The oceans shall freeze

Sweet Dreams Travel the world and the seven seas Everybody's looking for something Some of them want to use you Some of them want to get used by you Some of them want to abuse you Some of them want to be abused Sweet Dreams (Are Made Of This), Emily Browning

Ранняя зима, 804 год н.э.

Исак       — Поднимайся.       У него было всего мгновение, чтобы прийти в ужас при виде мужчины, стоящего над ним — а затем Исак резко вздохнул и закричал.       Рука, обтянутая кожей, тут же накрыла рот, задушив вскрик и вздох, пока он не начал отчаянно извиваться и царапаться, чтобы вобрать немного воздуха. Когда он подумал, что умрет именно так, его отпустили. Он задышал, жадно втягивая воздух, но помилование длилось всего несколько мгновений. Вместо руки Исака коснулось холодное острие широкого топора, надавливающее на незащищённое место под подбородком.       — Придержи язык. Я наслышался достаточно криков сегодня, мое терпение закончилось.       Предупреждение было понятным. Исак кивнул, и топор убрали в ножны, прежде чем рука, покрытая пеплом, грубо схватила его за плечо и вырвала из теплой безопасности кровати. Пепел оставлял заметные чёрные следы на его белой рубашке, и Исак отрешённо задался вопросом, откуда взяться пеплу. Но у него не было ни секунды подумать, потому что его вытолкнули наружу, в резкий холод и ошеломляюще густую темноту его мира... в огне.       Единственное слово, которое смог подобрать Исак для описания безумия, происходящего снаружи, было — хаос. Абсолютный хаос.       Деревня, обычно укрытая покровом ночи, была освещена ярким оранжевым светом, охватившим, казалось, всё вокруг. Это было не успокаивающее мягкое сияние рассвета, а резкая краснота, которая могла появиться только от горящих факелов. Легкие обожгло, когда Исак вдохнул тяжелый черный дым, и он прикрыл рот рукавом, пытаясь побороть тошноту.       Его взгляд устремился мимо горящих хижин и кричащих людей в отчаянной попытке найти знакомые изгибы Евиной фигурки или светлые волосы Вильде.       Вместо них он увидел Сару — один из дикарей волочил её за одежду, а она кричала, высоко и пронзительно, прежде чем пропала из виду. Он стоял там, не в силах оторвать взгляд от места, где она была только что; крики каким-то образом зазвучали более громко, когда её потащили дальше. Но вдруг вопли резко смолкли, и у него не было времени осознать, почему. Мужчина, ведущий Исака, толкнул его, от чего тот свалился в грязь, перемешанную с пеплом.       — Шевелись, мальчик. Дай мне только повод показать тебе кое-что ещё.       Мужчина грубо схватил себя за пах через медвежьи шкуры, похотливо разглядывая мальчишку.       Никогда ещё на Исака не смотрели так, но он почему-то знал, что это означает. Он подумал о Саре, которую забрали в лес, и о том, как мужчина тащил её за ворот платья, открывая бледные плечи холодному воздуху. Исак отказывался думать, что происходило с ней в эту минуту, или почему она перестала кричать.       Он пытался не дать страху парализовать его, когда оттолкнулся от грязной тропинки, чтобы идти дальше.       Они прошли ещё немного, пока пылающие дома позади не оказались достаточно далеко и не стали казаться живописным полотном, если бы Исак прищурился.       Жители, которых пощадили, находились снаружи, и это была худшая ночь в их жизни. А захватчики, окружавшие этих бедняг, смеялись и разговаривали так, будто это был обычный день на деревенском рынке.       Исак пристально разглядывал толпу, перебирая покрытые слезами и скрытые пеплом лица, пока не увидел знакомое сияние волос Евы. Вильде стояла позади неё, и её обычно светлые волосы были грязными — чернее, чем когда-либо их видел Исак. Освещённые отблесками пламени и покрытые сажей, девушки были похожи на валькирий.       — Ева! — вскричал он, оттолкнувшись от мужчины, державшего его за локоть, и бросился к ней в объятия. Исак вцепился в неё в исступлении, вонзив ногти в нежную кожу её плечей.       Обычно, когда он вёл себя так, Ева отталкивала его и говорила быть сильным, потому что они больше не дети, но сегодня она так же крепко держалась за него, вцепившись ногтями в его поясницу.       