Чжунчи кинктобер 2023

      Тарталья никогда не отличался осторожностью. Смелостью и, возможно, хитростью — да, но никак не осторожностью. Он всегда считал, что настоящий воин не должен даже думать об опасности, когда рвётся в бой. На кой ему это? Всё равно призвание бойца — битва. Так есть ли разница, с кем драться?       В личных делах Чайльд придерживается той же методики. Женщин, которые ему совершенно не интересны, привлекают его порой чрезмерно грубые шутки и то, что он никогда не даёт им обещаний, а с мужчинами он умудряется ходить по тонкой грани, своим безрассудством и отсутствием такта всегда оправданный за порой правдивые намёки.       В общем-то, его стратегия работает. Вернее, её полное отсутствие. Конечно, везде есть исключения, но взбесившаяся Паймон да несколько сальных взглядов в его сторону мало волнуют юношу. Он хочет устроить шоу, и он это делает. В конце концов, находятся даже те, кто не любит детей или не уважает Путешественницу, так что стремление к идеалу попросту глупо.       Но господин Чжун Ли — совершенно иное дело. Он, похоже, издевается над Тартальей, прекрасно понимая все его двусмысленные намёки, но требуя объяснения. Эй, да кто вообще смеет заставлять великого Чайльда ощущать себя неловко? Не этот старый ленивый дракон больше месяца спасал Тейват, а Тарталья! Какой Бездны он не может отдохнуть, не умирая от стыда?       Пускай это и ощущается так по-домашнему, словно он не только что приехал из Снежной, Чайльд не может ничего с собой поделать. Слишком много событий прошло с момента их последнего расставания. Тюрьма, пускай и какая-то, как уверяет себя юноша, глупая, затем этот дурацкий кит…       Ему кажется, что они не виделись десятки тысяч лет. Пожалуй, это должен быть недурной срок и для Чжун Ли, но он остаётся точно таким же, каким и был. Отстраненный, но в то же время неуловимо пристрастный, он влечёт Тарталью всё сильнее и сильнее. — Иногда мне кажется, что Вы меня ненавидите, господин Чжун Ли, — фыркнув, заявляет юноша, когда они наконец оказываются в благодатной тени какого-то дерева.       Чайльд бы с радостью плюхнулся на траву, но не решается, поскольку консультант уже сел, и юноша не хочет ненароком задевать его колена. Он продолжает стоять, лишь видом выражая веселье. — Ненавижу? — удивлённо переспрашивает Чжун Ли, восхитительно поднимая брови.       Тарталья быстро облизывает губы и кивает. Он очень хотел бы оторваться от глаз мужчины, но не может этого сделать, словно загипнотизированный их янтарным блеском. Наверное, это последнее, что остаётся в бренной оболочке от Архонта — выражение его несгибаемой воли в двух золотых каплях на лице Чжун Ли. — Отчего же я тебя ненавижу?       Чайльд хлопает руками, думая, стоит ли обстоятельно относиться к данному вопросу. Скорее да, чем нет, решает он. — Вы меня путаете, — жалуется юноша полушутливо. — Порой я Вас совершенно не понимаю.       Чжун Ли задумчиво ловит на палец кристаллическую бабочку. Он не берётся сразу оправдываться, вместо этого предпочитая поразмыслить. Конечно, с небольшой досадой думает Тарталья, божеству, прошедшему столько битв и получившему столько опыта, необязательно торопиться. — Приношу извинения, — наконец отвечает Чжун Ли. — Относительно чего же я тебя запутал?       Чайльд отмахивается. Какой толк ему говорить серьёзно? Разве его попытки соблазнения, которые ему спешно приходилось переделывать в шутки, уже не сделали его в глазах Чжун Ли вечным шутником? — Впрочем, — бросает Тарталья, всё же садясь, пусть и под открытым небом, подальше от консультанта. — Забудьте, сяньшен. Это неважно. Так, шутка. Тем более, как там… Божественные идеи не должны быть понятны человеку. Или… в общем, такая ерунда. — Не забывай, что это сказал человек, — мягко поправляет юношу Чжун Ли. — Тем более, я уже не Бог. И я хотел бы, чтобы мои друзья могли меня понимать. В чём заключается моя ошибка?       Наверное, Тарталья мог бы отшутиться, ответив, что в старости, но он молчит. Неужели после всего, что произошло с Ли Юэ, они друзья, а не приятели? Что ж, это определённо лучше. Но слишком мало для Чайльда, привыкшего побеждать и брать всё. — Мы с Вами друзья? — всё же спрашивает он.       Что ж, теперь удивлён не один Чайльд. — Пока ты позволяешь быть мне твоим другом, — отвечает Чжун Ли. — Я буду им.

***

      Тарталья честно не понимает, какой Бездны он должен позволять или запрещать что-то древнему Богу, но он списывает все странности на порой проявляющееся в его речи косноязычие. Жаль, что он, как всегда, обходится тем, что машет рукой на всё и живёт беспечно.       Господин Чжун Ли становится всё более и более странным. Чайльд не может не напрягаться, даже с его стремлением не обращать внимание на мелочи и довольствоваться очевидным, оставляя раздумья и неуверенность мудрецам. — Знаешь ли ты, что означают палочки для жителей Ли Юэ? — неожиданно интересуется консультант, когда они вновь сталкиваются на пристани, чтобы пообедать.       Тарталья ощущает себя дураком, ступающим в капкан, но всё же отвечает: — Приспособление для пищи, я полагаю.       Брови Чжун Ли медленно приподнимаются и опускаются. Чайльд наблюдает за этим так, как смотрел бы на летящую в небе птицу, которую должен был уже подбить стрелой — с некоторым азартом и удивлением. — Это всё, что ты знаешь? — уточняет мужчина так, будто даёт ему ещё один шанс. — Ими некультурно убивать, — слабо добавляет юноша, ощущая, что это предположение не может даже просто прийти в голову Чжун Ли.       Консультант лишь качает головой и отворачивается, обращая взор куда-то вдаль, в недоступные Тарталье места. — Они являются признанием в любви, — бормочет он. — Если, конечно, говорить грубо, отбрасывая всё, что обозначает эта традиция. Ты отказался от моего подарка, и я принял твоё нежелание вступать со мной в… более близкие, нежели дружественные, узы. — Более близкие узы? — тупо переспрашивает Чайльд, не веря своим ушам. — Да. Я полагал, что ты… делаешь некоторые вещи специально, чтобы привлечь моё внимание. Приношу за это свои извинения.       Тарталья закрывает лицо руками и разражается смехом, удивляя не только Чжун Ли, но и всех сидящих за столиками поблизости. — Знаете, сяньшен, — еле отдышавшись, произносит он. — Вы, наверное, единственный, кто угадал мои намёки. Но как Вы провалили попытку обозначить своё знание!

***

— Пойдём, Люмин, — бормочет Паймон, яростно дёргая подругу за рукав. — Видишь, этим двум и без нас весело. Паймон не хочет просидеть где-нибудь под стражей Миллелитов с этим рыжим дураком из-за его поведения! — Пожалуй, ты права, — соглашается Путешественница, не столько убеждённая в страхах Паймон, сколько не желающая нарушать гармонии, и без того слишком редко встречающейся ей на пути.