблемы для меня, но вот в том, когда люди бахвалятся постельными делами, да, есть. И ориентация здесь не играет роли. Просто ты бестактный козёл.       — Ну ты же моя лучшая подружка на время учёбы, — хмыкает Чонгук, понижая голос: они подходят к шеренге своего класса. — Кому, как не тебе, я буду говорить «Съебись на пару часов, я хочу поебаться»?       — В коридоре поебёшься, — хмыкает Юнги. — Или на крыше под звёздами. Романтично, не так ли?       — Там наверняка жутко сквозит. Яйца замёрзнут, — замечает Чонгук.       — Попросишь сделать тебе «чайный пакетик», — парирует Мин.       — Я не люблю секс на природе.       — Ты не в том положении, чтоб выбирать.       — Ты такая задница!       — Которая тебе не достанется, — цыкает Юнги, а Чон, рассмеявшись, ему только подмигивает:       — Не переживай, твоя задница слишком отстойная, чтобы она могла мне понравиться.       — Охуел?! — шипит Юнги громко: Сокджин-ним начинает приветственную речь, а Чонгук только фыркает на возмущения своего соседа по комнате. — Что не так с моей задницей?!       — Она маленькая. И очень плоская. Она буквально влезет мне в ладошку, знаешь. В одну. Вот, насколько твоя жопа беспонтовая, парень.       — У меня классная задница!       — Уверен, что у неё есть зубы: если я постараюсь засунуть в неё член, то она мне его, блять, откусит.       — Я тебе откушу его раньше, — злобно цыкает Мин, глядя на этого клоуна из-под светлой чёлки. Чонгук высокий. Куда выше, чем Юнги бы хотелось — настолько высокий, что для того, чтобы дать ему подзатыльник, нужно будет хорошо так подпрыгнуть. Чёртов гигант. И Юнги рядом с ним чувствует себя отвратительной маленькой ложкой. Злой беззащитной маленькой ложкой, которая не может защитить себя от большой тупой ложки, которая считает, что ей всё дозволено.       — О, ты не против орала? — веселится Чонгук, и пикировка могла бы быть бесконечной, наверное, не начнись здесь эта история. Вот прямо тут, сейчас, в эту секунду, когда за их спиной раздаётся громкий низкий смешок, а повернувшись, Юнги видит, видимо, своего одноклассника.       Знаете категорию людей, имени которых ещё даже не знаешь, а уже очень сильно хочется плюнуть им в рожу? Вот именно с таким парнишкой Мин сталкивается глазами прямо сейчас, и только высокомерная гадливая улыбка является, в принципе, поводом дать ему по его смазливому личику без лишних слов. Хотя и здесь придётся подпрыгнуть: парень тоже чертовски высокий, примерно одного роста с Чонгуком (наплодилось гигантов, блять). Высокий и явно относится к местной элите, поскольку держит себя чрезмерно заносчиво и самоуверенно — высветленные в медный волосы, открытый лоб, ослабленный узел форменного галстука и всё та же гадливая улыбка во все тридцать два белых (конечно же) зуба.       — Так грустно, что вас, педиков, не сжигают, — заявляет им этот придурок. Голос у него низкий, пропитанный ядом и высокомерием. Блевать тянет. — Ещё и здесь терпеть это дерьмо. Держитесь подальше от меня.       Ему хочется плюнуть в ебало. Без шуток. Даже если бы он ничего не сказал, здесь реально взгляда достаточно, чтобы Юнги сжал в кулаки руки и начал прикладывать усилия к тому, чтобы хоть как-то сдержаться и не развязать драку в первый же учебный день. Но кто удивляет, так это Чонгук, качнувшийся на пятках и беспардонно заглядывающий парню за спину, чтобы в итоге взглянуть ему прямо в глаза и широко улыбнуться:       — А вот твоя задница мне нравится. Она таких потрясных размеров, что там поместится городок землероек из «Зверополиса», — и Юнги реально хочет достать телефон, чтобы заснять процесс вытягивания чужого смазливого лица, настолько это комично.       