сладость или гадость?..

Сугуру любит праздники. Любит огромные вязаные свитера, украшенный руками девочек дом и запах имбирного печенья, наполняющий грудную клетку уютом в Рождество. А ещё радостных Мимико и Нанако, бегущих открывать подарки утром, толком не раскрыв глаза. Любит едва проснувшийся город, длинные очереди и людей в кимоно, когда они втроём идут в храм, чтобы повесить дощечку на счастье в новом году. Любит смущённых дочерей, протягивающих ему шоколад, который сами готовили всю ночь накануне Дня Святого Валентина. Но, пожалуй, больше всего Сугуру любит Хэллоуин. Любит взволнованных Нанако и Мимико, желающих поскорее нарядиться и пойти собирать конфеты. Любит нахмуренную Нанако, когда Сугуру предлагает пойти с ними. Она всё твердит, что они больше не дети и вполне в состоянии пойти одни, но Гето знает — она всегда рада провести время с родителем. Вот только они действительно дети — им всего по двенадцать лет. Район у них безопасный — Сугуру с особой придирчивостью выбирал лучший, со всеми удобствами и без единого преступления. И он с радостью бы отпустил их одних, но ему и вправду нравится проводить время со своей семьёй, независимо от повода. Сугуру надевает кухонную прихватку, выключает духовку, вынимая тыквенный пирог — запах заполняет комнату вместе с приятным жаром. В колонках играет музыка и Сугуру пытается подпевать, не зная слов, пока достаёт из шкафчика сахарную пудру. Он никогда не был большим фанатом сладкого, но девочки любят, поэтому Сугуру всегда заботится, чтобы им пришлось по вкусу. От мыслей о счастливых дочерях у него тепло расползается солнечным пятном. Сугуру кладёт двойную порцию пудры, игнорируя собственные правила о потреблении сахара в пределах нормы — иногда можно сделать исключение. Громкий крик со второго этажа не застаёт Гето врасплох. Как и быстрые шаги в коридоре, смешанные с руганью. Сугуру заканчивает с украшением пирога в тот момент, когда разозлённая Нанако влетает на кухню, зажимая в руках красную ткань. — Гето-сама, — хнычет Нанако. — Мой дьявольский плащ испорчен. Она подходит ближе, демонстрируя размеры катастрофы. Гето присматривается и замечает прожжённую дыру в самом центре. По-видимому, ожог совсем свежий, раз от него пахнет горелой тканью. — Как так вышло, Нанако? — обеспокоенно спрашивает Сугуру, забирая плащ из рук дочери. Он осматривает её ладони на наличие ожогов, но кожа идеально чистая и это позволяет Сугуру выдохнуть с облегчением. — Я хотела погладить его к сегодняшнему вечеру, — тихо отвечает Нанако, пряча глаза вместе с румянцем. Гето пару раз моргает, а затем тихо смеётся. Он-то думал, что его дочери снова играли в страшные игры, которые ему безумно не нравятся, и плащ стал их невольной жертвой. А они всего лишь хотели избавить его от лишней работы. Сугуру тянется рукой к волосам ребёнка, гладит по голове и улыбается самой тёплой улыбкой. — Спасибо за заботу, Нанако, — благодарит Гето, наслаждаясь счастливым лицом дочери. — Всё в порядке, я позвоню Манами и попрошу привезти тебе новый. Нанако кивает и убегает обратно в комнату. Сугуру набирает Манами сразу, как только она уходит. Он рад, что им удалось остаться поддерживающими друг друга коллегами после их неудачного романа. Да и Сугуру не уверен, что то, что между ними было можно назвать романом. Они всего лишь пару раз поужинали в дорогом ресторане в Роппонги, заканчивая оба вечера постелью, а затем всё прекратилось само собой. И Сугуру благодарен, что ситуация сложилась именно так, ведь он сомневается, что смог бы найти помощницу лучше неё. Сёко же продолжает говорить ему, что у той до сих пор остались к нему чувства, но Сугуру её слова игнорирует. Он знает, что Манами была с ним только из-за его внешности — и это касается не только их отношений, но и работы тоже. Манами привозит плащ удивительно быстро — Сугуру успевает загрузить посудомоечную машину и поставить чайник, предвкушая вкус тыквенного пирога, тающего во рту. Суда от предложения остаться на чай отказывается, а Гето не пытается её уговорить. Он лишь благодарит с улыбкой, а затем возвращается на кухню, кнопкой прекращая назойливый свист электрического чайника.

