The oceans shall freeze

There's a room where the light won't find you Holding hands while the walls come tumbling down When they do I'll be right behind you Everybody Wants To Rule The World, Lorde

Исак Ему снился сон в эту ночь. Он был в ловушке в земле, его пальцы сломаны и в крови, а над ним горела деревня. Он кричал, но этих криков никто не услышал, потому что наверху над ним кричали все. Все. Он различал отдельные голоса и ничего не мог сделать, чтобы прекратить это. Ева. Вильде. Сара. Ингрид. Их матери и отцы, и добрые соседи, которые помогали растить их. Малыши, за которых молились, чтобы они пережили зиму. Колени Исака подкосились; он вцепился в сухую землю под ним, он хотел умереть, чтобы больше не слышать криков детей. Он кричал. Руки Эвена были на его руках, когда он проснулся, вцепившись в него мертвой хваткой; он тряс Исака, чтобы разбудить. Исак молча смотрел на него несколько минут, чтобы вспомнить, где он и есть ли у него причины бояться. Он выдавил “простите” трижды, и Эвен крепко обнял его – это позволило Исаку вернуться к тому, где он был сейчас. - Это был кошмар, - сказал он, - нет причин извиняться. Ни одной. Я … понимаю. Исак уставился на грудь Эвена, только сейчас понимая, что старший был полугол, одетый только в штаны. Его тело было худым и закаленным мускулами, и оно крепко прижималось к Исаку, он обнимал плечи Исака, а его большие руки покоились на пояснице. И это понимание медленно опустилось на Исака – он тут же резко отодвинулся. Эвен так же резко отпустил его. - Я… - Я искупался этим утром, и поменял воду. Она теплая. Я хочу, чтобы ты искупался сейчас. Исак залился румянцем при этих словах. Конечно. Он не мылся с тех пор, как его забрали с деревни; он прошел огонь, горящие тела, дни в море, дым усадьбы, и, конечно, грязь с медвежьей ловушки. Всё, кроме его лица, которое он умывал каждое утро в маленьком тазу, было покрыто толстым слоем грязи. Его было неприятно касаться, и он был уверен, что мерзко пахнет. - Конечно, - сказал он, чувствуя отвращение к себе, хотя его реакция была неразумной, - спасибо. Эвен подарил ему еле заметную доброжелательную улыбку, прежде чем покинуть комнату. Исак встал с кровати, его сердце всё еще быстро стучало из-за кошмара, и, возможно, теперь чего-то еще. Он не хотел смотреть в лицо этому чему-то еще, пока не оказался в основной пристройке к дому с большой деревянной бадьей перед ним. Она была наполнена достаточно горячей водой – из нее поднимался пар. Исак посмотрел на нее, а затем на Эвена, который уставился на него выжидательно, и он сглотнул, понимая, что ему придется раздеться. Впрочем, когда он начал снимать рубашку, Эвен удивил его, нарочно повернувшись спиной и подходя к камину, куда он положил несколько дров, пока Исак молча раздевался. Он сбросил рубашку и затем быстро - свои штаны, белая ткань была запачкана грязью с его кожи. Он еще раз взглянул, чтобы увидеть, что Эвен до сих пор занимается костром, и затем быстро залез в бадью, его кожа привыкала к теплой воде, прежде чем он погрузился полностью. Ему было так хорошо, что он издал довольный звук, его глаза были закрыты в блаженстве. Он позволил теплу воды просочиться в него на мгновение, позволяя себе насладиться просторной бадьей. Она слишком сильно отличалась от той крошечной, которой владела Мама – та никогда не подходила под его конечности, которые становились всё длиннее. Эта же была достаточно большая, чтобы залезть в нее полностью и вытянуть ноги, и он снова застонал от блаженства, прежде чем опомнился. Когда он открыл глаза, Эвен смотрел на него, и улыбка поднимала уголки его губ, от чего Исак пришел в ужас. Это то, чего добивался Эвен? Чтобы Исак устроил для него неприличное представление? Он нахмурился, его губы сжались. Ему нужно поскорее закончить с этим, чтобы снова одеться. И поэтому он начал проводить своей рукой по коже, пытаясь