Бесприданница

Диана сладко потягивается и вылазит из-под теплого одеяла. На цыпочках выходит на балкон, извлекает сигарету из припрятанной в уголке пачки. Стоит в одной футболке, переминаясь с ноги на ногу, по кошачьи-лениво наблюдает за сереющим небом на горизонте. Сейчас темнота зимнего утра ощущается в разы интимнее и прекраснее. В такие моменты умиротворение окутывает девушку от пяток до макушки, успокаивает расшатанную психику и бардак в голове. В окнах многоэтажки напротив постепенно загорается свет, начинается новый день. Люди собираются на работу, будят детей в школы и детские сады, готовят завтрак и целуют друг друга на прощание. Выходят на улицу, садятся в машину и проезжая дворовую арку, скрываются за ней. Диана им даже завидует. Она тоже хочет вот так взять и уехать от всех своих подростковых проблем. Иногда ей кажется, что слишком многое навалилось на неё, с таким не каждый взрослый справится. А она всего лишь девчонка, пока еще такая чистая и наивная в несправедливом и жестоком мире. Приступы самобичевания уже обычное дело, но Диана устраняет их по щелчку. Она способная, быстро учится. Даше двадцать пять и она на жизнь не жалуется. Можно подумать, что смирилась, но такая очаровательная печаль проскальзывает на красивом лице, когда она рассказывает о своём неудавшемся поступлении в Московский университет МВД, про отца, из-за судимости которого её туда не взяли. Умалчивает о том, что сама недавно вышла из мест не столь отдалённых: выпустили условно-досрочно за хорошее поведение. В конце обязательно добавляет коронное "Менты нам не кенты", будто эта фраза превратит в шутку все ранее сказанные слова, обелит её перед сопливой школьницей. Диана всё понимает. Ей даже не нужно притворяться, когда она с участием кивает, а слёзы сами катятся от обиды и злости на такую незаслуженную судьбу. Ей искренне хочется обнять Дашу, сказать, что она знает каково это, когда всё идет наперекосяк, а ты ничего не можешь сделать. Та только отмахивается. В жалости Даша точно не нуждается, в этой жизни криво-косо, но она состоялась. Буквально выгрызла место под солнцем и теперь живёт в своей однушке на окраине города. С одной стороны заброшенный завод, с другой, чуть дальше, лес. Автобус доезжает сюда через раз, но один хер есть он или нет. Даша гоняет на тачке по ночному городу, не пропуская ни одной самой замызганной и зашоренной вечеринки. Под утро возвращается домой, а вечером по новой. Идёт по накатанной дорожке, привыкая к мрачному и заебавшему дню сурка. Все так живут и из этой системы выходят или дураки, или сильнейшие. Даша ни к одной из категорий себя не относит. Диана вносит краски в бессмысленное существование, наполняет светом пыльную и невзрачную квартирку. Она обязана Даше многим, готова молиться на своего ангела-хранителя ночами. Девушка спасла её тогда, буквально забрала из загребущих лап озабоченного урода, спасла от родителей, готовых избить до смерти за малейшую оплошность. Привезла к себе домой, молчаливо разрешая остаться. Взамен не требуя ничего. Ну почти ничего. В одну из бессоных ночей Диана подрывается с постели от шума в прихожей и чужого женского смеха. Возня плавно переходит в высокие стоны и вздохи. Диана натягивает подушку на голову, пытаясь уснуть. Её не должно волновать, чем Даша занимается там с очередной пассией. Но резко всё прекращается. Разговор на повышенных тонах и звук пощёчины звучат как удар в гонг. Входная дверь хлопает так, что с потолока сыпется штукатурка. Чуть позже в проёме появляется шатающийся силуэт. Он приближается к лежащей на кровати Диане и тяжело плюхается рядом. Притягивает к себе за талию, жарко дыша ей в шею. По обонянию ударяет запах алкоголя, смешанного с дешевыми сигаретами и женскими духами. Диана лежит молча, почти не дыша. Считает минуты, пока за спиной не раздаётся мирное сопение. Двигается ближе к стене, как вдруг хватка на животе становится стальной. —Малая, чё не спишь? —Не могу, — коротко отвечает Диана, усилием воли заставляя себя не ёрзать. —Сорян, — бросает Даша в пустоту, головой утыкаясь ей в плечо. Руки опасно подбираются к краям футболки, кончики пальцев обжигают голую кожу. Диана замирает испуганной ланью. Хочет что-нибудь сказать, остановить, но слова застревают в глотке. Ладонь заползает под низ, оглаживает ребра. Даша будто прощупывает почву и не встречая сопротивления идёт дальше. Поднимается выше, пока Диана отчаянно краснеет и хочет провалиться под землю. Чужие прикосновения пугают. Они кажутся неправильными по отношению к несовершеннолетней школьнице. И тем более они же одного пола?.. Диана никогда не задумывалась о том, нравятся ли ей девочки. Твёрдая уверенность в своей ориентации и исключительно традиционных семейных ценностях были её опорой всё это время. —Не надо, пожалуйста, — всё, что удаётся выдавить оробелым голосом. Даша напрягается, но послушно отодвигается на приличное расстояние. Поворачивается на бок и засыпает, не обращая внимания на дрожащее позади тело. Диана выныривает из неприятных воспоминаний, когда фильтр начинает жечь пальцы. С той ночи Даша к ней не прикасалась, а на следующий день притащила домой неизвестно откуда огромный букет хризантем. Диане нравятся не такие пышные цветы, а, например, ромашки. Такие же как она – белые и прекрасные в своей простоте. Но тогда девушка поставила букет в самую красивую вазу, которую только нашла и восторженно смотрела на него, пока Даша довольно улыбалась. —Ты чё так рано вскочила? — Диана дёргается от резкого звука и оборачивается. Заспанная Даша стоит в дверном проеме и чешет затылок, недовольно поглядывая на девушку. —Ничего, в школу собираюсь, — голос позорно даёт петуха на последнем слове. Даша подходит ближе, принюхивается и раздражённо морщит нос. —Малая, давай ты курить бросишь? Тебе это не идёт, как от шлюхи несёт, честное слово. Диана хочет возразить, напомнить, что не одна она курит, но запрещают только ей. Будто чувствуя внутреннее несогласие, Даша приближается вплотную и треплет девушку за щеку как провинившегося котёнка. —Не разглагольствуй, лучше пожрать приготовь. —И это, бля, я тебя в шкалку отвезу, — кричит уже из коридора. Диана только кивает и старательно сглатывает вставшую комом обиду в горле. Это своеобразная забота о ней и о её здоровье. Она и сама хотела бросить, но руки никак не доходили избавиться от последней пачки, а выкидывать жалко. Так будет даже лучше.