The oceans shall freeze

      Эвен находит то, что ценнее золота.

Due northwest, the soul is bound And I will go on ahead free There is a light yet to be found The Last Pale Light In The West, Ben Nichols

Середина лета. 804 год н.э.

      Эвен       Летнее солнце освещало океан и отбрасывало блики с лазурных вод крупицами прозрачного серебра. Эвен чувствовал соль на своих губах.       Морские брызги, когда его весло било по воде, уставшее после долгой изматывающей гребли тело — всё это заставляло потемневшее от солнца лицо блестеть. Он устало фыркнул, и голос его потонул в хоре мужских голосов и криков чаек над головой.       Когда Эрик объявил, что видна земля, в воздухе почувствовалось почти осязаемое облегчение. Они добирались до маленьких деревенек Ютландии, разбросанных по берегу, два дня и две ночи — с самых южных гаваней Викена.       Здесь солнце сияло ярче, и поля бесконечной зелени раскинулись покуда хватало глаз — всё указывало на мягкий, теплый климат.       Лодку направили к мелководью последним толчком, и затем выпрыгнули, чтобы оттащить ее к берегу. Вода, прогретая солнцем, приятно касалась тех, кто прибыл издалека. Она доходила Эвену до середины бедра, и он по-ребячески усмехнулся, когда увидел, что прямиком перед ним Кристофер Шистад погрузился в неё до пояса.       — Мы направляемся к горам, — дал указание Эрик, когда они отволокли лодку достаточно далеко от линии отлива, — чем дальше вглубь, тем больше еды и припасов.       Они скинули меховые шкуры, и шествие началось. Дорога через скопления маленьких фермерских деревень оказалась сложной. Живот Эвена урчал от голода — кто бы остался довольным скудными запасами сушёной рыбы и хлеба, которые раздавали на корабле?       Люди его племени жаловались и ныли, что не пристало воинам. Впрочем, слово "воины" было преувеличением. Некоторые из странников едва ли могли называться мужчинами: тела их были без единого шрама, а лица — простодушными. И вели они себя с соответствующим невежеством.       Эвен не замечал их. Он избегал мужчин своей деревни при любом возможном случае, и даже дружба среди своих для него не имела значения. Напротив, его ровесники были как раз теми, к кому он относился с наибольшей осторожностью. Он взглянул вперед и увидел Эрика Магнуссона, окруженного двумя сыновьями: темноволосым Вильямом, который возвышался над всеми в их племени, кроме самого Эвена, и светловолосым Николаем, который был ниже на добрый фут. Сейчас Николай неустанно пытался поспеть за отцом и братом.       Вильям и Николай разительно отличались не только внешне, но и по характеру. Пусть Эвен не испытывал и намека на теплоту к обоим, он заметил, что Вильям молчалив по своей природе и непроницаем с виду; медлительный, за исключением боя.       Николай же был несдержан и жесток. Только Эвен превосходил его печальную известность своей злобой и непредсказуемостью. Казалось, Эрика расщепило пополам, когда он создал Николая, а затем другая половина была отдана Вильяму, когда тот появился на свет.       Однако Эрик не испытывал привязанности ни к одному из сыновей. Он был вождём, в котором смешались молчание и желание творить злодеяния. Именно эта сила двигала им — естественным последователем последнего из их предводителей. Это место было бы занято отцом Эвена, если бы не его несвоевременная смерть. И именно это сочетание черт характера делало отцовство Эрика таким нелегким. Однако Эрик возлагал на Эвена едва ли не большую ответственность во время битв и нападений, что объясняло давнюю неприязнь Николая к Эвену.       Эвен не нуждался в привязанностях, однако же, Эрик одарил ею, и с тех пор Эвен вынужден был подчиняться. В конце концов, Эрик казался единственным, кто видел самого Эвена, а не лживые слухи о нём.       — Что думаешь, Берсерк? — спросил Кристофер, подходя к нему сзади, отвлекая Эвена от его размышлений. Эвен взглянул на небольшую деревянную хижину, на которую Кристофер указал наклоном головы. Она стояла на краю поселения и выглядела так, будто ее могло снести сильным ветром.       — Я думаю, что у них не найдется еды для восьмидесяти чужаков, — сказал Эвен. Кристофер раздраженно простонал.       — Не это, — он указал жестом, и Эвен понял, что он говорил о женщине, которая стояла перед хижиной с ребенком, прижимая его к груди и беспокойно оглядывая их отряд.       