***

Гето не сдерживается и закатывает глаза, когда тишину комнаты разбивает очередное сообщение. Пожалуй, сотое за последний час. За это время Сугуру успел пожалеть о своём решении организовать вечеринку для своих сотрудников — ему ведь придётся терпеть Махито не только в виде нескончаемой трели сотового, но и в качестве ходячей занозы всю ночь. Оставалось надеяться, что Сукуна либо останется дома, либо найдёт себе вечеринку покруче. Пусть Сугуру и был инициатором сегодняшнего веселья, желания там присутствовать ему этот факт не добавлял. Но у Сёко выдался едва ли не единственный выходной и она почему-то решила провести его в компании малознакомых людей, а не в тёплой постели дома. И Сугуру очень не хочется её подводить. Гето затягивает пучок на затылке, оставляя волосы стекать по спине и наконец выключает звук уведомлений в общем чате. Если произойдёт что-то, срочно требующее его вмешательства, то Манами ему наберёт. — Гето-сама, Вы почему не в костюме? — хмурится Мимико, когда он входит в их комнату. Нанако сосредоточенно выводит сердца на своих щеках карандашом для губ. В этом году девочки сохраняют свою традицию надевать парные костюмы — дьяволёнок и ведьма. У Нанако короткое платье с пышной красно-белой юбкой, колготки в полоску и пара рожек на голове. У Мимико — тёмно-зелённое платье в пол, ведьминский колпак и метла. — Я ведь всего лишь сопровождающий, мне костюм ни к чему. Последний раз он наряжался в Хэллоуин в студенческие годы и только потому, что устал слушать нытьё Сатору — будет весело, Сугуру! В груди неприятно колет, но Сугуру от этого чувства отмахивается — сейчас не время об этом думать. — Ну что, готовы? — спрашивает Сугуру, прежде, чем те начнут настаивать на необходимости костюма. У них этот разговор вошёл в ежегодную рутину перед выходом из дома. Гето подбирает с пола лиловый рюкзак Мимико и набрасывает на плечи чёрное пальто в тон водолазке и облегающим джинсам. Он ещё раз перечитывает сообщение Хайбары, убеждаясь, что тот сможет присмотреть за девочками, пока Сугуру веселится. И только потом выскальзывает в прохладный осенний вечер, пахнущий свежестью и конфетными обёртками. На пути им встречаются толпы детей, живущих в их районе. Некоторых сопровождают старшие братья и сёстры, а кого-то — родители, и Сугуру пару раз приходится задержаться для короткого разговора ни о чём. Он с улыбкой отвечает на одни и те же вопросы, с трудом запоминая имена новых соседей. От дальнейших вопросов и неловкой похвалы — ох, Вы такой молодец, что находите силы растить двух дочерей в одиночестве — его спасает Нанако. Она тянет за рукав и смотрит выжидающе, вынуждая поторопиться. Когда они доверху забивают свои корзинки конфетами, им этого оказывается мало — обе сгружают добычу в рюкзак, от чего Сугуру едва удаётся его застегнуть. Остаётся надеяться, что шоколад не растает, пачкая их пижамы и сменную одежду. Гето задерживает дочерей на месте перед тем, как они рванут к очередному чужому порогу и позвонят в дверь. Он бросает короткий взгляд на газон дома, возле которого они остановились: по крыше раскинута паутина с грозно восседающим на ней громадным пауком; ведьмы устраивают ритуальные танцы вокруг костра, а с другой стороны лужайки мертвецы тянут свои костлявые руки из могил; и всё это освещается фонариками внутри безобразных рожиц — те раскиданы по газону тут и там, некоторые подвешены на немногочисленных деревьях, создавая иллюзию полёта. Привидения с подсветкой и скелеты с вытянутыми руками у порога, словно приглашают войти в адскую обитель. Сугуру ведёт плечами и сверяется с временем на телефоне. До вечеринки остаётся час, но ему ещё нужно отвезти дочерей к Хайбаре и добраться до клуба в центре города, надеясь не попасть в пробку. Иначе он точно не успеет вовремя и ему придётся пить неизвестное количество штрафных. Зная Сёко, парочка окажутся лишними. — Мимико, Нанако, — зовёт их Сугуру, прерывая восхищённое рассматривание чужого газона. Что ж, тот и вправду впечатлял. В Японии пусть и празднуют Хэллоуин, но мало кто заморачивается с декорациями. А этот дом словно вылез из американских фильмов. Кто-то явно любит