убрать приставшую грязь, которая покрывала его. - Это можно сделать более легким способом, - сказал ему Эвен. Он принес какую-то тряпку и тяжелый кусок мыла, чему Исак очень удивился. Мыло было невероятной роскошью в его деревне, и использовали его для больших празднеств. Пару раз ему посчастливилось помыться с мылом, но у него был только маленький кусочек, который откололи от большего куска одного из жителей деревни. Сейчас Эвен протягивал ему целый брусок, и рука Исака не могла обхватить его полностью. Он настороженно взял его, его руки были насквозь мокрые, и втер небольшое количество в тряпку, пока Эвен наблюдал за ним. Затем он прошелся по плечу, убирая грязь. Он задвигал тряпкой по другому плечу, и нежно пробежался по другому, а затем вскрикнул, когда Эвен наклонился, чтобы отобрать у него тряпку. - Ты никогда не сделаешь себя чище, если будешь водить ею по коже вот так, - настойчиво сказал Эвен, а затем провел ею от ключиц вниз к груди, усердно соскребая грязь. Это было немного неприятное чувство – не настолько жесткое, чтобы причинять боль, но достаточно для того, чтобы вызвать неудобство. Мыло создало пену у его плеч и груди, и он застыл, сидя в воде, а Эвен продолжал двигаться, спускаясь вниз - он тер его, пока его руки не оказались под линией воды. Исак опомнился, и глотнул воздуха, сводя ноги вместе. Но Эвен не заметил – его глаза задержались на животе Исака, так, где острые локти Евы оставили синяки на коже несколько дней назад. - Это кто-то из моих людей? – спросил он. Исак посмотрел на него со страхом, потому что лицо Эвена мгновенно изменилось. Оно изменилось так, что Исак съежился у одной из сторон бадьи, пытаясь создать как можно большее расстояние между собой и животным, на которое он сейчас смотрел. На его собственности поставили отметку. Он убьет Еву, если узнает, что это она, - пролепетал голос в его голове. Поэтому он кивнул, ему даже не пришлось выдумывать, потому что Эвен придумал за него. - Ты спал, когда тебя забрали? Они сделали тебе больно? Исак продолжал молчать, и Эвен решил, что молчание означает согласие. Через какое-то время он отодвинулся, замечая, что Исаку неуютно. В глазах Эвена горела какая-то новая эмоция. - Ты слышал имя? Человека, который забрал тебя? Исак качнул головой. Это, по крайней мере, не было ложью. - Ты можешь, э, закончить сам, - сказал Эвен. Он встал и добавил - Не забудь помыть свои волосы. Они грязные. Я принесу новую воду, чтобы ополоснуть. Его голос стал резким и отдаленным. Исак закивал, пытаясь понять, что только что произошло. Чтобы отвлечься, он начал тереть своё тело так же, как это делал Эвен, но прикосновение Эвена было странным образом успокаивающим, несмотря на силу, а сам Исак не смог сделать так же. Как только он закончил мыть свое тело, он опустился в бадью, чтобы намочить волосы и так лежал на спине какое-то время - спокойствие, которое даровало теплая вода, оказалось слишком заманчивым. Он закрыл глаза и прислушался к звуку воды в своих ушах, вдыхая запах древесины, которая потрескивала в камине. Его кошмар, казалось, был много лет назад. Разум был затуманен, но сейчас он не думал ни о чем, кроме пьянящей теплоты момента. Он не думал, что это хорошо. Кошмар, а затем расстройство при пробуждении, казались более подходящим состоянием. Он не хотел, чтобы его ум притупил боль. Когда он открыл глаза, Эвен смотрел на него с миской в руках. Исак схватился за края бадьи, и сел, быстро извиняясь, но Эвен просто продолжал смотреть. Исак откинул влажные волосы со лба и прикусил губу, и наконец-то Эвен как будто разглядел его. Он подошел, встал на колени и взял мыло, прежде чем мылить его волосы. Затем он полил теплую, чистую воду сверху и она покатилась как водопад, когда Исак зажмурил глаза. - Я хочу, чтобы ты мылся хотя бы раз в неделю, - сказал Эвен, когда волосы Исака стали чистыми на ощупь. Исак широко