The oceans shall freeze

We are not alive We are surviving every time We are not alive Only dreams inside our minds Under the Water, AURORA

Исак На следующее утро Исак проснулся из-за знакомого, но непривычного чувства – холод просачивался в его кости. Он просыпался так сотни раз, один под теплым одеялом, чтобы согреть его, когда мамы не было поблизости. Ему было знакомо это чувство. Просто уже какое-то время он привык к другому. Сейчас он привык к ощущению теплого надежного тела Эвена – как он прижимает его к медвежьим шкурам, и отсутствие старшего рядом заставило его задрожать. Его разум всё еще был затуманен остатками чужестранной травы Юнаса, и он нерешительно потер глаза, оглядывая пустую комнату снова, будто это могло заставить Эвена появиться, как какое-то видение. - Эвен? – хрипло спросил он. Единственным ответом была тишина, и Исак чувствовал смутное недовольство, которое поселилось в животе при этом звуке. Эвен всегда прощался с ним перед уходом. Даже много лун назад, когда Исак прятался в уголках усадьбы от страха. Сейчас они делили постель, и Эвен никогда не покидал его без поцелуя в губы или брови, и, если был нежен, то всегда шептал, - Люблю тебя, Лилль Соль. Исак вытянул свои длинные ноги из-под одеяла, вздрогнув, когда теплые пальцы ног коснулись ледяного деревянного пола. Усадьба была замерзшей, и Исак понял, почему, когда пришел в основной пристрой дома и увидел, что очаг не был разожжён. - Ева, ты не спишь? – крикнул Исак, и услышал тихое сопение, которое могло быть только ее. Она сидела за столом, держа голову в руках, и вытирала сопливый нос. - Ты тоже замерзла, да? – спросил Исак, стуча зубами, - ты забыла разжечь очаг, глупышка. Ева нерешительно привстала, убирая руки от лица, и тогда Исак понял, что сопли у нее не из-за холода, а из-за того, что она плачет. Видеть Еву плачущей всегда было страшно. Не потому что она была женщиной – хотя отчасти из-за этого, но потому что это было разительным контрастом с ее обычной маской. Сильная и выносливая с тенью доброй улыбки. Сейчас же ее лицо было потрясенным и некрасивым, слезы бежали по покрасневшим щекам, заставляя завитки новых волос прилипнуть к влажным щекам. - Ева, - прошептал Исак, подходя ближе и взяв ее лицо в руки, - что случилось? Ева только покачала головой, несчастный всхлип булькнул в ее горле, как у животного, которого потрошили. - Ева! – сказал Исак снова. Он чувствовал, как слезы застилают ему глаза при виде ее явных страданий. Это был Николай? Его глаза в страхе оглядели комнату при этой мрачной мысли, но здесь не было ничего опасного, несмотря на то, каким странным показался этот момент. Николая держат в тюрьме, напомнил Исак себе. Он не мог быть здесь. Эвен бы убил его, если бы тот оказался рядом с одним из них снова, не говоря уже о появлении в усадьбе. Но где был Эвен? Его исчезновение после того, как он с такой мягкостью разговаривал с Исаком прошлой ночью, а затем ушел, оставив Еву в таком состоянии, не укладывалось в голове. - Ева, где Эвен? – спросил Исак, чуть-чуть встряхнув ее за плечи, чтобы успокоить слезы и привлечь внимание. Это сработало, потому что Ева прекратила плакать и через какое-то время выглядела практически спокойной. Она вдохнула и резко выдохнула, прежде чем утереть лицо и скинуть руки Исака, приводя себя в порядок. Исак ждал, задержав дыхание, ему нужно было узнать от нее, куда ушел Эвен, и что случилось, но вместо этого она сказала, - Эскильд заходил. Исак с нетерпением смотрел на нее, и чувство страха становилось всё сильнее - чем дольше Ева смотрела на него холодными заплаканными глазами. - Он хотел знать, страдал ли еще Эвен от своего недуга. И дали ли мы ему лекарство. - И? – нетерпеливо спросил Исак, обходя стол, чтобы встать напротив нее. Он боялся, что, если встанет слишком близко, то снова будет трясти ее, чтобы добиться ответов, - Я не понимаю, почему это важно, Ева. Ты и я оба