только сценарий, что им заранее прописали

                                                                                                                                                                                                Улица залита жёлтым светом фонарей. Частный сектор предстаёт перед ними во всей красе. Тут и там покосившиеся домишки, в окнах преимущественно темно, ночь всё-таки. Заборы держатся на честном слове, годами ранее вбирая в себя всё новые и новые детали, которые стыкуются друг с другом просто отвратительно. Гена паркуется рядом с домом отца, и все решительно выходят из машины. Ноги путаются в высокой траве.       Геникин отец - неплохой мужик. И, Боря уверен, любит сына так, как может. По-своему сильно. Но с этим его решением он точно не согласится, поэтому приходится лезть в грязный сарай, на пару с Кисловым. Через секунду оттуда доносится квокотание растревоженных несушек, шорохи и тихая брань. Не проходит и пяти минут, как владелец дома выскакивает на порог с ружьём наперевес. Зуев разыгрывает свой безумный план как по нотам, а они не задают вопросов.       И это, чёрт возьми, работает.       Всё происходит очень быстро, занимает несчастные пятнадцать минут. Когда дело сделано, Хенин встряхивает головой, чувствует, как липкий пот струится по шее. Жар спадает совсем не вовремя, мешая озноб с адреналиновым выбросом.       В ушах ещё звучат выстрелы, и ноги сами выносят его и остальных обратно к припаркованной тачке. Боря падает на заднее сиденье, хватая за рукав и затаскивая вслед за собой запыхавшегося Кису. Гена заводит машину ещё до того, как они успевают закрыть задние двери. Мел на переднем бережно прижимает к себе коробку с гарнитуром. Медленно отщёлкивает замки и извлекает один из револьверов. Затем – второй. Это дуэльная пара, очень старая и невероятно красивая. – Геныч, – торопливо шепчет Меленин. – Ты что хочешь-то за них? – Не понял?.. – Гена гонит на полной скорости, и Хэнка с Кисой подкидывает на заднем сидении, вынуждая заваливаться друг на друга и больно сталкиваться локтями. – В смысле, что я хочу? – Ну, за пистолеты. – А-а-а, – Зуев смеётся, светит им в лица щербатой улыбкой и понимает вверх зажатый кулак. – Панки за справедливость, братка! Давай это твоё, как ты там говорил, глаза в глаза и через дуло пистолета? О цене вопроса потом добазаримся.       У Бори сердце до сих пор где-то в пятках, и он заметно вздрагивает, когда Гена снижает скорость до средней и подрубает клубный музон. Он чувствует себя героем фильма, у которого впереди – увлекательные приключения с настоящими друзьями.       Пистолеты переходят из рук в руки, и они с Кисой даже шутливо дерутся за право подольше подержать их в руках. Кислов пьяняще смеётся и приставляет один из них к чужому лбу. Но на курок, даже в шутку, не нажимает. Все поддаются куражу. И только Мел, вдруг посерьёзнев, перестаёт улыбаться и откликаться на общее улюлюканье.       Он сейчас – сама решимость. Грядущее возмездие.       Они возвращаются на базу, чтобы заняться подготовкой к задуманному. Вновь присасываются к бесконечному запасу дешёвого пива. Шутят и расслабляются, стараются не вспоминать, что Гене пришлось ударить своего отца, дабы вынести эти пушки из дома.       Никто больше не умеет, поэтому именно Хэнку выпадает участь отливать пули. Парни смотрят на его размеренные действия с предвкушением. Кислов же разваливается в кресле, в паре метров от него, и продувает пыль внутри одного из револьверов. Чёлка мягко прикрывает глаза, и взгляд – серьёзный, сосредоточенный. Боря не часто его таким видит и, в другой ситуации, обязательно бы залип надолго. Но сейчас важнее результат.       Картинка всё равно долго не задерживается. Ухмыльнувшись, Ваня вводит шомпол в дуло и медленно двигает им, имитируя недвусмысленные движения. Смотрит нагло, самодовольно, расслабленно. Он всегда на сцене, а Боря всегда – его преданный зритель. Обжёгся бы сейчас о раскалённую горелку, если бы ещё секунду-другую пялился на то, как тот покачивает головой, добавляя пошлости новых деталей.       