распахнул глаза. Раз в неделю? Это было потворство, и он этого не понимал. А затем в голову пришла мрачная мысль. Он хочет, чтобы его вещи выглядели настолько красиво, насколько это возможно, - решил он. - Ма.. Эвен… Дома я мылся намного реже, - нерешительно сказал он. Эвен оглядел его лицо, его глаза напряженно горели, и затем пожал плечами. - Я хочу, чтобы ты был чистым. Исак посмотрел на него недолго, а затем холодно сказал “спасибо”. Эвен повернулся и накрыл плечи волчьими шкурами, прежде чем выйти за дверь. - Можешь переодеться. Я буду пока снаружи, - сказал он. И ушел в потоке льда, который проник внутрь, пока дверь была открыта. Исак немного задержался в воде, а затем встал, вода стекала с его тела. Он дрожал, двигаясь к костру, чтобы позволить жару обсушить его. Затем он нашел чистые одежды на столе рядом с бадьей и снова задумался, не создает ли он, невольник, лишнюю работу Эвену, когда его присутствие было призвано облегчить жизнь Эвена. Как только он оделся, он накрыл себя медвежьими шкурами, которые надевал вчера, и последовал за Эвеном наружу, надеясь, что ему это позволено, когда Эвен поблизости. Он не мог долго идти и немного хромал, лодыжка до сих пор болела. К счастью, когда Эвен увидел, что он подошел, он не сказал ему вернуться, но вместо этого указал на участок земли, и сказал - Садись, если хочешь побыть здесь. Исак последовал его приказу, прижимаясь к внешней стене усадьбы, и впервые по-настоящему увидел пейзаж, который окружал их. Отсюда он мог видеть заснеженные горы, покрытые странной голубой темнотой, которая просачивалась повсюду. Он мог увидеть открытые поля, на которых не было летних трав - покрытые изморозью и безоговорочно красивые, они раскинулись вокруг усадьбы. Темнота не позволила ему разглядеть то, что было дальше, но он понял, что это место очень красиво, даже будучи таким опасным. Холодные ветра сегодня дули не так сильно, и, пусть воздух попадал в горло, заставляя его перехватить дыхание, это казалось терпимым. Он провел по глазам там, где уже начали скапливаться слезы, и сильнее закутался в свое одеяние. Эвен стоял над медвежьей ямой, в которую вчера упал Исак, с лопатой в руках - он засыпал ее землей сверху и закапывал землю, на которой стоял. Время от времени он топтался по ней, утрамбовывая замерзшую грязь. Когда Исак оглянулся по сторонам, и увидел другие насыпи на земле, он не мог не спросить, - Сколько же здесь ловушек? Он увидел, как голова Эвена выровнялась с верхушкой, на его лице было странное виноватое выражение. - Ну… несколько. Он снова начал работать, методично заполняя яму. - Здесь водится много медведей? – спросил Исак. Он всё еще чувствовал себя неловко, разговаривая так свободно, но Эвен не был против, и было таким облегчением вести разговор, который был не о положении Исака или его здоровье. - Немного, - сказал Эвен, - но они не беспокоят зимой, они спят в это время. - Повезло им, - пробурчал Исак, и кашлянул, чтобы скрыть произнесенное, когда Эвен снова высунул голову, чтобы посмотреть на него. - Иногда олени приходят сюда, и этому очень рады, потому что их мясо вкусное. Большинство этих ловушек оставались не использовались годами. Мне они не нужны. Тогда зачем нужно было делать их, - подумал Исак. Он не озвучил вопрос вслух, а Эвен не продолжил тему. - Я бы хотел извиниться снова за то, что случилось вчера, - сказал Эвен, продолжая работать. - Тебе не следовало выходить наружу без меня, но мне нужно было ясно объяснить, почему. Исак раскаянно кивнул. - Было глупо с моей стороны, я не сделаю этого снова. - Тебе нужно понять, что здесь всё по-другому, - сказал Эвен, - на Севере всё по-другому. Есть причина, по которой мы должны быть жестче. Он выбрался из ямы, и начал скидывать в нее остатки почвы. - Понимаешь, о чем я говорю? - Да. Эвен подошел к нему и наклонился, чтобы посмотреть на него. - Да? - Да, - сказал