знаем, что недуг Эвена прошел, по крайней мере, сейчас. Где он? Ева проигнорировала вопрос и сказала, - Я спросила Эскильда, почему он прошел такой длинный путь в нашу усадьбу, чтобы спросить об этом, и он сказал мне, что Эвен совершил…ужасную вещь. Ева снова начала плакать, и вытерла глаза, чтобы скрыть слезы, но Исак чувствовал, что начинает паниковать. - Что он сделал? – прошептал Исак, его собственное дыхание выходило в панике – короткими толчками, и отражалось в небольших клубах морозного воздуха перед ним из-за холода в усадьбе. Он представил, как Эвен перерубает свои запястья топором, пока Исак спокойно спит в кровати. Или как он прыгает с одного из заснеженных пиков, которые окружали деревню - потерявшийся в своей собственной голове, одержимый демонами своего разума. Ева снова начала плакать, но в этот раз беззвучно. Ее лицо ничего не выражало, пока слезы капали. - Он убил его. Исак не мог не почувствовать, как всё его тело расслабилось, когда Ева сказала “его”, а не “себя”. Он почувствовал себя жалким за то, что радуется, тогда как Ева плачет, но как он мог думать о каком-то призрачном мужчине, когда его Эвен всё еще ходил по земле? - Кого он убил? – спросил Исак, пытаясь скрыть облегчение в голосе для Евы. Она заботилась о немногих людях, и было бы жестоко показать то, насколько он счастлив, в то время, как она так скорбела. - Юнаса. У Исака на мгновение остановилось сердце. - Юнаса, - медленно повторил он, как будто Ева могла ошибиться, и сейчас поправит себя. Но она только кивнула и Исак знал. Знал, что это не ошибка, и он понял ее. - Нет. Ева подняла голову, удивленная твердостью в его голосе. - Эвен не убил Юнаса, - твердо сказал Исак, как будто это заставило бы его слова стать правдой, - он бы не стал, не… Не после прошлой ночи. Не тогда, когда Исак раскрыл самые сокровенные свои места Эвену. Не жар между своих ног и влажность своего рта, но свои страхи и веру. Он рассказал Эвену о спокойствии, которое дал ему Юнас. Эвен понял его. Он должен был понять это. Горячие слезы наполнили глаза Исака, когда он подумал о добрых словах Юнаса и его нежных руках, которые не желали ничего ломать, причинять вред или пользоваться им. Он не мог поверить, что Эвен бы причинил вред такому человеку или что хрупкий мир, который он создал для самого себя, рассыпется вот так. - Но он сделал это, Исак! – вскричала Ева, и Исак резко вздрогнул. Ева была в ярости сейчас, и ее слезы превратились в лед. - Ты знаешь, как Эскильд узнал об этом? Она не дала Исаку возможности ответить. - Он сжег его тело и повесил на площади для ворон и монстров из деревни – чтобы они глазели на него! В животе Исака что-то заворочалось и, прежде чем он смог задышать, он понял, что его рвет, и слюна стекает по подбородку. Воспоминания о сгоревшей церкви были сейчас чем-то далеким, они стали незначительными из-за последовавших месяцев распрей, крови и всего того, что было. Но его тело всё еще помнило запах гари. Горение стариков и больных. Даже сейчас, он чувствовал пепел во рту. У него не было права плакать, горько подумал он. Не его мать сгорела в той церкви. Ева выглядела как одержимая, когда кружила по кухне, переворачивая миски и тарелки, швыряя их, покуда злые слезы текли из ее покрасневших глаз. Исак чувствовал только отголоски ее гнева, но этого было достаточно, чтобы он пересек кухню и подошел к шкафу с одной мыслью в голове. Ему нужно было увидеть Эвена. Он слышал, как Ева гремела посудой, но спустя какое-то время она последовала за ним к двери, ее грудь все еще вздымалась из-за плохо сдерживаемого гнева. - Исак, - резко сказала она, - куда ты идешь? Он не ответил ей, уже натягивая медвежьи шкуры Эвена на свои трясущиеся плечи. На нем были только тонкие штаны, в которых он спал, но злость заставила его торопиться, и не было времени, чтобы переодеться. - Исак! – закричала она, когда он прошел мимо нее. Она выглядела обеспокоенной