Она выглядела, как и все женщины этого края: высокая, крепкая и светловолосая. Эвен не видел в ней ничего необычного, но Кристофер продолжал улыбаться, очевидно, надеясь вовлечь Эвена в разговор.       — О, — произнес Эвен.       — Может быть, быстро осмотрим эти места?       Эвен только сжал губы, и Кристофер сразу же замолчал. Он не был глуп, и это была единственная причина, по которой Эвен терпел его общество. По правде говоря, над Кристофером часто подшучивали — тщеславный и самовлюблённый красавчик, который скорее очарует врага, чем будет с ним драться. Однако его отец был правой рукой Эрика, и Кристофер считался находчивым и приятным собеседником. Поэтому ему разрешалось странствовать с племенем к большому неудовольствию Эвена.       — Вперед! — крикнул им Эрик. Крошечные поселения, разбросанные по зеленым скользящим холмам, не могли предложить ничего полезного, и они продолжали идти, пока маленьких деревянных хижин не стало больше и не появились постройки небольшой деревушки с мелкой деревянной церковью на самом высоком холме, маячившем впереди.       Они направились к ней, и их появление, как и всегда, сопровождалось криками, паникой и страхом. Так было всегда. Они были люди Севера — выше остальных, более смуглые, крепкие и физически сильные настолько, что вселяли ужас в сердца жителей деревушек, подобных этой.       Впереди них Эрик вытащил меч, и его воины враз повторили движение. Это было больше для устрашения, нежели для настоящего сражения. Не было смысла проливать кровь в такой беззащитной деревушке, где были одни крестьяне да рты, которые они кормят.       Они видели, как селяне рвутся в свои хижины, прячась, и к тому времени, когда войско достигло центра поселения, деревня казалась вымершей.       Настоящее веселье началось, когда они добрались до полей, где трудились крестьяне — человек двадцать, чья кожа была красной от низкого солнца. Эвен увидел, как некоторые из его племени приближаются к ним с мечами, и закатил глаза при виде того, как жители трясутся от страха. Их увели с полей в центр деревни, требуя припасов, которых бы хватило на дорогу до Нортумбрии, и суля расправу тем, кого еще не обыскали, или тем, кто плелся слишком долго или трясся особенно жалко.       Эвен уже устал от этого. Какое веселье в том, чтобы запугивать фермеров? Он взбодрился бы, если бы это были воины, стоящие его внимания.       Он задержался, меч его снова оказался в ножнах, когда оставшиеся из его отряда последовали за крестьянами в деревню.       Эвен осматривал необъятные просторы полей, окружающие деревню. В Халогаланде была некоторая приятная глазу растительность, когда в их земли приходило тепло, но не такая бесконечная, как здесь. Он грезил о пастбищах, подобных этому, но понимал, что он — дитя Севера, закалённый, привыкший к холоду. Само его присутствие было нетерпимо для простых обывателей Ютландии.       А затем он услышал громкий смех, за которым последовали вскрики восторга. Эвен заморгал, пытаясь смотреть против солнца, и поднял руку, чтобы прикрыть глаза. Он пытался найти источник звуков — они казались настолько неуместными после ужасов, свидетелем которых он только что был.       Он вскоре нашел то, что искал. Трое детей, не старше пятнадцати или шестнадцати лет, появились из зарослей на одном из полей на западе. Они еще не заметили прибытие северян, и поэтому не были напуганы.       Эвен наблюдал за тем, как они шутливо борются — то была игра, в которой один ловил, а двое других сговаривались против третьего, а затем пытались ускользнуть из плена, прежде чем упасть на землю и схватить соперника. Видимо, в этой игре не было четких правил, и их пронзительный смех наводил на мысль, что они не относятся к ней серьезно.       Их разделяло расстояние, но зрение Эвена было острым, и, как только он понял, чем они занимаются, решил не выдавать свое присутствие и начал разглядывать их.       Две девушки — самой шумной была рыжеволосая и женственная, и природа щедро одарила ее как красивыми изгибами, так и громким смехом. Другая была поразительно светловолосой, с бледной кожей и нежным голоском, который доносился до Эвена.       Однако самым красивым был мальчик. С такой же бледной кожей, что и у второй девушки, светловолосый, и лицо его было необычайно прекрасным. С солнцем позади, его волосы сияли подобно золоту. Эвен подумал, что мальчик и был создан самим Солнцем. Не было другого объяснения его совершенству.       