Когда всё, наконец, готово, Киса не к месту отвлекается на вибрирующий телефон, ставит пиво на столик и вчитывается в какое-то сообщение на экране. Он явно заинтересован тем, что ему там написали. Или кем-то, кто написал. Его длинные пальцы быстро строчат короткий ответ.       Хенкин же трёт кончик носа и наивно убеждает себя, что ту самую ухмылку теоретически могло вызвать и сообщение тёть Ларисы с вопросом о том, где сын сейчас пропадает. Ведь могло же? И пусть это не правда, проверять не хочется. Чтобы там ни было, начиная его успехами в диллерских делах и заканчивая перепиской с очередной девчонкой.       Пуль выходит шестнадцать. По четыре на каждого.       Парни устанавливают импровизированные мишени, и тащат Борю ближе, благодарные за его вклад. Он видит, как Мел с Кисой стреляют первыми. С пафосом, достойным театрального представления. От них другого, и ожидать не следовало.       Дрожь от предвкушения собственного выстрела тягуче разливается под рёбрами, медленно перетекает в чувство, по силе граничащее со щенячьим восторгом. Сердце глухо ударяется о грудную клетку, а Ваня сбоку подпрыгивает на месте, подначивает его и раздаёт советы. И Хенкин жмёт на курок. Хлопок бьёт по ушам, но уже в следующую секунду все дружно заливаются смехом.       Точно в цель. – Красава! – орёт Гена прямо в ухо, и мир кажется чуть более сносным, чем минуту назад. – Всех сделал, Борь! Не зря в тир с батей ходил, получается!       Отсветы костра, разведённого в старой ржавой бочке, высвечивают черты их лиц, с треском пускают в воздух искры и навсегда отвоёвывают в памяти Хенкина место для этого момента –истинного единения. Душ, мыслей, действий. Он чувствует в воздухе запах пороха и гонит прочь тревогу, которая приходит вслед за растаявшим всплеском адреналина. ***       На следующий день, они одними из первым оказываются на пляже. Наблюдают, как Мел, затесавшийся в ряды массовки, с хмурым видом буравит свою цель тяжёлым взглядом. Съёмочная группа продолжает вытаптывать песок, а Киса, в отсутствие Меленина, позволяет себе ругаться. Объектом его злости является всё та же Анжела, которая с окрылённой улыбкой подходит к режиссёру и задаёт вопросы. Жаль, что тот её энтузиазма вовсе не разделяет. Поматросил и бросил.       Они торчат здесь вдвоём, в отдалении от десятков других любопытных зевак. Хенкин, на всякий случает, следит за каждым движением Егора, обтянутого в гидро-костюм. Вдруг, крышу сорвёт раньше времени. Но тот, на удивление, хорошо держится.       Через четверть часа, Боря оборачивается на шум и видит, как к ним плавно двигаются девчонки. Тоже пришли, чтобы поглазеть на столичные съёмки. И стрельнуть курева. Ритка, Наташа Баранова, пару знакомых из параллели и та самая новая знакомая Кисы – Маша.       Не хочется признаваться, но он вчера специально рылся в интернете, чтобы найти в друзьях у Бабич нужный профиль и решить для себя, чем именно эта девушка настолько заинтересовала его неразборчивого до утех друга, что тот чатился с ней оставшуюся после стрельбы половину ночи. Проведённую на базе в их компании. В его компании. Так и не понял.       Что-то в Ване неуловимо меняется, как только он замечает это вторжение. Пальцы зарываются в чёлку, в попытке распределить её прядь к пряди. Он одёргивает толстовку, даже приосанивается как-то. На губах появляется полуулыбка. Ну ни дать, ни взять – жених. Боря пыхтит недовольно. – Чё ты так засуетился, Кис? – выходит язвительно. – Никак сама королева Англии на подходе?       