сейчас, страх угасал на ее лице – его место сменяла озабоченность. - Что ты делаешь? – спросила она, потянув его за руку. В этот раз он отряхнулся от нее, грубее, чем хотел, заставляя ее удариться спиной об стену. Звук этого заставил Исака остановиться, и Ева уставилась на него в шоке. - Извини, - сказал Исак, растерявшись. Он думал, что Ева ударит его, и он бы заслуживал этого, но она просто смотрела на него так, будто не знает его. Вместо удара или толчка, она обняла его. Его руки висели безвольно на ее талии как тряпка на крючке, прежде чем он пришел в себя и обнял ее в ответ. Он был единственным, кто доверял Эвену, и тем, кто упросил Еву отвести его к Юнасу. Чувство вины сейчас казалось безмерным. Оно было как вес тела Эвена на нем сверху, когда он втрахивал Исака в матрас каждую ночь, в то время как в мыслях у него было убийство невинного человека. Это моя вина, понял Исак. Ева выглядела еще более огорошенной, когда он неохотно выскользнул из ее рук и открыл дверь. - Оставайся здесь, - предостерег он ее, - пожалуйста, не следуй за мной, Ева. Мне нужно сделать это. Я никогда не познаю спокойствия, если не сделаю этого. - Нет, Исак! – сказала она, - тебе не нужно уходить. Пожалуйста, останься здесь, со мной! – Исак проигнорировал ее мольбы и быстро выбежал наружу, холодный воздух обжигал его замерзшие щеки. - Исак! Он не позволил себе оглянуться на Еву, когда пересекал ледяные барханы, которые раскинулись перед ним. Его конечности были медленными и тяжелыми – будто он шел через воду, но он заставил себя продолжать двигаться. Ветер был сильным сегодня, и каждый порыв ощущался как удар хлыста по незащищенной коже его лица. Это его устраивало. Он заслуживал порки за то, что сделал с Юнасом. Если бы он не был так эгоистичен, Юнас был бы жив сейчас. И если бы он был достаточно силен, чтобы остановить себя и не влюбиться в жестокого человека – такого, как Эвен - его сердце всё еще было бы целым. Слезы начали собираться в уголках его глаз, покуда он шел. Он заставил себя притвориться, что они из-за холода, только из-за него. Он нашел знакомую каменистую тропинку. Она была покрыта льдом, но Исак знал, что она ведет в деревню. Он видел, как прохожие смотрели на него со злостью или любопытством, когда видели его лицо и узнавали, кто он и что из себя представляет. Драгоценный невольник Эвена осмелился идти один без Эвена или спутника рядом. Собственность Эвена, поправил себя Исак. Разве не так Эвен назвал его за ночь до этого? Возможно, поэтому он и убил Юнаса. Потому что не видел живого человека в Исаке, только свою собственность. Но Исак не был собственностью. Он был из плоти и крови, не из дерева и металла. Он чувствовал боль и был любим, иногда даже слишком, если любовь, которую он всё еще чувствовал к Эвену, несмотря на то, что тот сделал, было каким-то знаком. Но Исак не чувствовал ничего из этого в тот момент, только всепоглощающую ярость. Он никогда не был воином, но прошагал к площади как северянин во время рейда - с одной целью. Никто не обращал на него внимания сейчас, когда он был в толпе жителей. Они двигались, игнорируя его, и оживленно болтали. Это напомнило Исаку Йолаблот и всё те события, что случились после. Никогда не угадаешь, что приводит монстров этой деревни в возбуждение, мрачно подумал он. Исак протолкнулся через толпу и тогда увидел это. Развлечение, которое захватило внимание жителей. Это было тело. Оно было подвешено за шею и свисало с большого деревянного кола, на котором был грубый шмат кожи. Исак отказывался называть это тело Юнасом. Оно было сожжено до кости, почерневшее и освежеванное, кожа едва держалась на туловище. Это не было человеком, больше нет. Исак увидел доску с наспех нацарапанными письменами – неуклюжим футарком прибитое к основанию кола, там было написано,

