Чжунчи кинктобер 2023

      Тарталья не поднимает головы, даже когда слышит шорох за своей спиной. Ему нет нужды проверять то, что он итак знает. Поступь Моракса настолько отличается от походки любого из его демонов, что ошибки быть не может. Да и кому потребуется приходить сюда, если не ему?       Чайльд только подпирает щёку кулаком и вздыхает, размыкая веки. Он лишь лениво улыбается, дожидаясь, когда Моракс не только подойдёт к кровати, но и заберётся на неё. Лишь после этого суккуб поворачивается всем телом, раскрывая руки для того, чтобы демон мог удобно устроиться между ними.       Моракс спешит воспользоваться возможностью, прижимая Чайльд к себе, и оставляет на его лбу невинный поцелуй. Это странно по сравнению с тем, чем они обычно бывают заняты, но Тарталья совершенно не возражает. Наоборот, он счастлив, что может заслужить подобную нежность.       Суккуб едва не мурлычет от удовольствия, ощущая, как сильные руки хозяина медленно поднимаются и опускаются, поглаживая его спину, и тычется носом в чужое плечо. Моракс умиротворён, а значит, доволен и Чайльд. Он хотел бы всю жизнь пролежать вот так, прижимаясь к хозяину и трепеща от его простой ласки.       Моракс негромко стонет в ответ, довольный тем, что Тарталья так податлив, и медленно сжимает в ладони бедро суккуба. Оно ещё прикрыто одеждой, но это не является проблемой. Демон может разорвать её, если захочет, но сейчас он желает другого. Тёплый и выглядящий счастливым Чайльд искушает демона насладиться процессом, растянув его как можно дольше.       Тарталья с охотой отвечает на поцелуй, игриво кусаясь и царапая коготками увитое золотым узором предплечье господина. Он прикрывает глаза и пытается соприкоснуться с Мораксом как можно больше. Он не боится сделать то, что хозяину может не понравиться. Моракс и без того, кажется, готов поклоняться любому его движению.       Чайльд встречается взглядом с горящими глазами хозяина и чувствует, как судорожно сжимается его горло. Сколько бы раз Тарталья ни видел такое выражение на лице Моракса, сколько бы ночей ни провёл с ним, он всегда удивляется как в первый. Хоть он и должен поглощать похоть и уже привыкнуть к ней, именно с хозяином Чайльд тонет. Он ощущает, что оказывается скован этим взглядом, и скован даже сильнее, чем был бы цепями. — Что Вам угодно? — едва заставив губы шевелиться, бормочет Тарталья, не смея опустить глаза. — Тебе, — поправляет его Моракс, вновь захватывая пухлую губу. — Теперь мы равны.       Чайльд стонет прямо в поцелуй, стискивая руку в кулак, чтобы случайно не оцарапать господина, и задыхается, когда тот скользит к его груди. Суккуб знает о том, насколько сильно Моракс сходит с ума от мягкости и округлости, пришедшей на смену натренированным мышцам, а потому не удивляется, когда тот рычит.       Пожалуй, кого из них и следует обвинить в похотливости, так это хозяина, а не Чайльда. Впрочем, Тарталья не уверен, что это не он сам заставляет Моракса быть таким. — Что тебе угодно? — спрашивает он с лёгкой насмешкой, наблюдая за демоном из-под полуприкрытых век. — Мне угодно многое, — приглушённо отвечает демон, прикусывая влажно поблескивающую шею Чайльда. — А чего бы хотел ты?       Суккуб фыркает, сморщив нос, и улыбается. Редко кто захочет интересоваться его мнением, тем более столь великое существо, как Моракс. Однако он делает это всё чаще и чаще, а после не выпускает Тарталью из объятий всю ночь напролёт. И дело не в одном наследнике, уж Чайльд знает. Ни один демон из всех, кого суккуб знает и о ком слышал, не обращался настолько бережно с тем, кто носит его дитя.       Чайльд садится на кровати, молча радуясь тому, что смог удивить Моракса, и ведёт плечом, скидывая с него край свободной рубахи. Он с удовольствием отмечает на себе жадный взгляд, задерживающийся на животе и спускающийся ниже, к коленям.       