покрасоваться. — Уже поздно, так что этот дом последний. Гето видит по лицу Нанако, что та снова хочет поспорить об их абсолютной самостоятельности и способности вернуться домой самим без проблем, — они ведь ещё не все дома обошли, — но мысли свои не озвучивает. Вместо этого она молча дует губы и согласно кивает. Этот момент тоже входит в их ежегодную рутину, но Сугуру всё никак не может привыкнуть к сосущей под рёбрами вине, что растекается густой вязью от необходимости расстраивать любимых дочек. Даже если знает, что обида моментально улетучится, стоит им переступить порог квартиры Хайбары. Видя нерешительность девочек, будто вместе с его словами из них испарилось всё веселье, Сугуру заботливо подталкивает их к порогу. Нанако тянется к дверному звонку и все трое замирают, слушая топот шагов явно не одного человека. — Сладость или гадость! — Сугуру запинается, но благодаря задорным голосам Нанако и Мимико это остаётся незамеченным. Сугуру ожидал увидеть кого угодно: иностранца, переехавшего в Японию, у которого украшать дом в Хэллоуин — дело привычки; пожилую пару, чьи внуки тянутся к западной культуре; или же выпендрёжника, любящего покрасоваться деньгами, лишь предоставь повод. Но уж точно не своего бывшего, с которым они публично расстались пять лет назад. И на долю секунды Сугуру кажется, что он сходит с ума и человек перед ним — последствия слишком частых переработок. Но нет: тот вполне себе реальный — он стоит прямо перед ним, лишь руку протяни, парализованный тем же шоком, что и Сугуру, и смотрит со стремительно зарождающейся паникой. — Сатору? — Сугуру? Выдавливают они из себя одновременно, когда тихая игра в гляделки становится невыносимой. От собственного имени, произнесённого когда-то родным голосом, у Сугуру сердце разбивается звонким шорохом стекла, а затем собирается вновь. И только когда ему кое-как удаётся оторвать взгляд и заставить себя смотреть куда угодно, но только не в глаза Сатору, — то замечает стоящих по обе стороны от него детей. Ох. К такому Сугуру уж точно не был готов. Он никак не подготовился к тому, что жизнь подкинет такую сладость гадость: пойти со своими дочками собирать конфеты только для того, чтобы оказаться на пороге бывшего и узнать, что у него двое детей. И то, что у самого Сугуру тоже двое детей, его мало волнует. Это ведь совсем другое, правда? Сугуру вдруг ощущает неуютную пустоту в рёбрах, которые тут же затапливает чувствами, давно ушедшими. Голова заполняется дорогими сердцу воспоминаниями — они приходят одно за другим, словно кто-то пустил киноленту на прожекторе. Всё пролетает перед глазами за ту минуту, что они безмолвно рассматривают друг друга: первая встреча; нахмуренное лицо Сатору, пока тот ждёт их с Сёко в курилке за школой; игры в баскетбол в школьном спортзале; все те ночи, которые Сатору проводил в его квартире — его постели, потому что спать на полу неудобно; и, конечно же, их расставание, боль от которого зарыта глубоко в сердце и выкапывать её Сугуру не планировал. И судя по тому, что он видит в глазах Сатору — он не один пытается собрать самого себя по кусочкам. — Чего ты застыл, конфеты отдавать будешь? — разбивает наваждение тёмноволосый мальчик с нахмуренным лицом. Не мальчик — сын Сатору. Который напоминает, что они здесь не одни, а их гляделки со стороны выглядят, как минимум, странно. — Ай! Не будь таким жестоким, Мегуми-и-и, — тянет Сатору, потирая бедро, в которое ребёнок ткнул локтём. Он притворно дует губы, наполняя корзинки Мимико и Нанако дорогими конфетами. Сугуру не может удержать улыбку, глядя на его кривляния. — Спасибо большое, — Мимико и Нанако благодарят запредельно щедрого Сатору, на что тот широко улыбается, как делал это раньше. И у Сугуру вмиг пропадает весь воздух из лёгких. — Вы знакомы? — спрашивает девочка, ребёнок Сатору, — господи, он никогда к этому не привыкнет, — разглядывая их с интересом. Своим вопросом она возвращает Сугуру в реальность. Реальность, в которой у Сатору двое детей. Он едва сдерживает порыв закатить глаза: какой ненормальный стал бы заводить детей с этим придурком? Сугуру, Сугуру стал бы. Он сбился со счёта — так