Юнас, Святой человек, ублюдок, трахавший жен и невольников и новый житель Хела. Всё это было так неправильно. Исаку пришлось ущипнуть кожу своей руки под шкурами, чтобы не заплакать. Было безопасно плакать в руках Евы или спрятанным под ветрами Севера, но не здесь. Он не будет плакать перед этими монстрами. Он заставил себя отвернуться от тела, чтобы найти в толпе Эвена. Он возвышался над Исаком – но и остальные жители деревни тоже. Исак раздраженно выругнулся и подошел к краю толпы, чтобы лучше разглядеть ее. Тогда он увидел его. Он стоял с группой северян, которых Исак знал. Вильям, Кнут, и, конечно, Кристофер. Исак знал, что Кристофер ничего ему не должен, но он ощутил далекий укол предательства, когда Кристофер поднял взгляд на тело Юнаса и рассмеялся, а затем шутливо толкнул Вильяма локтем. Наконец, Эвен повернулся к нему лицом, и Исак разглядел его выражение. Он выглядел не позабавленным, как остальные северяне, которые окружали тело Юнаса, но и грустным он не выглядел. Он выглядел…безразличным. Исак видел лицо Эвена каждый день, но, видя его сейчас, с пустым выражением лица и то, как он смотрел на тело невинного убитого человека, он был похож на незнакомца. Из транса его вывел один из жителей деревни, который бросил что-то вонючее – едва не попав Исаку в голову. Оно ударило обугленное тело со звуком всплеска. Исак рассмотрел, что это было протухшее яйцо. Толпа рассмеялась, и кто-то присоединился, кидая то, что мог найти. Комок грязи с земли, камень, кусок дерева. Слезы защипали глаза Исаку, когда он наблюдал унижение того, кого назвал первым другом в деревне. Всё это было неправильно, всё было не так. Он в отчаянии осмотрел площадь еще один раз, чтобы найти хотя бы отблеск человечности на лице Эвена, но он выглядел так, будто уставился на стену, а не на унижение честного человека. Будь он проклят. Будь он проклят и все Боги, что позволили этому случиться, включая богов Юнаса. Исак был прав до этого. Никто из Богов не нашел их в этом холодном грешном месте. Здесь не было Богов, всё, что у него было – он сам. Никто, ни одна сила, не собиралась сделать неправильное правильным и снять тело Юнаса, поэтому Исаку придется сделать это самому. Он проложил себе путь локтями через жителей деревни, невзирая на грубые толчки, которые он получал в ответ, пока не встал у края толпы, перед колом, которое держало тело. Тело Юнаса. Он пытался не проблеваться от смрада, когда склонился у основания кола и попытался нагнуть его и прижать к замерзшей земле. Люди позади него начали протестующе кричать, и он вздрогнул, когда камень, что был предназначен Юнасу, оцарапал нежную кожу головы. Он был напряжен, работая, ожидая очередной камень или даже удар топорища по спине за его бунтарство. Вместо этого он почувствовал сильные руки на своей талии, которые подхватили его и оттащили от кола. Он закричал, - Пусти! – и попытался вырваться из железной хватки, но слова потерялись в его горле, когда он повернулся и увидел, чьи это были руки. - Что ты здесь делаешь? – спросил Эвен, показывая первую эмоцию, что Исак видел на его лице за всё это время. Он выглядел обеспокоенным. Исак не хотел, чтобы он беспокоился о нем, он хотел, чтобы Эвену было жаль. - Что я делаю? – повторил Исак холодным тоном. Он оттолкнул Эвена от себя, и увидел, что Вильям и Кнут всё еще наблюдают за ними. Его кулаки болели из-за силы, с которой он толкнул Эвена, но он хотел сделать это снова. - Что ты наделал? – закричал Исак, поддался самому примитивному порыву и ударил Эвена снова. Его мягкие руки заныли, но самые нежные части его самого болели больше. Он будто причинял вред самому себе, это была расплата, наказание. Несмотря на его решимость не плакать, он не мог удержаться от неё – громкой, беззастенчивой скорби. - Как ты мог сделать это? – спросил Исак, уже тише, его голос был предназначен только для Эвена. Эвен выглядел пораженным, когда опустил взгляд на него. На его лице застыла боль, которую Исак не мог понять. - Скажи мне! – закричал Исак