Исак снова, - я понимаю. Он понимал. Он понимал, что из-за минутной беспечности он мог бы умереть здесь; здесь представляли угрозу не только люди, но и явная жестокость мест, что окружали его. Он не мог позволить себе быть наивным. Когда эта мысль укрепилась в нем, Эвен положил руки на волосы Исака, всё еще влажные после мытья, и провел по ним рукой. - Тебе не нужно сидеть на этом адском холоде, пока ты не высох полностью. Пойдем. Он отошел, и Исак встал. Когда он последовал за Эвеном ко входу в усадьбу, он увидел камень, установленный под лиственницей. На нем были странные знаки, незнакомые ему, и его охватило любопытство, он остановился на мгновение и спросил - Что это? Эвен повернулся туда, куда он смотрел, и нахмурился. - Это семейное надгробие. - Можно мне...? Эвен нахмурился сильнее, и на мгновение выглядело так, будто он собирается сказать нет. Но затем он положил руку на талию Исака и подтолкнул его. - У вас таких не было в деревне? – спросил он, пока Исак с интересом изучал его. Исак покачал головой. - А как тогда вы не забываете своих близких? - Мы сжигаем их до пепла, а затем отмечаем это камнями, - подумал Исак, вспоминая свою мать. - Но мы не… – он указал на вмятины, - мы не используем эти странные метки. - Странные? – сказал Эвен, и он выглядел удивленным, - они не странные. Это футарк. Ты не знал об этом? Их используют по всей местности. Исак покачал головой. - Нет, я никогда такого не видел. - Ты не знаешь, как читать их? - Читать? – повторил Исак новое слово, - что это значит? - Это значит… , - Эвен подбирал слова - эти символы означают разные вещи. Когда я смотрю на них, я вижу имена моей матери и отца, и отца, и матери до него. Я вижу их деяния. Эти символы рассказывают мне об этом. - А вы не можете просто говорить об этом? - Конечно, но когда мы умрем, кто будет помнить? Кто будет говорить о них? А когда они высечены на камнях этими рунами, все, кто проходят мимо, будут знать, что они существовали. Исак задумался над этим, и понял, что расстроен. Он думал о месте, где покоилась его мать в деревне - под деревом, похожим на это. Но никто больше не будет знать, что ее пепел рассыпан там; тех живых, что знали, забрали. И никто из них не увидит это дерево снова. А затем он подумал о матери Евы, и о других стариках деревни, которых сожгли заживо, пока они не стали пеплом, без места, где бы покоился их прах. Даже если бы они знали о футарке, у них не было бы шанса почтить их память так. -Ты бы хотел, чтобы я научил тебя? – спросил Эвен, и Исак моргнул, понимая, что он молчит уже довольно долго, - научил тебя читать это? Его мгновенной реакцией было отказаться – он не хотел общаться с этим монстром больше, чем того требовали приличия. А затем он опомнился, и это чувство захлестнуло его. Может быть, однажды ты вернешься в Ютландию. Ты сможешь сделать отметки на ее камнях, если будешь знать, как. - Да, - ответил он, - да, я бы хотел этого. Они сидели у камина, на ковре из медвежьей шкуры, и Исак встревожился, когда Эвен посадил его к себе на колени; он взвизгнул, и пытался увильнуть. Он еще не привык к привычке Эвена постоянно касаться его, особенно потому что они были не из-за похоти, и он не понимал, что стояло за этими прикосновениями. Эвен посмотрел на него недолго, и затем сказал. - Извини. Я думал, так тебе будет теплее. Он позволил Исаку слезть с колен на ковер рядом. И там Исак и остался, пусть и неохотно признался себе, что Эвен был прав. Ему было намного теплее, когда он был заключен в его объятиях. - Я учился с помощью этого, - сказал Эвен, показывая ему обработанную деревянную пластину, - моя мать учила меня. Исак пробежался по рунам, и вытянул руку, дотрагиваясь до первой. Это была прямая линия с двумя диагональными линиями наверху, параллельными друг другу и растягивающимися кверху - Фе, - сказал Эвен. - Богатство, - повторил Исак. Эвен