часто представлял, что, уложив девочек спать, вернётся в свою комнату, в которой его ждёт сонный Сатору. Нырнёт под одеяло, забираясь в родные объятья. Уснёт с дыханием Сатору в волосах. — Да, мы учились вместе, — пробивается голос Сатору сквозь шум в ушах. Что-то в его ответе больно скребёт сердце острыми когтями. И стоит Сугуру осознать это чувство, горло дерёт смешок — неужели он ожидал, что Сатору сейчас выложит детям всё то, что их когда-то связывало? — Да, в старшей школе и университете, — подтверждает Сугуру, улавливая удивление в глазах дочерей. Которое абсолютно точно выльется в поток вопросов. И чтобы этот поток удержать хотя бы до завтрешнего утра, Сугуру спешит попрощаться: — Рад был встрече, Сатору. И спасибо за конфеты. Идём, девочки, нам пора. Сатору не пытается его остановить, окликнуть, пригласить на чай, сделать что-нибудь. Поэтому Сугуру уходит, не оборачиваясь. Знает, что не сможет уйти, стоит ему заглянуть в провожающие его спину глаза Сатору. Дорога к Хайбаре смазывается в яркое пятно уличных фонарей, машинных фар и бессвязных мыслей. Девочки на заднем сиденье перебирают сброшенные в рюкзак конфеты, разделяя между собой. Тихая музыка в плеере плавно растирает мысли по черепной коробке. Он то и дело возвращается к застывшему на пороге Сатору, бесконечной лазури его глаз и звуку его голоса — к тому, что все эти годы преследовало Сугуру во снах. Ему стоит огромных усилий, зажатого до побелевших костяшек руля и глубоких выдохов, чтобы не развернуться, устремляясь на всей скорости к дому Сатору. Прижать его к себе, пока тот борется с удивлением, увидев Сугуру на своём пороге. Шептать извинения, говорить о том, как сильно жалеет, что ушёл, не открылся, не принял помощь. Но вместо этого Сугуру лишь заглядывает в зеркало, бросая короткий взгляд на своих дочерей и выбрасывает все мысли в приоткрытое окно. До ломоты в пальцах хочется курить. Придётся просить у Сёко. Сугуру уже представляет её безразличные глаза, блеск которых выдаст её интерес с потрохами. Сугуру ведь бросил курить ещё в университете — как только взял на себя ответственность за два маленьких комочка жизни, и с тех пор ни разу не брал в рот сигарету. Ей ничего не стоит догадаться о причине внезапного срыва в губящую зависимость. Хайбара открывает с первого звонка, словно ждал их появления прямо под дверью. Он улыбается своей самой яркой улыбкой, соревнуясь со светом ламп в прихожей. Забирает вещи из рук Гето, приглашая задержаться — его сестра передала замечательные булочки с корицей. — Я бы с радостью, но, боюсь, Сёко запишет меня в свои пациенты, если опоздаю хоть на пять минут, — Сугуру тепло улыбается, извиняясь. Упоминания общей подруги хватает, чтобы Хайбара понимающе кивнул, не предпринимая попыток его задержать. На самом деле, больше всего на свете Сугуру действительно хочется остаться. Притащить сюда Сёко, попросить Нанами, гремящего чайником на кухне, вызвонить Сатору. Выпить чай с выпечкой сестры Юу, вспоминая былые времена. Нанако и Мимико подружились бы с детьми Сатору. И, кто знает, может, тогда они бы… Сугуру стряхивает с себя совершенно неуместные сейчас иллюзии. Оставляет поцелуй на щеках девочек. Провожает их удаляющиеся вглубь квартиры фигуры и прощается с Хайбарой. В клуб Сугуру всё-таки опаздывает — всего на каких-то три минуты. Он выхватывает взглядом знакомую компанию, с тихим раздражением пробирается сквозь плотную толпу к VIP столикам. Гето здоровается, цепляя на лицо улыбку и подмечает, что он единственный, кто явился не в костюме. Если не считать Сёко, которая пришла в рабочем халате. Не знай Сугуру, что у неё выходной — подумал бы, что ей пришлось сорваться прямо из больницы. Гето осматривает всех по очереди, пока чересчур возбуждённый Махито наполняет бокалы. Тот пусть и одет в обычные чёрные штаны и футболку, но лицо, шея и руки у него расписаны во многочисленных швах, по всей видимости, делающие отсылку на Франкенштейна. Сукуна, который к огромному разочарованию Сугуру тоже присутствует, нацепил на себя белое кимоно с тёмным оби и чёрный шарф на шею. В сочетании с татуировками на его лице, наряд выглядит