А потом до парня доходит — повернувшись к Чонгуку, он улыбается ему чуть шире и без всяких ноток дружелюбности, чтобы залихватски подмигнуть и сказать:       — Ты пожалеешь, чувак.       — О чём? — вскинув бровь, веселится в свою очередь Чон. — О том, что сделал тебе комплимент? Или о том, что сделал его такому гомофобному ослу, как ты? Ну, хочешь, назад заберу, раз тебя это так ущемило, — и парень в прямом смысле задыхается от возмущения, однако Чонгук, плечами пожав, нарочито делает вид, что теряет к нему интерес и поворачивается к своему соседу по комнате: — Ты дополнительный язык какой взял?       — Японский, — вздыхает Юнги, пожимая плечами и схватывая тактику этого парня: гомофобный придурок остаётся стоять столбом, облитый говном, ещё какое-то время, словно пытаясь придумать, что же такое ему следует сказать для того, чтобы урыть двоих новеньких, но те буквально делают вид, что рядом замерла стенка, а не живой человек, пусть и ублюдочный. — Ты?       — Тоже, я изучал его в школе, — пожимает плечами Чон. — Могу помогать тебе, если хочешь.       — Давай, будет круто! — искренне отвечает Юнги, кивая ему. — Спасибо!       — Ты всегда можешь на меня положиться! — тот парень же, разозлённый, коротко цыкает и проваливает к компании других таких же прилизанных мальчиков с негромким: «Вы ещё пожалеете». О чём — остаётся загадкой, но Чонгук, провожая взглядом придурка, только коротко хмыкает: — Знаешь, что будет забавно?       — И что же?       — Если именно он окажется тем, кого я впоследствии трахну. Без чувств, как в дерьмовом кино, потому что этот козёл не заслужил романтичной школьной любви. Слушай, может, на понт возьмёшь меня, а? — и скалится. — Давай я наглядно ему покажу, как приятно быть несожжённым?       — Нет, чувак, давай ты не будешь падать до его уровня, а? — и Юнги только вздыхает. — Пусть к хуям катится. Мы даже не знаем, как его зовут.       — Было время, когда мне не нужно было знать имя парня для того, чтобы с ним переспать.       — Тебя, что, реально уязвило то, что какой-то тип может быть ограниченным? Брось, Чонгук, он правда не стоит твоего внимания. Только пиздюлей, если ещё разок рот откроет.       — Ладно, ты прав, — вздыхает Чон, ероша тёмные волосы на затылке. — Этот мудак реально может у меня отсосать.       — Не в прямом смысле, — напоминает Юнги.       — Кто знает, как карта ляжет, — кривит губы Чонгук, что по темпераменту, очевидно, холерик.       — А сейчас, дорогие юноши, я провожу вас на ваше первое занятие в кабинет литературы! — раздаётся голос Ким-сонсэннима, о котором за эту короткую словесную потасовку Юнги уже успел и забыть даже.       Ладно, насрать. Они с Чонгуком заперты в этом навозном аду, но, в принципе, за себя постоять оба сумеют, если потребуется.       Так Юнги думает, отправляясь за шеренгой учеников и ни на кого даже не глядя. А потому, конечно, не видит, что тот парень, которого Чонгук так красиво отбрил, тыкает в их сторону пальцем и что-то с ухмылкой шепчет на ухо другому, светловолосому и с аккуратным вздёрнутым носом.

