Прошу, присаживайтесь

      Привыкшая, находящая в нем чуть ли не единственное утешение, Марго садилась в клиентское кресло как на место пилота, готового к отлету, к бою, лишь бы не оставаться на земле средь муравьев. Второе кресло я всегда убираю к стене к ее приходу: на первой же сессии Марго сказала, что оно ее расстраивает, злит — словно дожидается того, кто совершенно точно не придет ни на прием, ни обратно в ее жизнь. Едва ее пестрая блуза коснулась спинки кресла, а короткие чайные волосы погрузились в воздух над ним, Марго, держась за подлокотники как за «рога» штурвала, изрекла:       — Я опять это сделала. — Я кивнула в ожидании продолжения. Ее короткие, естественные в плане цвета ногти мучили друг друга, оставляли малюсенькие зазубрины. — Это все отец виноват.       — Марго.       — Ладно, это Я сделала, мое решение, моя ответственность. Но его слова привели к этому — как мне еще это сказать?       — Иначе. Не перекладывая ответственность.       — Я, — нетерпеливо каркнула она. — Я. Я достала бутылку из шкафа, спрятанную за коробками риса в пакетиках. Я взяла с полки кружку. Обычного сока дома не было, поэтому я забрала из холодильника коробочки детского яблочного сока. Вот он, апогей отвратительного материнства — разбавлять мартини детским питанием…       — Марго, — вновь немногословно напомнила я, но она, прекрасно поняв, к чему я клоню, на этот раз не согласилась и, показательно вытаращив и без того большие глаза, быстро покачала, потрясла даже, головой. Так что пришлось в который раз ступить на эту тропку: — Почему разбавлять мартини детским питанием — признак отвратительной матери? Дело в алкоголе как в таковом? Мы уже детально разбирались: хуже Вы о детях, когда выпиваете, не заботитесь, Вы по-прежнему внимательны к ним. Тогда — в детском питании? Но если бы Вы захотели просто перекусить, что-нибудь выпить, и взяли бы ровно то же, винили бы себя за это так же сильно?       — Нет, — нехотя кивнула она, прикусывая палец, пока его собратья по левой руке поддерживали ее щеку.       — Вы хотите решить проблему с алкоголем не потому, что Вы становитесь из-за него хуже как мать, а потому, что, как сами сказали на нашей первой встрече, не хотите стать похожей на Вашу собственную маму. Не надо к и без того сложным негативным эмоциям добавлять еще и чувство вины перед детьми. Ваши дети счастливы?       Она пожала плечами, глядя на стену за моим плечом.       — Радостные, здоровые, сытые. Очень громкие. Видимо, да.       — Значит, Вы — хорошая мать. Несмотря на выпивку. Давайте вернемся к ней. Какие слова Вашего отца пробудили в Вас желание выпить?       Туфля соскользнула с пятки, повисла на носке, и Марго покачала ею несколько раз прежде, чем разомкнуть вновь губы.       — Знаете, почему я здесь? Потому что мне плевать на Ваше мнение. Мне, не побоюсь этого слова, насрать, что Вы обо мне думаете. Поэтому я могу говорить откровенно обо всем, что происходит у меня внутри. И не бояться, что Вы посчитаете меня чудовищем. Каким себя вижу я, — выдавила она кривую усмешку под блеск повлажневших на мгновение глаз. — Он… играл с близнецами, подбрасывал их, ловил, понятное дело… а они смеялись, такие милые, такие маленькие… И он подумал вслух: «Вот бы они всегда оставались такими!»… — Ее взгляд остекленел, туфля замерла, в болезненных судорогах подергивалось только сердце за скромным треугольным декольте. — Я раньше не понимала значение выражения «бомба замедленного действия», а тут… к вечеру, через несколько часов, прочувствовала во всей красе… Его слова не выходили у меня из головы, повторялись на каком-то дебильном повторе, как в заглючившем проигрывателе. Мне было… душно. Больно. Колко. Как будто я по острым каменным осколкам шла, куда бы ни ступала, в какой бы комнате ни пыталась скрыться. Попыталась принять ванну. Но даже залезать не захотелось, стало мерзко, как если бы там не вода, а слизь была. Попробовала в наушниках посидеть, послушать любимую музыку, но она слышалась блеклой, безжизненной, надоевшей. Заезженной. Ни о чем. И тогда — когда все уже легли спать, — остался только алкоголь. И стало легче. Чуть-чуть, — показала она жестом, практически соединяя указательный и большой пальцы, не оставляя между ними места и для пылинки.       — Что это за чувство — шагание по каменным осколкам? Что за эмоция?       — Не знаю. Разочарование. Боль. Страх.       Я подняла брови, не сводя с нее взгляда. И Марго, отвечающая мне тем же пристальным вниманием, дрожаще выдохнула:       — Ужас… Я была в ужасе. От мысли о том, что это все может тянуться так долго. Я люблю их. Словами не описать, насколько сумасшедшее чувство любви испытывает мать по отношению к своим детям! Да я живьем гореть готова, если это их от подобной участи спасет, — вот насколько. Ноль инстинкта самосохранения. Но пока речь не идет об их жизнях, об их безопасности… я, выходит, хочу отделаться от близнецов. Не хочу больше быть их матерью. Не хочу возвращаться домой. Что тут, сейчас, что на работе, меня трясет от одной только мысли о том, что придется идти туда, обратно. А ведь у меня там змеиный коллектив! Тридцать процентов рабочего времени мы выполняем свои прямые обязанности, а семьдесят — следим друг за другом, чтоб ни у кого не было соблазна своровать хотя бы один чертов рубль, иначе кто-то по статье пойдет, причем вряд ли тот, у кого карман потяжелел. Работа с финансами — русская, мать ее, рулетка. И все равно, там, среди этих гадюк, мне хочется быть больше, чем дома… И везет же этому сукину сыну, что до родов успел сбежать, — кивнула Марго в сторону пустоты на месте второго кресла.       — Жалеете, что родили?       Провалившись от неожиданности в невидимый колодец, Марго дернула взором вбок, качнула головой, словно туман, обволакивающий ее голову, гоня прочь, однако ж смело, не сбегая хотя бы от себя самой, таки кивнула.       — Часто. Когда что-то напоминает мне о жизни за стеной. Снаружи квартиры, погребенной под детскими игрушками. И ведь это даже не списать на послеродовую депрессию: сколько лет прошло. На гнилую суть только, да?..       — Марго, безоценочность. Она не только для психолога важна: констатируйте факты, но не давайте им оценку. Вы часто жалеете, что являетесь матерью, что несете за своих детей ответственность. Это не хорошо и не плохо. Это — чувства. Если бы они поддавались контролю, то это место не было бы нужно вообще.       — Действия поддаются контролю.       — Да.       — Я сожалею — это действие. Я активно сожалею. — Кисть Марго дернулась вбок, как если бы у кресла простаивал кофейный столик с наполненной кружкой на нем.       — И что Вы в связи с этим сделаете? Вы уйдете из семьи?       — Нет. Я никогда их не брошу.       — Почему?       — Потому что я люблю их. Потому что я люблю их больше, чем себя.       — Что делает Вас…       — …хорошей матерью? — ослабленно, как после болезни, расслабленно рассмеялась она. Смех затих быстро, но призрачная полуулыбка не потухла — я улыбалась в ответ, явнее, шире, чтоб подбросить хвороста в этот согревающий Марго костерок.       — У Вас постоянно всплывает эта связка: какой-то поступок или чувство — и «плохая мать». Вы — не Ваша мать, Марго. Успешное или проблемное, скажем так, материнство, определяется не самокритикой матери, а состоянием ребенка. Как и о качестве обслуживания в ресторане волен судить конкретный клиент, а никак не официант или повар. Вы боитесь стать для своих детей такой матерью, какой для Вас была Ваша, но сами говорите, что они не плачут от Ваших криков с осуждением, они не видят, что Вы выпиваете, они не боятся Ваших резких движений, опасаясь пощечины ни за что. Для Ваших детей Вы — хорошая мать. Но о самой Марго Вы заботитесь недостаточно. В этом был Ваш изначальный запрос, до которого мы долго докапывались и о котором Вы на каждой сессии забываете. Алкоголь — это побег от реальности. Нежелание быть матерью — протест против сложившейся действительности. Чего хочет Марго? Что Вас не удовлетворяет?       Она потупила взор — и не сосчитать, как часто из тяжелой, разрушающей ее понемногу реальности соскальзывает в умиротворяющие, обезболивающие фантазии.       — Время. У меня нет времени для себя. Я постоянно должна что-то делать. А когда уложу их спать и вроде как выкрою время для себя, просто теряюсь, отключаюсь сознанием, сижу на кухне, не думая ни о чем, не делая ничего. И не хочу ничего. Внутри — пустота. Скорлупа от вареного яйца, вычищенная ложкой.       — Какой Вы видите Вашу жизнь без близнецов?       — Ох, хотите привести меня к осознанию того, как сильно дети обогатили мое существование! — я и так это знаю…       — Нет, я буквально: что бы Вы делали после работы, если бы у Вас не было детей?       Марго закусила ноготь сточенными клыками.       — Наверное, пошла бы в ресторан. В последний раз я была там на свидании с этим скотом. Сколько дети есть — плюс беременность, — столько и не была нигде…       — Отлично: ресторан. Вам не хватает времени на то, чтобы посетить его. Но сейчас дети с Вашим отцом, так?       — Да, но он не приглядывает за ними долго, они его «изматывают». Он согласен помогать только так, часок. Я как-то попробовала попросить его посидеть подольше, а он ответил, что не просил меня рожать, поэтому его это касаться не должно, — с абсолютно понятным осуждением поделилась Марго, вернув туфлю на осиротевшую без нее пятку.       — А Вы просили его себя рожать?       — Что?       — Вы, его дочь, просили его и Вашу маму себя рожать? Вряд ли у Вас была такая возможность — без спиритической доски. Они сами приняли решение завести ребенка, и сколько бы Вам ни было лет, вы по-прежнему семья. Вы говорили, что решали его проблемы с машиной, его проблемы с зубным протезированием, его проблемы с налоговой. В семье причастность к проблемам родного человека обоюдна, и пока Вам не все равно на его состояние дел, ему не должно быть плевать в ответ. Ваши трудности — зона его ответственности, покуда он хочет быть частью семьи.       — Звучит как аргумент, который мне стоит ему передать, — печально улыбнулась Марго.       — Если хотите. Если мое виденье совпадает с Вашим. На крайний случай можно нанять няню. Деньги Вам позволяют, насколько я поняла.       — Чужого человека в дом к детям впускать?.. — тотчас встревоженно нахмурилась она, «плохая мать».       — Не обязательно оставлять няню с детьми наедине. Ваш отец почти все время дома: его, даже сидящего на диване перед телевизором, вполне достаточно в качестве сдерживающего фактора, если Вы опасаетесь… непрофессионализма со стороны няни.       Ногти Марго забегали по ладоням как по клавишам пианино, словно руки ее замерзли и теперь приходилось быстро сжимать кулаки, чтобы согреться.       — Не знаю… Надо с отцом все обсудить…       — Что именно?       — …Ну а вдруг ему в гараж нужно будет или к друзьям?..       — Марго, почему его желания должны ВСЕГДА стоять на верхней ступени по важности, над потребностями Ваших детей и Вас самой? Компромисс. В какие-то дни приоритет может быть у его желаний, но в какие-то — должен быть у Ваших.       Она сидела неподвижно, глядела на меня как на искренне верящего в Деда Мороза взрослого. Изредка моргала. Явно с большим трудом переваривала меняющуюся в ее сознании реальность.       — Марго, — опустила я локти на колени, наклонилась к бурлящему пространству между нами, — что бы Вам хотелось заказать в ресторане?       — Какой-нибудь коктейль, — влет ответила она.       — Зачем?       — В смысле?..       — Алкоголь — это Ваш способ побега от реальности. От мыслей и чувств. От самой себя. Зачем Вам алкоголь в ресторане, если это место — часть Ваших мечтаний? Чтобы сбежать от чувства вины за то, что Вы хотите быть там, а не с детьми? Дети не страдают из-за того, что их мама где-то хорошо проводит время. Наоборот, они только выиграют, если их мать будет счастливее и психически здоровее. Даже технике нужен отдых, чтобы не перегореть. Так что — что бы Вы заказали, если бы выяснилось, что у ресторана нет лицензии на продажу спиртного?       Кресло заскрипело: медленно, точно оживающая прямо на моих глазах статуя, Марго наклонилась вперед, ко мне, локтями поселив на юбке складки.       — Какой-нибудь десерт, — шепотом, как тайну, произнесла она. — Шоколадный фондан. Понятия не имею, что это такое, но так сладко, так вкусно звучит… Я услышала это название от одного комика по ТВ, запомнила, но так и не загуглила, что это, как выглядит, какое на вкус.       — Значит, самое время узнать. На своем — потому и ценном — опыте.