немного… странно. Сугуру пробирает холод, стоит взгляду сместиться к Лару. На нём отсутствует какая-либо верхняя одежда, а два огромных розовых сердца на груди наталкивают на мысли, что те запечатлены на его теле перманентно. Нэги не стал заморачиваться, обмотавшись тканью в попытке походить на мумию, что, по мнению Гето, выглядит довольно комично. Мигель и вовсе нарядился в традиционные одежды его племени. Манами же, пусть и одетая в банальный образ ведьмы, выглядит сногсшибательно со всеми деталями в её наряде. — Заткнись, Махито, и налей мне чёртов виски, — нетерпеливо требует Сукуна, отвлекая Махито от комментариев в сторону костюмов Джого и Ханами. — Или отдай сюда бутылку. Рёмен тянется, чтобы вырвать виски из рук Махито, но тот проворно отскакивает за спину Джого. Самому Джого явно не нравится быть живым щитом от гнева Сукуны. Не знай Гето, что образ горы Фуджи всего лишь костюм на Хэллоуин, то решил бы, что тот вот-вот разольётся разрушающей лавой. Напоминающая цветочную клумбу Ханами лишь мотает головой. Сукуне всё же удаётся отобрать у Махито бутылку и заняться разливом алкоголя самому. Почему он просто не достал из-под стола другую, Сугуру не знает. Возможно, действовать друг другу на нервы — их общее любимое развлечение. Первый глоток приятно обжигает горло. Сугуру думал, что виски смоет все чувства, нахлынувшие столь неожиданно, словно взявшаяся из ниоткуда пуля в лоб. Вот только всё происходит с точностью да наоборот. Сугуру медленно тонет в зыбучих песках собственных чувств. Не только мысли превращаются в кашу, но и внутренности — особенно сильно размалывает ту штуку, что гоняет кровь по телу. Сугуру думается, что идея устроить вечеринку была не так уж неудачна. Даже присутствие Махито на пару с Сукуной не удручает, нет желания закатывать глаза с интервалом в секунду. Откровенно хочется напиться. До того состояния, когда ты ещё соображаешь, но в голове растягивается плотный туман, сквозь который ненужным мыслям не пробраться. Как и раздирающим диафрагму бесчисленным «если бы». Сугуру мог солгать, сказав, что их отношения были всего лишь глупой подростковой влюблённостью, а громкое публичное расставание около забитого людьми KFC — ничего не значило. Вот только с тех пор у Сугуру ни с кем не складывалось. Он пытался встречаться с другими — женщинами и мужчинами, но после очередного неудачного служебного романа с Манами, Гето решил покончить с попытками построить отношения и посвятить всё время детям — Мимико и Нанако. Поначалу он пытался оправдать своё нежелание заводить новые отношения заботой о дочерях, но в итоге сдался, признавая, что просто-напросто не хочет. Не хочет целовать губы, которые не принадлежат Сатору; не хочет смотреть в глаза, в которых не хочется утонуть; не хочет просыпаться и видеть совершенно чужого человека, каждый сантиметр тела которого не знает наизусть и того, кто никогда не станет родным, как бы Сугуру ни пытался убедить себя в обратном. В тот день, стоя на тротуаре в бесконечном потоке людей, Сугуру потерял не только своего одного и единственного, но и частичку самого себя. А теперь все те чувства, сомнения и злость на самого себя, накрывают Сугуру волной лишь от пары минут встречи с прошлым, тщательно всё это время избегаемым. Конечно, он никогда не исключал возможность столкнуться с Сатору — всё же у них много общих знакомых. Сугуру знает, что Сёко поддерживает с ним контакт, пусть и не так часто, как раньше. В основном, их общение сводится к взаимным поздравлениям в праздники и редкими просьбам Сатору, напрямую связанных с деятельностью Сёко. Возможно, не будь Сугуру столь упрям в своём решении забыть Сатору, словно того и не существовало, он бы давно знал об опредёленно важных изменениях в его жизни. Нанами же, работающий с Сатору все эти годы, попросту не любит влезать в чужие дела, а уж тем более говорить о Годжо Сатору вне рабочего времени. — Ну что, — зовёт Сёко, щёлкая зажигалкой, когда она выволакивает его на улицу, — посвятишь меня в причины твоей кислой рожи? Гето глубоко вдыхает свежий осенний воздух, приятно охлаждающий лёгкие и голову. Он принимает из рук Сёко сигарету