***

             — В том самом смысле, что он абсолютно безрассуден в своём желании и доминировать, и подчиняться, а ещё обалденно отсасывает, ничего никогда не стесняясь, да ещё так усердно, будто от этого зависит вся его жизнь: все эти гортанные звуки, громкие стоны, шлепки и самые постыдные вещи — это его блядский конёк...       Юнги прикрывает глаза. Чтобы, возможно, помолиться Творцу, Создателю, Будде, посчитать до десяти, сделать серию глубоких вдохов и выдохов, спросить у вселенной, за какие грехи и, быть может, с целью совершить великое множество других не менее страдальческих вещей, но заговорщический шёпот врезается ему прямо в ухо, раковина опаляется жарким дыханием, а желание всечь нарушителю его личного пространства с невообразимо тонкой гранью сейчас превалирует. Оно действительно сильнее, чем даже уровень бесстыдства того, что он слышит прямо в эту минуту.       — А после, да, выходит из растраханного сфинктера, немного поморщившись — член пиздецки чувствительный, но веселье только лишь начинается...       Юнги сжимает зубы. Голос у Чонгука чертовски довольный, когда он читает ему этот дерьмовый фанфик аж с тремя героями в главных ролях, и это можно было бы терпеть, если бы хоть кто-то из участников данной дешёвой порнухи имел вагину между ног. Хотя, нет, ни хрена не можно было бы, потому что Чон делает это прямо в грёбанном классе, интимно к нему наклонившись, и та пошлятина, которую он выдаёт своим ужаснейшим ртом, вызывает непреодолимое желание помыть ему рот с мылом. А ещё — диссонанс, потому что все вокруг такие по форме, правильные, напомаженные, ни дать ни взять типичные представители факультета Слизерин в локальном воспроизведении: только Драко Малфоя не хватает, чтобы он кинул на них двоих полный презрения взгляд, процедив: «Грязнокровки».       Чонгуку похую вообще, что вокруг них снуют люди: в его голосе всё больше томления, всё больше эмоций, всё больше ехидства по мере того, как бледные скулы Юнги опаляются жаром от каждого произнесённого им слова. Он вообще ни хрена не смущается. Пиздец, выбить из колеи этого парня может хоть что-то?       — «Сядь ему на лицо», «Что?..», «Сядь, детка», — и улыбается широко-широко, — «Будь послушным»...       — Может, ты перестанешь, — без вопросительной интонации в голосе интересуется Мин, резко повернув голову к этому психу.       — А что? — склабится Чон. — Кинжал похоти вышел из ножен?       — Чува-а-ак... — поморщившись, Юнги смотрит на него с отвращением. — Ты серьёзно назвал?..       — Обнажился нефритовый жезл? — игнорируя, Чонгук бесстыдно продолжает перебирать абсурдные эквиваленты к слову «член».       Возможно, где-то на этом моменте Юнги роняет светловолосую голову на руки.       — Мой бог, заткнись. Меня сейчас действительно вырвет от этого дерьма.       — Мы в кабинете литературы, — разводит руками Чонгук. — Я просто пытаюсь быть поэтичным в своей попытке узнать, не пронзила ли твою ширинку стрела вожделения...       — Ты хочешь, чтобы я умолял тебя? — в сердцах восклицает Юнги.       — Только если при этом ты будешь называть меня папочкой и на выдохах просить не останавливаться, — абсолютно буднично ставит условие Чон, не меняя невозмутимого выражения на своей скотской роже.       — Не для тебя моя роза цвела, — огрызается его сосед — и, да, это он зря, потому что этот лгбт-секс-инструктор из НАТО немедленно цепляется за это высказывание, широко улыбаясь:       — А для кого?       — Иисус...       — Ну это ты, конечно, замахнулся, но мне нравятся амбициозные люди, — со знанием дела замечает Чонгук.       — Серьёзно, парень, у нас на носу первый урок, а ты зачитываешь мне дерьмовый фанфик с начинкой из второсортного порно, — огрызается Мин, подпирая щёку ладонью и уныло разглядывая своих одноклассников. То ли вертлявый смазливый хуёк с грудным басом, которого они опустили на линейке, реально имеет тут какой-то вес, то ли они с Чонгуком действительно выглядят так, словно разделяют друг с другом один мир на двоих, но к ним никто не подходит. Совсем: лощёные школьники снуют мимо их последней парты на заднем ряду, игнорируя существование новых учеников, пользуясь последними минутами перед недолгожданным звонком. Так что Юнги невольно склоняется к тому, что оба его предположения имеют вес — парень, который заявил, что, мол, грустно, что педиков не сжигают, стоит возле окна в окружении толпы не самых приятных личностей, сверкая квадратной улыбкой и демонстрируя идеальную укладку и живую мимику.       