Ваня только взгляд вскидывает, мол, тупые вопросы не задавай. А потом кивает девочкам, тянется обнять Ритку, за ней – Машу. Остальные такой чести не удостаиваются. Они переговариваются о съёмках и сомнительной роли Анжелы в этом мероприятии, а Боря совсем не хочет слушать. И знать больше, чем уже знает. Он следит за мельтешением народа на берегу. Егор, замерев посреди пляжа, явно намеренно срывает съёмки. И режиссёра это злит. Бедная ассистентка пытается уладить ситуацию всеми силами, но сегодня удача ей не улыбается. – Стоп, я сказал! – в очередной раз разносится над съёмочной группой. – Ты! Что творишь вообще, а? Ты тупой и не понимаешь, что тебе сказано? Вали отсюда ко всем чертям!       И тут происходит тот самый, вполне ожидаемый срыв. Нужный момент, ради которого они пришли. Режиссёр подбегает и толкает Егора в плечо. Ощутимо так толкает. Секунда всего проходит, и кулак Мела врезается в чужое разъярённое лицо, проезжаясь по скуле. Мужик настолько этого не ожидает, что даже неловко пятится. Пытается кинуться в драку, но его крепко обхватывают парни из съёмочной группы. Быстрая реакция. – Я требую сатисфакции! – тон такой, что в нём едва можно узнать доброго и безобидного Егора Меленина. – Вечером пришлю за тобой секундантов!       Вот и свершилось. Назад дороги нет.       Девочки перешёптываются, видимо, ожидавшие чего-то подобного от вечной санта-барбары между ним и Бабич. Анжелка для них, как красная тряпка для быка, и это ни для кого не секрет. Баранова говорит, что игра не стоит свеч, и Рита задумчиво кивает. Нервно покусывает ноготь на большом пальце и следит за удаляющейся по пляжу тёмной фигурой. – Подождём, пока один останется, – шепчет Киса, подкрадываясь враз слишком близко. И победно улыбается, когда его ладони скользят по плечам Хенкина. Он со своей тупой тактильностью вообще не справляется, и это бесит. Особенно, при посторонних. – Вы о чём? – Маша смотрит на них с улыбкой, и Хенкина от этого бросает в ещё более лютую дрожь раздражения. Даже ладони неприятно потеют. – Кто один останется? – Да ни о чём, Машуль, – Кислов отпускает друга и перемещается обратно к девчонкам. – Вы идите, холодно. Мы с Хэнкалиной Мела тут подождём. Группа поддержки, все дела. Позже пересечёмся. – Позже? – с усмешкой интересуется Боря, покачиваясь на пятках.– Забыл, что у нас тут ещё дела? Свидания – это круто, одобряю. Но не сегодня, Кис.       Оборачивается и бесстрашно сталкивается с пронзительным взглядом Кислова. Брови нахмурены, челюсть плотно сжата. Он выглядит супер-недовольным, а у Бори внутри – неожиданный всплеск злорадства. До того, как по уши в Ваню влюбиться, он и знать не знал, что умеет вот так ревновать. Их зрительная дуэль длится с минуту, и победителем всё же выходит Хэнк.       Киса подбородок опускает и носом шмыгает. Маша недоумевающе хлопает глазами, но тут вдруг Ритка быстро подхватывает её под локоть и тянет назад. Неопределённо машет рукой в их сторону. – Чё с них взять-то, – ухмыляется невинно-невинно и Хенкину подмигивает. – У мальчишек тоже есть свои секретики, на тусовке всё равно увидимся. Боря вон мне танец торчит, ещё с прошлого раза. – Будет тебе танец, – встряхивает головой и натянуто улыбается.       Маша пожимает плечами, прощаясь, и плетётся вслед за Ритой и остальными. Когда они уходят и их тонкие фигуры, окутанные шквалистым ветром, исчезают из поля зрения, Киса резко делает шаг в его сторону. Чёрт, стоило бы объяснить, что вмешался в его дела только ради намеченного плана. Но Боря и рта раскрыть не успевает, как прилетает: – Какого хера! – Хэнк едва сдерживается, чтобы не зарычать в ответ на этот упрёк, но не может ничегошеньки под этим буравящим взглядом. – Ты чё мне малину ломаешь, ментёныш? – А чё ты пересечься обещаешь ей, зная, что нам тут до темна торчать, пока не выловим его? – Да это моё, блять, дело! – щурится грозно и явно хочет сказать что-то более неприятное, но сдерживается. – Может, я ночью с ней встретиться намерен. Не подумал, а? Никогда больше не влезай в мои дела, понятно тебе? – Понятно, Кис.       Хэнк резко с места снимается и идёт в ту сторону, где переодевшись в нормальную одежду, недавно исчез Мел. Слышит, как Кислов пыхтит, но плетётся следом. Потом – пыхтит и молча ждёт, пока киношники соберут аппаратуру и оставят этого Романа одного. В уязвимом положении.       