и, выпустив первое облако дыма, отвечает: — Встретил сегодня Сатору, — табачный дым тяжестью оседает в лёгких, кружит щекочущим нос запахом. — У него, оказывается, двое детей. — Мне, конечно, жаль, что тебе пришлось узнать об этом вот так, — Сёко кривит лицо в притворной вине. Стряхивает пепел на ровный асфальт, — но ты сам хотел слышать о Годжо абсолютное ничего. К тому же, — она опирается спиной о холодную стену клуба, обводит Гето слегка помутневшими от алкоголя глазами, — у тебя самого двое детей. Так что в этом вы квиты. — Да, может ты и права, — усмехается Сугуру. Пододвигается ближе к Сёко, касаясь плечом. В комфортной тишине Гето прислушивается к звукам ночного города: едва слышимый шорох листвы, смех снующих мимо людей, шум трущихся об асфальт шин, спешащая на вызов скорая. Сугуру позволяет этим звукам окутать его вместе с седым дымом. Прохлада осенней ночи плавно помогает выветрится последним каплям алкоголя. — Что собираешься делать? — Сёко тушит сигарету о встроенную в мусорное ведро пепельницу. — Не знаю. Ничего, — пожимает плечами, выбрасывая тлеющий окурок к остальным. Да и что он мог сделать? У Сатору ведь теперь своя жизнь и семья, в которых Сугуру нет места. К тому же, он сомневается, что Сатору хотел бы впустить его в свой мир. Сугуру и сам не полностью уверен в желании отдавать Сатору место в своём сердце — то самое, которое однажды прочно запер на четыре тысячи замков. — Он спрашивает о тебе время от времени, — Сёко говорит безразлично, будто не заставляет пошатнуться весь внутренний мир Сугуру одной фразой. — Идём, мне нужно выпить, — она бросает на него взгляд, в котором Сугуру ловит отголоски насмешки. — Что-то я из-за вас прониклась ностальгией. За столиком царит атмосфера опустошённой в их отсутствие бутылки. Махито превращается в сгусток общего раздражения. Пусть он и веселится на полную, повышая настроение всем вокруг, но уж точно перебарщивает в своих усилиях подразнить чересчур разодетого Джого. Уставшая от его нескончаемого потока слов, Манами хватает Сукуну за руку и тащит на танцпол. — Да ладно тебе, Джого, не злись, — Махито энергично хлопает его по плечу, — у тебя очень крутой костюм. Ответ Джого Гето не слышит, отвлекаясь на вибрацию телефона в кармане джинс. На экране ожидаемо выскакивает уведомление от Хайбары. Сугуру не может сдержать улыбку, глядя на фотографию Мимико и Нанако в компании Хайбары, Нанами и булочек с корицей. В галерее у него сотни похожих фотографий с предыдущих ночёвок, но он всё равно сохраняет и эту. Прежде, чем Сугуру успевает заблокировать экран и вернуться к общему веселью, телефон вибрирует повторно, посылая по телу волны, смешивая лёгкую панику пополам с надеждой. С колотящим в горле сердцем, Сугуру открывает давно заброшенную переписку. Она полнится сообщениями Сатору в пустоту — Сугуру за пять лет так и не нашёл в себе силы ответить ни на одно из них. «Твои девочки очень выросли, настоящие красотки» Сугуру смаргивает удивление, прекрасно догадываясь откуда тот вообще мог о них узнать. Похоже, в отличие от Сугуру, Сатору всё это время не упускал возможность узнать о нём больше. «Откуда узнал, что у меня есть дети?», отправляет ему в ответ Сугуру. И надеется, что тот не станет шутить по поводу их сегодняшней встречи, иначе Сугуру точно ударит его при следующей. Как бы Сугуру ни хотел заткнуть себя реальностью, — какой ещё следующий раз? — он понимает, что это неизбежно. Они ведь теперь соседи, чёрт возьми. «О, ты всё-таки не сменил номер» Сугуру закатывает глаза — а сам-то? И вслед приходит ещё одно: «Сёко рассказала» И две секунды погодя: «На самом деле, я хотел позвать вас троих на ужин. Цумики мне весь мозг выела своим «какой ты ужасно невежливый». Приходите, отметим ваше новоселье. Отказ не принимается» Сугуру понимает, что улыбается, только когда ловит заинтересованный взгляд Сёко. Он проводит ладонью по лицу и печатает короткое согласие. Что ж, возможно Сугуру дурак, раз в его душе теплится надежда, что этот ужин не просто соседская вежливость, а попытка исправить их общие ошибки прошлого. И что, быть может, это приведёт к чему-то по-настоящему прекрасному.