кивнул. - Точно. Ты понимаешь связь? Каждая руна означает что-то разное…Есть те, что сами являются словами, но мы можем использовать звуки, которые они представляют, чтобы получить новые слова. Есть разница между значением руны и тем, как она произносится . Эта значит богатство, но звук “фа”. Ее проще всего запомнить, потому что она первая, и “фа” единственный звук, который она создает. Другие значат больше чем один звук. Он указал на следующий, его рука едва касалась руки Исака. Руна выглядела как две длинных ноги, соединенных вместе кверху. - Эта “ур”, дождь. - Какой звук вы используете для нее, - спросил завороженный Исак, - “ах”? - Да, и “ва”, и “уа”, и “я”. - “Я”? - “Я”, - ответил Эвен, улыбаясь, - мы также используем ее, чтобы сказать да. - У меня хорошо получается,- сказал Исак, гордый собой, и затем расширил глаза, тут же ругая себя. Ева и Вильде всегда удивлялись его хвастовству, обычно самоуничижительному, но Эвену оно, наверное, показалось дерзостью. Однако Эвен только засмеялся и согласился. Он научил его и другим рунам, и хвалил его время от времени, удивленный тем, как легко Исак схватывал всё. Исак сам был удивлен, но его ум охотно поглощал знания. Было приятно заниматься чем-то новым, чем-то, что мгновенно отвлекало его от жестокой реальности происходящего с ним. Когда они достигли девятой руны, прямой вертикальной линии, Эвен заколебался. - Эта? – указал на нее Исак. - “Иса”. - Лед, - сказал Исак, как моё имя. - Как я говорил, это красивое имя. - А звук? Просто и? - Да. Но ты можешь также сказать “ай”. Или…”э”, - он замолчал, - как Эвен. - Так оба наших имени связаны со льдом? – спросил Исак, чувствуя грусть по неизвестной причине. Он никогда не мог понять, почему отец и мать назвали его в честь стихии, которая жила в разгаре зимы и приводила посевы в негодность. Эвен коротко кивнул, двигая пальцем. - Но это, - сказал он, двигаясь к руне, которая выглядела как удар молнии, самая красивая из рун. “Солнце”. Исак провел по ней пальцем, высовывая язык, когда он пытался произнести этот звук. - Сс. - Вторая буква твоего имени. Солнце заставляет лед в нем растаять, - сказал ему Эвен, - поэтому твои волосы так блестят. Исак громко рассмеялся, успокоенный этой картиной. - Так значит я лед и солнце? - А я просто лед…и дождь. Они посмотрели друг на друга, Исак хотел увидеть выражение лица Эвена, обеспокоенный тем, как его голос упал. Он сказал, - Дождь тоже заставляет лед таять. - Не здесь, - сказал ему Эвен, - здесь дождь и есть лед. Он посмотрел вниз на деревянную табличку и прочистил горло, - но всё же руны подходят. Нам обоим. Руны редко лгут. Они вернулись к изучению, пока Исак не понял значение каждой. Эвен часто останавливался, чтобы объяснить, и рассказать маленькие истории, и Исак в скором времени читал самостоятельно. Он даже мог связать их вместе и сделать слова, которые он знал, и Эвен каждый раз говорил, что у него верно получается. - Сейчас ты можешь прочитать камень снаружи, - заключил Эвен, - если хочешь. - Можно я пойду сейчас? – спросил Исак, пытаясь звучать не слишком нетерпеливо. День подходил к концу, а он даже не начинал готовить на вечер. Он удивлялся, почему Эвен не настаивал, но тот просто кивнул, и они вышли наружу вместе. Исак неуверенно читал имена с камня. Отец Эвена, Александр, и его мать, Ребекка. Он провел рукой по словам под именем Александр. - Гу-Бог? Су- лу, - он нахмурился, и Эвен сказал ему подумать еще. Спустя какое-то время правильное выражение осенило Исака. - Богоубийца? Да? Его так называли? - Да. Здесь мы даем имена воинам, - сказал Эвен, - они есть у всех. Исак подумал об имени Эвена, о том, как его называли в горящей деревне. Берсерк. Тогда он даже не задумался. - Мой отец был назван так, потому что он свергнул последнего предводителя викингов. Тот был сумасшедший, и считал себя одним из богов. Это не могло продолжаться. И