И Исак был рад этому. Её маленькое, но крепкое тело рядом с его было якорем, за который он цеплялся посреди ужаса, окружавшего их.       — Ты ранен? — лихорадочно спросила она, вырвавшись из объятий, провела руками по его лицу и дрожащим плечам.       Он сбросил её руки и поспешно покачал головой.       — Они только напугали меня. А вы?       Ева судорожно вдохнула и убрала его золотистые волосы с лица, прежде чем ответить.       — Я проснулась из-за того, что хижина горит. Я думала, они дадут мне умереть, но они вытащили меня и маму, прежде чем дом рухнул.       Её голос, всегда спокойный и уверенный, надломился на мгновение, но она собралась и продолжила вполголоса:       — Они схватили её. Она с остальными стариками и больными.       Они оба знали, что это значит. Налётчикам не нужны были те, кого нельзя продать или заставить работать. Все слышали эти истории не раз.       — Возможно, они сжалятся, — неуверенно предложил Исак, не веря в эту нелепость.       Этим мужчинам — чудовищам, которые вытаскивали детей из их кроватей и сжигали дома, была чужда жалость.       Исак молился всем богам, которые могли смилостивиться над ними. Боги были единственными, кто мог бы помочь им сейчас.       — У них нет причин убивать твою мать и остальных.       Не то чтобы им нужна была причина. Не было никакой причины — они просто брали то, что хотели, и так, как им вздумалось. Так было принято на Севере.       Он знал, что будет с теми, кто остался. Он был юн, но не глуп. Все остальные, помимо Исака, Евы и Вильде — все те, кого собрали на окраине деревни — были детьми. Юные, красивые и нетронутые. Для них назначат хорошую цену и продадут, чтобы они трудились до самой своей смерти или, что хуже, пока не станут ненужными и старыми.       Он знал, что детей забирали с деревень по всей Ютландии — таких же, как у них.       Эти истории всегда были одинаковы: детей похищали в сумерках и забирали в Ущелье Тролля, а после их никогда никто не видел. Исак не осмелился сказать об этом Еве, которая выглядела так, будто вот-вот лишится чувств.       Впервые в жизни Ева кивнула и позволила Исаку утешить её. Так он понял, что их положение ужасающе. Ева всегда говорила, что он худший лжец из них троих.       — Вильде… цела? — осторожно спросил Исак, осознав, что светловолосая девушка не сказала ни слова с тех пор, как он их нашёл. Он ожидал, что она будет паниковать и плакать как новорождённый младенец. Однако она стояла, молчаливая и застывшая подобно камню. Она даже не отзывалась на своё имя, её рука свисала с предплечья Евы. Вильде была погружена в транс. Голубые глаза пусто уставились на пламя, уничтожавшее постройки, что были их деревней.       — Вильде, — с тревогой прошептала Ева, убирая руку с предплечья, чтобы переплести их тонкие пальцы вместе. Вильде взглянула на руки и медленно ожила, когда увидела Еву, а затем Исака.       — Я так напугана, что едва могу двигаться, — тихо призналась она, её нежный голосок был жалким, когда она пыталась скрыть то, насколько окаменела от страха. Увлажнившиеся глаза выдавали её ужас, и Исак почувствовал, как и у него наворачиваются слёзы. Ева обняла их так, что их головы были прижаты к её. Маленькое пространство между ними троими было островком спокойствия, который они отчаянно искали. Пронзительный вскрик одного из детей разрушил этот хрупкий мир, заставив Вильде вздрогнуть.       — Как вы думаете, что будет с нами? — прошептала она полным отчаяния голосом. Никто из них не ответил, но Ева отшатнулась. Спокойствие между ними было нарушено жестокостью реальности, окружавшей их.       Исак заметил, что она по-прежнему держала Вильде, руки их были переплетены: Ева гладила большим пальцем трясущиеся бледные руки более хрупкой девушки.       — Ну, давайте, девушки, почему бы вам не устроить тут всем представление, а? — крикнул один из мужчин. Он безжалостно рассмеялся, когда Вильде подпрыгнула от резкого звука и отбросила руку Евы так, будто та обожгла её.       