и двинулся вперед, чтобы ударить Эвена снова. Всё его тело пошатнулось, когда он почувствовал мозолистые пальцы, которые завели его руки назад, обездвижив его. Его плач был полон боли и паники, когда его уложили на землю. Прижатый к снегу чьим-то телом и с острой болью во всем туловище, Исак видел только сапоги северян и слышал их голоса. - Никогда не видел такого вопиющего непослушания от невольника, - сплюнул кто-то. Исак скривился, когда плевок приземлился рядом с его лицом, но не мог сдвинуться, - Это то, как ты позволяешь ему вести себя в усадьбе, Берсерк? Как будто он твоя маленькая жена. Скажи нам, он тебя тоже трахает? Мужчины засмеялись при этом, и глаза Исака загорелись от слез унижения. Скучающее выражение лица Вильяма заставило их притихнуть, - Я бы высек своего невольника за подобное. Глубокий голос Эвена прервал его – Мне не нужны ни от кого советы о том, как наказывать моего невольника – тем более от тебя, Вильям. Вильям ничего не сказал в ответ, и Исак позволил себе расслабиться в снегу, и дать ему притупить боль. Как бы зол он ни был на Эвена, он все еще верил, что тот не позволит этим дикарям причинить Исаку боль. - Разве нет, Эвен? Ты не должен позволять думать этой маленькой сучке, что он может вести вот так. У одного невольника появятся идеи, и остальные последуют за ним. Твой невольник не стал вести себя так за одну ночь. Ты сделал его непослушным. Исак завопил, когда его протащили с земли за руки и затрясли как куклу. Когда он увидел, кто держал его, он почувствовал, что дрожит от отвращения. Бьорн, северянин, который изнасиловал Сару во время рейда, и затем истязал ее, пока она не умерла – он держал Исака, его лицо всё еще было опухшим и в синяках с того раза, что Эвен напал на него. Он вскричал в ужасе, когда его снова схватили, будто игрушку, но в этот раз он был в руках Эвена. Он едва разглядел его лицо, прежде чем его перекинули через плечо как мешок. Но всё, что он видел, был Берсерк. Эвена нигде не было. - Думаешь, я не могу наказать своего невольника? – спросил Эвен холодно. Исак не видел его лица, но ледяной тон заставил его задрожать и прижаться к теплу его спины и плеча, - Это была причина, по которой я убил Божьего человека. Потому что он околдовал моего невольника своими словами, заставил его стать таким. Теперь он ушел, и под моей твердой статью, этот яд выйдет из его головы. Исак был в отвращении от этих слов. Яд? Юнас не давал ему яду, настоящего или вымышленного. Он был одним из противоядий яду, который охватил деревню. Северяне не ответили. Гнев Эвена создал густую атмосферу напряжения, которую никто не решался разрядить. Пока знакомый кашель не сделал этого. - Я думаю, что ты можешь наказывать его как пожелаешь, - сказал Кристофер, его тон был обманчиво равнодушный. Однако Исак мог уловить нотку скрытого беспокойства, - Но тебе следует быть мягче с ним. Он всего лишь мальчишка. И такой хорошенький. Исак услышал, как мужчины начали смеяться и насмехаться над Кристофером за то, что он думает только своим членом, и Исак почувствовал, как внимание перешло с него на Кристофера. Он уже больше не желал Кристофера, но, после эмоциональных потрясений этого дня, почувствовал благодарность за этот небольшой акт доброты. Эвен перекинул Исака еще дальше через плечо, и Исак застыл. Он почувствовал, что его стошнит, когда Бьорн обращался с ним как с куклой, но было еще хуже, когда Эвен делал так же. - Ты можешь быть мягок сколько угодно, пока не понимаешь, что мягкость не хороший учитель, - любезно ответил Эвен, заставляя Исака трястись от нового страха, - Вильям дал хороший совет. Но я сам сделаю это. Исак слышал, как некоторые мужчины присоединились к мнению Вильяма, а остальные согласно загудели, но он не слышал слов из-за звука собственной крови в ушах. Как мог Эвен сделать это с ним? После того, как говорил, что любит Исака и никогда не причинит ему вреда? После