Тот самый Драко Малфой? Нет, точно нет: таких ребят, как те, что группкой тусуются возле окна прямо сейчас, Мин высекает в два счёта ввиду родительского социального статуса. Есть те, которых зовут прихлебалами. Или шестёрками, как больше нравится. Они ищут одобрения крутых ребят, потому что если даже в обычных школах каждый стремится выделиться и зарекомендовать себя если не лучшим, то хотя бы достойным одобрения, то здесь, в закрытом элитном интернате, эта тема должна ужесточиться втрое или же вчетверо. Обычно стая выбирает себе одного короля, но король, в свою очередь, имеет крайне узкий круг доверенных лиц — одного, двух или максимум трёх, которые напрямую контактируют с челядью и доносят волю местного говномонарха. И вот этот парень, который так деланно легко и непринуждённо (откровенно фальшиво, и Юнги сейчас уверен, что не он один здесь это понимает, но шестёрки, желающие добиться расположения, игнорируют эту дерьмовую маску дружелюбия) общается сразу с толпой вот таких вот козлов, выглядит не как Серена Ван дер Вудсен, а, скорее, вызывает ассоциацию с Блэр Уолдорф или типа того.       Если руководствоваться такой логикой, то вовсе не удивительно, что к ним с Чонгуком никто не подходит. Школа — вещь достаточно мерзкая, социум — в принципе не самая приятная вещь на планете, а сбитые в стаи подростки, которые пытаются выслужиться, так и вовсе не являются гарантом надёжности. «Блэр» даже не нужно объяснять, почему вот эти двое с задних парт должны быть в опале — для бойкота редко нужны аргументы и весомые поводы. Никогда не нужно никому что-то доказывать, когда у тебя есть репутация — она всегда сделает всё за тебя.       — Это мой фанфик, — постно признаётся Чонгук, вырывая Юнги из глубин рассуждений о школьных иерархиях. Моргнув, Мин поворачивает голову в сторону друга, чувствуя себя немного неловко от признания подобного рода:       — А?..       — Я прочитал тебе свой фанфик, а ты его обосрал, — насмешливо вскинув бровь, повторяет Чонгук с уточнением.       — Ах, чувак, я... — какое же неловкое дерьмо!       — Похуй, — совсем не обижается Чон, а потом вдруг откидывается на спинку стула, чтобы вздохнуть и задать негромкий вопрос: — Ты тоже заметил, что нас бойкотируют?       — Подозреваю, что причина бойкота кроется в смазливом личике вот того пацана у окошка, — кивает Юнги. — Иных поводов нет, — повернув друг к другу головы, соседи по комнате смотрят друг другу в глаза, сталкиваясь в одной точке пересечения немым вопросом: «И что с этим делать?».       Молчат они ровно секунду.       — Похуй, — отмахивается Чонгук не без ленцы.       — Реально, — соглашается с ним Юнги, пожимая плечами и поворачивая голову в сторону доски ровно в тот же момент, когда бас «Блэр» начинает звучать громче и с неким призывом:       — Да неужели! — в классе становится достаточно шумно, и причину такого оживления Мин видит уже через секунду: в кабинет заходит... о, да, Драко Малфой собственной персоной, потому что перед ним реально чуть ли не на колени падают: симпатичный и стройный, одетый в школьную форму вошедший выглядит уверенным в себе и отстранённо-доброжелательным. Так обычно выглядят короли, Юнги всё ещё хорошо понимает природу богатеньких малолетних снобов.       Вздёрнутый нос, узкие черты лица, ухоженность и аккуратно уложенные светлые волосы. Этот парень хорош собой, мажет по задней парте задумчиво-отстранённым взглядом всего лишь сотую часть от секунды, а потом, широко улыбаясь, подходит к тому самому парню у окна, который выглядит радушным хозяином, а потому руки раскидывает, звучит достаточно громко — хочешь-не хочешь, а всё равно подслушаешь:       — Хосок-а, я думал, что ты уже с первого дня решил въебать первый урок!       — Он бы без тебя, Тэхён, никуда не пошёл! — вопит один из яро жаждущих вылизать «Блэр» ту самую задницу, которая не прошла мимо внимания лгбт-секс-инструктора из НАТО.       Как и имя тоже не проходит: боковым взглядом Юнги отмечает, что Чонгук скрещивает на груди руки, и скорее ощущает, нежели слышит чужое хмыканье, а после — негромкое повторение чужого имени, будто сосед пытается распробовать его на языке.       — Тэхён, значит... звучит вкусно.       — Чонгук, не начинай.       — Уверен, что и содержимое его штанов может получить три звезды Мишлен, — немедленно добавляет Чонгук.       Юнги закатывает глаза.       И в этот момент звонок, наконец-то, звенит.