О, Тарталья знает, что он хорош. Наверное, уверенными в этом рождаются все суккубы, но с Мораксом Чайльд ощущает, что познаёт все чувства заново. Наверное, именно это люди и называют любовью. Тарталья не знает и не хочет знать. Разве дадут ему хоть что-нибудь напыщенные слова?       Чайльд едва не разрывает несчастную рубаху, когда одним рывком стягивает её через голову. Первую секунду он ёжится, привыкая к тому, что обнажён, а затем отбрасывает предмет одежды, словно тряпку, куда-то в дальний угол постели.       Тарталья приподнимается на коленях, давая Мораксу вдоволь налюбоваться его телом, и тянется к свободным штанам. Они болтаются едва не на бёдрах суккуба, как он надеется, маня и находясь на той тонкой грани между открытостью и недоступностью, какую он желал.       Его хозяин закусывает губу, не зная даже, что именно заслуживает наибольшего внимания, и впивается золотыми глазами в лицо суккуба. Он кивает, словно указывая ему раздеться догола, и Чайльд повинуется, но не торопится. Куда ему спешить? Нет уж, он не желает, чтобы огонёк в глазах Моракса потухал быстро.       Чайльд наклоняется, опираясь одной рукой о кровать, чтобы не упасть, и позволяет хозяину себя поцеловать. Он медленно переступает коленом через штаны, едва не зацепившись, и всё же кидает быстрый взгляд вниз, чтобы скоординировать движения. Это помогает мало. Тарталья почти ничего не видит, кроме своего живота, и стягивает одежду и со второй ноги наполовину вслепую.       Моракс помогает ему, мягко придерживая, и не может оторвать глаз от своего сокровища. Ему кажется, что Чайльд хорошеет с каждым днём. Конечно, это невозможно, демон и сам понимает, но всё же продолжает так думать.       Тарталья определённо был создан для него и никого другого. Жаль, что изначально он принадлежал Царице. Сколько бы лет они могли провести вместе к тем, что уже провели?       Чайльд фыркает, бесстыдно расставляя ноги на постели, и едва не вскрикивает, когда Моракс перекидывает одну из них через своё бедро. Так он чувствует жар суккуба на своей коже, особенно когда позволяет ему сесть и притиреться начинающим подниматься членом.       Тарталья слишком прекрасен. Отчего он рождён существовать в Аду, а не Раю? Нет, нет, так гораздо лучше. Моракс попросту не осмелился бы обрекать на страдания невинного ангела.       Суккуб вздыхает и закатывает глаза, когда оказывается притянут ещё ближе, едва не ложась грудью хозяину на лицо, но не возражает. Он цепляется пальцами за простынь и наблюдает за Мораксом с любопытством. Тот не разрывает зрительного контакта и, опасно щурясь, медленно высовывает длинный, словно у змеи язык, прежде чем облизнуться. Чайльд не движется, ощущая себя пойманной в засаду птичкой. Что ж, он вполне рад такой роли. Он готов быть кем угодно, пока принадлежит Мораксу.       Демон оставляет нежный поцелуй на левом плече и ныряет языком во впадинку между ключицами, прежде чем наконец прижаться губами к розовому полному соску. Он ощущает на языке приторный сладковатый привкус и ощущает, что медленно сходит с ума. Впрочем, разве не сошёл он с ума ещё тогда, когда впервые увидел этого суккуба?       Тарталья стонет и упирается рукой в резную спинку кровати, не зная, прижать голову хозяина как можно ближе или оттолкнуть её. Демон решает этот вопрос за него. Он попросту обхватывает сведённые лопатки сильными руками и поглаживает их, ни на секунду не отрываясь от своего лакомства.       Чайльд зажмуривается и тихо вскрикивает, когда ощущает покалывание клыков Моракса на своей груди. Он так и не решается опустить глаза, боясь, что после этого видения уже никогда не сможет жить спокойно, не сгорая от неожиданно проснувшегося в нём стыда.