На мгновение боль проступила на лице Евы, прежде чем оно превратилось в каменную маску. Исак знал это выражение. Ева всегда была самой сильной из них. Она не собиралась быть слабой, и Вильде нуждалась в том, чтобы Ева была спокойна. Иначе она бы лишилась чувств, да и Исак знал — то же самое случилось бы и с ним.       Ева внезапно вздрогнула — выражение её лица сменилось страхом и тоской. Исак проследил за её взглядом и увидел, что мать Евы, Елена, стоит среди других стариков.       Никому не нужные, лишние.       Мужчины вокруг них двигались, извлекая топоры и мечи, готовясь пролить кровь. Когда они начали двигаться и уводить старших, Исак уже знал, зачем.       — Нет, — вскрикнула Ева, напугав их обоих. Она попыталась побежать, и её волосы взметнулись, прежде чем Исак схватил её, прижимая к груди.       — Пусти меня! — завопила она, голос её сорвался в истеричный вскрик.       — Пусти меня, Исак! Мама! — всхлипнула она, её тело дрожало от судорожных рыданий. Исак позволил ей ударить себя локтём, зная, что завтра утром на его животе расцветут синяки. Он переживёт это, но не переживёт смерти Евы.       Прости меня, думал он, когда его тело затряслось от рыданий Евы. Прости меня.       Вильде держала руку девушки, прижав её к себе и шепча ей что-то быстро на ухо. Ева продолжала вырываться, и Исак увидел, что другие мужчины заметили это. Последнее, что им было нужно — внимание.        — Успокойся. Ты хочешь умереть? — яростно зашептал он ей, заставляя осознать всю опасность их положения. Эти мужчины не были дворовыми хулиганами, которых она могла толкнуть в грязь. Они были варварами, которые насиловали и расхищали забавы ради. Когда Ева не оставила попыток вырваться, он продолжил:       — Хочешь, чтобы Вильде умерла? А ведь именно так и будет, если ты продолжишь обращать на себя внимание. Как долго, думаешь, она продержится без тебя? — только после этих слов Ева затихла. Силы были неравны, и они втроем не смогли бы выйти победителями ни из одной стычки.       Они видели, как мужчины затолкали стариков в церковь, прежде чем забаррикадировать дверь бревном. Исак молился в надежде, что это всё, что они покинут деревню сейчас, сжалившись над ними.       Самый старший из мужчин — скорее всего, предводитель — взглянул на людей, рассматривая плачущих детей и горящую деревню за ними, затем улыбнулся и произнёс:       — Сжечь. Всё.       Ева надломлённо всхлипнула, съёжившись на земле.       — Всё хорошо, — прошептал ей Исак, хотя знал, что это не так, — мы здесь. Вильде и я здесь.       Мужчины бросили факелы на деревянное основание, и медленно, но верно пламя начало поглощать скромную церковь — до тех пор, пока не осталось всего лишь красное пятнышко на фоне чёрного неба.       Это было бы красиво, если бы зрелище не сопровождалось смрадом горящей плоти и криками несчастных, запертых внутри. Их ожидали не красоты священной горы Хельгафйель; всё, чего могли ждать эти несчастные — Тьма, которую приносит Хель.       Слёзы тихо текли из уголков глаз Исака, замерзая на холодной коже практически сразу же. Он не издал ни звука, укачивая Еву на себе. Он не заслужил права плакать сейчас.       Когда его мать умерла, Ева была безмолвным спокойствием, успокаивающей силой в тумане его страданий. Он может сделать то же самое для неё. Позади них Вильде тошнило от запаха, её голова покоилась между бёдер, когда она вдыхала и выдыхала, тяжело и быстро.       В этот момент Исак уверился, что нет больше богов, которым он мог бы молиться. Какие Боги оставались глухи к мольбам детей и позволяли сжечь их родителей живьём в том самом месте, где отдавались почести этим самым богам?       — Что ж, с этим мы покончили, пора разобраться с невольниками, — провозгласил предводитель.       Мужчины собирались в предвкушении делёжки. Их не волновал запах горящих людей, но, очевидно, не терпелось разобрать детей как скот. Эти воины были чудовищами — все они. Истории о северянах оказались правдой.       