Егора они так и не находят, но когда Киса в чате отписывается, что всё в силе, тот благодарит и обещает быть в бухте, в назначенное время. Конечно же, режиссёр трусит и соглашается под их напором, как только Ваня расчехляет хоум-видео с ним и Бабич в главных ролях. Статьи боится, но куда больше –отца её, которым тот нагло его запугивает.       Домой идут вместе, в тишине, и не сговариваясь – выбирают длинный путь. Через дом Хенкина. На улице смеркается. Боря вяло тащит ноги, спотыкаясь на пыльной дороге, и думает, зачем вообще полез. Ведь обещал же себе, что эмоции будет держать под контролем. Она не первая, были десятки других «Маш». Просто нервы совсем сдают, а может, страшно, что для Кислова она – и впрямь особенная.       Ветер треплет волосы, швыряет студёный воздух прямо в лицо. Но ничто не помогает выкинуть нужного человека из мыслей, пока он вот так идёт рядом и, в попытке наказать за вмешательство не в своё дело, понуро молчит. Делает вид, что залипает в телефоне.       Когда, наконец-то, показывается знакомая с детства серая панелька, в окнах квартиры Хенкиных уже горит свет. Где-то в отдалении надрывно лает собака, и тело неприятно прошивает мурашками. Киса натягивает ворот куртки выше, укрывая от жалящего ветра шею, и протягивает ему почти пустую пачку сигарет. Покурить у дома, на прощание – это ритуал. Боря берёт сигарету и плюхается на ледяную скамейку. Подкуривает, делает первую едкую затяжку. – Как думаешь, всё норм будет? – Ваня ковыряет носком кроссовка выступающую доску от развалившейся детской песочницы и поднимает глаза. – Думаю, да, – И пускай врёт, но уличить его в этом никто не сможет. – Ты иди давай, посинеешь скоро. До завтра, Кис. – А проводить? – отзывается Кислов и поднимается на пару подъездных ступеней вслед за ним. – Я, может, темноты боюсь до усрачки. – Серьёзно? – Ла-адно, – пожимает плечами и тянет Хенкина обратно, за рукав куртки. – Я просто домой не хочу сейчас, Хэнкалина. Не отморозишь ты яйца за лишние десять минут, со мной. – Так у тебя вроде планы были. На ночь. И на эти самые яйца. – Были, – Киса запускает пятерню в уже растрёпанные волосы. Пожимает плечами, ухмыляется. – До того, как ты их похерил, так что – отдувайся.       Боря поднимает на него глаза. Кислов стоит очень близко, и на лице – ни капли былой злости, даже весёлое нахальство проглядывает. С ним всегда так. Быстро загорается, быстро тухнет. Слишком скоро меняет атмосферу их общения с «холодно» на «горячо», и вины за собой никогда не чувствует. Хенкин куча раз представлял, как он стоит вот так, смотрит на него долгим и неподвижным взглядом, а потом откидывает окурок в сторону и целует. Бережно и нежно. – Прости, кароче, – негромко произносит его реальная версия, вырывая из мыслей. – Ты прав был, дела клуба важнее, чем всё остальное. – Ого, – невнятно выдавливает из себя офигевший от такого Боря. – Чё-то ты часто извиняться стал, Кис. Неужели взрослеешь? – Да завали. Не дождёшься больше.       Они опускаются обратно на скамейку. Подкуривают одну, последнюю, на двоих. Садятся плечом к плечу и треплятся обо всё подряд, к этой теме больше не возвращаясь. Боря знает, что Ваня здесь, потому что ему тревожно.       В какой-то момент из балконного окна высовывается Константин Анатольевич, смотрит на них несколько долгих секунд и, смирившись, исчезает в недрах квартиры. Не одобряет, но терпит. Киса смеётся громко, кривляется и пытается копировать чужое выражение лица, а Хэнк беззастенчиво залипает на эту картинку.       Белые зубы прикусывают губу, в попытке остановить оглушающий в это позднее временя смех. Чёлку ветром сносит в сторону, открывая доступ к искрящимся темнотой глазам. Взгляды опять пересекаются, сцепляются, и внутри дрожит что-то настоящее, неподдельное.       Сука, Кислов, что ты делаешь?