убийства Юнаса? Исак был настолько поглощен негодованием, что осознал, что Эвен двигается, когда земля, на которую он смотрел, начала двигаться. - Пусти меня! – вскричал Исак и начал извиваться. Он заорал, когда Эвен ударил его своей тяжелой ладонью по заднице, эта боль отдалась горячим в его холодном теле. - Не двигайся, - сказал Эвен. Голос его был застывшим и безразличным. Он был прохладным. Длинные ноги и само присутствие Эвена давало им пространство, когда он уносил Исака от толпы. Исак не будет слушаться. Он не двигался слишком долго, послушный под присмотром Эвена, потому что верил, что любил его и Эвен хочет того, что будет лучше для Исака. Юнас поплатился за невежество Исака своей жизнью, а сейчас Исак поплатится поркой. Исак никогда не видел, как кого-то секут, но видел шрамы на спине Евы. Это были уродливые ямки, толстые там, где оставались шрамы, но бугристые, где слезла кожа. Спина Исака скоро будет выглядеть так же. Он начал вопить, паникуя, всё его тело тряслось, и он почувствовал, как Эвен снова шлепает его, в этот раз нежно. Это было похоже на ласку любовника, и Исак ненавидел его за это. - Я ненавижу тебя! – громко закричал он, и Эвен не ответил, но Исак почувствовал, как он держит его крепче в талии. Исак захотел сделать ему больно – так же сильно, как Эвен собирался высечь его. Так же больно, как Эвен уже сделал ему. - Я ненавижу тебя! – завопил он снова, и в этот раз пнул Эвена в живот, заставляя его упасть в снег. Исак встал на трясущихся ногах и споткнулся, пытаясь отползти от Эвена – тот уже поднимался на своих смехотворно длинных ногах. Эвен был сильным и быстрым, но Исак был напуган, и он знал, что сейчас это важнее. Он побежал в противоположную сторону, подальше от деревни и Эвена. Он все ещё слышал тяжелую поступь Эвена позади него, поэтому побежал быстрее, пока его горло не начало гореть так же, как тело. Когда он подошел к краю леса, он почувствовал, что его сапоги поскользнулись на чем-то, что заставило его раскрутиться на ледяной почве и упасть на спину. - Исак! – закричал Эвен, но Исак проигнорировал его, вместо этого он трясся и пытался подобрать свои вещи. он не понимал, почему Эвен не пересекает границу леса, чтобы схватить его, но не раздумывал об этом. Он хотел убежать от него. - Пожалуйста, Лилль Соль! Остановись! Руки и ноги уже горели от усталости, но больнее всего было сердцу, которое страдало от агонии, когда он услышал знакомые нежные слова от Эвена. - Не называй меня так! – всхлипнул Исак, - я не твое солнце! Эвен подошел немного ближе, его руки были подняты в успокаивающем жесте, будто Исак был пугливым животным. - Это так, - сказал Эвен, - ты мой лед и солнце. Исак вспомнил тот день, когда Эвен притянул его к себе на колени и терпеливо учил его читать. Эвен сказал Исаку, что солнце растопляет лед, а Исак верил ему какое-то время – что он приручил Эвена светом своей любви, как тот говорил каждый день. Но, может быть, солнца было недостаточно в деревне такой же холодной как эта. Если Боги не могли найти их здесь, как могло божество солнца, которое благословляло их всех светом и жизнью? - А ты лед и дождь, - тихо сказал Исак. Он увидел робкую улыбку Эвена, потому что Исак помнил, - но лед и дождь одно и то же здесь. Улыбка Эвена начала исчезать, когда он услышал слова Исака. Исак поднялся и встал на обе ноги. - Исак, нет! Лед… Эвен замолчал, и Исак с замиранием сердца услышал треск, который заполнил пространство между ними. Исак не осмеливался даже дышать. Он просто беспомощно уставился на то, что, как он узнал сейчас, было льдом, чтобы взглянуть на шокированное лицо Эвена. Исак был на льду, а погода была теплее, подходящая сезону. Это значило, что… - Эвен… - медленно сказал Исак дрожащим голосом. Он был трусом и ребенком. Потому что даже сейчас, после того, как Эвен предал его и угрожал высечь, он всё еще ждал утешения от него. - Не двигайся, Лилль Соль. Стой