так имя Богоубийца осталось с моим отцом. Исак открыл рот. Отец Эвена, наверное, был самым жестоким из воинов, если он мог свергнуть предводителя викингов. Он хотел читать дальше, чтобы проверить новообретенные знания, когда его живот заурчал. Эвен засмеялся. - Лучше завтра. Нам нужно поужинать. Исак хотел начать спорить, но Эвен и так показал излишнюю мягкость этим вечером. Поэтому он сжал челюсть в молчаливом согласии, и они вернулись в тепло усадьбы. Когда они оказались внутри, Исак тут же начал чистить и резать скромные запасы овощей, которые нашел на столе, пока Эвен стоял у костра, жаря шипящее мясо. Исак бы поглощен своими мыслями, обдумывая странность этого дня, когда Эвен прочистил горло и взглянул на него, моргая. - Твои... ээ, - начал Эвен, - твои родители… они были среди умерших? Исак покачал головой. - Нет. Они умерли до этого. Мой отец умер, когда я был ребенком. Моя мать умерла этим летом. - Прошедшим летом? – спросил Эвен. Его голос звучал напряженно, и Исак повернулся посмотреть на него, удивляясь, почему это было важно. - Да. - Прости. - Спасибо, - сказал он, - она была... она была нездорова. Она лишила себя жизни. Он вернулся в незваное воспоминание; его мать в луже крови, с ножом. Глубокий порез на горле, из которого продолжала хлестать кровь, пока Исак наклонился над ней и пытался притянуть поближе, всхлипывая в ее спутанные волосы. - Это была быстрая смерть? – спросил Эвен. Как много нужно женщине, чтобы истечь кровью? подумал Исак. - Я не знаю. Она…перерезала себе горло ножом. Вот таким, - он болезненно сглотнул, смахивая слезы, - Это был очень глубокий порез. Кровь была…повсюду. Я думаю, это было быстро. Его руки начали трястись, но он все еще пытался нарезать овощи. Он не мог посмотреть Эвену в глаза, ему нужна была причина, чтобы отвлечься, и он не услышал, как тот подошел ближе. Когда положил большую спокойную руку на его плечо, он не сдвинулся, пригвождённый к месту, где он стоял, страхом или опасением, он не знал, но заставил себя не отшатнуться. Он так и оставил руку, сжимая нож. - Мне жаль, что тебе пришлось видеть это, - сказал ему Эвен. Он наклонился и мягко убрал нож из цепкой хватки Исака. - Ни один невинный не должен видеть такие ужасные вещи. И прости, что спросил тебя об этом. Исак сделал глубокий вдох, подняв глаза к потолку, и затем опустив взгляд на свои трясущиеся руки. - Я приготовлю ужин, - твердо сказал ему Эвен, - может быть, ты потренируешься читать? Если бы у Исака было более непокорное настроение, он бы огрызнулся в этот момент, он бы отвергнул попытки Эвена опекать его и продолжил бы свое занятие. Но сила эмоций оставила его сбитым с толку, и он отодвинулся от Эвена. Однако минутное желание одолело верх, и он спросил - Могу я продолжить читать камень снаружи? Эвен нахмурился. - На улице холодно, и очень темно. Я бы предпочел, чтобы ты остался в доме. Ты можешь сейчас снова использовать табличку. Исак нахмурился, вспомнив, сколько ограничений было в его положении. Ему до сих пор не разрешалось быть снаружи одному, несмотря на передышку, которую даровал Эвен ранее. - Очень хорошо, - сказал он и поднял деревянную табличку со стола, - я возьму это в свою комнату, если это разрешается? – он пытался не произносить слова слишком саркастично, и Эвен взглянул на него, еле нахмурившись, прежде чем кивнуть. Но Исак не пошел в свою комнату, вместо этого он направился к двери, которую видел до этого, с рунами, выгравированными на ее поверхности. В руке он держал масляную лампу, которая отбрасывала тени на стены, и осветил путь в комнату в конце усадьбы. Руны, которые казались такими сложными в первый раз, когда он увидел их, теперь можно было понять. Но... что-то с ними было не так. С некоторыми. Сейчас он увидел, что некоторые были зачеркнуты. Но даже сквозь царапины было заметно, что это имена, которые были на фамильном надгробии.