***

      В столовой к ним никто не подходит: Юнги и Чонгук довольствуются компанией друг друга, и в этом, на самом деле, нет абсолютно никакой проблемы — несмотря на всю ту шутливую дурь, которую выдаёт его сосед, тот Юнги импонирует. В какой-то момент Мин даже думает, что затея родителей с этим блядским интернатом не так уж и плоха — типа, по сути, для него ничего не меняется. Разве что только телефон забрали после линейки и выдадут на час перед отбоем, чтобы связаться с родными и что-нибудь почитать, а компьютеры расположены только в библиотеке и доступ в социальные сети у них ограничен. И когда они сидят в столовой в этой отвратительной форме, которая всё ещё несколько душит, расположившись за столиком подальше от входа, всё абсолютно нормально.       Сначала. Потому что потом не хватает едва что фанфар, потому что в помещение заходит тот парень, Ким Тэхён, как Юнги узнал на перекличке на литературе, под ручку со своим другом Чон Хосоком — его Юнги про себя всё ещё называет Драко Малфоем, хотя этот парень всё ещё не сделал ему ничего плохого. Он не выглядит занозой в заднице, как тот, кто вклинился в их с Чонгуком разговор во время линейки, и не кажется таким самодовольным, но чего Мин вообще не ожидает, так это того, что местный король повернёт в их сторону голову и столкнётся взглядом со взглядом Юнги.       И симпатичное ухоженное лицо скривится гримасой враждебной надменности. И, разумеется, в лучших традициях жанра король должен обозначить границу тем, кто беспардонно вторгся на его территорию, а потому, кивнув Тэхёну и стайке шестёрок, подходит к их столику, чтобы беззастенчиво сесть на оставшийся пустующий стул и, широко улыбнувшись, завязать разговор.       — Это вы те двое ребят, которые обидели Тэхёна на линейке, ведь так?       Юнги может решить этот вопрос враждебно, а может и мирно, но пока не видит веских поводов, чтобы выбирать первый вариант. Это нормально: Чон Хосок хочет уточнить у двух зарвавшихся новеньких, в чём именно был замес ситуации, а надменность на лице является лишь следствием из желания короля произвести впечатление и поставить толстые стальные рамки местных приличий и иерархии.       Он красивый. Правда красивый, даже Юнги, будучи гетеро, не может этого отрицать. А ещё от него приятно пахнет: то ли цитрусом, то ли древесно, то ли сразу и тем, и другим. И манера держать себя у него довольно комфортная — уверенная, но не напускная. Чон Хосок просто знает, что он охуенен, вот и всё на этом. Но вместе с тем он выглядит куда спокойнее своего дружка и явно не имеет склонности к обличительным словесным поносам, и именно поэтому Юнги решает быть дружелюбным настолько, насколько ситуация вообще того позволяет.       — А это тебе этот заносчивый мудак делает горловой в туалете? — да, Юнги решает быть дружелюбным, но прямолинейный и импульсивный Чонгук на хую вертел все намерения. Если бы они были в какой-то дораме, то непременно могли бы начать пихать друг другу члены в задницы, потому что в дорамах противоположности неизменно притягиваются — взрывной болтун без комплексов и тот самый чел на пассивной агрессии, который пытается уметь в дипломатию. Но они не в дораме. Поэтому всё, что Юнги хочет сейчас запихнуть излишне пиздливому Чонгуку в жопу, являет собой железную ножку стула, на котором тот восседает в режиме реального времени.       Чон Хосок коротко фыркает в кулак. И нет, этот смешок ни хрена не доброжелательный. Всё сейчас перестаёт быть таковым.       — Насколько мне известно, это по твоей части.       — Хочешь проверить? — вскидывает брови Чонгук. — Тогда встань в очередь.       — Я не отсасываю, — с игривой улыбкой отвечает ему Драко Малфой.       — Приятно знать, что я буду твоим первым, малыш, — скрестив татуированные руки на груди, отвечает Чон, глядя на него в упор.       — Открытый гей в корейской закрытой школе для мальчиков, — поджав губы, Чон Хосок мечтательно смотрит на высокий белый свод потолка перед тем, как опустить глаза назад и воткнуться тяжёлым взглядом в Чонгука. — Уверен, что выживешь тут?       — Кто не рискует, тот не пьёт, — пожимает плечами Чонгук, демонстрируя ему сжатый кулак. — Видишь это? Я хорошо этим пользуюсь.       — А как насчёт тебя? — взгляд короля переводится на Юнги. — Ты тоже открытый?       — Закрытый, — спокойно отвечает ему Мин. Да, дружелюбным быть определённо не выйдет: пресмыкаться перед этим парнем он точно не будет, а любимый сосед по комнате уже настроил диалог на говноволну, поэтому любая попытка решить ситуацию мирным путём сейчас будет расценена Хосоком как пресмыкание. А Мин Юнги плох в том, что зовут «склонить голову» или же «подчиниться», и извиняться за это не будет. — Запечатанный ровно настолько, что интересуюсь только девчонками. Уверен, что мужик нужен хороший, как это часто бывает. Нормального не было просто.       — Остришь, — улыбка этого пижона становится острой. — Мне нравится.       — О, нет, давай только без этого. С таким вот, — и Юнги кивает головой вправо — в сторону Чонгука, — к нему. Я не по этой части. Так что тебе надо-то?       — Хотел предупредить вас двоих, что всё, что происходит в этой школе, уже является устоявшейся многолетней системой, — пожимает плечами Хосок. — И не стоит пытаться её нарушать. Есть я, есть мой лучший друг, а есть вы двое, — он по очереди смотрит на них двоих. — Вы новенькие, и на первый раз я вас прощаю и даю шанс на то, чтобы исправиться, в конце концов, вы же не знали, как тут всё устроено, поэтому сейчас вас не тронут. Но если вы им не воспользуетесь, то будут проблемы.       — Да, — кивает Чонгук. — Будут. У тебя. За шантаж, — и, подняв одну из рук, которые до этой секунды держал скрещенными, обличает небольшой диктофон. И нажимает на кнопку.       Диктофон говорит:       — Хотел предупредить вас двоих, что всё, что происходит в этой школе, уже является устоявшейся многолетней системой. И не стоит пытаться её нарушать. Есть я, есть мой лучший друг, а есть вы двое. Вы новенькие, и на первый раз я вас прощаю и даю шанс на то, чтобы исправиться, в конце концов, вы же не знали, как тут всё устроено, поэтому сейчас вас не тронут. Но если вы им не воспользуетесь, то будут проблемы.       А потом отключается.       Хосок смотрит на Чонгука обескуражено, Чонгук, не отводя глаз, смотрит на него с улыбкой на смазливом лице с пару секунд, после чего говорит:       — Шантаж на территории школы. Дедовщина и буллинг. Не уверен, что местный устав разрешает подобные вещи. Так что вставай-ка, красавица, и катись нахуй отсюда к своему дружку, пока я не отнёс запись директору. Давай-давай, вали. Не порть аппетит.       И, что поразительно, но Чон Хосок молча поднимается со стула и, больше не глядя на них, тащит задницу в сторону своего элитного столика.       — Какого чёрта?! — восклицает Юнги фактически шёпотом, когда король отходит на почтительное расстояние. — Мы же сдали всю электронику после линейки! Откуда у тебя диктофон? Когда ты вообще его вытащил?!       — Как только он подошёл, — не отрывая напряжённого взгляда от чужой удаляющейся спины, серьёзно отвечает Чонгук. — Он был в моём кармане. Я гей, я читал слишком много сёдзё-манги про школу, поэтому перед тем, как оказаться здесь, приобрёл вот такую вот штучку. А не сдал, потому что здраво рассудил, что лучше получу наказание и выговор, чем буду безоружным перед такими козлами, — и он переводит взгляд на Юнги. — Но ты и сам понял одну простую истину, да?       — Да, — кивает ему Мин, уныло начиная есть свой остывающий рис. — С первого же нашего дня нам объявили войну.