там, где стоишь. Исак послушно кивнул. Он не мог даже подумать о том, чтобы двинуться – даже если бы хотел, его страх связал конечности и заставил их потяжелеть. - Я хочу, чтобы ты сел, - сказал Эвен, и Исак резко мотнул головой от приказа. Даже мысль о том, чтобы поднять одну ногу и сделать шаг к Эвену заставила его покрыться холодным потом. А сесть казалось еще хуже. - Исак, сделай это, - строго сказал Эвен, и Исак бы решил, что услышал безразличие в его голосе, если бы его голос не дрожал. Он тоже боялся. Исак начал тихо плакать, и снова потряс головой, - Эвен, я не могу. - Ты можешь, и ты сделаешь это, - сказал Эвен, на этот раз мягче, и затем добавил, - ты мне доверяешь? Исак хотел сказать нет. Он хотел сделать Эвену в 10 раз больнее, чем то, что он сделал. Но он не мог лгать, не сейчас, когда он был так напуган и боялся за свою жизнь. И вместо того, чтобы ответить на вопрос Эвена, он вздохнул и медленно начал сгибать колени, пока не скорчился на льду. Он мягко опустил заднюю часть, пока не сел. Резко выдохнул, когда лед начал трескаться под добавленным весом. - Это было хорошо, - сказал Эвен, и это должно было звучать снисходительно, но похвала заставила Исака выдавить кривую улыбку. - Теперь я хочу, чтобы ты вот так проскользил по льду, - сказал Эвен, - не поднимай ноги. Исак начал двигаться, раскачивая зад по льду так, что медленно, но верно он начал двигаться со льда к безопасности. Только тогда, когда он оказался в нескольких футах от Эвена, он перестал двигаться. - Что ты делаешь? – спросил Эвен, в его голосе звучало нетерпение, - иди сюда, пока лед не треснул. - Нет, не пойду, - сказал Исак, - какой смысл избегать смерти во льдах, чтобы прийти к тебе и чтобы ты высек меня до крови? Эвен вздрогнул от грубых слов Исака, его лицо скривилось так, будто простое предположение о подобном казалось ему немыслимым. - Как ты можешь думать, что я когда-либо высеку тебя? – спросил он в ярости, и Исак бы поверил ему, если бы не видел, как мало значили слова Эвена. - Я не думал, что ты можешь убить Юнаса, - честно сказал Исак, - но я знаю, что я видел. - Я не убивал Юнаса, - солгал Эвен, и Исак почувствовал острое желание ударить его снова. Оно заставило его двинуться к Эвену, используя свои ноги – и из-за этого лед снова затрещал, но Исак был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. - Лжец! Как ты можешь говорить так, когда я видел его тело своими глазами! - Я объясню тебе все, как только ты сойдешь со льда, - медленно сказал Эвен, его голос был снисходительным. - Нечего тут объяснять! – вскричал Исак, и, как будто повторяя дрожь в его голосе, лед начал раскалываться там, где сидел Исак. Вопль Эвена было последним, что услышал Исак, прежде чем сама земля под ним разверзлась, и он почувствовал, что такое настоящий лед. Он не мог даже закричать, когда начал идти ко дну как камень, и холодная вода захлестнула его легкие. Единственное, что он видел ясно, было солнце. Оно было тусклым, но одиноким, видимое сквозь толстый слой льда, который казалось, покрывал весь мир. Тогда он понял, что умрет здесь, со льдом вокруг него и солнцем вдалеке. Он слышал звук приглушенной поступи и крики, но он не мог фокусироваться на них, его внимание было только на размытом сиянии, которое просачивалось сквозь воду. Он заставил себя открыть глаза, покуда мог, глядя на размытую светящуюся сферу, пока глаза не закатились и его видение не затуманилось. Эвен был единственным, кто называл его солнцем, но Эвен принадлежал Исаку. Исак будет всегда сожалеть, что его недостаточно, чтобы растопить лед Эвена, но ему хватало Эвена. Он был самым ярким событием в жизни Исака после смерти мамы и, несмотря на все, что случилось с Евой, Юнасом, Вильде и самим Исаком, Исак не мог найти в себе силы, чтобы сожалеть о том, что он любил Эвена. Когда разум стал безмятежен и недвижен, его тело вытащили из воды на холодный воздух.