Я стал куклой одержимого героя!

      Хотя сам Микаэль и не понимал причины, но не мог просто пропустить мимо ушей слова «наш Чанхён». Это раздражало до такой степени, что становилось не по себе.       Хотя, если подумать рационально, какая ему разница, говорит ли Юль «наш Чанхён» или «мой Чанхён»? Проблема была в том, что, понимая это умом, Микаэль не мог мыслить рационально.       — "Наш" Чанхён?       — А, ну, да. Он мой друг...       — Ты уже говорил это раньше.       — Ах, да. Говорил...       Тогда что не так?       Юль с трудом проглотил слова, подступившие к горлу, и неловко улыбнулся. Вот почему гванггоны такие проблематичные. Их эмоциональные качели такие резкие.       Что ж, должно быть, поэтому шоу так страдают из-за гванггонов.       Юль выразил искренние соболезнования всем в мире "Прекрасной жизни".       — Почему ты так его называешь? Вы настолько близки?       — Э… Это просто вошло в привычку. Конечно, мы близки, но…       — Вы близки?       — Это, да… Потому что он мой лучший друг…       — Лучший друг?       — Да, это… Значит, значит, что он друг, который видел все с самого детства…              В ответ на всё более любопытные вопросы Микаэля, Юль преданно отвечал на каждый из них дрожащим голосом.       Он задавался вопросом, почему его так допрашивают, хотя он не сделал ничего плохого, но он не мог сопротивляться намерениям гвангона, поэтому не мог игнорировать его вопросы.       Он сделал всё возможное, чтобы Микаэль как можно лучше понял значение слова «лучший друг», и даже дал полный ответ с объяснением, но почему-то выражение лица Микаэля становилось всё мрачнее и мрачнее.       — Потому что он видел всё…       — Д-да, всё верно.       — Значит, можно считать себя друзьями, только когда вы видели всё, что нужно увидеть.       — Разве… это так?       — Ты же сказал, что он близкий друг, который всё видел.       — Да, но…       Что-то было не так. Это было странно, очень странно. Очеивдно, что Микаэль сказал тоже самое, что и он, но почему слова, произнесённые Микаэлем, звучали так двусмысленно?       Юль нервно облизнул губы, но ничего больше сказать не мог.       — Если ты не против, могу я поспать…?       Видя лицо Микаэля, которое было пугающе напряжённым, Юль отвернулся.       Он сказал это, чтобы сменить тему, но на самом деле он устал и был готов вот-вот упасть.       Сегодня произошло слишком много всего. Он не только нарядился и присутствовал на банкете герцога Эсирене, но даже внезапно стал человеком.       Сейчас, оглядываясь назад, казалось, что ничего особенного не произошло, чего стоило бы стыдиться. Но с его точки зрения действительно случилось огромное событие, такое, что ему казалось, будто небо и земля вот-вот разверзнутся.       — …Хорошо.       Микаэль по-прежнему выглядел недовольным, но, к счастью, у него, похоже, не было намерения мешать Юлю ложиться спать. Благодаря этому сердцу Юля полегчало, и он быстро побежал к кровати.       С каждым шагом Юля халат развевался, обнажая кожу. Микаэль нахмурился в недовольстве, наблюдая, как его гладкая кожа то и дело появляется и исчезает.       — Видел всё.       Если так, то этот козёл по имени Чанхён всё это видел?       Дойдя до этой мысли, Микаэль яростно сверкнул красными глазами.       — Микаэль, иди сюда. Тебе тоже нужно поспать.       — …       Разум Микаэля был сбит с толку Юлем, который, одетый в халат, готовый спасть с плеч от одного неловкого движения, небрежно звал его в постель.       Он был удивлен и обеспокоен тем, что Юль настолько беззаботен. Это было ещё терпимо, пока гнев не начал захлёстывать его от мысли, что Юль вёл себя так же с этим ублюдком по имени Чанхён.       Тем не менее, он сам не мог понять, почему не мог холодно отказать Юлю.       Микаэль очистил себя от мыслей по зову Юля. Он подумал, как сильно тот, должно быть, был растерян, когда внезапно стал человеком. После того, как он заснул, он подошёл к нему.       Увидев Юля, завернувшегося в одеяло и едва выглядывавшего из него, Микаэль чуть не расхохотался, забыв о недавнем дискомфорте.       Он подавил волнение, которое едва ли не вырвалось наружу, и лёг рядом с ним. Затем Юль естественно прижался к боку Микаэля. Его розовые волосы уткнулись в руки Микаэля.       