Тело его было стройным, и сложен он был идеально: длинные ноги, узкие плечи и тонкая талия. Этот мальчик был не для тяжёлой работы в поле, несмотря на его возраст, и Эвен спрашивал себя, почему.       Что-то перевернулось внутри него, что-то мрачное, тёмное. Но и он сам был напуган чувствами, которые появились так неожиданно. Он наблюдал, как две девушки нападают на него и прижимают к земле, а мальчик громко хохочет.       Лишь одно слово глухо стучало, повторяясь, в его сознании. МОЁ.       Но прежде, чем он мог понять, что делать с этим, его окликнули со стороны деревни. Он забыл о времени, наблюдая за подростками, и сейчас была пора уходить. Он неохотно оторвал от них взгляд и двинулся назад.       Ты ничего не сможешь сделать сейчас, говорил он себе. Ты не можешь выкрасть его до плавания.       Эта мысль опустошала его.       Когда они, нагруженные припасами, возвращались к своим лодкам, он разозлился. Без сомнения, они оставили крохи пропитания жителям деревни — как они проживут на этом целые месяцы?       Мальчик был прекрасен, а крестьяне этого поселения никак не приспособлены к тому, чтобы защитить его; защитить всех нуждающихся детей.       Каждый день отряды странников приходили из-за моря, чтобы порабощать, насиловать и разрушать. И пусть крошечная деревня в Ютландии не представляла реального интереса для племён, подобных племени Эвена, подростки, которых он видел сегодня, могут быть проданы за большие деньги как невольники. В этом он был уверен. А мальчик будет наградой, достойной короля.       Впереди Эвена Николай рассказывал другому воину племени, Кнуту, о том, как крестьянин намочил штаны в ужасе, когда Николай приставил меч к его горлу.       — Я просто засмеялся и оставил его истекать кровью. Иногда эти идиоты позорят себя даже без моего участия.       Эвен сжал челюсти, задумавшись, кто защитит мальчика, если его попытаются забрать.       — Вперед, на Нортумбрию! — вскричал Людвиг Шистад, и его боевой клич был встречен ликованием северян. Всеми, кроме Эвена, который был погружен в свои мысли.       Несмотря на то, что путь к Нортумбрии был длинным, Эвен не забыл ни лица мальчика, ни его тела, ни его смех. И с каждым прошедшим днём желание увидеть его становилось сильнее, пока не поглотило Эвена полностью.

Ранняя зима, 804 год н.э.

      Дорога назад прошла не так гладко. Ньорд, морской бог, был в ярости в этот день, и корабль оказался в его власти, пока он игрался с ним сильными течениями, что бросали его из стороны в сторону.       Не только Ньорд был к ним неблагосклонен. На корабле было на двадцать человек меньше, чем в начале их похода, а богатства, захваченные в Нортумбрии, оказались куда менее щедрыми, чем они ожидали. Эрик был в ярости. Он стоял на корме, и его резкий и грубый голос раздавался над ветром.       — Гребите, ничтожества!       Он выглядел измученным за время плавания — с мыслями мрачнее, чем тогда, когда они покинули родной край.       Они возвращались в Ютландию. Во время остановки в Нортмании — пополнить запасы — они обсуждали дальнейшие действия. Эрик знал, что возвращаться, когда за время плавания на корабле стало на двадцать человек меньше — позор, и к тому же им нечем похвастаться после налёта. И когда Эрик, Людвиг, Николай, Вильям и остальные затянули прения до самой ночи, они решили подкрепиться вином и горячей едой в таверне возле гавани.       Эвен сидел в конце стола с лавками, вертя маленькую, вырезанную из дерева лошадку в своих руках. Он забрал ее у одного из жителей деревни, привлечённый искусным мастерством, с которым она была сделана. Грива была объёмной и струилась, а рот открыт, будто лошадь издавала ржание. Одна нога была поднята, и животное, казалось, было готово пуститься галопом. Эта фигурка была вырезана для ребёнка, но Эвен никогда не мог устоять перед маленькими красивыми предметами, в которые их создатели вкладывали свою душу.       Возможно, он верил, что когда-нибудь отдаст её мальчику. Красивому золотоволосому мальчику, который находился будто в другом мире.       А затем Эвен моргнул, пропуская через себя осознание того, что нужно сделать дальше.       — Мы должны просто поехать домой, — ворчал Вильям. — Что сделано, то сделано. Нужно уменьшить потери.       Николай смерил младшего брата холодным взглядом.       — Может, ты хочешь пойти путём труса, но я предпочитаю вернуться в деревню с чем-то существенным. Есть выход, который мы можем найти сейчас, например…       Эрик зло взглянул на них обоих, пресекая разглагольствования Николая рычанием.       — Вы нас всех обяжете — вы двое — если не будете разговаривать о стратегии так, будто понимаете, о чём говорите.       Эвен прочистил горло. Он знал о своём влиянии на Эрика. Влиянии, что укрепилось во время этих долгих лет — и ещё до того, как он завоевал славу во время плавания. Несомненно, отвага во время последней битвы заставит прислушаться к его словам. Он сражался безжалостно, в то время как остальные из отряда разбежались. Кроме Николая и Вильяма, никто другой из воинов Севера не показал себя храбрым в этом плавании.       — У меня есть одна мысль, — сказал он, и практически ухмыльнулся, услышав стук кружек о скамейки. Мужчины вокруг смотрели с плохо скрываемым интересом — на него, Эвена Берсерка, который добровольно обратился к ним.       — Ну что ж, давайте выслушаем её, — произнёс Эрик с одобрением.       — В деревне в Ютландии, по дороге в Нортумбрию, пока я был в поле, видел трёх молодых людей, лет шестнадцати, непревзойдённой красоты. Из них получатся отличные невольники, и, думаю, таких в этой деревне найдется много.       Они слушали его, даже Кристофер, у которого на коленях сидела служанка. Его лицо было в ложбинке между её грудями, в то время как она что-то обнадёживающе шептала ему.       — Нам действительно нужны новые невольники, — согласился Эрик, — и мы можем продать тех, кто нам не нужен, на пути домой.       Сидящий рядом с ним Николай осторожно взглянул на Эвена: любое соглашение между Эвеном и отцом было как сговор лично против него. Но у него не нашлось причин спорить.       — Новые невольники? Почему бы нам не пройтись от порта к порту и не подобрать всех незаконнорождённых отпрысков Кристофера? — спросил Кнут, и мужчины хрипло засмеялись, в то время как Кристофер отвёл взгляд от той, кто отвлекала его, и застенчиво улыбнулся.       За ночь было решено, что предложение Эвена стоящее, и они дали обет выдвинуться на рассвете по длинному пути через море в Ютландию.       В тот же миг сердце Эвена упало камнем. Его захлестнуло чувство вины: жизнь этого мальчика — мальчика, которого он видел только раз — будет уничтожена, потому что не было другого выхода для него или для Эвена.       Но в то же время его сердце лихорадочно стучало из-за волнения, из-за предвкушения. Через несколько дней он увидит это прекрасное лицо снова, он почувствует взгляд мальчика на себе, когда обратится к нему впервые.       Так будет, — мрачно подумал он, — если его никто не заберет первым.       Это было немыслимо. Эвен знал сразу, как только увидел мальчика, что тот должен быть рядом. Нет, он должен принадлежать Эвену. У мальчишки не было будущего в деревне, которая не могла защитить его, а Эвен отдаст свою жизнь, чтобы мальчик был в безопасности.       И чувство вины временно затихло.       Он принял правильное решение, возвращая туда воинов Севера.       Когда они высадились с корабля у входа на бухту, где ставили парус три долгих месяца назад, вода была холодна, пусть и несравнима с фьордами, которые окружали их собственную деревню.       Это был ночной налёт, и факелы освещали дорогу, когда они начали свое шествие. Дорога туда занимала совсем немного времени, но каждый шаг был пыткой для Эвена.       — Любопытно, — сказал Николай позади него, и Эвен повернулся, чтобы видеть его лицо, — почему ты не упомянул эти трофеи раньше? Странно, что ты ни с кем не поделился этим.       — А какой прок бы был от того, что я бы сказал о них раньше? — спросил Эвен. Николай улыбнулся ему обманчиво кротко, а затем пожал плечами.       — Полагаю, ты прав. Должно быть, они действительно незабываемы, если ты помнишь их даже после трёх месяцев боёв и кровопролития.       А затем он ушел, и его медвежьи шкуры волочились вслед, когда он прибавил шагу, чтобы нагнать своего отца.       Скоро, — сказал Эвен самому себе. — Скоро ты увидишь мальчика снова. И всё это станет неважным.       Огонь в факелах впереди него потрескивал, и пламя танцевало в нетерпении.