Александр, Богоубийца – Ребека, жена Александра Исак нахмурился. Возможно, это было обычаем? Выцарапывать имена внутри усадьбы? Это казалось странным, но он не был знаком с обычаями, связанными с рунами. Семейное имя, Найшем, было вырезано сверху, и на нем не было настойчивых отметин. Сверху был большой украшенный символ, красиво украшенный, и он провел по нему пальцами, надавливая кончиками на резьбу. На двери не было ничего, чего не было бы на камне. Он немного расстроился, и наклонил лампу, чтобы удалиться. А затем понял, что под именами родителей Эвена были еще надписи. Они не были вырезаны красиво или аккуратно, они были грубо высечены, как и царапины над именами над ними. Он взглянул на них, приблизившись, и попытался разобрать написанное, переводя взгляд на деревянную дощечку, которую держал, чтобы сверяться время от времени. Постепенно руны становились понятными и он перечитал их, пытаясь придать смысл в голове, не потому что он не понимал их, а из-за того, что они значили.

Убиты сыном Эвеном Он посмотрел на выцарапанные имена родителей Эвена, и затем взглянул на отвратительные слова. Он прикрыл рот в ужасе, потому что всё сходилось. Кличка Берсерк. Осторожность других мужчин с Эвеном, даже то, как к нему обращался предводитель викингов. Пустая усадьба, отсутствие жены, отсутствие людей во всех владениях. Исак пытался успокоить себя, крепко сжимая лампу, чтобы не уронить. Он наполовину убедил себя, что Эвен не был чудовищем, которым называли его другие люди, но теперь видел, что они были правы. Они были правы все это время. Только монстр мог убить своих родителей. И как только происходящее захлестнуло его, как ледяные ветра, которые дули снаружи, Исак начал думать, что это значит для него. Он был просто отвлечением для Эвена? Маленький хорошенький трофей, за которым он мог бы ухаживать, как за своим питомцем или маленьким ребенком, чтобы убедить себя, что его душа не черна? Но любой, кто убил своих родителей, кто позволил этим словам быть высеченными на двери в комнате, в которой они спали, действительно имел самую черную и ужасную душу из всех. Это вопрос времени – прежде чем его хозяин позволит своей душе просочиться сквозь привлекательную оболочку тела, необузданной и несдержанной. - Исак! Исак едва не вскрикнул от удивления, когда услышал свое имя с другой стороны усадьбы, произнесенное глубоким голосом, который стал ему знаком за несколько последних дней. - Исак, где ты? Ужин готов. Исак кивнул самому себе, пытаясь найти смелость вернуться к Эвену. Сидеть, есть, притворяться, что все хорошо. Но сейчас он знал больше, больше, чем когда-либо, что ему нужно придумать, как сбежать, если он хочет выжить. Но как это возможно? Он не мог убежать ночью, это он знал наверняка. У него не было навыков выживать, чтобы странствовать снаружи во время северной зимы. Он мог остаться и попытаться защитить себя, когда настроение Эвена неизбежно изменится, но Исак знал, что он вряд ли сможет одолеть мужчину с Севера, который, казалось, был высечен из камня, такое крепкое было у него тело. Яд, может быть? Он не видел крысиного яда, но мог поискать. А затем мужчины из его племени убьют тебя, когда найдут, а они обязательно найдут, - напомнил он себе. Всё казалось безнадежным. Но он не мог оставаться в усадьбе, спокойно ожидая, покуда наскучит Эвену. Это было немыслимо, и Исак не хотел умирать. Он найдет способ сбежать и хорошо продумает его. До тех пор он будет продолжать подыгрывать с молчаливой решимостью в сердце. Обретя решимость, он успокоил трясущиеся руки и вернулся к свету огня. *** Футарк - общее наименование германских и скандинавских рунических алфавитов. Однако в силу некоторых причин древнегерманский рунический алфавит называется «старшим футарком», а остальные — младшими алфавитами. Был разделен на две ветви - длинную использовали в Дании, короткую в Норвегии и Швеции. Часто использовался для вырезания на предметах, чтобы обозначить собственность или вести учет.