Исак увидел краем глаза, что приволокли Сару — её тело повисло в руках того самого дикаря, который утащил девушку в лес. Её волосы были растрёпаны, а хорошенькое личико залито слезами. Багровый синяк растекался от виска к щеке. Мужчина бросил Сару на землю, и она упала без звука. Исаку показалось бы, что она мертва, если бы не мерное движение её спины вверх и вниз.       — Во имя всех богов, Бьорн. Мы даже не успели их осмотреть, а ты уже испортил одну.       — Это моё, — сказал Бьорн угрожающе, указывая на груду конечностей и юбок.       — Что ж, теперь она твоя, никто больше не хочет твои объедки, — сухо заметил кто-то, и толпа разразилась хохотом, как будто сломленное тельце Сары было поводом для смеха.       Исак хотел было подойти к ней, но страх за себя заставил его примёрзнуть к земле и спрятаться за Евой.       — Ты когда-нибудь спал с мужчиной? — обратился один из мужчин к Исаку. Они все зашлись смехом, когда он отпрянул и вцепился в Еву.       — У неё нет того, что тебе нужно, мальчик, — заорал другой. Исак спрятал своё лицо за плечом Евы, когда тот засунул руку в штаны, по-видимому, показывая Исаку то, что ему было нужно.       — Я хочу его, — услышал Исак одного из них и не смог не открыть глаза, дабы взглянуть на своего возможного владельца.       Тот поразительно отличался от остальных. Слишком холёный и красивый, чтобы быть налётчиком. Несмотря на это, голодный взгляд его был такой же, что и у остальных.       — Кристофер, я тебя умоляю, ты недостаточно мужественен для невольника подобного этому, — засмеялся один из мужчин, толкая его в сторону, пока весь отряд хохотал над этой шуткой.       Привлекательный незнакомец, Кристофер, внимательно посмотрел на Исака, прежде чем искренне рассмеяться.       — Я не смог бы позволить себе такое приобретение. Всем известно, что мой отец не хочет делиться со мной своими богатствами, — самоуничижительные слова казались неправдой.       — Достаточно вашей глупой болтовни, — хрипло сказал предводитель. — Первыми выбирают лучшие воины, а так как большинство из вас, ничтожеств, не смогли раздобыть что-либо стоящее в Нортумбрии, только пара человек могут потребовать невольников. Остальные будут платить, или мы отвезём невольников, чтобы продать в Ранрике.       — Единственный воин, который заслужил выбрать себе трофей — это Эвен, — благосклонно отметил Кристофер. — Он должен выбирать первым.       — Как будто этот монстр может знать, как обращаться с юнцами, — заметил мужчина с бледными волосами и уродливым лицом, неприятно рассмеявшись. Остальные поддержали этот смех, но неуверенно, будто тот, над кем они насмехались, мог появиться при звуке своего имени как призрак.       — У него никогда не было невольников. Сомневаюсь, что мы можем соблазнить его кем-либо из этих и заставить отречься от воздержания.       Мужчина продолжал улыбаться своей собственной шутке, его ледяные глаза в это время оценивали толпу подростков, прежде чем перехватили взгляд Исака и резко остановились.       Исак быстро отвел взгляд, но было поздно.       — Однако вот этому такое под силу, — мягко сказал он, а затем в несколько длинных шагов пересёк расстояние, направляясь туда, где стояли в грязи Ева, Вильде и Исак.       Когда мужчина нагнулся и грубо схватил Исака, потянув к себе, Ева закричала, хватая того за руку, пока он не оказался позади неё.       — Вы не заберёте его, — неистово вопила она, даже когда слёзы покатились из её глаз.       Мужчина отмахнулся от неё, как от мухи, и она упала на землю как какоё-то насекомое. Исак замер при виде её сжавшегося тела, и в этот момент начала кричать Вильде.       Исак был в панике; плач Вильде звенел в ушах, пока его оттаскивали от них обеих за ворот туники. Подобно Саре, которую тащили таким же образом несколько минут назад. Он должен был помочь ей тогда. Возможно, если бы он сделал это, боги вознаградили бы его за храбрость.       В этот момент он взмолился: пожалуйста, спасите меня.       Мельком увиденное бледное плечо, показавшееся, когда его волокли, заставило мужчин одобрительно загудеть — они кидали на него плотоядные взгляды. Из-за насмешек Исак покрылся гусиной кожей.       — Отец, могу я взять его? — с нетерпением спросил мужчина: он выглядел как сумасшедший. Исак чувствовал себя игрушкой, в которую вцепились мёртвой хваткой. Игрушкой в ночных одеждах.       — Эвен никогда не высказывал желания обладать невольником. Сомневаюсь, что он будет против, — кивнул предводитель, — он твой, Николай.       Мужчина с восторгом принял это заявление, его хлопали по спине и поздравляли. Вскоре последовали замечания по поводу удачного приобретения.       — Проверь, насколько он тугой.       — Николай, ты не можешь держать его только для себя, тебе нужно делиться.       — Думаешь, на нём нет отметок? Может, тебе стоит проверить?       Каждая непристойность казалась грязнее предыдущей. Слушая, что они хотят сделать с ним, Исак пожалел, что не сгорел в своей кровати. Такая смерть была бы более милосердной участью, чем это.       Николай радостно смеялся над комментариями, наслаждаясь завистью мужчин.       — Ты прав, Кнут. Нужно проверить, нет ли на нём отметин. Никогда не знаешь наверняка с этим крестьянским сбродом. Они, возможно, были идиотами настолько, что отправляли этого мальчика работать в поле.       Исак почувствовал, как из груди донёсся всхлип, когда Николай схватил его за ворот туники и разорвал её, обнажив тело холодному воздуху и голодным взглядам.       — Нет, — с изумлением воскликнул Николай, явно упиваясь ужасом Исака, — я думаю, они не идиоты. Никогда не видел такую нежную кожу, — он провел пальцем по спине Исака вниз.       Было слышно, как при виде этого засвистели остальные, и это заставило Исака сжаться.       — Но если они не заставляли его работать в поле, может быть, они использовали его по-другому?       Когда Исак пытался прижать к груди то, что осталось от его рубашки, Николай грубо схватил его за запястье, оставляя на нём багровый след. Всё, что мог сделать Исак — зарыдать, но это не сдержало Николая. Напротив, подхлестнуло его двигаться дальше, стянув штаны с Исака.       Но Николай остановился, когда раздался голос будто бы из ниоткуда.       — Отпусти его, Николай.       Исак в ужасе распахнул глаза, услышав этот новый, глубокий голос. Перед ним угрожающе возвышался мужчина, и из всех, кого видел Исак сегодня, он был самым устрашающим.       Он выглядел как дикарь, как сам Фенрир: его голова и спина были покрыты волчьими шкурами. Исак знал, что эти мужчины не одеваются так — у остальных были медвежьи шкуры, и те гордо носили их на своих плечах. Несомненно, отличающиеся меха были символом откровенного неповиновения. Лицо незнакомца было покрыто пеплом и кровью — она испачкала подбородок и мех. Мужчина выглядел так, будто только что сожрал кого-то заживо, выглядел как зверь, который пирует на плоти своей жертвы. Глядя на него, Исак не был бы удивлён, окажись это правдой.       — Эвен, — засмеялся Николай, — я и не знал, что такому чудовищу, как ты, есть дело до плача детей. Или ты хотел бы попользоваться мальчишкой вместе со мной?       Исак громко всхлипнул, услышав слово попользоваться, но в глазах Эвена плескалась ярость — а затем внутренняя буря утихла под маской спокойного безразличия. Исак не был уверен, что то, что он увидел, было реально.       Может, он это выдумал в поисках проблеска человечности в этом звере? Исак молился, чтобы кто-нибудь помог ему, и вместо помощи Боги послали ему это.       Возможно, они насмехались над Исаком? Прокляли за молчаливое низвержение богов, когда он смотрел на горящую церковь.       Когда Эвен не отреагировал на глумления, Николай рассмеялся. На этот раз смех был высокий, и впервые в нём звучало раздражение.       — Какое дело Берсерку до того, что я делаю с моим невольником? — прошипел он.       — Твоим невольником? Эрик сказал, что лучшие воины выбирают первыми. Скольких ты убил в Нортумбрии?       Исак вздрогнул, когда Николай отпустил его рубашку, чтобы вытащить меч из ножен.       Его отец, Эрик, не позволил стычке зайти так далеко. Он тут же встал между двумя мужчинами с равнодушным лицом.       — Убери свой меч, Николай. Я сказал, что тот, кто показал наибольшую доблесть в Нортумбрии, будет выбирать первым. Эта честь принадлежит Эвену.       