Круглая макушка доходила до его носа. Микаэля охватило сильное желание погладить его волосы. Юль бы это возненавидел, но сегодня он внезапно стал человеком в резиденции герцога Эсирене, что сильно его напугало. Поэтому его месть горела по-детски.       Микаэль нежно погладил макушку Юля. И тогда Юль издал мурлыкающий звук.       К счастью, Юль был в объятиях Микаэля, поэтому не мог видеть его выражения лица. Поняв это, Микаэль тихо рассмеялся. Хотя звук был приглушен, волосы Юля на макушке мягко дрожали от его смеха.       Юль закрыл глаза, ощущая приятные ощущения. В конце долгого и трудного дня нежный ветерок щекотал его грудь. ***       Мрачный утренний свет просачивался сквозь окно. Красноликое солнце вдалеке робко поднималось. Глубокий цвет пронизывал комнату.       Мягкий свет упал на спящее лицо Юрия. Микаэль молча смотрел на его лицо. Длинные ресницы отбрасывали тени на его плотно закрытые глаза. Словно видя приятный сон, его губы слегка изогнулись в улыбке.       Микаэль, наблюдая за ним, тоже поднял уголки губ, сам того не осознавая.       Спящая фигура рядом точно принадлежала человеку. В очередной раз его поразил тот факт, что Юрий стал человеком. И неприятное любопытство мучило Микаэля.        Но действительно ли хорошо, что он стал человеком? Из куклы превратиться в человека – точно ли всё будет в порядке?       Чем больше он думал об этом, тем сильнее росла тревога. К тому же, Юрий даже испытал сильную головную боль, прежде чем стал человеком. Даже если бы он стал человеком без каких-либо других происшествий, это было бы странно и тревожно, но если он чувствовал ужасную боль, то это уже проблема.       А если есть проблема – то её нужно решать. Для этого необходимо срочно выяснить причину.       Однако, как бы ни была могущественна семья Орловых и как бы много у них ни было денег, разобраться в такой мистической вещи, выходящей за рамки здравого смысла — довольно трудно.       Микаэль был обеспокоен. Ему срочно нужно найти кого-то, кто мог бы помочь в этом деле. ***       Карета, запряжённая красивым скакуном, мчалась по дороге.       Блестящая чёрная карета не была украшена драгоценностями, как кареты других знатных семей. Однако, поскольку это была самая дорогая деревянная карета в империи Видефия, даже люди, которые не знали её, могли почувствовать её уникальную элегантность.       Эта дорогая и элегантная карета была одной из многочисленных карет семьи Орловых. Внутри же находился глава семьи Орловых, Микаэль Орлов.       Его везли во Дворец. Он столкнулся с ситуацией, которую никак не мог понять, и направлялся в императорский дворец, чтобы просить помощи у Андрея.       Лоб мужчины, словно у хорошо сделанной, красивой куклы, был нахмурен от недовольства.       Он оглядел просторную карету. Внутри было даже пусто.       В карете не было никого, кроме него. Рядом не было ни Леви, который сопровождал его повсюду, ни Калеба, с которым он проводил большую часть своего времени.       А главное, не было Юрия.       Леви и Калеб уже довольно давно сопровождали его в поездках. Однако, без них было нормально, но отсутствие Юрия ощущалось довольно остро.       Он прекрасно знал, что пустота — это чувство, которое ему не свойственно.       — Это нелепо, — пробормотал Микаэль себе под нос, испытывая эмоции, которые не мог понять. Что, чёрт возьми, мог значить Юрий, что его чувства были так запутаны? Он узнавал чувства, о которых не знал до встречи с ним, и это было просто непривычно и непонятно.       — Это же просто кукла.       Конечно, теперь это человек.       Внезапно перед глазами возникло лицо Юля. Он и подумать не мог, что кукла, похожая на лепёшку, станет таким милым человеком. Это было так сбивающе с толку и завораживающе. Поэтому даже сейчас его образ появлялся в голове. Да, должно быть, так оно и есть.       Микаэль проанализировал свои чувства и придумал все оправдания, какие только мог. Это был единственный эмоциональный выбор, который он мог сделать, чтобы притвориться, что ничего не произошло, хотя ему было стыдно за свои собственные мысли.