Николай выглядел взбешённым, и Исак задался вопросом: что это был за человек, если Эрик отдавал ему превосходство над своим сыном?       — Я выбираю его, — сказал Берсерк, Эвен, Эрику, но его глаза неотрывно следили за Исаком. Тому пришлось посмотреть в сторону — он был не в силах выдержать пронзительное напряжение ярко-голубых глаз.       И Николай, и Эрик выглядели удивлёнными при этом заявлении, но Эрик лучше сумел совладать со своими чувствами. Николай же был в ярости.       — Ты хочешь его? — ехидно спросил он у Эвена, но тот не отреагировал, не сводя взгляда с обнажённых плеч и спины Исака.       — Я сказал так.       Николай взглянул на своего отца для подтверждения, и мужчина кивнул, после чего ухмылка превратилась в нечто уродливое.       Он оттолкнул Исака от себя, от чего тот врезался в грудь Эвена. Исак инстинктивно попытался отшатнуться, но Эвен легко удержал его, положив одну руку на обнажённую талию.       Это прикосновение отличалось от хватки Николая: руки Эвена были такие же голые и огрубевшие, но Исак чувствовал жар этих рук, который просачивался через его холодную кожу.       — Ладно, — сплюнул Николай, — пользуйся своим призом. Он всё равно слишком пуглив для моих наклонностей.       Исак задрожал, радуясь, что ему не придётся узнавать, что за наклонности были у Николая.       Эвен взглянул на Исака, когда он затрясся, взгляд прошёлся по видимой бледной коже. Исак боялся, что Эвен продолжит начатое Николаем, но вместо этого тот дотянулся до своего плеча, развязал плащ и накинул его на дрожащего Исака. От плаща пахло ржавчиной и дымом, но это было самое теплое, что было под рукой, и он закрывал его тело от взглядов мужчин, которые до сих пор наблюдали, поэтому Исак обернул в него свои плечи словно в щит.       Когда Николай сдвинулся с места, Эвен схватил Исака за талию ещё сильнее — закалённые в боях пальцы впились так, будто мужчина боялся, что Николай отберёт Исака.       Николай проигнорировал их, и вместо этого направился к Еве и Вильде, разглядывая тело Евы, которая по-прежнему лежала без сознания.       — Она красива, — буднично отметил он, как будто говорил о погоде, — и характер у нее такой, что сломить её будет весело.       Затем он поднял её и перекинул через плечо. Исаку хотелось, чтобы она проснулась и закричала, пинала и царапала этого гнусного человека, но Ева оставалась безмолвна и недвижима.       Её новый хозяин затем указал на Вильде, которая не двинулась с места. Она так и стояла на коленях, упершись взглядом в бездвижное подобие Евы.       — Она не уродлива, Вильям.       Другой мужчина, Вильям, медленно дошел до неё и затем внимательно разглядел. Он вздохнул так, будто всё это было нудной работой, прежде чем сказать:       — Отныне ты принадлежишь мне.       Исак был уверен, что Вильде начнет плакать при таком заявлении, но она кивнула и встала на свои дрожащие, как у косули, ноги.       После этого оставшихся быстро разобрали. Несколько мужчин выбрали себе подростков — на некоторых никто не предъявлял права — пока не остались только младенцы да малыши.       Исак боялся, что их тоже сожгут, но налётчики просто проигнорировали их — они начали собирать своё оружие, будто собирались уходить.       — Что будет с ними? — Исак задался этим вопросом вслух. Он вздрогнул, когда осознал, что наделал. Эвен не двинулся, чтобы ударить, но он схватил его лицо одной рукой и поднял так, чтобы заставить Исака смотреть на него.       — Мы не убиваем детей. Но и использовать их мы не можем, — просто сказал Эвен.       Значит, они замерзнут насмерть, с отвращением подумал Исак. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Эвен поспешно отпустил его. Если бы Исак не знал, что за человек перед ним, он бы сказал, что Эвен выглядел пристыженным.       — Поторопитесь, нас зовет Халогаланд, — вскричал Эрик, и мужчины с энтузиазмом согласились.       Малыши начали кричать, когда их матерям пришлось отпустить их, оставляя на покрытой инеем траве — как будто это могло защитить их. Одна из девочек не хотела отпускать своего маленького брата, вцепившись в него и крича, пока её зверски не ударили в живот, прежде чем оттащить.       Исак не позволил себе отреагировать на это, заставляя себя смотреть на подбородок Эвена, чтобы не заплакать. Он молился, чтобы жители соседней деревни нашли малышей и забрали себе. Это была единственная мысль, в которой он находил утешение.       Когда невольников разделили, весь отряд начал двигаться, выдвигаясь туда, где замёрзшая земля сливалась с водой.       Исак видел, как Вильям вёл Вильде впереди отряда, но быстро потерял их из виду. Он видел, что Ева по-прежнему свисала, перекинутая через плечо Николая, но так и не пришла в себя даже от того, что её тело толкалось об Николая при движении.       Несмотря на то, что другие мужчины тащили своих невольников, Эвен вёл Исака, положив свою большую руку на талию, подталкивая, когда тот спотыкался. Когда он упал из-за напряжения, Эвен буквально поднял его и поставил на ноги. Исак, в конце концов, вскрикнул, потому что ему свело ногу, и настойчивость Эвена уменьшилась. — Я с тобой, — прошептал он глубоким голосом, — мне просто нужно, чтобы ты продолжал идти для меня.       Исак ускорил шаг, принимая его слова за предупреждение. Кто знает, что этот мужчина сделает с ним, если он не будет идти. Он не собирался позволить себе лишиться чувств как Ева и быть уязвимым для прихотей кого-либо из этих чудовищ.       После пути, что показался часами, они увидели побережье и корабль налётчиков. Здесь он выглядел как диковинный монстр в толще воды, в которой когда-то играли Исак, Ева и Вильде — до того, как им запретили уходить так далеко от дома. Каждое предостережение, каждое слово оказалось правдой — но и то, что дети остались при деревне, их не спасло.       Они пробирались к воде, и Исак захныкал от страха, когда Эвен внезапно схватил его и поднял, чтобы ни одна часть тела мальчика не соприкасалась с холодной толщей. Они следовали за испуганными детьми, которых заталкивали на корабль, и Эвен держал его на руках, будто Исак сам был ребёнком. Наконец, они оказались на корабле.       Исак видел, что некоторых невольников увели под палубу; некоторых забрали их хозяева, а другие начали паниковать, потому что оказались на корабле, который навсегда увезет их от дома. Слушать крики и плач было ужасающе. Эвен, казалось, был того же мнения, потому что рука на талии Исака прижала его ближе и затем увела от этого безумия.       — Иди сюда, — решительно сказал он, отведя Исака в пустой угол, подальше от шума. Эвен сел, и Исак замешкался, пока его не притянули так, чтобы спина была прижата к груди Эвена. Плащ, в который мальчик был завернут, давал немного тепла, но оно казалось ничтожным по сравнению с ощущением того тепла, когда он был прижат к телу Эвена.       — Не слушай, — приказал он, прежде чем натянуть свой плащ через голову Исака. Под навесом из плаща, прижатый к груди Эвена, Исак практически ничего не слышал. Но крики и плач неминуемо усиливались, когда всё больше людей оказывалось на борту.       Исак слышал, как кричала Сара, на этот раз умоляя кого-то остановиться. Исак начал плакать, услышав это, и пытался заглушить свои рыдания руками, но Эвен услышал. Через плащ он накрыл уши Исака своими большими руками.       — Не слушай, — повторил он.       Впервые Исак подчинился. Вместо этого он сосредоточился на мерном биении сердца Эвена под своим ухом и на звуке, с которым корабль врезался в воду, отправляясь в плавание, оставляя позади дом Исака в разрухе и клубах дыма. *** Валькирия — дочь славного воина или конунга, которая реет на крылатом коне над полем битвы и подбирает павших воинов. Погибшие отправляются в небесный чертог — Вальхаллу. *** Хельхейм (прагерм. Helheim, буквально Владения Хель) — в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров, мир мёртвых, в Хельхейм бог Один низверг великаншу Хель, поэтому она там властвует. Это холодное, темное и туманное место, куда попадают все умершие, кроме героев, принятых в эйнхерии. *** Хельгафель — известный также как "священная гора", одно из достаточно приятных мест, где можно оказаться после смерти. Туда можно было попасть, не умерев в битве, но если вы прожили честную, праведную жизнь.